Игра на выживание

      Палая листва тихо шуршала под ногами. Где-то высоко, в кронах деревьев, вспархнула птица. Катарина поднималась вверх по пологому склону, считая древесные стволы. Ольха, бук, ясень, повернуть вправо, клен, тис, снова ольха. Она прижимала ружье к груди, постоянно прислушиваясь. Но кругом тишина. Только тихое дыхание и шаги идущих позади товарищей. Шаг, один, другой, тис, ясень, тис, ольха, ольха, ольха… Она шла вперед, не поворачивала головы, не смотрела назад себя. Надо идти, иначе их скоро поймают. Катарина читала стоящий вокруг них лес, повторяя, в уме расположение деревьев на пути. Эти мысли отвлекали, успокаивали. Вот внизу показался овраг. Осторожно, стараясь не оставлять за собой следов, они спустились в низину, к маленькой лесной речушке. Катарина зашлепла прямо по воде. Если возьмут собак, то это должно сбить след. Она снова прислушалась. Тихо, только ветер шелестит в листве. Погони пока не слышно. Хлюп. Хлюп. Холодная вода уже пробралась в сапоги, но Катарина не обращала внимание. Слева склон стал менее крутым и цепляясь за поваленный ствол, она широкими шагам поднялась наверх. Остальные шли позади. Разведчики хорошо умели ориентироваться в пространстве, ведь для них — это выживание. Сейчас еще около километра вниз по прямой сквозь березовую рощу. Тут бесполезно считать стволы. От березы только в глазах рябит, а так и заблудиться недолго. Через километр будет опушка, за ней небольшой подлесок. А за подлеском их уже ждут.       Смеркалось. Катарина видела, как горит светильник в маленьком низком окне старого перекошенного дома. Пара лошадей, старый рыжий мерин с седой мордой и длинноногая гнедая кобыла, увидев их, встревоженно вскинули морды, отрываясь от травы. На двух лошадях такой оравой не уедешь. Но с ним все же спокойнее.       Ступени надрывно скрипели, когда Катарина поднялась по крыльцу, потянув на себя перекошенную дверь. Темная низкая прихожая, заставила Жана и Райнера подогнуть колени и опустить голову. — Сейчас не пугайтесь, — сказала Катарина. — Он с нами. По сути, он ваш побег и организовал. — Он? — не понял Армин.       Зик не заставил себя ждать, выглядывая в коридор. Смотрел мрачно, даже несколько недовольно. Еще бы, так рисковать, возможно и за зря. — Зик?! — выдохнули хором Габи и Пик.       И уже через секунду младшая Браун подлетала к мужчине, отвешивая ему ладонью по щеке. — Ты это заслужил, — с усмешкой сказала Фингер. — Возможно, — Зик потер щеку. — Прости меня, Габи, но так было нужно. Идем.       Катарина чуть притормозила, пропуская толпу вперед. Леви едва заметно сжимал кулаки. Девушка почувствовала холодное напряжение исходящее от Аккермана. Эти его шрамы, изуродовавшие все лицо и частично лишившие зрения, эти обрубки на месте пальцев, это ведь Зик, из-за него Леви стал вот таким. — Он спас меня, — тихо сказала она. — Я обязана ему жизнью, теперь и вы тоже.       Леви скользнул по девушке каким-то нечитаемым взглядом и прошел вперед. Они расселись за длинным столом и Зик поставил горячий чайник. — Думаю, у вас много вопросов, — заметил он. — Да, — согласно кивнул Армин. — Если вы, Эрен и Катарина живы, то почему… — Почему скрывались? Думаю, это очевидно. Мы втроем прошлись по миру гулом. Какую бы высшую цель мы этим не ставили, по международным меркам, мы враги. Впрочем, думаю, военное общество осознает некоторую необходимость такой реакции. Иначе нас и правда убили на месте. Кое-что марлийские начальники, да соображаю. Но без открытой поддержки Хистории и Парадиза, мы все равно здесь, как объекты ненависти. Вы и сами это видите. — Да уж, — согласился Жан. — Вернуться на Парадиз — идеальный