haikyuu short stories

Это мерзко. И так гнусно. Но остановиться ты не в силах. Кто же знал, что запретный плод настолько сладок? Ойкава проталкивает пальцы глубоко тебе в рот, доставая до стенок горла, исследуя их до тех пор, пока не начинаешь давиться. Он находит прелестными и твой подавленный вид, и бессмысленные попытки притвориться, словно от этих действий между ног ничто жарко не пульсирует. Снисходительным взглядом он наблюдает за твоими тщетными порывами утереть уголок губ, с которого медленно стекает слюна. – Малышка, – мурчит он так ласково, что волосы на затылке шевелятся, а сердце отбивает бешеный, вызванный всепоглощающим страхом ритм. Чувствуешь себя такой крохотной и беспомощной под его взглядом хищника – хищника, что готов разрушить тебя и внутри, и снаружи. – Ты только взгляни на себя, малютка. Дрожишь как осиновый лист, м? Слёзы скапливаются в уголках глаз. Ты напугана, но при этом возбуждена до боли. Дабы её немного облегчить, сильнее вжимаешься своими разведёнными бёдрами в его и впиваешься ногтями в мужское запястье. – Мне больно, золотце, – тон такой приторно-сладкий. Отдаёт могильной гнильцой. – Не вынуждай меня причинять боль в ответ. От этих слов новая волна жара бьёт прямо в лоно, и ты хнычешь ему, такому вдруг польщённому, в пальцы. Дабы лучше тебя расслышать, Ойкава резким движением выдёргивает их. Другая ладонь скользит по талии, стискивая её и притягивая ближе. Он отклоняет голову чуть-чуть в сторону, подставляя ухо. – Что-что? Повтори-ка, солнышко. Давай, издай этот сладенький звук ещё разок. Скажи, чего ты хочешь, радость моя? Чувство вины переполняет, и от этого тошно. Не это ты пообещала родителям, когда получила в подарок кольцо непорочности – маленький символ священной клятвы, так изысканно поблёскивающий сейчас на безымянном пальце. Но вот, однако, в каком положении ты оказалась – нарушаешь ту самую клятву, развязно упираясь разведёнными ножками Ойкаве в пах. Прямо под крышей родительского дома. Он ни к чему не принуждает, нет. Ни в коем случае. Ты просто сама не можешь ему отказать. Ни тогда, по крайней мере, когда его низкий и мелодичный голос прорывается сквозь входную дверь, упрашивая пустить, дабы вместе почитать Библию. Но на данном этапе это всё теряет значение. Он ведь так красив, так обольстителен и готов поглотить тебя целиком, вместе с этим кольцом. Ты должна была догадаться о подобном исходе ещё тогда, впервые встретившись с ним взглядом. Обязана была. – Ойкава, я, – нервно откашливаешься, пытаешься собрать мысли в кучу. Но это просто невозможно, ведь теперь эти пальцы, эти чёртовы пальцы, оставляют мокрый след от слюны на коже бедра и скользят всё глубже под школьную юбку. Он приподнимает голову, томно смотрит из-под полуприкрытых глаз и кривит губы в подбадривающей улыбке. – Я-я не думаю, что это хорошая ид… Неожиданно всхлипываешь, когда пальцы наконец ловко пробираются под бельё и грубо потирают клитор. Ойкава протяжно стонет тебе в унисон, после радостно прыская со смеху. – О, моя бедная малышка, почему же ты раньше не сказала, что вся течёшь? Воздуха катастрофически мало, а влажные звуки, выскальзывающие из-под его ладони, крепко прижатой к разгорячённой промежности, становятся всё громче, всё развратнее. Мысленно благодаришь Бога, что родителей нет дома. Но разве можно поминать Господа всуе? Когда грешные губы и порочные пальцы Ойкавы буквально вытягивают из тебя спрятанное глубоко внутри сладострастие? Парень резко подаётся вперёд и проникает в рот языком, окончательно сводя с ума. Действие сопровождается резким толчком пальца в податливое тело. Он так идеально входит до самой костяшки, что даже кажется, словно был создан именно для этого места. Ойкава сжимает фаланги и трёт тесные стенки, заставляя содрогаться, скулить и рвано дышать ему в рот. Он посасывает кончик твоего языка, а потом резко отрывается, чувствуя, как пылающая плоть крепко сжимает его средний палец, увлажняя его ещё больше. Ойкава не может сдержаться и посмеивается тебе в губы. – Тоору, пожалуйста, – поднимаешь на него свой жалкий взгляд, демонстрируешь раскрасневшиеся от стыда щеки. В потемневших расширенных зрачках появляется странный блеск, стоит только ему услышать твою мольбу и своё имя. Он знает три истины: ты загнана в угол; ты уже почти без сознания; ты никогда прежде не занималась такими вещами. Ойкаве остаётся лишь с наслаждением упиваться этими фактами. – Что «пожалуйста»? Ну же, договаривай, красавица. Твои доверчивые глаза наполняются слезами отчаяния, в то время как уже несколько пальцев замедляют свой мучительный темп, вынуждая дёргаться и извиваться у него на коленях. Ойкава знает, чего ты так бесконечно сильно желаешь. Но он и с места не сдвинется, пока не услышит ответ, пока не добьётся своего. До твоего жалостливого взгляда ему нет дела. Смотри сколько хочешь, ничего не поменяется. – Возьми меня, – голос снижается до унизительного шёпота, а его губы искривляются в садистской улыбке, словно надвое раскалывающей мужское лицо. – Вот видишь, стоит лишь попросить, малышка, и я откликнусь на все твои молитвы.