Игра на выживание

      Дым разъедал глаза и сжимал горло стальными тисками. Ханна изрезала себе ладони о разбитую оконную раму и упала коленями на каменный тротуар. Глотку жгло от раскаленного воздуха, сознание мутило и когда желудок свело в болезненном спазме, она извергла из себя собственный завтрак. — Ханна, — рядом с ней рухнул Армин, он весь пропах копотью, но кажется, был вполне цел. — Ты в порядке? — Живая, — она посмотрела на свои покрытые кровью ладони. — Остальные… — она обернулась назад себя. — Они заблокировали выход и подожгли дом, — прошептал Армин. — Как ни старайся, а нас всегда будут ненавидеть за само существование на этом свете. — Потом об этом подумаешь, — раздался охрипший голос Микасы.       На плече у девушки болтался бессознательный Жан. Рукав рубашки на правой руке парня сгорел и кожу покрывали отвратительные красные волдыри. — Он надышался дыма и обжегся, — Микаса надрывно закашлялась, отпуская Кирштейна и позволяя тому рухнуть на землю. — Эрен и Райнер пытаются откопать вход, пока огонь не дошел до туда. Надо помочь им. — Да, — согласилась Ханна, поднимаясь на ноги. — Ты все руки изранила, — серьезно сказал Армин. — Лучше останься и присмотри за Жаном. — Но… — Ханна сжала зубы, она привыкла действовать через боль, подумаешь несколько царапин. — Мы выбрались, но остальные… — Катарина и Зик сейчас на аудиенции, — вспомнил Армин. — А Фалько и Габи ушли на рынок за продуктами. — В доме еще остались Энни, Пик, Лекси, Леви и… — Анна!       Ханна рванула в сторону дома, но Армин удержал ее на месте какой-то железной хваткой. — Нет! — он резко осадил ее.       Ханна удивительно посмотрела на парня. Он никогда не повышал на нее голос. — Ты останешься здесь и присмотрись за Жаном. Это приказ. — Какой к черту приказ, мы давно не в армии! — Ханна! — У нас нет времени на споры! — закричала на них Микаса. — Ты права, — кивнул Армин. — Идем, Микаса.       Ханна рухнула вниз, чувствуя, как у нее задрожали губы. Рядом едва слышно простонал Жан. Вздрогнул, девушка подползла к другу, бережно приподнимая его с земли и укладывая головой себе на колени. — Все хорошо, — тихо сказала она, чувствуя как неуверенно дрожит ее голос.       Внутри дома что-то так угрожающе затрещало, что Ханна, едва удержалась от того, чтобы вскочить на ноги, приложив Жана головой о землю. Она до крови прикусила собственную губу и зажмурившись отвернулась. Интересно, это у нее от дыма глаза сейчас слезятся?       Леви всю жизнь думал, что помрет в битве. Не важно с титаном или с человеком, главное, чтобы оторваться напоследок. В общем-то он и не сомневался в своей смерти. Вступая в разведку и видя, как вокруг пачками мрут люди, он всегда знал и его черед когда-нибудь настанет. И он об этом не сожалел. Почти не сожалел. Но смерть, в любом случае, казалась ему чем-то таким обыденно-естественным. Навроде как пожрать, отчет сделать, пропустить стакан, ну или с девкой потрахаться. Ничего волнующего. О героический смерти Леви тоже не мечтал. Во-первых, потому что в смерти вообще не может быть ничего героического. Какие бы бравые речи вокруг него не толкали, как бы не били в себя в грудь, крича о готовности отдать сердце за человечество, в конце все равно все ссутся и орут словно свиньи недорезанные. Ни красоты, ни доблести. Единственный человек, что по его мнению умер красиво — Эрвин. Даже нет, не красиво. Но в этом и правда было нечто героическое. Но Эрвин один такой во всем мире. Это впрочем никак не мешало ему скорбит о павших солдатах ничуть не меньше, чем об Эрвине. Хотя, это, конечно, ложь. Пожалуй об Эрвине он грустил куда сильнее. Не жалел, а именно грустил. Эрвин не дожил до этого блядского внешнего мира и