Спасибо

«… и за это всю жизнь буду должен»

Мои родные затискивают Тину в объятиях на пороге дома, отсрочивая расставание. Мама плачет с той минуты, как проснулась этим утром, и отец неловко и с опасением растирает её подрагивающие плечи. Воздух вокруг нас всех, столпившихся в коридоре, моментально пропитывается слезливым счастьем и тоской, и я захватываю его поглубже в лёгкие, чтобы запомнить все оттенки. Кажется, впервые со времён студенчества действительно не хочу отпускать семью обратно. Я помню себя колким, влюблённым в собственное одиночество. Тогда хотелось держать всех на расстоянии. И была привычка. Теперь же моя грудная клетка меланхолично сжимается в преддверии скорого прощания. Шумно выдыхаю тяжёлый воздух, и сестра тут же припадает виском к моему плечу. Обхватывает тёплыми ладонями за талию, прижимается, немного ёрзая по моему боку. Мне становится жаль, что мы с ней так много упустили. Так мало успели друг другу сказать в беззаботном прошлом, когда всё время мира лежало у наших ног. Теперь мы высеченные из камней, разучившиеся говорить. Трепетно и боязливо укачиваем сбережённую между нами нежность. Санда без слов рассказывает мне о своей любви, перебирая пальцами по рёбрам, и эти её отчаянные прикосновения наполняют меня жизнью. Наполняют знанием о том, что мы с ней всё равно части неразрывного целого, пусть и разнесённые гордостью, годами и карьеризмом. Едва успеваю зажать в руке Тинину ладошку перед выходом во двор. Мою девочку по-прежнему накачивают тоннами благодарного обожания, и я понимаю, что не имею права вмешиваться в это таинство. Обхватываю маму за плечи и спешно вывожу на ступеньки, пока она вновь не пустилась в рыдания, и Тина посылает мне вслед свою смущённую улыбку. Растягиваю губы в ответ и скрываюсь за входной дверью. По пути в аэропорт моя семья ожидаемо молчаливая, и даже всегда всё комментирующая Санда не может своими короткими репликами рассеять нашу общую тоску. Мы с ней по очереди бросаем взгляды на сидящих позади родителей и поджимаем губы всякий раз, когда замечаем накатывающие слёзы в любимых глазах. Папа с грустной улыбкой показывает маме фотографии внучки, сделанные за время их отпуска у нас, и сам едва сдерживает уныние. Наша маленькая девочка своим появлением сумела связать нас всех настолько крепкими узами, что теперь мы едва выдерживаем эту силу. Успеваю пообещать родным и скорый приезд на родину, и ещё одну внучку, и что обязательно буду звонить чаще. Задыхаюсь в невыплаканных слезах, когда отец напоследок обнимает меня у терминала вылета. Он хлопает меня по плечу и жуёт губы, обдумывая что-то. Смотрит меланхолично, но искрится блаженным счастьем, и я невольно расплываюсь в улыбке, считывая его противоречивые эмоции. — Всё только начинается, сынок, — наконец, выдаёт задумчиво и поглаживает пальцами ворот моей футболки. Открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но, похоже, передумывает. Стискивает мне плечо своей большой тёплой рукой, прячет взгляд у нас под ногами и спешно разворачивается. Замирает уже через шаг, перехватывает ладонью ручку чемодана и оглядывается на меня. Зрачки, скрытые пеленой надвигающихся слёз, пробирают моё нутро до самого основания, и приходится сглотнуть ком в горле, — будьте одним. Не переставайте пытаться. Моргаю, мысленно накрепко хватаясь за эти его слова. Машинально киваю и раскрываю губы, с которых не могу столкнуть ни единого звука. Папа понимающе улыбается сквозь воду в глазах. Уходит быстрым шагом и оставляет меня наедине с бушующим внутри океаном из чистейшей любви. Мы с отцом никогда не были по-настоящему близки. Ему, как впоследствии и