Ева
Туманный и зябкий Париж, начало новогодних распродаж, суета не по делу. Может, это самое подходящее время, чтобы начать постигать сущность любви? Не улетать, не убегать, остаться и понять, что мне нужно от Вилланель? Как можно уживаться с неприкрытой опасностью? С непостоянным настроением и резкостью манер? Спонтанной ревностью и необузданностью чувств? Пока люди будут наряжать ели в своих домах и дворах, украшать жизнь гирляндами и яркой мишурой, я постараюсь выжить? Я тоже хочу заполнить свою жизнь бесполезными, яркими деталями, а не думать о том, можем ли мы сейчас прикоснуться друг к другу и опять взорваться где-то на подсознательном уровне?
Машина с личным водителем забрала нас у дома, мы почти не ждали её, но я успела продрогнуть. Вилланель напряжена из-за того, что познакомила меня с Хелен, я же напряжена от её слов. Быть умнее и думать, с кем связываешься, — отличный совет! Но запоздалый. Вилланель смотрит в окно, отвернувшись от меня, покусывает подушечку большого пальца, и это делает её в моих глазах испуганным ребёнком. Хочется забраться под её уютный белый свитер и успокоить. Я не знаю, что между ними происходит, и меня пугает мысль о том, что Хелен, возможно, не приходится ей матерью. Хелен выглядит как француженка, отец Вилланель тоже далеко не русский, она не их дочь. И, казалось бы, задать вопрос сейчас, напрямую, было бы проще всего, но я молчу. Кто-то пытается дозвониться до неё, но она выключает звук и прячет телефон в карман.
— Остановите здесь, мы прогуляемся, — даже по голосу Вилланель понятно, что её вывело из равновесия всё то, что произошло.
Мы выбираемся из тёплой машины, я тут же кутаюсь в своё пальто, осматриваюсь по сторонам: мне страшно потеряться здесь, в незнакомом месте. Вилланель обходит машину и предлагает мне руку.
— Держать, чтобы твои чувства не сдуло парижским ветром? — это была шутка, я хотела сделать слова Хелен насмешкой, но Вилланель это не понравилось. Схватив мою руку, она грубо повела меня за собой, подальше от дороги, — Где мы?
— Это 8-й округ, квартал пересечения трёх улиц, его называют «золотым треугольником» Парижа. Здесь лучшие рестораны, бутики, прет-а-порте самых известных модных домов и отличное место для того, чтобы потратить деньги. Хочу переодеть тебя. Ты со мной и должна выглядеть подобающе. Никогда не думала, что буду с кем-то, с таким ужасным вкусом к одежде. Это звучит эгоистично?
— Нет, что ты! Крайне привычно слышать это от тебя.
— Не сопротивляйся моему желанию сделать тебя лучше.
— Я так и знала, что недостаточно хороша для тебя, откровенно не твой уровень.
— Эй! — Вилланель остановилась и дёрнула на себя так, что я оказалась в её объятиях, лицом к лицу, — Не говори так, мы идеально подходим друг к другу. Мы не обязательно должны быть из одной коробки, мы из разных партий, но мы отличное сочетание. Разумы схлестнулись в игре, сердца объединились в схватке против всех, а души — разве ты не чувствуешь? Их так тянет, как магнитом, не пугайся этого, Ева.
— Если останусь жива, непременно учту.
— Тебе ничто не угрожает, кроме тебя самой.
В этот момент капризный и требовательный ребёнок в Вилланель потерялся. Передо мной стоит рассудительный и глубоко влюблённый, к сожалению, не человек. И она подаётся вперёд, чтобы поцеловать меня среди всех этих людей, что суетятся и спешат по своим делам. Я очень хочу ощутить трепет и вкус её губ, но отворачиваюсь в последний момент.
— Тебе не стоило поддаваться слабости, — напоминаю я.
— Надеюсь, ты никогда не узнаешь, какого это, когда выбор делаешь не ты, а инстинкты. Когда жажда превыше всего.
— Это меня по итогу и убьёт.
— Тогда торопись жить, Ева.
— Жизнь, по-твоему, это трата денег?
— Это весело. Это поднимает мне настроение, — Вилланель тяжело вздохнула и вновь взяла меня за руку, — А моё настроение так испорчено. Если ты решишь сегодня остаться со мной в Париже, пообещай мне, что не будешь общаться с Хелен?
— Почему? Она может мне что-то рассказать?
— Например?
— Что она тебе не мать?
— Ева, что за глупость? — Вилланель хмурится, ей не нравится этот разговор.
— Ты на неё так смотришь, ты даже на меня так не смотришь! И то, что я видела ночью. Лучше бы ты сказала, что тебя удочерили, я бы этому поверила больше.
— Прекрати, ладно? Хелен моя семья, и больше мы к этому разговору не возвращаемся. Кстати, мы пришли. Это будет нашей первой остановкой.
Вилланель буквально затащила меня в бутик, пропуская вперёд. Нас встретили консультанты, две высокие девушки с фальшивыми улыбками. Они посмотрели на меня предвзято, и я бы стала для них насмешкой, но Вилланель рядом со мной поставила их на место одним взглядом. Нас разделили, увели в разные стороны, будто это какой-то их план — заболтать и на что-то уговорить. Мне предлагают снять пальто и, не теряя времени, увидеть новую коллекцию. Ещё одна девушка появляется с бутылкой вина и изысканными бокалами с гравировкой бутика. Я бросаю взгляд через зал на Вилланель, а она улыбается и мотает головой, я отказываюсь. Во мне нарастает паника от непонятных мне слов и от того, как консультант кружит вокруг меня.
— Простите, перебью вас. Я пришла не одна и не хочу отходить от неё, — бросив девушку в недоумении, я направилась к Вилланель.
— Что-то не так? — удивилась она, с трудом отвлекаясь.
— Да, почему нас разделили?
— Здесь индивидуальный подход к каждому клиенту. Просто иди и выбери с ней всё, что тебе нравится. Я рядом и слежу за каждым твоим шагом.
— В примерочную она тоже пойдёт со мной?
— Пойти мне? Вряд ли я смогу удержаться и не…
— Тсс, всё, я поняла.
Сбросив пальто, я возвращаюсь к своему консультанту.
— Всё в порядке? — интересуется девушка.
— Да, оказывается, за мной присматривают, — мы обе посмотрели в сторону Вилланель, а она на нас.
Это было странно: слушать человека, который больше понимает в том, что мне подходит, чем я сама. Мне не приходилось покупать что-то в таких местах, я доверилась. Бродила за ней, слушала заученные фразы восторга. Когда она пригласила меня пройти в гардероб, я оживилась, это же на шаг ближе к свободе! Вилланель последовала за нами, и в какой-то момент её рука оказалась на моей талии, затем ниже.