хорошо. В который раз Леви только лишь все больше убеждался в правильности принятого им тогда решения. Этого паренька Армина, конечно, тоже жаль. А впрочем, нихрена ему не жаль. Жизнь по мнению Леви не стоила ни гроша. Поправочка, жизнь Леви не стоила ни гроша. Многие бы поспорили, сильнейший воин и все дела. Аккерман и сам понимал эту свою ценность. Не признавал, не принимал, но понимал. Но в душе-то Леви знал — он обычный солдат. А обычные солдаты умирают. И ничего, всегда приходят новые. Даже, казалось бы Эрвин. Разведкорпусу его не хватало — это факт. Но мир вокруг не рухнул. Ханджи взяла на себя эту ношу, а после нее Армин. И после Леви тоже обязательно бы кто-нибудь пришел. Хуже или лучше, но пришел бы. Ведь и до Леви кто-то был.       Ценность его жизни неожиданно высоко возросла вместе с появлением Катарины. Не из-за него, из-за нее. Леви остался тем, кем он и был, но теперь его жизнь вдруг перестала принадлежать ему одному. Он не ценил себя, но она ценила его. И смерть теперь стала вещью просто непозволительной. Он не хотел, чтобы она скорбела о нем и проливала свои слезы. И чтобы таскалась на его могилу не хотел. И главное, он не хотел оставлять ее. А все равно пришлось. И вот теперь конец. Леви видел для себя какую угодно смерть, но только не ту, где его зажаривают, словно поросенка.       Он преодолел коридор в несколько шагов, стараясь не дышать. Дым резал глаза, лишая зрения и он уткнувшись лицом себе в локоть двигался буквально на ощупь. За спиной трещало, пламя неотступно двигалась следом, все больше отрезая его от выхода. Когда разумнее было двигаться вперед, он пошел назад. Если уж и отдавать свою жалкую жизнь, то только за нее. — Анна! — он распахнул дверь одним резким движением, в горле запершило и он надрывно закашлялся.       В дымовой завесе едва ли можно что-то толком разглядеть, тем более одним глазом. Дышать ужасно трудно. Горло жжет и сжимает в спазмах проклятый кашель. — Анна!       Леви торопливо оглянулся, а потом, неожиданно для самого себя, догадался. Опустился на колени, торопливо заглядывая под кровать. Дочь смотрела на него испуганными круглыми глазенками. — Вылезай оттуда быстро! — велел он, чувствуя, что времени у него почти что не остается.       Анна вздрогнула и торопливо завертела головой. Мысленно Леви выругался. — Анна, пожалуйста, — сказал он уже чуть мягче. — Я боюсь, — тихо сказала девочка. — Знаю, — кивнул мужчина. — Все будет хорошо. Я… — он закашлялся. — Не бойся. Ты можешь мне доверять.       Глаза у девочки забегали в испуге, она в сомнении поджала губы. Леви сжал зубы, понимая, что у него не остается другого выхода, кроме, как самому лезть под эту кровать и вытаскивать ее силой. Однако, Анна видимо, решила сжалиться над ним и поползла ему навстречу. Быстро подхватив дочь, он поднялся на ноги. — Подожди, — он посадил девочку на кровать и содрав с подушки наволочку, порвал ее на куски, завязывай вокруг лица. — Не дыши, поняла меня.       Анна кивнула, продолжая смотреть на него испуганными круглыми глазами. Леви снова поднял ее на руки. Она такая легкая, словно пушинка. Такое ощущение, что ее вообще не кормили.       Анна не до конца понимала, что происходит. Подсознательно она решилась довериться ему. Ей было страшно. Она зажмурилась, уткнувшись ему в шею. Воздуха не хватало. Жарко. Невыносимо жарко. И страшно. Анна вцепилась в Леви так, что у нее пальцы заныли. Вокруг трещало так, что она зажмурилась. Почему-то когда не видишь, то не так страшно. — Лезь в окно и беги, — раздалось над ухом.       Анна только вцепилась в него еще сильнее. — Лезь! — у Леви больше не оставалось сил на какие-то церемонии.       