На ошибках учатся

      Только к середине недели Гарри нашел в себе силы заговорить с друзьями. Все время до этого он провел в туманном состоянии и не был в силах сосредоточиться ни на уроках, ни на тренировках, ни даже на ужинах, которые исправно посещал только благодаря заботам Гермионы, лично отводившей его в Большой зал.       Он чувствовал себя пустым, но в тоже же время спокойным. Ему казалось, будто он проводит дни в каком-то другом мире — незнакомом, зыбком, колеблющемся. Утром за завтраком он добавлял в кружку с какао молоко и терялся, глядя на белые завитки. Смотрел и будто провалился в неизвестность.       Когда мыл руки, то порой так сильно уходил в себя, что забывал обо всем: грел холодные пальцы и хотел целиком забраться под воду, спрятаться от ноября в теплоте и больше не возвращаться.       Где-то на периферии Гарри чувствовал всполохи благодарности, которые чувствовать не хотел: не хотел быть обязанным. Тем не менее, механизм уже был запущен, и Гарри ничего не мог с этим сделать. Он позволил себе, разве что, отложить эти мысли на потом, когда будет готов, или когда найдется время.       В какой-то момент он словно вынырнул из-под мутной воды, пропитавшей его насквозь, и с удивлением понял, что уже близится конец недели. Мир снова наполнился красками, запахами и голосами. Мир был дружелюбным и совсем не пугал.       Дав себе еще какое-то время на раздумья, Гарри вскоре предложил друзьям пропустить историю магии и, к его удивлению, оба они согласились. Гермиона выглядела необычно бледной, но Гарри не заострил на этом внимания, предпочитая думать, что наверняка все в порядке.       Зайдя в пустой класс и убедившись, что он действительно пустой, Гарри предложил расположиться прямо на полу: все равно сидеть здесь было негде, а гора сложенных друг на друга парт в углу класса выглядела слишком ненадежной конструкцией и грозила развалиться.       В конце концов, усевшись тесным кругом, Гарри начал свой рассказ о прошедшем выходном совершенно незамысловато:       — Я узнал кое-что интересное…

***

      Гермиона не была уверена, умеет ли Снейп читать мысли, но очень надеялась, что нет. Пусть она уже не была первокурсницей, но подземелья, а в частности класс зельеварения, продолжали ее пугать. Может быть, причина крылась в холодном и стылом воздухе, который заставлял ее прятать пальцы в рукавах мантии, может быть, ее пугали каменные стены, которые отражали каждый шорох и звук гулким эхом, которое отскакивало от стен и катилось дальше по коридорам, а может быть, дело было только в мрачном профессоре, одного взгляда которого хватало, чтобы переосмыслить всю свою недолгую жизнь.       В любом случае, идя на урок зельеварения, Гермиона надеялась, что никто, и в особенности Снейп, не узнает, о чем она сейчас думает. Кроме того, она бы не вынесла порицания, только не на этой неделе.       Все случилось в понедельник, на уроке трансфигурации. Как обычно, профессор Макгонагалл в конце занятия раздала всему классу их тестовые работы и отпустила на обед, но Гермионе стало не до еды, как только ее взгляд опустился на свиток пергамента.       На листе размашистыми красными чернилами было выведено «Выше ожидаемого», но к этому Гермиона была готова, она помнила, что допустила ошибку. Неожиданностью стала обведенная красным строчка в одном из пунктов ее ответа и рядом — острым косым почерком, словно вынесшим ей приговор — «стыдно этого не знать». И жирный минус рядом, обозначавший, что ответ не засчитан.       Гермиона рухнула на скамью, не в силах оторвать взгляд от колючих букв, будто бы гадко ухмыляющихся ей прямо в лицо. Она перечитала свой ответ целиком и в ужасе закрыла глаза. Она совершила глупость — перепутала свойства. Конечно, она знала правильный ответ, она просто отвлеклась на другие вопросы, забыла перечитать исходные данные и написала не то. Ей просто не хватило времени все проверить! Конечно, она знала правильный ответ, она вовсе не была глупой, она…       Гермиона вскинула голову, ища в кабинете профессора Макгонагалл, надеясь подойти к ней, объяснить, что ее ошибка в работе — просто недоразумение, случайность. Это вовсе не значит, что она не уделяла должного внимания подготовке или отнеслась к контрольной пренебрежительно, слишком уверенная в своих знаниях, вовсе нет… Она хотела просто все объяснить, но в классе никого не было. Все ушли на обед.       Гермиона поджала губы, громко шмыгнула носом и вновь перечитала ответ, целиком отдаваясь волне стыда, накрывшей ее с головой. Даже первокурсники не пишут в своих ответах таких глупостей. А она написала.       