мне, было проще любить на расстоянии, не подпускать ближе. И всего несколькими словами, такой до безумия глубинной просьбой, он только что взял и разрушил всю прохладную многолетнюю дистанцию между нами. Передёргиваю плечами, чтобы отвлечься от тягучего откровения в его взгляде. Но оно не покидает меня, заползая в каждый угол сознания. Остаётся в мыслях, когда я добираюсь до места встречи с нашим агентом и подписываю последние бумаги на дом. Отвлекает меня от работы на студии. Не даёт переключиться до самого вечера. Прохладный ночной воздух жжёт мне мозги. Останавливаюсь перед Тининым домом и глубоко вдыхаю свои же бурлящие мысли. Они рождают в голове тысячу вопросов, заставляют мои виски пульсировать в потоке беспомощных рассуждений. А ещё, я вдруг осознаю, насколько тревожно мои родные все эти годы переживали моё затворничество. Теперь оно рассыпалось в пепел вместе с их потаёнными страхами, обнажая столько немой благодарности и трепетной радости. И вся буря обрушилась на этот дом гомоном ощущений. Буквально чувствую всё ещё не выветрившийся запах истеричного счастья, которым за эти дни пропитались каменные стены. Делаю медленные шаги по ступенькам, так и не сумев сбросить с себя эмоциональный груз этого непростого дня. Прислоняюсь лбом к входной двери и прикрываю глаза в надежде хоть немного успокоиться. Мне ведь слишком хорошо известно, что Тина обязательно найдёт все мои ураганы одним взглядом в глаза. Прочитает на моём лице каждую клеточку переживаний. — Даник, — летит в мои объятия, едва я распахиваю тяжёлую дверь и впускаю в дом ночной холод. Утыкается носом в футболку и тихонько дрожит плечами, пока я медленно отодвигаю нас от входа и шагаю по коридору. Трётся щекой о предплечье, превращая мои неловкие попытки разуться в невыполнимую миссию. Наконец, отлипает от моего тела, закутываясь обратно в свой любимый безразмерный кардиган. Опускаюсь на колено, чтобы расшнуровать кроссовки, и замечаю у девочки в руках фотографию. Эту рамку я смог бы узнать из миллиона других. Свадебная. Их. Осторожно и неспешно скольжу взглядом вверх по телу. Замираю на мокрых дорожках на лице и измазанной чем-то чёрным щеке. Ничего не могу разобрать, но по привычке тянусь рукой и хватаюсь за один из пальцев, что сжимают снимок. Тина вздрагивает, когда электрический разряд пробирается по нашим телам и тонет под кожей, судорожно всхлипывает. Смотрит на меня и едва заметно улыбается искусанными губами. Выпутывает свободную руку из шерстяного плена и тут же опускает её на мой подбородок. Гладит, едва касаясь, шмыгает носом. Медленно поднимаюсь, кажется, перестав дышать. Предвестники надвигающегося шторма накаляют воздух вокруг нас, но я достигаю взглядом мокрых зрачков, и всё растворяется. Она впечатывается в мои губы с нечленораздельным хрипом. Тут же проталкивает внутрь язык, заставляя меня задохнуться от этого напора. Добираюсь ладонью до Тининых лопаток под кардиганом, пока она самозабвенно изучает строение моего рта. Сплетает наши языки, проходится по зубам, прикусывает. У меня от избытка чувств и общей растерянности кружится голова, и, похоже, девочка это чувствует. Обхватывает меня за талию обеими руками, и стеклянная рамка холодит мой бок даже сквозь ткань футболки. Тина наклоняет голову, рассматривая мои покрасневшие от волнения щёки, и вновь принимается мучить свои истерзанные губы. — Я тоже по тебе скучал, родная, — шепчу ей, даже не предпринимая попыток облачить фразу в звуки голоса. Знаю наперёд, что это бесполезная затея, когда она смотрит на меня вот так. Словно ждала всю жизнь. Будто едва не умерла, пока я не был частью нашей крошечной