Раздался жуткий грохот и треск, жар стал просто невыносимым. Анна даже не успела испугаться, когда упала вниз. Кажется она сильно ударилась головой. Девочка бы расплакалась, но была слишком напугана даже для того, чтобы плакать. Она торопливо обернулась, посмотрев на рухнувшие за ее спиной балки. Леви, сжав зубы, приподнялся на руках. Крепко же его приложило. Он попытался дернуться, но понял, что не может. От резкой боли в глазах потемнело и он едва удержался от того, чтобы выругаться. — Лезь в окно, — сказал он уставившейся на него Анне. — Я… — Анна!       Она шарахнулась в сторону, часто заморгав наполнившимся слезами глазами. — Пошли со мной, — сказала она. — Я не могу, — Леви попробовал приподняться, воздуха категорически не хватало и даже такое простое движение далось ему невероятно тяжело. — Так, что иди, — он тяжело закашлялся, чувствуя, как в глазах мутнеет. — Я боюсь одна, пошли со мной, — Анна явно не понимала всю сложность ситуации, она упрямо дернула его за руку. — Убирайся отсюда!       Девочка испуганно замерла, но не сдвинулась с места. Леви в отчаянии еще раз попытался приподняться и выдернуть зажатую ногу. Куда уж там. Силы покидали с каждой секундой, сознание уже давно сделалось ватным, а огонь подобрался уже так близко, что еще пара минут и им точно несдобровать. Но ему-то уж точно. А эта Анна… Она тупая или просто упрямая? Боже, ей ведь всего три и понятно, что она просто боится. Ей и до окна-то самой наверняка не достать. Значит умрут здесь оба. Как же это, мать вашу, глупо. Каждый вздох отдавал в грудь болью, раскаленный воздух обжигал горло, впрочем воздуха тут уж не осталось. Хриплый вдох, второй, третий… Во рту пересохло так, что язык к небу прилип. Еще вздох, нечем дышать. Леви обессиленно протянул руку, касаясь пальцами тонких темных прядей. Да, отцом он и впрямь был дерьмовым. Даже от смерти дочь спасти не смог. Что скажет Катарина? Вот бы остаться с ней навсегда, да подальше от всего этого. Надоело. Надоело с кем-то постоянно воевать. Надоело постоянно бороться за это проклятое существование. Хотелось просто покоя. Хоть в конце жизни пожить для самого себя. Пожить с теми, кто был ему дорог. Непозволительная роскошь для такого, как он. Если воевать больше не надо, значит пришло время умереть. Но почему вместе с ним должна была умереть и Анна? Ее-то за что? Вопрос без ответа. Вдох. Воздуха больше нет. И жизни тоже нет. ***       Катарина со вздохом подперла голову руками. Армин метался по кабинету, возмущенно размахивая руками. — Хватит, — хмуро сказал ему Эрен. — Они хотели убить нас, — повернулся к другу Арлерт. — Тоже мне удивление, — фыркнул Эрен, отворачиваясь. — Нам нужно научиться жить в таком мире и продолжать доказывать собственную лояльность, — вмешался Зик. — Лояльность?! — Армин вскинул на него возмущенный взгляд. — Чудо, что никто из нас не умер и практически не пострадал. Но Жан ранен, а Леви и Лекси, — он осекся.       Дверь кабинета, в котором их закрыли открылась. Внутрь, стуча каблуками, вошла Нина. Окинув всех присутствующих сочувствующим взглядом, она встала у окна, скрестив руки на груди. Он вошел следом за ней. Армин широко распахнул глаза. Мужчина показался ему смутно знакомым. — Хорошо, что вы все здесь, — он слегка улыбнулся, взъерошив рукой светлые волосы, видимо по какой-то старой привычке.       Катарина глядела на него, усиленно вспоминая где могла видеть это лицо. Мужчина был довольно высок, светловолос, зеленоглаз и весьма симпатичен. Догадка удивительно пронзила ее. — Фрэнк?       