Игра на выживание

      Прислонившись спиной к грязной кирпичной стене, Жан потер затекшие от пут руки. Левое плечо невыносимо ныло. Угораздило же его пропустить этот злополучный выстрел. А впрочем, не все ли уже равно? Кирштейну всего, как меньше месяца стукнуло двадцать четыре, а по ощущениям, так он уже давно глубокий старик. Спина постоянно ноет от этих корней, на которых им дрыхнуть приходится, а левое колено, он, кажется, застудил. И нет-нет, да начинал прихрамывать. Как разноется под вечер, хоть на стену лезь. Того и глядишь придется просить у капитана Леви рецепт его примочек. Жан всегда хотел быть похожим на Леви хотя бы в чем-то, но вовсе не имел в виду проблемы с суставами. Но капитану хотя бы уже под сорок, там у любого от такой жизни заболит, но Жану то и тридцати нет. Еще кашель недавно начался, как раз после зимы. Климат тут мягче, снег если и выпадает, то больше двух дней не лежит, тает. А с побережья ветер задувает ледяной, промозглый. Зимы на родном Парадизе хоть и снежные, да и морозы бывают стоят, но все же, как-то приятнее ощущаются. Жан покашлял, и сам же возмутился собственным мыслям. Неужели перед смертью не о чем думать, как о своих болячках. И правда, ведет себя, как старый дед. Нет бы о чем хорошем подумать, да только вот о чем? Ничего в жизни Жана не было такого уж выдающегося. Всю жизнь он только и стремился, как устроиться поуютнее. Мать воспитывала его одна, вкладывая в сына все, что только могла. В отличии от Эрена, Микасы, Ханны или капитана Леви, он вовсе не мог поделиться какой-то слезливой историей о мирской несправедливости. Ну бросил его папаша в детстве, так этим нынче не особо кого удивишь. Да и нахрен такой отец нужен? Жан видел его пару раз среди солдат Гарнизона, плюнуть бы ему в рожу, да вот только мараться не охото. А так, ничего особенного в жизни Жана Кирштейна не было. Окончил начальную школу, без особого усердства, но твердым хорошистом, да и сразу подался в армию. Так все делали, а Жан чем хуже? Тогда он мечтал о том, как войдет в десятку лучших и будет жить в столице, в безопасности и сытости. Жан едва не рассмеялся вспоминая себя десять лет назад. Наивный мальчишка. Хотел в полицию, так и шел бы в нее. И тогда глядишь не сидел бы сейчас здесь считая часы до своей смерти и жалуясь на боль в колене.       За стенкой поскребся Армин. Жан сжал зубы. Это по его милости они все сейчас здесь. Они не нашли тела Ханны, а значит у них все еще была, оставалась маленькая надежда на то, что Ханна еще жива, а значит в плену. И вот теперь они тоже здесь. Без Ханны, само собой. Но Жана бесило даже не это, а то, что этот неудавшийся герой-любовник не продумал план отступления, в случае провала. Это не похоже на Армина. Он ведь никогда не рискует понапрасну. Видимо дело и правда в Ханне. Жан вздохнул. Хотелось бы и ему иметь в своей жизни такую, ну ту самую, за которой, вот так, на все наплевав, бросишься прямо в стан врага. В юности Жану ужасно нравилась Микаса, но чтобы она ответила взаимностью, необходимо быть Эреном Йегером. Как бы Жан не бился, ему пришлось это осознать. Чертов смертник. Ему всегда достается все лучшее. Даже сейчас, Эрен разворотил полмира и был таков, а им разгребай. Четыре года, как скитальцы. Жан даже не подозревал, что в жизни есть столько важных и горячо любимых вещей. Например, кровать. Или водопровод. Печка. Домашняя еда, без этого вечного привкуса дыма. Хороший алкоголь. Жан не брал в рот ни капли спиртного уже три года. Его просто было негде взять. Женщины. Красивые, волнующие, вкусно пахнущие, что смеются громко и чисто, и сразу так хорошо внутри от этого звука делается. Это вам не вечно мрачные, пропахшие костром и грязью, заточенные словно боевые клиники и такие же смертоносные, Микаса или Ханна. Жан безмерно любил и уважал их обеих. Когда-то это даже казалось увлекательным. Приручить такую вот неприступную, стальную леди. Но сейчас, нет уж, увольте. Если Армину нравится трахать девку с яйцами больше, чем у него самого, флаг ему в руки. А вообще, наверное, стоит жениться. Вернуться на Парадиз, найти девушку, скромную, воспитанную, из хорошей семьи. Такую, чтобы ничего опаснее кухонного ножа в жизни в руках не держала. Да и зажить с ней. Детишек завести. Господи, что за чушь. И как ему это вообще в голову пришло?       