вселенной, состоящей из касаний и тихих слов. Она понимающе кивает мне в ответ и снова жмётся ближе, скрывая мокрое лицо у меня на груди. Втягивает мой запах, перебирает пальцами по футболке, — и я тебе кое-что привёз. Мигом отстраняется, чтобы посмотреть на мою лукавую улыбку. Вижу, как она судорожно и явно тревожно перебирает в голове мои слова, старается разгадать скрытый в них посыл. Приказываю себе отвлечься от покалывающих ощущений в боку, куда впивается краешек рамки, и оставляю на Тининой переносице короткий поцелуй. — Что ты задумал? — вслед за мной произносит шёпотом и внимательно изучает мою взволнованную физиономию. — Поищи-ка у меня в кармане, — игриво двигаю бровями, практически полностью позабыв о свадебной фотографии у себя за спиной. Стоит мне окончательно отвлечься от тягучих мыслей, как холодящая рамка исчезает на тумбочке у стены. Тина не глядя кладёт снимок на деревянную поверхность и запускает пальцы в карманы моих джинсов. Мгновенно натыкается на острый металл, вздрагивает и вытаскивает наружу два комплекта ключей. Они весело переливаются в свете настенной лампы и звенят, пока девочка перекатывает их в ладони. Смущается всё сильнее в поисках разгадки, но в конечном итоге поднимает на меня растерянные глаза и сглатывает. Её зрачки вспыхивают мимолётным озарением и замирают в моих, перекачивая своё радостное неверие по моим венам. — Это же не… — бормочет, не сумев оторваться от моего лица. Ошарашено моргает несколько раз, пока её маленькая рука медленно сворачивается в кулак вокруг этого неожиданного обретения, — это что, наши ключи от дома? — Ваши, — уточняю я, и любимые глаза вновь наполняются невысказанными вопросами. Тина совсем теряется в потоке размышлений, пока я осторожно вожу пальцами по выступам позвонков. Раскрывает губы, обдумывая мой короткий ответ так долго, что я уже собираюсь дать ей подсказку сам. Но зрачки напротив вдруг чернеют, расширяются и искрят осознанием. — Веня, — произносит с тихим блаженством и жмурится. Из мокрых глаз выталкиваются новые слёзы, и я по привычке пальцами собираю их с пунцовой щеки. Девочка плачет в моих руках, сжимая своими ключи в наш новый маленький мир, такой же особенный, как и всё, что мы с ней создавали плечом к плечу. Дрожит от эмоционального урагана внутри и сглатывает комок в горле. Наконец, возвращает мне свой взгляд и разжимает кулачок, — он уже знает? — Было бы нечестно не получить его одобрения. И благословения, — пожимаю плечами и улыбаюсь от нахлынувших воспоминаний о разговоре с Огиром. Мне самому уже не терпится вживую показать нашему светлому мальчику новый дом, — и я обещал ему партию в бильярд. — Благословения, — задумчиво повторяет за мной, медленно пробуя это слово на языке. Переводит пугливый взгляд на стеклянную рамку поблизости, но уже спустя мгновение снова не видит ничего, кроме бездонной любви в моих зрачках. — Ты где уже успела так испачкаться, м? — отвлекаю её своим безмятежным тоном и в подтверждение слов прохожусь кончиками пальцев по чернеющему пятну на скуле. Тина отворачивается, чтобы заглянуть в зеркало на стене, и усмехается. Трёт свободной от ключей рукой по щеке, но лишь сильнее размазывает черноту, — идём в душ. Тяну её за талию за собой в гостиную, но девочка в нерешительности столбенеет и закусывает губу. Краснеет пуще прежнего, пока я увеличиваю расстояние между нами. Добираюсь до пункта назначения и натыкаюсь взглядом на десяток свечей, расставленных по полу у пледа — того самого нашего пушистого укрытия от дождя. Замечаю бутылку молдавского вина, которую я подарил Тине так давно, что теперь уже кажется, будто бы в другой жизни. Медленно