Спустя несколько минут, проведенных в абсолютной тишине в пустом классе, Гермиона понемногу пришла в себя. Первым же ее порывом было разорвать лист пергамента в клочья, уничтожить улику против ее глупости и забыть все как страшный сон. «Стыдно этого не знать». Но она знала, честное слово!..       Гермиона огляделась, будто надеясь, что профессор Макгонагалл сейчас выскочит из шкафа или вылезет из-под кафедры, вытирая со лба пот и поправляя прическу, и она все объяснит. Может, найти ее вечером после ужина? Или ее теперь не захотят видеть? А вдруг профессор Макгонагалл подумает, будто она не согласна с оценкой и требует пересмотра работы?       Идти в Большой зал на обед совершенно не хотелось. Безразличным взглядом просмотрев свою работу в последний раз, даже не отмечая удачных или не слишком формулировок своих ответов, как она делала обычно, Гермиона свернула пергамент в тугой свиток и сунула его на дно сумки, спрятав между книгами. Следующим уроком была травология, и в первый раз в жизни Гермиона ощутила такое сильное желание прогулять. Меньше всего ей хотелось сейчас возиться в земле, заниматься пересадками или чувствовать запах удобрений, которым, ей иногда казалось, она потом пропитывалась насквозь.       Ей хотелось вернуться в башню Гриффиндора, подняться в общую комнату и спрятаться под одеялом, предварительно плотно задернув балдахин. Но тогда она всего лишь закинула сумку на плечо, одернула юбку и отправилась прямиком в теплицы, не подозревая, что все-таки решится на свой первый прогул всего через несколько дней.       Повод для прогула оказался действительно важным. Гарри объяснил им, что именно было с ним летом, и попросил не пытаться узнать больше, так он пообещал Снейпу. И если Рон согласно покивал, в глубине души наверняка радуясь, что больше точно не придется посещать библиотеку чаще необходимого, то Гермиона никак не могла успокоить свой ум.       Ее испугало слово «крестраж». От него веяло темнотой и угрозой. Слово «крестраж» колебало что-то давно забытое в ее душе, обещало опасность, заставляло опустить голову и насторожить слух. Гермиона не могла просто забыть и не лезть в это. Спускаясь в подземелья, она размышляла о двух вещах одновременно: как бы Снейп не раскрыл их прогул, и как бы ей незаметно ото всех пробраться в запретную секцию и разузнать о крестраже больше.       Погруженная в собственные мысли, Гермиона пропустила начало урока мимо ушей. Записав тему занятия, она чертила в углу пергамента палочки, потом перешла на двумерные проекции, потом на трехмерные. Вопрос Снейпа, обращенный к ней, застал ее врасплох.       Услышав свою фамилию, Гермиона испуганно подняла голову и столкнулась взглядом с профессором. Он смотрел на нее в ожидании ответа, лицо было непроницаемо.       Желудок мгновенно скрутился в тугой узел, а рука сама собой дернулась поправить прядь волос, как случалось всегда, когда Гермиона нервничала.       Около половины класса в удивлении смотрело на нее. Это было вполне объяснимо: Снейп почти никогда не задавал вопросы конкретно ей, скорее, иногда позволял отвечать вместо других, менее подготовленных студентов. Однако в этот раз неподготовленной оказалась сама Гермиона. Уже второй раз на этой неделе. Ей захотелось убежать.       Медленно поднявшись со своего места, чувствуя, как подгибаются ноги, Гермиона, едва ворочая языком, заставила себя говорить.       — Простите, сэр, вы не могли бы повторить вопрос?       Она бы хотела зажмуриться. Или обхватить себя руками. Или плотнее запахнуться в мантию. Или позволить все-таки руке коснуться волос. Что угодно, чтобы себя успокоить. Но Гермиона стояла прямо, надеясь, что Снейп окажется снисходителен к ней.       — Конечно, — голос профессора звучал обманчиво мягко, и все в классе это понимали, — Очевидно, ваши мысли, в которых вы витаете, слишком важны, чтобы отвлекаться на какие-то уроки.       Тихие смешки слизеринцев заставили Гермиону внутренне сжаться. Она чувствовала на себе взгляды всего класса и мечтала просто провалиться сквозь землю. Она знала, что Снейп никогда не спрашивает наобум: приходя в класс, ему хватало мимолетного взгляда, чтобы вычислить, кто сегодня не готов и спросить именно его. В поисках своей жертвы он не знал жалости, а попытка избежать опроса в начале урока была обречена на провал: студент только усугублял свое и без того незавидное положение.       