— Мне не терпится увидеть тебя в новой одежде. И без неё, — дополнила она.
— Вилланель! — тихо возмутилась я, но её внимание очень приятно.
— Оставьте нас, мы справимся, — скорее приказывает, чем просит Вилланель, и нас оставляют наедине.
Завладеть её вниманием целиком — это действительно приятно. Возможно, не только я чувствую, что мы сблизились сильнее после укуса и после секса, что изменился. После сна вместе в постели, словно мы настоящая пара, в начале отношений! И всё, чего нам хочется, это гулять, трогать руками, словами и глаз друг с друга не сводить. Вилланель удалось затащить меня в свой мир, и я хочу отметить, что здесь комфортно. Здесь нет ценников на одежде и помогают решить всё за тебя, здесь не нужно вызывать такси, водитель готов ждать сутками, здесь повара приготовят еду, а дома приберутся за тебя. Это всё деньги и власть над жизнью. Ей это нравится, она садится на диван, закидывает одну ногу на колено и ждёт меня. Не хочу думать, что она покупает меня, мне всё это не нужно, но для неё я это делаю. Платье для неё, костюм для неё, новое пальто, блузки и кофты. На мне всё отлично сидит, это подмечает даже она, с лёгкой ухмылкой и огоньком в глазах. Каждый мой последующий выход заводил её. Я сама чувствую это напряжение в низу живота. Разглаживаю строгую юбку на своих бёдрах, поправляю ворот рубашки, чтобы стоял и не было видно пластыря, выхожу к ней в зал. Вилланель скидывает ногу с колена, впервые сев ровно.
— Ты похожа на учителя французского, — замечает она, подняв бровь, — Распусти волосы.
Я стягиваю с волос тугую резинку, надев её на запястье, наклоняюсь вперед, придаю волосам объём, массирую голову. Мне хочется подойти к Вилланель, и она манит меня пальцем. Приблизившись, я ставлю колено строго между её ног, вдавливая его в мягкий диван.
— Преподать тебе урок? — спрашиваю я, Вилланель прижимается к моей ноге.
— Мне кажется, я не успеваю усваивать, Ева, — и это сказано не для того, чтобы возбудиться, это как крик о помощи, и я его понимаю, слышу!
— В таком случае нужно остановиться и повторить предыдущие уроки, — я хочу мягко и сочувственно улыбнуться, надеюсь, мне это удаётся.
Ладони Вилланель обхватывают мою ногу выше колена, я склоняю голову, чтобы смотреть в её бесстыжие глаза. Поднимает руки выше, кровь во мне вскипает, приливает к лицу.
— Всё идеально, но юбку ты надела неправильно, пойдём, я помогу тебе.
Она воспользовалась бы любым поводом, чтобы это случилось? Мы оказываемся в примерочной кабинке, Вилланель тут же прижимает меня к зеркалу.
— Ты разве забыла? Без поцелуев в губы, — напоминаю я.
— Я буду целовать тебя в другие губы, Ева, — шепчет она на моё ухо, и мои ноги подгибаются, контуры окружающих предметов расплываются, она завладела мной моментально.
Задирает на мне юбку, собирая её вокруг талии, дёргает последнюю преграду вниз.
— Вилланель, разве здесь можно?
— Веди себя тихо.
Последствия уже не важны, даже если они услышат или нам сделают замечание. Важно лишь её прикосновение к моей коже, это касание губ и мой длинный стон. Вилланель проводит языком по внутренней стороне моего бедра, там, где ещё остался след от укуса в машине. Это было не так давно, а кажется, прошли месяцы! Всё началось с пореза на пальце, а теперь на моём теле появляются всё новые и новые отметины. Я буквально чувствую, как она хочет проткнуть мою кожу в новом месте, ощутить мою кровь, напиться ей. От опасности и напряжения я ощущаю всё слишком остро, а Вилланель так неосторожно действует. Её губы жадные, движения быстрые. Она копила в себе это желание с самого утра, я сама виновата, что не позволила ей сделать это в квартире. Вспомнила нас в ванной, её напор. Хорошо, я позволяю делать ей это сейчас. Она берёт мою руку и подталкивает к действию. Я раскрываю себя и другой рукой хватаюсь за её волосы, мне нужен хоть какой-то контроль, чтобы не взорваться оргазмом прямо сейчас. Натыкаясь языком на кончики моих пальцев, которыми я держу себя открытой, Вилланель с упоением вылизывает меня. Мои набухшие маленькие губки становятся слишком трепетно нежными. Я вздрагиваю всё чаще, но сдерживаю стон.
Мой телефон разразился мелодией под грудой одежды, Вилланель не отвлеклась, я тоже постаралась игнорировать. Скорее всего, это Нико. Меня посещает безумная идея ответить и сказать, что я больше, чем в порядке, что с меня глаз не спускают, кормят и одевают. А ещё… Безумный секс, такой, о котором я даже помыслить не могла. Я будто начала проживать другую жизнь. Мне настолько хорошо, что стыдно. Если бы кто-то узнал о нашей связи, в первую очередь, позавидовал бы мне. Плевать, что я в опасности, что всё это хрупкое и ненадёжное. Сейчас я счастлива, я в эйфории. Я смотрю вниз и встречаюсь с её покорным взглядом, она ждала этого. Она специально задевает языком самый кончик, а затем обхватывает его губами. Я бы стонала в трубку, я бы доказала, что мне не было с Нико так хорошо за все годы нашей совместной жизни, как хорошо сейчас от спонтанного секса. Я в раздевалке дорогого бутика, передо мной на коленях самое красивое существо, что мне приходилось видеть, и я кончаю. Кончаю от мысли, что всё может раскрыться хотя бы для Нико. Вилланель встаёт с колен и облизывает мою шею, она напрашивается на поцелуй, и я слаба, но всё равно даю отпор, толкая её от себя.
— Ты демон, — улыбаюсь я, — Что ты творишь со мной?
— Ева, один поцелуй.
— Нет.
— Разве я не извинилась сейчас? Так сладко и чувственно?
— Этим нужно заниматься дома.
— Осуждаешь? Ты провоцировала меня! Ответишь на вызов?
— Не могу, мой голос не в порядке.
— С хрипотцой? Он всегда такой после того, как ты кончаешь. Меня это заводит. Поцелую тебя ещё. Не в губы, не волнуйся.