Признаться, она едва признала в этом мужчине нескладного парнишку, помогавшего им в приюте королевы Хистории. Катарина не часто, но старалась бывать в этом месте. Она не особо любила детей, но память о собственных детских годах не давала оставаться равнодушной в этом вопросе. С Фрэнком она познакомилась случайно. Он всегда был молчаливый, только кивал, завидев их, даже головы не поднимал. А теперь муж королевы, подумать только. Удивительный мезальянс. Катарине их с Хисторией внезапный брак, вкупе с беременностью королевы всегда казался каким-то фарсом. Слухи ходили всякие. Слухам Катарина не верила, но сомнения испытывала. Но, кажется, все-таки, что-то тут и правда было. Любовь безумна, оглянуться не успеешь, как увязнешь с головой и плевать, что скажут другие и как оно все обернется потом, лишь бы сломя голову мчатся за чужим образом. Уж ей этого ли этого не знать. Свой образ она пронесла всю жизнь. И продолжает нести. Леви крепко привязал ее к себе. Так крепко, что куда бы судьба не уносила, все равно в итоге, она вновь оказывалась возле него. И ничуть об этом не жалела.       Фрэнк О’Нил совершенно не походил на человека, что еще шесть лет назад кормил лошадей, да чистил конюшню. Жизнь при дворе отпечаталась на нем ярким пятном, поправил осанку и распрямив плечи, добавив чертами его лица какой-то несвойственной ему раньше жесткости. Даже взгляд у него теперь стал совершенно другой. Конюхи так не смотрят. Короли, впрочем, тоже. Хотя откуда бы Катарине знать, как смотрят короли. Нынче все перепуталось, потомственные аристократы, поколениями служившие при дворе, собирают крошки на помойке, в надежде пережить завтрашний день, да не помереть с голоду или от слишком сильного пинка, крадут, да побираются. А конюхи вон во дворе с королевой спальню делят.       Катарина в общем-то о таком не мечтала. Ее вполне устраивала тихая жизнь подальше от всего этого крысиного гнезда? Как бы сложилась ее жизнь в ином случае? Представить себя во дворце, где она кокетничает с кавалерами, обсуждает сплетни и пляшет на балах, Катарина просто не могла. Еще меньше она представляла в подобной обстановке Леви. Учитывая, что давненько у них был опыт жизни при дворе и Леви сбежал оттуда уже через месяц. Не с его характером играть во все эти игры. Да и не с ее. — Чем обязаны? — хмуро спросил Зик, поправляя очки. — Думаю, не стоит говорить, что я прибыл по воле королевы, — ответил Фрэнк. — И кажется, как раз вовремя. То, что произошло — опасная провокация, отвечать, на которую у нас нет ни сил, ни возможности. — И что, мы так все и оставим?! — возмущенно воскликнула Габи. — Все организаторы и исполнители арестованы, я говорил с марлийцами. Они не хотят продолжения этого конфликта. — Надо понимать, что мирный путь, которому решили следовать измученные продолжительной войной страны, не у всех вызовет восторг. В Марли еще предостаточно агрессивно настроенных граждан, — рассудил Зик. — Как и на Парадизе, — ответил ему Фрэнк. — Йегеристы все еще не успокоились. Боюсь, возвращение на остров Эрена Йегера вызовет новую вспышку волнения.       Эрен согласно покачал головой, задумчиво потирая руки. Он стал таким серьезным и немногословным, что Катарина едва узнавала в нем того крикливого нервного мальчишку. — Я не вернусь на Парадиз, — сказал он, поднимая голову. — Я отдал эльдийцам и Парадизу все, что только мог и готов был отдать и жизнь, если это потребовалось бы, — он прямо посмотрел на Катарину.       Она опустила глаза. Если бы она отказала ему. Если бы не подчинилась воле Имир, куда бы все зашло? — Не вернешься? — охнул Армин. — Эрен, оставаться в Марли тебе будет слишком опасно. Ты человек почти уничтоживший этот мир. Да, конечно, ты спасал нас и мы никогда этого не забудем, но для остального мира… — Армин, прекрати, — остановил друга Йегер. — Я не останусь в Марли. Мир большой и в нем еще столько всего, не правда ли? — он слегка улыбнулся.       