Гермиона поняла, что в чем-то провинилась, но только не знала, в чем именно. Почему Снейп выбрал сегодня именно ее? Он уже знал о том, что они прогуляли историю магии? Но ведь они были втроем, значит ли это, что следующими профессор спросит Гарри или Рона? И все же это было странно, он ведь не был их деканом, а значит его не должна волновать их посещаемость.       — Назовите основные ингредиенты настойки полыни.       Голос профессора спустил Гермиону на землю. В удивлении она чуть шире распахнула глаза. Все было очень плохо. Раз профессор Снейп начал с такого простого вопроса, то впереди ее ждет нечто ужасное. Взвешивая каждое свое слово, она тихо сказала:       — Полынь, спирт, масло подсолнуха.       Она не понимала, к чему все идет, какой вопрос окажется следующим и к чему ей следует быть готовой. Опустив ненадолго взгляд, она уставилась в лежащие перед ней пергаменты, словно надеясь найти в них ответ, но увидела только чернильную кляксу, которую в спешке поставила, когда поднималась со своего места.       — Способы использования настойки, — приказал ей профессор Снейп, обходя учительский стол и присаживаясь на его край, чтобы лучше видеть весь класс сразу. Скрестив руки, он бесшумно отстукивал пальцами одному ему известный ритм.       В голове сам собой нарисовался список зелий, в которых использовалась настойка, но Гермиона уже ни в чем не была уверена. Они проходили это в самом начале сентября, и она хорошо помнила эту тему, потому что им задали тогда написать длинное эссе. Гермиона, не найдя в вопросе никакой ловушки, решила рискнуть.       — Настойка является соединителем для ингредиентов, — она осторожно перевела дух, чувствуя себя так, будто идет по тонкой леске над пропастью без какой-либо страховки, — И используется в напитке живой смерти, эликсире эйфории, растворе для усадки и в зелье Витамикс.       — Еще, — безжалостно потребовал профессор Снейп.       Перед ее взором судорожно забегали страницы учебников и книг, строчки бесконечных конспектов, написанных ее аккуратным, еще по-детски округлым почерком, справочники и методички. Шепот, пробежавший по классу, словно подстегнул Гермиону, и она, наконец, вспомнила.       — Настойку полыни можно использовать как основу для антидота.       Она выдохнула и с надеждой посмотрела на профессора Снейпа, надеясь, что сейчас он скажет «достаточно» и перейдет к лекции. Этого не случилось.       — Зелья, в состав которых входит настойка, обладают слишком разными характеристиками. Чем это объясняется?       По классу пронесся очередной шепоток, который быстро стих под взглядом профессора. Гермиона похолодела. Ответа у нее не было. Точнее был, она что-то читала об этом, но помнила слишком смутно и даже не была уверена, права ли в своих предположениях. Она ненавидела сомневаться.       — Это связано с органическим составом полыни.       Это была жалкая попытка, Гермиона понимала, но все же на что-то надеялась. Профессор Снейп усмехнулся и слегка наклонил голову, глядя прямо на нее, бессловесно спрашивая, неужели она действительно думает отделаться таким расплывчатым ответом?       Гермиона окончательно поникла. Она не знала ответ. Она постаралась найти его самостоятельно, но перед глазами стояли только страницы бесполезных учебников. Какой у полыни вообще состав? Закусив губу, она судорожно вспоминала атласы по травологии. Может, дело в способе приготовления листьев полыни? В температуре, при которой готовится зелье? В катализаторах? В металле, из которого сделан котел?       Гермиона едва не плакала от отчаяния, перебирая в голове предположения и каждый раз понимая, что все не то. Она не смотрела по сторонам, только вниз, на свои листы пергамента и поставленную ею кляксу. Она не хотела видеть ухмыляющиеся лица слизеринцев, не хотела видеть их глаза, полные ехидства и довольства от ее унижения.       Она быстро взглянула на Рона, сидящего рядом, но тот только едва заметно покачал головой. Значит, и в учебнике об этом ничего нет. Обычно, когда Снейп задавал вопрос, пусть и сложный, ответ на него можно было отыскать в учебнике и потом осторожно подсказать отвечающему, губами прошептав нужное. Но если ответа нет в учебнике, где же его взять?       — Я не знаю, сэр, — едва слышно произнесла Гермиона и все-таки решила ухватиться за последнюю соломинку, — Возможно, это связано с гликозидами?..       Долгое время профессор молчал, и Гермиона десять раз успела пожалеть, что вообще решила заикнуться о гликозидах. Это была территория, на которую она почти не заходила, только изредка читала об этом или добавляла пару строк в эссе, но не более. Нужно было промолчать.       — Возможно… — протянул профессор, пробуя слово на вкус, — Возможно, вы расскажете нам об этом подробнее? — он взял со стола мел и кивком головы указал на доску, — Начнем со структурной формулы и определения. — Видя, что Гермиона совершенно не двигается, Снейп на полтона повысил голос, — Вперед.       И только теперь Гермиона все поняла. В своем ответе на вступительном испытании она несколько раз ссылалась на разделы из органической химии и даже привела в качестве примера одно уравнение реакции. Вот почему теперь Снейп задает ей все эти ужасные вопросы. Она сама дала ему повод. На испытании она решила, что впечатлит его своими знаниями по сложной теме, но не предвидела, что это желание аукнется ей подобным образом. И теперь ей предстоит выкручиваться неизвестно каким образом.       Идя на ватных ногах к доске, так медленно, как только возможно (и все же не настолько, чтобы ее можно было обвинить в намеренном затягивании времени), Гермиона молилась о том, чтобы что-то произошло прямо сейчас. Землетрясение было бы очень кстати. Или звон колокола. Или если бы прямо сейчас в дверь класса зелий кто-нибудь вошел, отвлек Снейпа и спас ее от маячившего на горизонте унижения. Но ничего не происходило.       Гермиона взяла мел из рук профессора Снейпа и подошла к доске, отчаянно пытаясь вспомнить что-то о гликозидах. В структурную формулу входит что-то, похожее на бензольное кольцо, или это из другого соединения? А может она перепутала гликозиды с гликогенами? А может, дело вообще не в них, и ее предположение было вообще неверным?       Мел противно скрипнул по доске, кончик его раскрошился и мелкой пылью осыпался под ноги. Гермиона принялась писать формулу по памяти, не надеясь ни на что. Какая здесь должна быть связь, двойная или одинарная? Она уже ничего не помнила, только хотела, чтобы Снейп поскорее ее отпустил.       — Вы уверены в том, что пишете?       Гермиона так и замерла с мелом в руке, не в силах обернуться. Хуже нет, когда кто-то наблюдает за тобой во время работы. Особенно, если этот «кто-то» — профессор Снейп.       Уверена ли она? Конечно, нет. Но что она должна ответить?       Быстро дописав формулу наугад, Гермиона развернулась к классу, чувствуя, как горят ее щеки, и как в противовес им леденеют кончики пальцев. Снейп смотрел на доску за ее спиной и молчал. Уж лучше бы он начал на нее кричать, или плеваться ядом, или говорить, какая она глупая, хотя Гермиона и сама это знала. Хоть что-нибудь, лишь бы не эта тишина.       Она рискнула посмотреть на класс. Лица Гарри и Рона были напряженными, очень встревоженными и бледными. Они неотрывно наблюдали за Снейпом, уже не пытаясь найти ответ в учебнике и подсказать ей, поняли, что это совершенно бесполезно.       В другой половине класса раздался смешок, и Гермиона увидела, как Нотт что-то шепчет Малфою на ухо, гадко при этом ухмыляясь и глядя прямо на нее. Она заставила себя отвернуться и крепче сжала в руках мел.       — Еще один лишний звук, — бархатным голосом проговорил Снейп, продолжая внимательно изучать формулу, — Мистер Нотт, — последовала долгая пауза, во время которой каждый второй, если не первый присутствующий в классе, успел попрощаться с жизнью, — И у вас еще долго не будет поводов для веселья.       В классе и так стояла тишина, но сейчас она стала оглушительной.       — В своих эссе вы гораздо увереннее, — профессор наконец посмотрел на нее, — Что же изменилось сейчас? Нет учебника под рукой?       Это было обидно и унизительно. Гермиона посмотрела на профессора Снейпа, но у того в глазах не было сочувствия, только разочарование. И это было еще хуже.       — Я не спросил у вас ничего, на что бы вы сами не ссылались в своих работах, — тихо, так, чтобы слышала только она, сказал Снейп, — Научитесь отвечать за свои слова. Или не говорить лишнего. Садитесь.       Каждое слово было как оплеуха. Точная и безжалостная.       Совершенно не ориентируясь в пространстве, Гермиона положила мел и направилась к своему месту, стараясь ни на кого не смотреть.       Снейп тем временем оттолкнулся от стола и, обернувшись к доске, взмахом руки заставил формулу исчезнуть. Вернулся к столу и оглядел класс.       — На ее месте мог оказаться любой из вас. Может, есть желающие рассказать мне о взаимодействии органики на структурном уровне?       Никто не сказал ни слова. Последние ухмыляющиеся лица, которые только что перешептывались между собой, исчезли окончательно.