Вилланель прижимает свои ладони к зеркалу по обе стороны от моего лица, чувствую себя в плену. В плену её потемневших глаз, их чернотой можно измерять её возбуждение и голод. Она целует в шею, и я вспоминаю сон, тот ночной кошмар после приёма в доме Камбеллов. Я ведь в первый же день увидела, что Вилланель кусала парня в своей спальне. Затем мне это приснилось. Сколько раз она говорила мне про укус, сколько раз я замечала это в ней и не могла сопоставить факты. Просто поверить в то, что она не человек. Она сейчас так же не видит во мне врага и предателя. Её зубы смыкаются на моей коже, слегка, но ощутимо.
— Вилл…
— Не бойся меня, — её шёпот обжигает мочку моего уха, и я дрожу.
— Не играйся с этим.
— Хотела бы я выпить всю тебя, прямо здесь. Но слишком люблю.
— Перестань, — толкнув её в плечо, я отпускаю голову в смущении.
— Не веришь мне? — спрашивает строго она, касаясь пальцами моего подбородка, поднимая моё лицо на уровень своих глаз.
— С трудом. Не исключаю, что это возможно. Но, может, ты с чем-то путаешь это чувство? Или путаешь меня с кем-то?
— Возможно. Пойдём отсюда, я оплачу всё, что ты выбрала, и позвоню водителю, он заберёт покупки, а мы прогуляемся. Надень всё новое, но если тебе дороги твои вещи, можешь попросить сложить их с собой.
Вилланель выходит, оставив меня в недоумении. Я думала, она оспорит мои слова! Возможно? Я замена той женщине, что на каждой картине в её квартире? Или, что ещё хуже, Вилланель путает любовь с желанием убить меня! Она ведёт себя как Альфа, её мотивы ясны: содержать меня и иметь. Все обиды на неё, страх и злость накатывают на меня с новой силой. Вилланель убивает людей, на её теле ничто иное, как пулевое ранение, она готова изменять мне в соседней комнате и брать меня грубо, когда сочтёт, что разговаривать бесполезно. Я задыхаюсь — это паника. У меня начинаются резкие боли в животе, и я хватаюсь за телефон, чуть не позвонив Нико. Я пропустила его вызов, и теперь он думает, что со мной, может, что-то случилось. А со мной случилось! Я потеряла голову, я совсем не думаю и не управляю собой!
В новой одежде мне некомфортно лишь перед консультантами, и мне хочется скорее вырваться отсюда на улицу. Вилланель разговаривает по телефону, прислушавшись, я понимаю, что это по работе. Отхожу в сторону, пока одежду упаковывают, и вновь девушка с подносом оказалась рядом. Вилланель отвлеклась на оплату, и я выпила бокал вина. Алкоголь приятно растёкся по горлу, ещё бы сигарету, мои нервы на грани.
— От тебя нельзя отвлечься? — руки Вилланель скользнули по моей талии, обняв сзади, она зарылась лицом в мои волосы, я накрыла её руку своей перебинтованной рукой, погладив бледные костяшки.
— Я думала, все наши вызовы будут пропущенными сегодня.
— Это очень важно, по работе, год заканчивается, и в центре нужно навести порядок, — Вилланель повернула меня лицом к себе — Но всё это подождёт, мы идём гулять, а за вещами зайдёт водитель.
— Какую сумму ты заплатила?
— Какая разница? Ты выглядишь шикарно, мне очень нравится.
— Это исключение, я позволяю тебе одеть меня один раз. Больше никаких трат на меня. Не хочу быть чем-то обязана, не хочу твоих денег.
— Это вместо спасибо? Мне неприятно.
— Ты не спросила, приятно ли будет мне, просто затащила сюда.
— Иногда ты так меня бесишь! И я не разрешала тебе пить.
— Почему ты что-то решаешь за меня?
— Тебе это нравится, Ева.
— Я готова с этим поспорить.
— Идём, не хочу тратить на это время.
Мы начали разговор, совсем не относящийся к нам и нашим проблемам. Расстояние не имело значения, в новой одежде было уютно и тепло. Вилланель держала меня за руку и слегка сжимала, когда мы вместе над чем-то смеялись. Мне хорошо с ней и грустно, я не могу бесконечно напоминать себе, что она не та, с кем должно быть легко и безопасно. Но мне бы так этого хотелось. Я бы бросила всё, во что верила, я бы развелась с мужем и была с ней, будь она обычным человеком. Мы стоим на светофоре, я прижимаюсь к её плечу, мне хочется плакать, живот не перестаёт ныть.
— Тебе холодно? — её забота трогает меня, жаль, что мы среди людей, я хочу остаться с ней один на один.
— Нет, а куда мы идём?
— Уже видно, куда. Знаешь, что это за место?
— Нет, издалека похоже на огонь.
— Это точная копия факела, который держит статуя Свободы в Нью-Йорке. Здесь, в Париже, много памятников: есть абстрактные, есть легкомысленные, какие-то могут вызвать смех, какие-то заставят задуматься. Но я отдаю предпочтение этому месту. Многие уверены, что он установлен британской принцессе Диане, погибшей в автокатастрофе в тоннеле, недалеко отсюда. Но это не так, и памятник был установлен задолго до трагедии.
— Год?
— Ты смеёшься надо мной?
— Нет! С чего ты так решила? У тебя отличная память, ты умная и столько всего знаешь, тебя можно брать в путешествие. Ну, знаешь, гидом по миру!
— 1986 год. Мне рассказывать дальше?
— Да, но сначала — почему это место интересно тебе?
— Смотри, даже сейчас у памятника лежат свежие цветы, люди не забывают, любят и помнят. Можно быть человеком, с потерей которого мир будет скорбеть десятилетия, а можно быть пустышкой. Есть ты или тебя нет, никому нет дела до этого.
— Не знала, что ты задумываешься о подобном.
— Мне дарована вечность. Но даже с ней я не стану для кого-то значимой. Кто меня будет помнить?
— Думаю, это привилегия, чтобы тебя помнили. Нужно чем-то выделяться, чем-то запомниться людям. А что твои картины? Разве они не должны висеть в музеях по всему миру? Ты можешь запомниться этим.
— Это личное, не могу поделиться этим со всеми.
— Я буду помнить тебя, пока буду жива. Может, это совсем немного, но пообещать большего не могу.
— Будешь помнить как препятствие, испытание на своём пути?
— Ты испытание, но я буду помнить не из-за этого.
— Как самую большую любовь, — засмеялась Вилланель, — Идём дальше? Хотя стой!
Вилланель обратилась по-французски к прохожему, тот улыбнулся и взял её телефон в руки. Мы сделали снимок, впервые совместный.