Армин выдохнул. На секунду перед ним вдруг предстал тот самый Эрен. Его лучший друг. Мальчик, что мечтал вырваться за пределы Стен. Они мечтали, так хотели вдвоем посмотреть на внешний мир. И вон он внешний мир. Блевать кидает от собственной наивности. — Значит внешний мир? — улыбнулся Арлерт. — Для начала Хидзуру, — небрежно ответил Эрен. — Это важно для Микасы. — Ты поедешь с ним? — Армин перевел взгляд на подругу.       Микаса, кажется, слегка покраснела. — Я не позволю Эрену снова исчезнуть, — тихо сказала она, натягивая на нос свой старый красный шарф.       Армин усмехнулся, не зная, что ему делать. То-ли рассмеялся, то-ли задать другу тумака. — И когда же вы собирались мне сообщить об этом вашем решении? И главное, почему вы не хотите взять с собой меня? Разве изначально это была не моя идея, Эрен? — Я думала, твои цели и желания давно изменились? — удивленно сказала Микаса. — Разве нет?       Армин проследил за ее взглядом и обернулся встретевшись глазами с Ханной. И правда. Он ведь хотел вернуться с ней на Парадиз. Или ему это показалось? — Кстати, Армин Арлерт, — Фрэнк вытащил из кармана аккуратный сверток бумаги. — Лично в руки, послание тебе от Хистории.       Порывшись в другом кармане, он извлек наружу нечто маленькое и повертев в руке, протянул Катарине. — Полагаю это твое. Господа марлийцы были так любезны вернуть нам эту вещицу в знак своей лояльности и надежды на дальнейшее сотрудничество.       Катарина кивнула, сжав пальцами тонкий ободок своего кольца. Оно явно любит путешествовать не хуже своей хозяйки. ***       Осенью темнеет ужасно рано. Всего семь, а на улице уже ни зги не видно. Да оно и к лучшему. Небо серое висит над головой низко, словно давит сверху и этот мерзкий противный сырой дождь прямо в лицо, сотней иголок впивается в кожу, колет нос и щеки, заставляя натягивать капюшон до самого подбородка. Катарина с тоской посмотрела на черное небо, на капли дождя на оконном стекле и царапающие по нему кривые ветки с пожухлыми бурыми листьями. Нужно уезжать как можно скорее, иначе придется задержаться в Марли еще на полгода, а для Катарины каждая минута здесь, теперь казалось невыносимой. Позади раздался уже знакомый звук и она торопливо подхватила стоящий на полу таз, заботливо подставляя его к кровати. Леви выглядел хуже, чем отвратительно. Его мелко трясло, на лбу выступила испарина. — Когда я была маленькой, то думала, что любовь это все время держаться за руки и целоваться, а оказывается любовь это держать тазик, когда любимый блюет уже второй час и не морщиться, я бы поела даже сейчас чего-нибудь, если честно.       Леви хотел было ей ответь, но не смог, ибо был слишком занят для разговоров. — Долго это еще будет продолжаться? — наконец простонал он, падая обратно на кровать. — Ты отравился, надышался дымом, скажи вообще спасибо, что живой остался. — Живой, — хрипло сказал Леви, прикрывая глаза. — Сейчас мне кажется, что смерть была бы милосерднее.       Катарина сочувственно провела рукой по влажным от пота волосам. Леви дышал тяжело и рвано, честно говоря, Катарина никогда не видела, чтобы ему когда-нибудь было настолько плохо. Учитывая, что Леви никогда ничем не болел, если не считать полученных в бою легких травм. — Я думал, что хуже, чем после того взрыва быть не может, — вдруг сказал он.       Катарина легко провела пальцами по рубцу на мужской щеке. — Неужели сейчас хуже? Тебе тогда все лицо разрезало и пальцы вон оторвало. И это только, если снаружи смотреть. — Тогда я думал лишь о том, что должен отомстить этому ублюдку Зику и вправить мозги вам с Эреном, — вздохнул Леви. — Так что не было особо времени валяться в кровати. Ноги ходили и хорошо.       