разворачиваюсь, открыв рот в немом вопросе. — Я хотела разжечь камин, но ничего у меня не получилось, — протягивает несмело и поднимает на меня глаза. Не знаю, какими силами мне удаётся удержаться в вертикальном положении и не растаять от переполняющей нежности прямо посреди гостиной. Покачиваясь, устремляюсь обратно к девочке и губами запечатываю всю невысказанную благодарность на измазанной сажей коже. Тина улыбается и облизывается, по-прежнему теребит в руке потеплевший металл. — Положи их, пойдём завершим твоё важное дело, — хватаю её за свободную от ключей ладонь и тяну за собой к камину. Девочка умудряется засунуть их обратно в мой карман и торжествующе усмехнуться, пока мы шагаем в гостиную. Смотрит на меня расфокусировано и счастливо, пока я склоняюсь к дровам и перекладываю Тинин непутёвый костёр. Поджигаю и вытаскиваю задвижку под пристальным вниманием влюблённых глаз. Стоит мне подняться и деловито отряхнуть руки, как я вновь оказываюсь в её крепких объятиях. — Что бы я без тебя делала, — бормочет мне в позвоночник и скользит пальцами по рёбрам. — Видимо, сидела бы тут в холоде и без вина, — шумно выдыхаю, когда прохладные ладони комкают края моей футболки и ныряют к коже на животе. Тина смеётся, впечатав губы мне в спину, гладит напряжённые под её прикосновениями мышцы. Она спешно перебирает ногами вслед за мной, так и не выпустив из объятий. Беззастенчиво наблюдает за тем, как я расправляюсь с одеждой и шагаю в душевую. Качает головой на моё предложение присоединиться и лишь закусывает губу, когда я подставляю лицо потокам воды. Слышу, как она посмеивается своему отражению в зеркале за стеклянной стеной и называет себя домовёнком. Долго и упорно трёт скулу, избавляясь от остатков сажи. Поглядывает на меня сквозь разделяющую нас запотевшую стенку, но сохраняет дистанцию. Прекрасно знает, что если окажется под струями, то к камину мы сегодня уж точно не вернёмся. Встречает распаренного меня самым большим из своих полотенец и снова топит в объятиях. Тщетно пытаюсь отделаться от мыслей о том, чем вызвана её сегодняшняя повышенная тактильность, но Тина целует моё сердце через кожу и кости, и все вопросы исчезают. Мы возвращаемся в разогретую гостиную, и я уже полураздет. Тина с присущей ей воинственностью восстала против лишней, по её мнению, одежды, и теперь льнёт к моему голому боку. В отличие от меня, по-прежнему кутается в огромный пушистый кардиган. Счастливо мурчит, когда я провожу носом по пшеничным волосам и оставляю поцелуй на виске. — А почему один бокал? — вдыхаю неповторимый запах своей женщины, и она усмехается мне в ответ. Шагает к кухне и останавливается в арке, чтобы в очередной раз свести меня с ума своим многообещающим взглядом. — Мне можно только глоточек. Ты же со мной поделишься? — игриво закусывает губу и провоцирует мою фантазию. Успеваю подобрать несколько вариантов того, как напоить Тину вином вообще без бокалов, но она со смехом покашливает и отрывает меня от жарких мыслей. — Всё моё — твоё, — поднимаю ладони вверх, сдаваясь в её соблазнительный плен без боя. Девочка расплывается в победной улыбке и исчезает за поворотом, оставляя меня медленно оседать на мягкий плед. Языки пламени разливают свет по бутылке с вином, и я рассеяно перебираю её в руках, мгновенно утонув в воспоминаниях. Тогда, почти четыре года назад, когда явился сюда с парой таких бутылок, думал ли я о том, где мы с Тиной окажемся в итоге? Мог ли предположить, какое непростое и чертовски красивое путешествие нас ждёт? Она так боялась касаться меня, словно могла лишиться жизни от малейшего тактильного контакта. Даже бутылку эту тогда