Прогулка по Парижу в её компании должна была стать для меня счастливым моментом в жизни, но я слишком загружена мыслями. Столько всего не сказано, ответы не получены, и мне хочется встряхнуть её за плечи, остановить это беззаботное шествие, хочется кричать. Её голос льётся, смешки, ужимки, такая милая, такое очарование, я знаю, что ненадолго.
Мы заходим в ресторан, Вилланель включает свой шарм и французский, нас провожают на верхний этаж. Здесь всего один стол по центру и витражные окна на потолке, сквозь которые видно набухшие, тяжёлые облака.
— Будет дождь или снег. Хочу снег!
Я не разделяю её детский восторг. Очередное место кажется жутко дорогим, и мне неловко. Вилланель снимает с меня пальто.
— Сядь, пожалуйста, Ева.
— Мы могли бы поужинать у тебя дома?
— Нет. Здесь мы можем побыть наедине и поговорить. Здесь я не буду бить посуду, а ты не сбежишь. Сядь.
Официант появляется на лестнице, быстро перебирает ногами и, наконец, подходит к нам.
— Приветствую вас в нашем заведении. Могу я предложить вам меню, винную карту?
— Можно нам секретное меню?
— Непременно, пара минут. Изучите карту вин.
— Что за секретное меню? — возмутилась я.
— То, что не предлагают обычным гостям. Расслабься, хорошо?
— Ты пытаешься меня впечатлить?
— А нужно? Нет, я не занята этим. Это мои обычные будни.
Стоило мне положить телефон на стол, как он оживился: Каролин довольно упрямо и долго пыталась дозвониться. Я могла бы ответить, признаться, что я в Париже, а не в Брюсселе. Могла бы сказать, что напротив меня сидит Вилланель, и я без труда задержу её до приезда полиции. Я всё ещё чувствую, как могу всё изменить одним волевым решением. Но мне не хватает духу.
— Мне нравится, что ты не отвечаешь сегодня никому. Такая сосредоточенность на нас, — задумчиво бросает Вилланель.
— Если я решу улететь сегодня, то мне хочется посвятить день только нам.
— Всё ещё думаешь об этом? Зачем тебе улетать? Нам так хорошо вместе, и впереди есть несколько дней.
— Твоя мама мне не рада, и ты меня не ждала. К тому же я явно торможу заживление твоей раны. Не хочу притворяться, что мне спокойно находиться рядом с тобой. Всё должно было быть не так.
— Как и всегда! В любой момент всё может пойти не так, как хочется нам, от этого не нужно бежать.
— Если я хочу улететь домой, ты расцениваешь это как побег?
— А что? Ты соскучилась по мужу, может, тебя ждут особые пациенты?
— Меня никто не ждёт, — откровенно призналась я себе и ей.
Официант принёс другое меню, я не стала открывать, Вилланель заказала на двоих, быстрее избавляясь от его присутствия. Сжав кулаки, она намерена продолжить разговор, я её внимательно готова выслушать.
— Ты нужна мне здесь, — решившись это произнести, её плечи обмякли, она села ровнее, выжидая мой ход.
— Для секса?
— Разве он не горяч?
— Ты такая… Самовлюблённая! — с долей шутки отвечаю я, лишь бы избежать ответа на вопрос.
— Я стараюсь не упускать возможности быть с тобой. Я игнорирую свою работу. Я игнорирую свои потребности. Я полностью сосредоточена на тебе, а ты непонятно где и о чём думаешь!
— Прозвучало много «я».
— Как ещё мне говорить о том, что я чувствую? Я не очень люблю эмоции. Любые их проявления. Но я их чувствую, не думай, что тебе одной сложно. Я впускаю в себя эмоции, когда могу и хочу вместить в себя что-то, запомнить, научиться. И я говорю о них. И с тобой, Ева, я чувствую больше. Любовь — это терпение, Ева. Почему ты не можешь немного потерпеть, чтобы всё уладилось?
— Почему с сегодняшнего дня мы говорим о любви?
— А что? — Вилланель сглотнула, сощурив взгляд.
— Я тебе не признавалась.
— Всё и так очевидно.
— Нет. Откуда тебе знать, что меня удерживает возле тебя? Откуда мне знать, что нужно тебе?
— Что нужно мне? Чувства, всё то, что ты способна дать и чему научить. Извини, что я в тебя влюблена и у тебя со мной будет полно неприятностей, но ты доброволец. Никто не заставлял тебя отвечать на ночные звонки, встречаться со мной, думать обо мне и уж тем более прилетать в Париж. Это твой выбор, разве нет?
— Мой.
Вилланель коснулась пальцем нежной впадины между носом и верхней губой, задержала на мне взгляд, а затем отвлеклась, посмотрев наверх.
— На меня будто небо падает. С тобой так трудно, — вздохнула она.
Я сжалась от этих слов, к нам вовремя поднялся официант. Огласив название вина, он едва налил по глотку на пробу. Вилланель оценила и жестом указала наполнить бокалы целиком. Когда мы вновь остались наедине, напряжение никуда не ушло. Может, и я чувствую сейчас давление сверху? Её губы касаются бокала — это заводит, она быстро выпивает вино и наливает себе ещё.
— Разве ты не любишь держать всё под контролем?
— Тебе это не поможет, Ева. Контроль, или без него, продолжим так говорить, и всё закончится.
— У нас не получается.
— Ты кончаешь чаще, чем это озвучиваешь.
— Не надо грубости.
— У нас отлично выходит трахаться. Может, нам замолчать? Вернёмся с ужина, заберёмся в постель и оставшиеся дни в Париже не будем из неё выбираться. Я доведу тебя до такого состояния, что ты не сможешь выстраивать предложения.
— Что на это скажет твоя мама?
— Хелен нам не помешает. Это моя квартира, если хочешь, мы можем снять номер в отеле.
— Хелен… Ты даже не стараешься называть её мамой.
— Это привычка, она стесняется своего возраста и взрослой дочери, мы давно договорились избавиться от этого.
— Если в будущем я узнаю правду, и она будет отличаться от того, что ты сейчас мне сказала, тебе будет стыдно.
— Я могу отключить стыд. Я могу отключить всё.
— Значит, я могу причинить тебе боль и знать, что ты не будешь её чувствовать?
— Я так и планирую, если ты решишь улететь.
— А что потом?
— С кем-нибудь пересплю, чтобы вылечиться.
— Потом?
— Вернусь в Лондон, включу эмоции и буду добиваться тебя.