Раздался звон ключей и стук каблуков о каменный пол. Жан поднял голову, скользнув глазами по пришедшему за ним охраннику. Девчонка. Они прислали за ним девчонку. Жан едва не рассмеялся. Если это не Микаса или Ханна, то удрать от девчонки ему никакого труда не составит. Жан позволил ей застегнуть на руках тяжелые железные кандалы. Словно две гири к рукам привязали. Она не говорила ни слова, но весьма бесцеремонно пнула его сзади, побуждая к движению. Длинный тюремный коридор был на удивление пуст. Что было совсем уж на руку. Безумный поступок, но когда тебя ведут на плаху, еще ни такое вычудишь. Жан резко и без всякого предупреждения, развернулся и одним махом сбил девушку с ног. Он увидел, как она широко распахнула свои карие глаза от удивления. Надо бы дать ей по башке, чем потяжелее, чтобы отрубилась. Иначе ор тут же поднимет. Ничего подходящего в пустом коридоре не оказалось и он решил долбануть ее своими же наручниками, благо стали на эту конструкцию не пожалели. Но не успел Жан замахнуться, как понял, что теряет равновесие и падает прямо в объятия этой особы, в секунду извернувшейся и усевшись на нем сверху. Кирштейн ощутил холодное прикосновение дула револьера у себя на коже. — С вашей стороны, подобное поведение — полная глупость. Жан дернувшись, сжал зубы. — Ты… — Рядовая Нина Армстронг, прошу обращаться ко мне со всем уважением, — боже, какой же у нее писклявый голос, аж по ушам режет. Она слезла с него со всей присуще себе грацией. — А теперь полный вперед и без вот этих вот глупостей, — грозно сказала, нет, пропищала она.       И Жан пошел. А что еще делать, когда тебе в спину тыкают пистолетом. Выбор очевидно не велик. *** — Я могу вам помочь? — поинтересовалась Ханна, выглядывая на крыльцо.       Марта развешивала во дворе белье. У ее ног радостно крутилась Анна. Как всегда чумазая. Руки по локоть в земле, на щеке тоже пятно. Хвостики, которые Марта с утра ей собрала, растрепались. Такое ощущение, что у Анны волчок в одном месте. Ни минуты же не может провести спокойно. — Нет, у меня есть помощник, — рассмеялась Марта. — Больно маленький у вас помощник, — улыбнулась Ханна. — Я не маненькая! — Анна! — строго сказала Марта. — Опять тараторишь, прекрасно же умеешь говорить «маленькая», а не «маненькая». — Прости, мама, — закивала девочка. — Я буду правильно говорить.       Марта довольно покачала головой и повернулась к Ханне. — Как твоя рана? — Лучше, — ответила девушка. — Неделя ведь, как прошла.       Марта пожала губы. Заживала и правда быстро. Лучше бы ей выздороветь, да уйти, пока Виктор не вернулся. Он говорил о двухнедельной операции, но на деле отсутствовал уже три. Такое бывало и раньше, поэтому Марта не беспокоилась. Наоборот, задержался бы он подольше. — Хочешь помогать? — женщина задумалась. — Анна, иди в дом, покажи где погреб. А ты набери картошки, вымой и почисти. Можешь вон здесь на лавочке сесть. Только по сторонам гляди, не дай бог, кто тебя запреметит.       Ханна понятливо кивнула и юркнула в дом, следом за Анной. Девочка шлепала грязными галошами прямо через комнату. — Ох, ну ты и грязнуля, — хохотнула Ханна. — Иди сюда, — смочив в ведре полотенце, девушка с усердием принялась оттирать грязь с детской щеки. — В доме обувь снимать надо. Тебя мама не ругает? — Нет, — завертела головкой девочка, от чего резинка на левой стороне спала окончательно. — Папа ругает. Говорит, что если я буду так делать, он отправит меня в хлев к свиньям. — Да уж, Леви на тебя нет, — усмехнулась Ханна. — Леви? — Это мой брат. Ох, он бы тебя ругал, грязнулю такую. — Твой брат любит чистоту? — Ну, что-то вроде, — ответила Ханна. — Мой папа тоже любит, — просияла девочка. — Видишь, как много общего у моего брата с твоим отцом, — заметила Ханна. — Если их познакомить, они подружатся! — воскликнула Анна. — Вот уж вряд ли, — прошептала себе под нос Ханна, таща ведро с картошкой на улицу.       