Катарина вздохнула и задвинул таз под кровать, села на пол, положила голову на кровать, отказываясь на одном уровне с лицом Леви. — Сейчас ходить ты еще не скоро сможешь.Тебя рухнувшей балкой придавило. Судя по всему кость сломана в нескольких местах.       Леви недовольно поерзал пытаясь расположить загипсованную ногу поудобнее. Его натыкали обезболивающими около часа назад и это стало настоящим облегчением. Леви даже не представлял, что на свете существует такая боль. Ему хотелось оторвать, отрезать нахрен эту чертову ногу, но все что он мог, это просто лежать и грызть зубами подушку. Ну и блевать, конечно. Куда уж без этого. В таком состоянии Катарина его и обнаружила. — Тебе нужно поспать, — прошептала она, запуская пальцы ему в волосы и ласково проводя рукой до затылка, раньше Леви это всегда успокаивало. — Говорят, во сне лучше заживает. У тебя уже ведь сил совсем не осталось.       Леви слабо кивнул ей в ответ. — Иди к Анне, хватит возиться со мной. — Анна с Ханной, — ответила Катарина. — Она просилась к тебе, но я не пустила. Тебе лучше покой, а с ней какой покой может быть? — она против собственной воли улыбнулась. — Мне кажется, что Анна переживает из-за тебя. Весь день сегодня говорила только о тебе. Странно, ведь до этого она вообще почти не разговаривала. — Она сильно испугалась, так что ничего удивительного, — ответил Леви.       Его наконец начал брать сон и Катарина с облегчением почувствовала, как его тело медленно расслабляется. — Хватит сидеть на полу, — прошептал он, не открывая глаз. — Хочу и сижу, — ответила девушка. — Хватит разговаривать. — Хватит скакать возле меня, не переживай, я не помру.       Катарина фыркнула. — А что мне можно за тобой ухаживать только когда ты помрешь? — Это не…       Катарина торопливо приложила палец к его губам, умоляя наконец заткнуться. Видимо, ему и впрямь становилось легче. — Помнишь, как там говорится в этих свадебных клятвах? — чуть улыбнулась она. — И в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии. — Банальщина, — ответили ей. — Ну конечно, — усмехнулась Катарина. — Я сильнейший и бла-бла-бла… — Я так не говорю, — заметил Леви и она заметила, как губы у него дернулись в легкой улыбке. — Не говоришь, — согласилась Катарина, вставая на колени и наклоняясь к его его лицу.       Сейчас ей так хотелось передать ему свою поддержку. Показать насколько он для нее важен и какое глубокое чувство благодарности она испытывает к нему. — Я люблю тебя, — тихо сказала Катарина ему в самые губы.       Пять лет не слышал. Вдруг оно забылось, повторить надо. Хотя бы для самой себя, потому что Катарина вдруг снова так явственно осознала эту любовь, что просто не смогла промолчать. — Меня рвало двадцать минут назад, — неожиданно напомнил Леви в тот самый момент, когда она уже было собиралась коснуться его губ своими.       Катарина широко распахнула глаза останавливаясь и осев с кровати на пол расхохоталась. — Боже, Леви, это мне должно быть противно тебя целовать, а не наоборот, ты в курсе.       Леви внимательно посмотрел на нее. Рассматривал так внимательно, словно увидел ее впервые. — Катарина… — Да? — Останься со мной, пожалуйста. Мне надо уснуть, а я вряд ли смогу сделать это без твоей помощи, — признался он. — Конечно, — тепло улыбнулась девушка, касаясь тонкими пальцами его лица и прижимаясь лбом, счастливо прикрывая глаза. — Конечно же я останусь с тобой. — Спасибо, — Леви едва шевельнул губами.       Ему ведь и правда было так плохо, а она пришла, словно жизнь вдохнула. Она останется с ним. На ночь, день и на всю чертову жизнь с ним останется. И это хорошо. И что еще ему в этой жизни тогда нужно?