— Значит, вчера, после своего спектакля с разбитой посудой, ты ушла, перебесилась и вернулась без эмоций? Поэтому секс был…
— Ева… Почему ты такая умная? Ах, да, ты же психолог. Если психолог…
— Клинический психолог, не сомневайся. У меня есть навыки диагностирования, чтения и понимания того, как устроены мозг, эмоции, поступки, но я бессильна в твоём случае.
— Ты готова воспринимать всё как диагноз, как изъян, проблему! Почему нельзя отпустить себя? Наслаждаться тем, что прямо в твоих руках сейчас? Зачем этот страх всё потерять, зачем обдумывать последствия, выискивать мораль? В мире всё гораздо проще. Кто-то рыба, а кто-то крючок. Кто-то охотник, а кто-то добыча.
— Моё сопротивление тебя забавит? Не так ли? Считаешь меня добычей с самого начала, и вся эта игра развлечения ради!
Вилланель резко поднялась, схватила бокал и отошла к окну. Я взвинтила ей нервы, возможно, она хочет меня убить, и я замолкаю. Пробую вино — сладкое, прохладное. Официант приносит заказ, расставляет всё на столе, знакомит с блюдами, игнорируя нашу войну. У него в голове свои проблемы и планы, он спокоен и ждёт окончания своей смены. Его кроткая улыбка подбадривает меня, желает прекрасного вечера, конечно, с такими изысками он должен быть обеспечен, но я смотрю на всё без аппетита. Морепродукты никогда меня не впечатляли, краба я не умею разделывать, к икре боюсь прикоснуться, блюда с трюфелем выглядят очень экзотично. Вилланель оборачивается на моменте, когда я пользуюсь влажным полотенцем, странно тёплым и приятным на ощупь.
— Это ведь для рук? — с сомнением спрашиваю я.
— Это Осибори, обычай подавать такие полотенца начали японцы, очень давно. За это время технология подачи текстиля дошла до настоящего ритуала. Полотенца готовят и подают особым образом, оно прохладное летом и тёплое зимой. Японцы также верят, что полотенце снимает накопленную негативную энергию. Меня можно сейчас протереть всю ими.
— Меня тоже, если бы это было правдой…
— Ева, ты не добыча и не рыбка. Ты скорее как сладкая вата: только начинаешь смаковать тебя, как ты растворяешься. Ты убегала с самого начала нашего знакомства. Я понимаю, ты хочешь разнообразить свою жизнь, трогать опасность, но не погружаться в неё с головой. Тебя ждёт муж, твоя опора и защита, я не знаю, может, твоя любовь. Я хочу найти с тобой общий язык, не быть для тебя монстром с потребностями, но если ты отталкиваешь физически и на подсознательном уровне, то я бессильна.
— Могу сказать в своё оправдание, что просто неопытна. Я не встречалась с такой бурей чувств, я не встречала таких…
Я поднимаюсь от сжимающего меня желания быть ближе к ней. Прихватив бокал вина со стола, я делаю пару глотков и подхожу к ней. Мы молчим, не сговариваясь, соприкасаемся лбами. Я думала, что её глаза будут тёмными от злости на меня, но нет, они чистые и выразительно светлые. Бокал повис в воздухе, свободную руку я опустила на её талию, она свободной рукой обняла меня, оставив ладонь между моими лопатками.
— Почему ты ничего не ешь, Ева?
— У моего тела есть система безопасности.
— Да? Не замечала, — смешок слетает с её губ.
— У меня болел живот, не думаю, что его нужно нагружать.
— Так и скажи, что не знаешь, как чистить крабов.
— Что? Откуда ты знаешь! — я рассмеялась, а она почти поцеловала меня, — Эй! Я ещё не забыла.
— Ева…
— Я обещала преподать урок.
— Хорошо, я сдержусь, но к вечеру ты поцелуешь меня сама.
— Самоуверенная.
— Да, такая. Почему у тебя болит живот? Это из-за меня? Вчера мы не поели.
— Тебе вообще нужно есть?
— Ну, да, мы нуждаемся в еде так же, как и люди, но можем питаться нерегулярно. Куда важнее другое насыщение. Человек устроен проще: вы дышите автоматически, сердце бьётся само, кровь циркулирует, органы пищеварения работают как шестерёнки. Мы управляем своим телом сами.
— Поэтому я не слышала твоего сердцебиения?
— Теперь моё сердце бьётся всегда рядом с тобой.
— Значит, все химические вещества подвластны тебе? Сама выделяешь адреналин и эндорфин? Можешь заводиться за секунды? А чувства и эмоции? Как это? Не чувствовать ничего?
— Кажется, я спровоцировала лавину вопросов.
— Извини.
— Я расскажу тебе всё за ужином, поверь, никакой угрозы для твоего пищеварения на столе нет, и я научу тебя пользоваться щипцами для крабов.
***
Мы заняли столик на несколько часов, но Вилланель оставила щедрые чаевые. Подхватив верхнюю одежду, мы спустились вниз. Ресторан уже успел погрузиться в атмосферу вечернего уюта. Играла музыка, гудели разговоры, я потянула Вилланель к хромированной стойке бара, залитой неоновым светом.
— Разве нам недостаточно того великолепного вина?
— Я хочу ещё, — уверенно заявив это, я с желанием посмотрела на ряд элитного алкоголя.
— Я не против. Если ты выпьешь, точно никуда не полетишь.
Я не собиралась улетать, у меня нет билета и намерения, я сгорю от ревности, если Вилланель останется здесь одна.
— Что будем пить, дамы? — обратился к нам бармен.
— Пять шотов Самбуки в большом стакане и соломинку, — чётко выговорила я.
— Я воздержусь, — понизила голос Вилланель, — Кто-то же должен будет отвезти тебя домой.
— Домой? Звучит как-то странно.
— Хочу, чтобы тебе было комфортно даже в гостях.
— Мне комфортно, у тебя идеальная квартира, и даже творческий беспорядок ей не вредит.
— Не представляю, что ты надумала, увидев все эти картины.
Передо мной поставили заказ, я жадно припала к соломинке, обдумывая ответ.
— Ты сказала, что это твоя любовь, нет смысла что-то додумывать.
— Хочешь об этом поговорить? — Вилланель забралась на барный стул, внимательно посмотрев на меня.
Алкоголь начал пьянить меня, окружение стёрлось, мне показалось, что мы остались наедине, и не только физически. Это явно была нить, новая, блестящая, протянутая между нами, новый этап доверия, новый шаг, я утвердительно кивнула.
— Хочу знать, кем она была.