Солнце уже вовсю припекало, что не удивительно. Почти май уже. Они сидели на лавке. Ханна чистила картошку, а Анна полоскала клубни в ведре с водой, очищая шкурку от комьев грязи. — Воду поменять надо, — сказала Ханна. — Ага, — кивнула Анна и потащила свое ведерко к морковной грядке, а оттуда примиком до бочки.       Ханна внимательно наблюдала за девочкой. Она не знала, как объяснить это чувство, но что-то в Анне ее сильно привлекало. Было в ней что-то свое, родное. Только вот Ханна никак не могла сообразить, что именно. Она вдруг снова почувствовала на себе посторонний взгляд. — А ну, стоять! — она резко подскочила и резво подбежав к забору, выглянула на дорогу. — Знаешь, со мной еще и разговаривать можно, а не только смотреть, — заметила она.       Лопоухий, черноволосый парнишка мгновенно залился краской смущения. — Это ведь ты меня сюда принес? — Я… — Спасибо, — улыбнулась девушка, протягивая ему руку. — Ханна. — Джон, — выдохнул парень, осторожно обхватывая ее ладонь. — Ты… я… — Боже, только не начинай бубнить, — простонала Ханна. — Один уже добубнился. — Да я на самом деле ничего не хотел, так мимо проходил, — промямлил он и отпустив ее рук, дал стрекоча. Ханна хмыкнув отошла от забора. — Нынче мужчины больно робкие пошли, — рассмеялась Марта, наблюдавшая за этой сценой с крыльца.       Ханна уселась на лавку, возвращаясь к своей картошке. — Это все потому что я… другая… Он меня боится. — Джон всех боится, не тебя одну, так что вряд ли все дело в этом. Но видно в душу ты ему запала, иначе чего сюда таскаться постоянно. Внимание соседское привлекать. Надо бы мне с ним потолковать. Ханна задумчиво покачала головой. — А ты чего так погруснела-то сразу? Кавалер понравился. — Не в этом дело. Просто, напомнил мне кое-кого, вот и все. — Стало быть, он все-таки есть, — заговорчески хмыкнул Марта. — Кто? — Мужчина, явно тебе не безразличный. И судя по всему, у вас с ним разлад. — Не то, чтобы разлад. Просто, я решила, что нужно идти своей дорогой и не мешать друг другу, он согласился. — И зачем же ты так решила, если любишь? — Устала, — ответила Ханна. — Не знаю от чего, но устала. Хотелось, наверное, больше внимания и тепла, а он, впрочем я тоже хороша. Видимо у нас просто не осталось на друг друга сил и времени. Просто, когда я говорила ему все это, то на самом деле не хотела расставаться, я просто пыталась обратить на себя внимание, что ли… Я не ожидала, что он согласится. Он не хотел, я видела, что не хотел. Но какого тогда хрена, он даже не попытался меня удержать?! — она сильно сдала кулаки, чувствуя, как ее вновь заполняет старая обида. — Простите, — она покосилась на Марту. — Я не должна была вываливать это на вас. — Ничего страшного, — покачала головой женщина. — Просто, если предоставиться шанс, скажи ему то, что сказала сейчас мне. — Наверное, вы правы. Давно стоило так и поступить, — согласилась девушка.       Только вот, как она теперь найдет обратно Армина, Леви и остальных? ***       Катарина, нервно озираясь, пробиралась в кузов конвойного грузовика. Маленькое окошко было приоткрыто. Задержав дыхание, она осторожно вытащила пистолет и спустил рычаг предохранителя. Раздался характерный щелчок и она обмерла, однако водитель не среагировал. Ей потребовалось всего секунда, чтобы прицелиться в затылок и вторая, чтобы нажать на курок. Раздался звук выстрела. Катарина выскочила из кузова, распахивая дверь и выкидывая мертвое тело наружу, в дорожную пыль. — Ну ты и тяжелый, — пропыхтела она, оттаскивая труп подальше, в тень растущей у стены, яблони.       Вернувшись в машину, она обнаружила там уже сидящего на пассажирском сидении, Эрена. — Ты водить-то хоть умеешь? — осведомился он. — А вот сейчас и узнаем, — ответила Катарина, поворачивая ключ и резко давя на газ.       