расклад. Но мы здесь и Марли охраняет свои границы и удерживает порт. И мне приходится идти на сильные ухищерения. — Но у вас наверняка есть какой-то план? — прямо спросил Армин. — Есть и он сложно реализуем. Их даже два. Первый — убедить Хисторию на открытый военный конфликт. — Дерьмовый план, — вдруг встрял Райнер. — Нас и так ненавидят, а мы дров в костер подкидываем. — Но оставлять все так, как есть — тоже нельзя. Наш народ истребляют, загоняют, а нам даже нечем ответить. Без силы титанов, мы слабы, но то, что мы лишились ее на самом деле только на руку. Теперь у мира нет причин нас бояться, — рассудил Армин. — Это второй план. Но тут нужен хитрый политик. Убедить Марли и остатки мира в том, что в нас нет угрозы. Что нет никаких причин, продолжать эту войну. Разработать мирный договор, пакт, подписанный Хисторией и остальными лидерами. — Можно попробовать, — задумался Армин. — Но затребовать переговоры будет не просто, учитывая, что Хистория, где-то там, за океаном. Ее личное присутствие многое бы решило. — С ее согласия мы сможем говорить от ее имени. Только меня все равно слушать не будут. Предавший раз, предаст и второй, — хмуро сказал Зик. — Я могу попытаться, — не очень уверенно сказал Армин. — Если бы была такая возможность. Зик отхлебнул чай из кружки. — Мы все устали от войны, и Марли тоже. Думаю, если мы с тобой сядем и пораскинем мозгами, то найдем способ. Да, Эрен?       Парень кивнул. Он сидел в стороне, в весьма напряженной позе, постоянно скользят взглядом с Армина на Микасу и обратно. Катарина вздрогнула, ей ли не понимать, насколько тяжело ему видеть их сейчас. После того, что с ними произошло, казалось просто невозможным, невообразимым, тот факт, что они вот так сидят пьют чай и разговаривают. Только это так, поверхность. Настоящий разговор, самый длинный, самый тяжелый, еще впереди. Она подняла глаза на Леви. Он смотрел куда-то на дно своей чашки. Немая застывшая статуя. Напряжен до предела, того и гляди, не выдержит и лопнет. Катарина отвела от него глаза. У Леви пустой взгляд. В нем нет ни злости, ни радости, ни облегчения, ничего. Лекси сидевшая рядом, время от времени клала руку ему на плечо и что-то тихо шептала. Леви отвечал ей коротким кивком. И тут по венам Катарины растекся медленный холодный ужас. Она не видит Фарлана. Его здесь нет. Это значит, что он… Она едва не завыла в голос. А еще нет Ханджи, и самое ужасное, нет Ханны. Катарина боялась спросить о ней. Ответ был очевиден и от этого сердце сжималось еще сильнее. Она снова посмотрела на Леви. В нем что-то было не так. И дело не во внешних увечьях. Внутри него что-то было не так. Она почувствовала это сразу, с первого взгляда. Леви нет. Есть человек, он живой снаружи, он есть, спит, дышит, день за днем совершает какие-то действия, но внутри он мертв. И нет там ничего, кроме пустоты и желания наконец, найти покой. Катарина и сама была в шаге от такого состояния, наверное, только ненависть и жажда мести, все еще не позволяла ей утопиться в себе. Она разжигала внутри огонь и гнала вперед. Пусть и такая жесткая, но у нее еще осталась цель в жизни. Совершет ее, а дальше… А дальше ничего. Дальше точно такая же пустота, которую она читала во взгляде Леви.       Они еще долго разговаривали. Время перевалило заполночь. Когда все, гремя стульями, начали расходиться, Катарина так и не встала с места. Сидела и сжимала в руках давно остывшую чашку. — Армин, — сказала она, поворачивая голову к уже уходящем парню. — Где она?       