— Анна. Она была человеком, моим учителем, тогда я жила в России. Моя первая любовь и первая одержимость, человек, который смог наладить со мной контакт. Она понимала, почему я замкнута, почему мне неинтересно со сверстниками, ей даже был понятен мой животный аппетит. Всё началось с её внимания и моего желания во всём ей угождать. Я стала гораздо лучше учиться, я пыталась выделяться и получать её одобрение. Странное было время, той меня, казалось бы, больше нет, но боль и чувства сохранились. Я бы не хотела её воскресить и вернуть, она в прошлом, но Анна… Она как обложка на книге — таит в себе всё содержание. На ней закончилась моя жизнь, закончилась одна книга, поместилась на полку. Теперь я изредка достаю её и пролистываю, оплакиваю некоторые страницы и прячу подальше от глаз. Храню эту книгу здесь, в Париже, стараюсь прятать от всех. Но тебе я хотела открыться.
— Хелен знает об этой книге?
— Она её и закончила.
— Я не буду задавать вопросы. Я способна понять тебя, — взяв её руку в свою, я не знаю, как выразить благодарность за то, что она наконец-то допустила откровение.
— Только не жалей меня, чего-чего, а жалости я не заслуживаю. На сегодня, я думаю, достаточно.
— Хорошо. Расскажешь мне об этом месте? Мне так понравилось слушать тебя.
Здесь, среди людей, удерживать внимание Вилланель только на себе казалось сложнее. Ревность впрыскивалась в меня ядом, как только я замечала, что её взгляд не на мне. Конечно, это вечер в Париже, в дорогом ресторане, где все одеты в лучшие свои наряды и источают флюиды. Я допиваю Самбуку под её чарующий голос, следом я пью сок, я достаточно пьяна, чтобы совершить глупость. Пугаясь этого, я стараюсь будто запить алкоголь, снизить его градус, но голова начинает звенеть.
— Пойдём на воздух?
— Я позвоню водителю.
Мы выходим из ресторана и попадаем в лёгкую метель. Вилланель угадала, и по её заявке снег пошёл. Он идёт уже давно, судя по слегка заснеженному асфальту. У нас есть немного времени на холодном, вечернем воздухе. Вилланель вытягивает ладони, ловит снежинки, что падают крупными хлопьями.
— Первый снег! Это так здорово! — радуется она.
Я смотрю на пару, что так же, как мы, вышла из ресторана. Они закурили и, с грустью посмотрев вверх, пошли по тротуару, сминая под ногами тысячи скелетов снежинок. Вилланель подняла мой ворот, дунула на хлопья, что упали на мои волосы, и подвела меня ближе к зданию, под козырёк. Я почувствовала лопатками стену и приняла эту опору.
— Наш первый снег, Ева.
— Уверена, за год, побывав во многих странах, ты уже видела его.
— Да, но не с тобой, — ладонь Вилланель уже на стене, и её губы так близко ко мне, что я ловлю её дыхание.
— Ты так романтична, — улыбаюсь я, её холодный кончик носа касается моего.
— Да, Ева, для тебя.
— Тебе когда-нибудь в чём-либо отказывали?
— Нет, не думаю.
— Поэтому тебя так заводит, что я не подпускаю тебя к своим губам?
— А ты не подпускаешь? — она почти коснулась моих губ, жар изнутри согрел меня в считаные секунды.
— Это урок на будущее.
— И я его усвоила, не целуя тебя целый день.
— Вилланель, — её имя слетело с моих губ, как разрешение.
— Ева.
Невыносимо терпеть, когда она так близко, сладкий запах её кожи, горячее дыхание в мои губы. Мы застыли, накручивая себя и возбуждаясь сильнее, удерживая себя на краю, перед прыжком. Я сорвалась вниз первая, тронув губами её нижнюю губу, а затем захватила её, прикусывая. Мы обменялись надорванным дыханием, мои губы разомкнулись, и она начала целовать меня. Я закрыла глаза от удовольствия, звук поцелуя будоражит тело до дрожи. Наши носы трутся, языки едва соприкасаются, Вилланель целует меня под разным углом, её руки крепко сжимают мой воротник.
— Не мучай меня так больше, — прервав поцелуй, выдыхает она.
В ответ я возвращаю её к поцелую уверенно, но нежно, дыхание сбилось. Я обвила свои руки вокруг её шеи, мне хотелось повиснуть на ней, теряя силу в ногах. За её спиной резко посигналила машина, мы вынужденно прервались, губы горят и ощутимо пульсируют.
— Это за нами, идём, здесь негде припарковать машину.
В прогретом салоне алкоголь с новой силой берётся за меня. Я удивлена, но Вилланель не настаивает на продолжении, вместо этого она кладёт голову мне на плечо и смотрит в окно. Я обнимаю её, стискивая в объятиях, и целую в макушку.
— Сегодня я отвоевала тебя.
— У кого?
— Не знаю. Наверное, ты знаешь, у кого. Не улетела, значит, моя.
Эта поездка щемила мне сердце, потому что была спокойной, я расслабилась, отпустила все мысли и была с ней. Париж, снег, её пальцы на моём бинте, ровное дыхание, плавное движение машины, вибрирующий в кармане телефон.
Мы поднялись в квартиру, Вилланель бросила все пакеты у входа, стянула с меня пальто и помогла разуться. Я бы и сама справилась, не так уж я и пьяна. Оставив лёгкий поцелуй на моих губах, она сжимает мою руку в своей и тянет за собой.
— Не помню, ты успела мне пообещать, что не будешь говорить с Хелен?
— Нет.
— Ещё не поздно.
Я промолчала, мы идём на свет из гостиной, но Вилланель резко останавливается. Включает свет, и я теряю её руку.
— Хелен! — кричит она и несётся в сторону гостиной.
Я не сразу понимаю, в чём дело, а затем замечаю, что нигде нет картин, а в коридоре, где Вилланель зажгла свет, стоят собранные контейнеры.
— Какого чёрта ты сделала! — слышу я крики Вилланель, — Я тебя не просила! И прилетать сюда тоже!
— Здесь давно нужно было привести всё в порядок. Успокойся, — услышала я рассудительный голос Хелен.
— Ты никогда не понимала!
— Хочешь поговорить об этом? При ней?
Они обе посмотрели на меня в момент, как я подошла ближе. У Вилланель слёзы на глазах, и они не из-за меня. Я боюсь вмешиваться, боюсь слово сказать. Вилланель подходит ко мне, только чтобы забрать с собой. В её спальне и не было картин, поэтому она лишена бремени болезненных воспоминаний. Вилланель трясёт, она закрывает лицо руками и старается сдержать себя. Я могу ведь попробовать успокоить её? Я тоже считаю, что Хелен не стоило этого делать.