Грузовик с визгом сорвался с места, страшно подпрыгивая на кочках. Эрен вцепился в ручку двери. — Все-таки у нас есть риск помереть, ибо ты всех нас просто убьёшь! — Не ссы! — ответила Катарина, нажимая тормоз. — Или можем поменяться местами.       Она слышала, как внутрь, позвякивая цепями, заводили осужденных. Сейчас их всех отвезут к месту казни. Ну, должны были, отвести. Катарина вцепилась в руль обеими руками, едва дыша и боясь повернуть голову, даже, чтобы взглянуть на Эрена. Если там, сзади них сейчас поедут и правда те самые люди… У Катарины в висках сердце застучало. Открылись ворота, охранник на посту отсолютовал им, стоящая рядом Нина, едва заметно кивнула и помахала рукой. — Наконец-то сдохнут, мерзкие демоны, — картинно фыркнула она, провожая глазами машину.       Нину никто не поймает. Что она сделала, посадила заключенного в машину. Так и не она одна. Дверей никому не открывала, не контактировала. Стащила накануне пару пропусков, но кто сейчас это докажет?       Катарина так неслась по дороге, что Эрен успел раз десять попрощаться с жизнью. Она так вцепилась в руль, что пальцы побелели и казалось, как выехали, она ни разу не моргнула. — Сворачивай с дороги, — велел ей Эрен, и девушка послушно повернула руль, уходя в подлесок.       В котором они тут же бодро съехали вниз с оврага, оставив боковые зеркала на деревья и грузовик, издав последний, полный недовольства, звук, вошел мордой в размытый дождем берег реки, утопая в грязи. — Станция конечная, — громко сказала Катарина, пытаясь унять дрожь в голосе. — Вы там живые?! — Если это какой-то новый вид пыток, то я оценил, — раздался недовольный голос Жана. — У Лошадиной морды, как было тупое чувство юмора, так и осталось, — проворчал Эрен, пытаясь скрыть собственные нервы.       Воцарилась какая-то неловкая тишина. — Повтори, как ты меня назвал, — отозвался Жан. — Лошадиная морда, — ответил ему Йегер. — Эрен?! — голос Микасы резанул слух. — Эрен это ты? — Нет, это его неудачая бородатая версия, — ответила Катарина, открывая дверь и выскакивая на улицу, сжимая в руке ключи.       И она не шутила про неудачную версию. Ибо по ощущениям Катарины, брился последний раз Эрен примерно год тому назад и походил на какое-то чудовище, а не на привлекательного молодого человека. Хотя, в целях маскировки, годится. Катарина сама с сожалением вспоминала о своих длинных рыжих волосах, которые ей пришло собственноручно обкорнать ножом, да еще регулярно мазать вонючей черной краской. Родной цвет уж больно приметный.       У Катарины тряслись руки, когда она открывала заднюю дверь. Дважды ключ выпадал и его приходилось подбирать. В конце концов раздался знакомый щелчок и она сделав на последок глубокий вдох, отворила дверь. — Прошу на выход.       Никто не выходил. Несколько пар глаз смотрели на нее так, словно она вышла их встречать в неглиже. Ее взгляд быстро метался с одного лица на другое. Жан, Райнер, Армин, Микаса, Лекси, Леви… Леви… Леви… Катарина даже не сразу заметила шрамы, в первые секунды даже не сразу поняла, что не так. А когда поняла… Да какая вообще разница?! Только осознавание норм приличия удерживало ее от того, чтобы не запрыгнуть внутрь и забыв обо всем уткнуться ему в плечо. А внутрь лезть все равно надо. Она заскочила на подножку, на ходу перебирая ключи. — Сейчас… Одну секунду…       Опустившись на колени, она протянула дрожащий руки, но не могла попасть ключом в дурацкое отверстие. Леви, чертов Леви. Хватит смотреть на нее так… Так, что у нее все кишки внутри переворачивались. Так болезнено, практически измучено, как будто он очень долго болел и вот наконец пришла она — смерть с косой и теперь стоит над ним. И он прикрывает глаза, расслабляется, понимая, что сейчас, вот-вот еще секунда и закончится. Все закончится. А нихрена на самом деле не закончится. Щелкнул ключ, тяжелые оковы упали на пол. Катарина так и сидела на полу, подавляя в себе желание опустить голову, уткнуться ему в колено и пусть делает с ней все, что захочет. Вцепиться в него, да и расплакаться. Ох, Леви, как много ей сейчас хотелось ему сказать. И как мало на самом деле у них было времени.