Арлерт застыл, впиваясь пальцами в дверной косяк. Он сразу понял о ком идет речь. — Не знаю, — глухо ответил он, не в силах посмотреть Катарине в глаза. — На нас напали, мы разделились на какое-то время. А потом… Я не нашел ее. Никаких следов, ни тела, ничего. Думал, может ее взяли в плен. Подставил себя, своих людей, уже в который раз. Если бы не вы, то все бы погибли по моему приказу, — заключил он. — Вот как, — ответила Катарина. — Но почему… Почему тебя не было рядом, когда она… — девушка сжала кулаки, не понимая на кого она сейчас злиться, на себя или на Армина. — Она ведь любила тебя. Армин скорбно опустил глаза. — Это давно уже в прошлом. Она попросила ее отпустить… — И ты, конечно же, послушался, — язвительно ответила Катарина. — Знаешь, Армин, для человека с неплохим умом, ты порой оказываешься просто поразительно туп.       Она тяжело поднялась, стул издал омерзительный скрип ножками о деревянный пол. Внутри было так… Так паршиво. Она безумно хотела снова всех их увидеть. А когда увидела… Ночной воздух обдал прохладной. Катарина нервно вытащила из пачки сигарету и чиркнула зажигалкой. Немного успокаивает нервы. Но Ханна… Она словно второй раз ребенка потеряла или третий… Сколько там у нее их уже могло бы быть. Катарина тихо вслипнула и тут же торопливо вытерла рукавом слезы. — И с каких пор ты обзавелась этой мерзкой привычкой?       Леви сидел внизу на ступеньку сжимая в руках чашку. Он так мечтал выпить хоть глоток чая напоследок, но почему-то сейчас радости было столько же, как если бы ему подали чашку ослиной мочи. Катарина затушила окурок. — Жизненные обстоятельства, — ответила она.       Леви услышал, как справа от него заскрипели ступени и она со вздохом опустилась рядом. В нос ударил крепкий запах табака. Он поморщился. — Ты можешь сесть с другой стороны, я предпочитаю видеть тех, с кем разговариваю.       Катарина сконфужено ойкнула. Надо будет привыкать. Она обошла его сзади и снова села рядом. — Прости. — Да ничего.       Леви скользнул по девушке взглядом. Она почти не изменилась. Только, кажется, еще больше похудела, хотя куда уж больше. Лицо печальное и усталое, а в уголках глаз откуда-то появились маленькие едва заметные морщинки. — Что ты сделала с волосами? — недовольно спросил он. — Не хочу привлекать внимание. — Думаешь, что воронье гнездо не привлекает внимание?       Катарина как-то печально, совсем не весело усмехнулась. Леви отвернулся, посмотрев куда-то вдаль. Катарина прикусила губу. Ее разрывало изнутри. Она хотела поговорить с ним, но поняла, что никакие слова уже не помогут. Да и нужны ли вообще слова? Она знает Леви уже, страшно сказать, двадцать восемь лет. И ей не нужно озвучивать то, что он чувствует. Она придельно четко умеет читать его эмоции по взглядам, жестам, мимике. Как он отводит глаза, сжимает пальцы, в кулаки, хмурится, не понятно на кого злясь. И Катарина видела, знала, ему плохо. Но как всегда, ничего в жизни не меняется, Леви ни за что не попросит помощи. Ни у кого и никогда. У нее и самой внутри все ныло и разрывалось, от какой-то невылитой наружу, закрытой глубоко внутри, боли. — Леви… — чуть слышно прошептала она.       Он повернулся к ней. Не головой, а полностью, всем телом, словно только этого и ждал. Сразу понял этот ее сигнал. Катарина выдохнула и тут же потянулась к нему. Прижалась всем своим телом, утыкаясь носом в грудь, вдыхая его запах. Отчаянно вцеплясь руками, обхватывая его за шею. В нее словно разом жизнь вдохнули. Почувствовав его тепло, а только сейчас осознала, что вот он, Леви, ее Леви. И он живой, самый настоящий, он ей не привиделся и не приснился. В груди словно что-то разорвалось. Приятное, живое и теплое. Катарина до боли прикусила губу, стараясь не расплакаться. Все равно ничего не вышло. Леви вдруг издал какой-то судорожный вздох