— Я понимаю, — сочувственно произношу я, протянув руку, но Вилланель отталкивает меня.
— Прости, — тут же пугается этого она, — Я приму душ, будь здесь.
Я сижу в комнате, в которой нечем заняться, мой телефон случайно остался в пальто. В попытке найти сигареты, я перевернула весь свой чемодан. Вода не прекращает шуметь в ванной, но я не осмелюсь зайти. Осторожно покинув комнату, я хочу забрать телефон, но застываю, потому что вижу Хелен. Она не занята сожалением, в её руке бокал вина, в другой сигарета, дым устремляется в высокий потолок. Чёрно-белый фильм мелькает на экране, я никак не обозначаю своё присутствие, но она меня словно чувствует.
— Ты что-то хотела, Ева?
— Можно сигарету? У меня были сигареты, но не могу найти, похоже, Вилланель от них избавилась.
— Она презирает эту зависимость. Угощайся.
Схватив пачку с дивана, она поднимает её вверх, я подхожу, выцепив одну. Мне приходится обойти диван, чтобы прикурить сигарету от предложенного огня. У Хелен светло-зелёные глаза в голубых радужках, приятные морщины у глаз от снисходительной улыбки. Высокий лоб, красивые скулы, тонкие губы, может, Вилланель лишь слегка похожа на неё. У них одинаковая энергетика, пленяющий, сексуальный шарм. Движения, что притягивают, жесты, мимика. Никотин уже подружился с алкоголем во мне, и я стала смелее, присев на край дивана.
— Зачем ты это сделала? — прямо спросила я.
— Картины? Вилланель бы от них не избавилась. Она создала видимость, что готова отпустить это, что вот-вот всё это отправится в контейнер на хранение, но это не так. Возможно, она готовилась к твоему приезду.
— Нет, она не знала, что я приеду, это… Сюрприз как бы.
— Ну да. Смотрю, она тебя приодела. Приятно?
— Что именно?
— Её деньги, секс с ней.
— Я не буду это обсуждать.
— Ты умнее тех девок и парней, что она приводит в дом. Не замечала, чтобы Вилланель выбирала кого-то твоего возраста.
— Расценивать это как оскорбление?
— Нет, что ты. Наоборот, ты её чему-нибудь научишь. Например, не связываться с замужними.
Мы обе посмотрели на кольцо на моём пальце. Странно, Вилланель не обращает на него внимание, и я забыла, что ношу этот символ любви к другому человеку.
— Твоя дочь сама с этим разберётся.
— В этом я не сомневаюсь. Скорее всего, ты останешься вдовой.
— В каком смысле?
— В самом прямом, Ева. А может, он потеряет тебя раньше. Кто кого будет оплакивать, вот…
— Ева, что ты здесь делаешь, я же просила не выходить! — Вилланель появилась неожиданно, я сделала последнюю затяжку и затушила сигарету в пепельнице.
— Невежливо встревать в разговор, Вилланель, — сделала замечание Хелен.
Я бы не осталась на дальнейшую беседу, быстро возвращаюсь в спальню, Вилланель, хлопнув дверью, идёт на меня. Она не принимала душ, только джемпер сняла, и что она делала всё это время? Плакала? Или пыталась справиться со злостью?
— Прости, знаю, ты сказала не разговаривать с ней, я только сигарету взяла.
Вилланель толкнула меня на кровать, я упала назад, и она как хищник заскочила следом. Я понимаю, что-то не так, но так напугана, что молчу. Её глаза тёмные, и это плохой знак. Сомкнув на моих запястьях большие и средние пальцы своих холодных рук, Вилланель нависла надо мной. Я не чувствую, что ей нужен только секс, она опасна, она хочет причинить мне боль, и я начинаю вырываться. Вдавив мои руки справа и слева в кровать, Вилланель начала поцелуй с укуса. Я отвернулась, это разозлило её.
— Прекрати, — выдавила я.
— Не сопротивляйся, будет больно.
— Уже больно, отпусти меня.
— Расставь ноги и расслабься.
— Я буду кричать.
— Хелен не вмешивается в подобное.
— Ты пугаешь меня!
Вилланель поднимает мои руки над головой, она вполне может удержать оба запястья одной рукой, а второй начать раздевать меня. Меня бьёт дрожь от страха: это не она, со мной не Вилланель, а хищник. Тот хищник, который может и не остановиться. Она рвет на мне блузку, добираясь до тела, моя грудь взволнованно поднимается, но её взгляд падает на пульсирующую от страха ямку на шее. Я буквально чувствую концентрацию моего страха в этом месте. Она склоняется и проводит по ней языком так, словно пробует меня на вкус. В низу живота всё заныло, тело поддалось, из эпицентра последовали волны жара.
— Вилланель, это не ты, послушай меня.
— Не разговаривай со мной, — тяжёлым голосом ответила она.
Я вжалась лопатками в кровать. Почему мы не говорили о том, как я могу её остановить, что делать, когда нет контроля? Я решаю поступить так же, как в первый раз. Я позволяю ей разодрать на мне одежду, не двигаюсь, и она отпускает мои руки. Устрашающее чувство, её губы на моем теле. Такие желанные, но сейчас чужие. Каким бы упоительным это не казалось, как бы остро она не влияла на меня, это нужно остановить. Глажу её затылок, её волосы и шею, притягиваю её к себе, чтобы поцеловать в губы. Налаживаю диалог языков, странные мысли приходят мне в голову: оставить всё, как есть. Вилланель будет грубой, но я буду с ней, как вчера, я же терпела. Прерываю поцелуй, чтобы сказать:
— Включи их, я хочу, чтобы ты чувствовала всё, чтобы со мной была ты, настоящая.
— Не хочу.
— Пожалуйста, ради меня, Вилланель, мне страшно, так не должно быть.
— Тебе понравится.
— Без любви это просто секс. Мы ведь не этого хотим, правда?
— Я хочу секса.
— Я улечу первым рейсом. Я не буду больше подвергать себя опасности. Вернись, или всё кончено!
Мне страшно смотреть в глаза, но я делаю усилие, я не рассчитывала, что это её остановит, но она кладёт голову на мою грудь, и ничего кроме моего громкого дыхания в комнате не остаётся. Возможно, всё позади и сейчас она попросит прощение, я хочу погладить её, дать понять, что я понимаю её. Касаюсь её спины, и она вздрагивает. Вздрагивает и поднимается с меня.
— Вилланель?
— Я… Мы не должны быть вместе, — бросает она.