из рук не взяла. А теперь льнёт ко мне, перемешивая нашу любовь с таким отчаянным трепетом, будто без меня не выживет. Встречаю её дурацкой навеянной ностальгией улыбочкой, но челюсть сама по себе съезжает вниз и стирает мимолётную ухмылку с лица. Тина мучительно медленно сокращает расстояние между нами и несёт тарелку с сыром и ягодами. И из одежды на ней только чёрное полупрозрачное бельё. Охуеть. Втягиваю воздух со свистом. Кровь моментально закипает, разнося обжигающее возбуждение по венам. За те жалкие секунды, во время которых эти невозможные бёдра приближаются ко мне и крутят восьмёрку в потяжелевшем пространстве, я успеваю сгореть дотла. Скольжу помутневшим взглядом по всем клеточкам кожи, спрятанным под кружевом. Такая невозможно красивая. Нечеловечески привлекательная. Необъяснимо и всецело моя. — Таня… — скулю, когда девчонка ставит тарелку рядом с вином и поворачивается, чтобы зажечь свечи вокруг нас. Будто специально прогибается в спине, подставляя всю себя моим жадным глазам. Рот машинально наполняется слюной, перекатывая во мне единственное желание обвести языком каждую родинку на этом теле. — М? — откидывает волосы и оголяет спину, чтобы показать мне обнажённый позвоночник. Сглатываю дважды, не выдерживая напряжения. Буквально истекаю слюной, пока Тина со знанием дела доводит меня до предела. И там, на границе всего существующего, наконец, жалится и наклоняется, чтобы меня поцеловать. Не могу сдержать хриплый стон, и он эхом отстукивает по молочной коже, провоцируя мурашки. Девочка проводит пальцами по моему дрожащему от нетерпения подбородку и снова закусывает губу. Чёрт, ещё парочка таких фокусов, и я кончу прямо в штаны, — попробуем это вино? Она кивает в сторону тёмной бутылки и продолжает поглаживать подушечками бешеную пульсацию на моей шее. Улыбается спокойно, соблазнительно. Знает, кошка, что я сделаю всё, что ей угодно. Не отрывая взгляда от зеркалящих огонь зрачков я тянусь к стеклу и наспех откупориваю бутылку. Тут же прямо из горлышка наполняю вином рот, и Тина, сверкнув глазами, вновь припадает к моим губам. Нетерпеливо проталкиваю в неё сразу весь алкогольный глоток. Дрожит от наслаждения, прижимаясь ко мне ближе. Слизывает из моего рта всё до последней капли. — Очень вкусно, — шепчет мне на ухо и мажет поцелуем по щеке. Во мне бурлит, кажется, всё вожделения этого мира, пока девочка неспешно путешествует ладонями по моим рёбрам. Очерчивает мышцы на животе, и мне приходится сделать ещё один глоток, чтобы не потерять сознание от потока страсти, что льётся из этой маленькой вселенной в моих руках. Она наклоняется, чтобы лизнуть пульсирующую венку на моей шее, и я не сдерживаюсь. Сгребаю её в охапку, на скорости вжимая в себя. Тина смеётся в ответ, трётся об меня грудью, снова обрушивается губами на моё горло. Лижет и целует, приближая моё терпение к концу, спускается губами ещё ниже. Шумно стону, когда она без прелюдий ныряет под пояс моих штанов и сжимает накалённое возбуждение. Шлёт мне в ответ улыбку и, отодвинувшись, задаёт ритм своей руке. Наклоняется ещё дальше, не позволяя мне себя поцеловать, и я снова тянусь к бутылке вина. Похоже, одинокий бокал сегодня так и останется пустовать. Она вожделенно рассматривает меня, в исступлении глушащего алкоголь. Продолжает двигать рукой размеренно, никуда не спешит, пока я киплю, плавлюсь и растекаюсь от бешеного напряжения. Со звоном опускаю бутылку на пол и жмурюсь. Словно ощупав мои пределы, Тина прекращает свою пытку, и рука стремительно покидает мою заведённую плоть. Когда я открываю глаза, девочка уже успевает лечь животом на плед и напоследок бросает на