и буквально вцепился в нее, утыкаясь лицом в шею. Сердце болит. Это хорошо. Значит оно еще есть. Чувствуя катящиеся по щекам слезы, Катарина еще сильнее прижала мужчину к себе, по старой привычке, зарываясь пальцами ему в волосы. Леви вдруг расслабился. Позволил себе расслабиться. Катарина чувствовала его дыхание на своей шее и от этого вниз побежали мурашки. И вдруг она рассмеялась. Разве можно плакать и смеется одновременно? Хотя внутри сейчас такая мешанина чувств, что ничего удивительного в этом нет. Леви отстранился, отпуская ее и Катарина разом ощутила холод весенней ночи. Она улыбалась. Смотрела на него и улыбалась. Она такая красивая, когда улыбается. По ее щекам бесконечным потоком вниз стекали слезы. Леви любил ее улыбку, но слез просто терпеть не мог. — Да не реви ты, — сказал, но голос у него дрогнул и он сразу же резко отвернулся.       Катарина поймала его. Охватила лицо ладонями. Внимательно заглядывая в него, осторожно, даже нежно, проводя пальцами по тонким розовым рубцам. Они ее не пугали и вовсе не отталкивает. Она любила его целиком и полностью, со шрамами и без. И Леви это знал. Он быстро перехватил ее запястья, убирая руки от своего лица. Так близко. Она чувствовала на себе его дыхание, когда он нежно, почти робко, провел носом по ее влажной от слез щеке. Катарина прикрыла глаза, наслаждаясь этой лаской. И когда она почувствовала его губы на своих, то тут же ответила, ни секунды не сомневаясь. Поцелуй был быстрый и смазанный, но Катарина ощущала себя так, словно ей стакан воды в пустыне подали. — Ты бросишь курить, — сказал он и это явно была не просьба.       Послышался скрип колес и лошадиное фыркание. Катарина мгновенно оторвалась от Леви, резко поднимаясь на ноги. Из темноты сначала показался лошадиный силуэт, а за ним и сидящая на козлах девушка. Остановив кобылу, она спрыгнула вниз. — Добрались, — поняла она, откидывая назад толстую косу и поправил козырек форменной кепки. — Ну и переполох в части, если честно. Ищут виноватых, только никто ничего толком и не понял, — усмехнулась Нина. — И кстати, переполох, дал мне возможность таки проникнуть в архив. Вот, ты же давно просила, — Нина протянула Катарине папку. — Виктор Хиль, личное дело. Тут вся информация. Знаешь, честно так ничего такого. Обычный солдафон. Можно сказать до мозга костей. Есть жена Марта и дочь Анна, трех лет. Но, посмотри внимательно на дату рождения, по мне, так это не совпадение.       Катарина кивнув, пролистал бумаги. Личная информация, семья. Вот документы жены, а вот дочери. В маленькой графе дата рождения стояла роковая для нее дата. Пятнадцатое апреля, восемьсот пятьдесят пятый год.       Катарина бы упала, если бы Леви не схватил ее сзади за плечи. Он смотрел на нее обеспокоено, вопросительно. Девушка смяла бумагу в руке, чувствуя как в ней начинает закипать невиданная злость. — Он украл ее, — прошептала она. — Мерзкий ты, сукин сын.       Она глубоко выдохнула, выпуская из себя эту вспышку ярости. Сейчас ей нужна холодная голова. Ненависть сжигала ее изнутри, но это не главное. Катарина вдруг осознала, что это совсем не главное. — Значит она жива, — поняла девушка. — Живая. Анна, — прочитала она надпись на бумаге. — Красивое какое имя. Анна, — повторила она еще раз, смакуя, пробуя на вкус, пытаясь запомнить каждую букву, обычная надпись на бумаге вдруг вызвала у нее вспышку настоящей нежности. — Леви, она живая, понимаешь, — Катарина глупо улыбаясь, потрясла перед его носом документом. — Если честно, то я нихрена не понимаю, — хмуро ответил мужчина.       Катарина охнула, поняв, что за всем этим так и не сказала самого главного. — Анна — наша дочь.