меня игриво-обожающий взгляд, чтобы затем пустить в ход рот. Берёт член сразу глубоко, нетерпеливо, заставляет меня импульсивно податься вперёд. Трясущейся рукой тянусь к пшеничной макушке и с горем пополам собираю волосы в кулак. Едва могу шевелить пальцами, пока её невозможный язык провоцирует мои несдержанные стоны. Вино понемногу туманит голову, хотя сам я уже давно не могу обнаружить в ней ни одной чёткой мысли. Всё расплывается и тонет под безраздельной властью этой женщины. Чувствую её мягкие руки на своих бёдрах и машинально стискиваю зубы. Знаю, что будет дальше. Моя смерть. Тина втягивает носом воздух и стремительно насаживается горлом на член. Стенки бьются пульсацией, схватывая меня со всех сторон. Мычу что-то нечленораздельное, из-за шума в ушах сам не слышу, что несу. Но девочка, похоже, от моих звуков заводится ещё больше. Скользит по мне, растягивая удовольствие, заставляя меня чувствовать такое наслаждение, для которого плавящийся мозг даже не может подобрать подходящего слова. На очередном её движении моё тело сбивает дрожью, и я поспешно отстраняюсь. Хочу чувствовать её всю сейчас же. Тина приподнимается на колени, разглядывая меня повлажневшими глазами, снова тянется ближе, но я перехватываю её инициативу, хватаю за подбородок и глубоко целую. Я медленно реагирую из-за вина, она — из-за моих непредсказуемых порывов. Сталкиваемся зубами и одновременно шипим от боли, но даже это не притупляет бешеного возбуждения. Стискиваю руками кружева на бёдрах и опрокидываю девочку спиной на плед. Она стонет, почувствовав мой язык на шее, зарывается пальцами мне в волосы. Зализываю каждую клеточку, до которой могу добраться, спускаюсь ниже. Тина тянется руками к тоненькой резинке трусиков, и я мгновенно накрываю её ладони своими. Стискиваю зубы и рву чёрное кружево, потому что не могу и не хочу больше сдерживаться ни секунды. Моя девочка приоткрывает рот от неожиданности, пока я подминаю её под себя, вжимаюсь губами в ямочку между ключицами. — Куплю тебе новые, — хриплю во взмокшую от нетерпения кожу и резким толчком соединяю нас в одно. Тина ахает, прогибается в спине и скручивает покрывало в кулаки, пока я с нарастающей силой вбиваюсь в неё. Запрокидывает голову и упирается затылком в пол, открывая горло для моих поцелуев. Едва сдерживаюсь от того, чтобы прикусить манящую плоть. Чувствую, как трясущиеся пальцы скользят по моей спине и пытаются притянуть ближе. Она, как и я, почти не контролирует конечности в этом лихорадочном безумии между нами. Послушно склоняюсь к ней, и Тина обхватывает меня руками крепче, соединяет наши дрожащие мокрые тела. Стонет от каждого толчка несдержанно, с надрывом, срывается на хрип. Вколачиваюсь ожесточённее, совершенно растеряв в нашей бешеной страсти остатки разума. Слышу сдавленную мольбу, бессильно сорвавшуюся с совершенных губ. Забираю их в поцелуй, зализываю кожу. Тина стискивает меня неистово, пронзает пространство над нами грудными звуками моего имени и срывается в оргазме одновременно со мной. За взрывом звёзд в глазах даже не могу разглядеть любимое лицо, полностью отдавшись разрядке. Комната передо мной не перестаёт вращаться, и я жмурюсь, уткнувшись щекой в Тинино плечо. Её пальцы снова в моих волосах, поглаживают, массируют, закольцовывают во мне волны чистейшего удовольствия. Дышу, кажется, только её неповторимым ароматом. Ваниль и секс. Голова кружится от опьянения ею, вином, каждым нашим прикосновением. Краем глаза удаётся увидеть, как красиво отражается пламя в её волосах, пока она целует меня в затылок сотню раз, а затем ещё сотню, пока мы оба в бессилии не теряем связь с миром.