Дверь ещё раз хлопнула, я осталась одна и кинулась в слёзы. Я выжила ещё раз, и это напряжение невыносимо! Я зарываюсь лицом в подушку, я хочу задохнуться, хочу кричать. Всхлипы до боли сжимают грудную клетку, мне невыносимо от её слов, лучше бы она сделала со мной всё, что хотела!
***
Я просыпаюсь с головной болью, под рукой нет ничего, чтобы узнать, сколько времени. Осмотревшись, я не вижу Вилланель, она так и не вернулась в комнату, меня подташнивает. Усадив себя на край кровати, я думаю, что время, возможно, около трёх часов ночи. Мне страшно выйти из комнаты, но я представляю, что Вилланель спит на диване, сейчас я разбужу её и заберу в постель, мы разберёмся во всём завтра. Ступая по холодному полу, я выхожу в тёмный коридор. В гостиной, на диване, Вилланель нет, как и Хелен. Я проверяю пару комнат, и мне становится жутко бродить здесь одной. Я решаюсь заглянуть в комнату Хелен. Странное чувство тревоги и ревности накатывает на меня, если они вместе… Пусто. Я выдыхаю, хотя страх заставляет меня дрожать и двигаться медленнее. Я одна… Пытаюсь вспомнить местонахождение выключателей. Тыкаю на всё подряд, чтобы освещения было как можно больше. Добираюсь до своего пальто, вынув телефон, я немного успокаиваюсь. Пропущенные от Нико так и провисели в уведомлениях весь день, Каролин, Хьюго, даже мама звонила. Вилланель. Всего один пропущенный, час назад. Я была права, время три часа ночи.
— Не спится?
— Боже! — крикнула я вслух, подпрыгнув.
— Скорее, что-то противоположное ему.
— Я думала, что одна!
— Я работала в кабинете.
— Где Вилланель?
— На охоте, назовём это так. Ложись спать, она просила успокоить тебя на её счёт, о, и не трогать тебя. Вообще не подходить и не дышать в твою сторону. Она бывает наивна.
Я быстро нажала на вызов, прислонив телефон к уху, выждала гудки, надеясь услышать её голос.
- Не берёт. Но звонила мне час назад.
— Вернётся к утру. Тебя уложить в кровать?
— Где она может быть?
— Где угодно, возможно, уже в чьей-то постели. Она так разозлилась на меня, что сорвалась. Когда это происходит, она не знает, куда себя деть. Все её неконтролируемые злость, жажда и похоть делают из неё монстра. Но это Париж, здесь с этим помогут. Её обожают и забирают в свою постель, потому что она частично отсутствует. Многим не устоять перед этим. Никаких чувств и обязательств. Сплошное наслаждение. Одна безумная ночь — мечта многих. Ложись спать, Ева, утром её обычно возвращают.
— Ты говоришь это специально? Она ушла не из-за тебя!
— Сколько вы знакомы? Неделю? Две?
Всё, чего я сейчас хочу, это вернуть Вилланель домой, где бы она ни была! Я не хочу вступать в конфликт с Хелен, мне вообще запрещено с ней говорить. Мне нужно закрыться в спальне и дозвониться до Вилланель. Хелен не даёт мне пройти, её руки хватают меня за талию и прижимают к стене. Я понимаю, что не смогу защитить себя, не смогу остановить её, как останавливаю Вилланель. Дыхание не поддаётся контролю, но я не впадаю в панику, держу зрительный контакт с Хелен. Её алые ногти поддели пластырь на моей шее.
— Как она аккуратно с тобой обошлась. Ты стала её донором?
— Нет. Я не дала своего согласия.
— Она не любит отказы. Знаешь, мы можем кусать в одно и то же место. В тебе действительно что-то есть, мою девочку можно понять.
— Ей это не понравится.
— Ты умеешь хранить тайны, Ева?
— Она узнает об этом разговоре.
Не пойму, ей нравится моя защита или она считает меня глупой? Делает шаг назад — я тут же покидаю коридор.
Дозвониться до Вилланель не выходит, я смотрю в потолок, множество мыслей съедают меня. После тех слов она могла пойти куда угодно, сделать что угодно, даже улететь из Парижа. Два часа мучений, я слежу за каждой минутой, и наконец-то мой телефон оживился, я тут же ответила.
— Где ты? — на том конце музыка и странный гул.
— Ты столько раз звонила, что-то случилось? — от её голоса моё сердце защемило.
— У меня? Ты знаешь, какой сейчас час?
— Меня грозятся вышвырнуть, «Нирвана» обычно закрывается в пять утра. Да, я знаю, сколько времени, Ева.
— Ты пьяна?
— Хуже.
— Зачем ты так, я волнуюсь.
— Несколько недель назад ты вообще меня не знала, а я такое творила! Ложись спать, я постараюсь вернуться.
Она сбросила, просто отключилась, оставив меня со всем этим одну. Я вызвала такси, собралась и вышла в коридор, хорошо, что Хелен не встала на моём пути.
Рассвет сегодня отменяется, непогода взяла Париж в свой плен. Темно и холодно, я сажусь в подъехавшее такси. Не знаю, что я скажу Вилланель, и зачем я вообще лезу в это? Мне просто необходимо как можно быстрее почувствовать её рядом. Она нужна мне сейчас, и я ничего не могу с собой поделать.
Клуб или бар — не знаю, чем является это заведение, дверь поддалась, и я зашла в зал.
— Мы закрыты, — тут же крикнул мне бармен.
В зале, за столиками, сидели люди, довольно вызывающе и громко себя вели. Опережая мой вопрос, бармен отложил бокал и выдвинулся в мою сторону.
— Я давно должен был закрыться, жду, когда они закруглятся. Приходите в следующий раз.
— На самом деле я просто ищу девушку. Она звонила мне отсюда.
Я описала Вилланель, при этом высматривая её среди распивающих алкоголь посетителей.
— Она ушла с моим менеджером в подсобку. Лучше тебе её забрать отсюда, она какая-то неадекватная.
— Где это?
Бармен указал направление, я поблагодарила. Меня начало трясти — что я там увижу? Её в чужих руках? Она трахается и пьёт, а я волнуюсь? Она умеет заставить почувствовать себя ничтожеством. Я поставлю точку прямо сейчас. Толкнув дверь, я вошла в небольшое помещение, за столом сидел парень, прижимая к шее платок.
— Сюда нельзя посторонним!
— Где она?
— Я вышвырнул её через чёрный вход.
— Вы ранены? Нужна помощь?
— Нет. Она поила весь бар всю ночь, я думал, она расплатится собой, но эта сука укусила меня!
— Сколько она должна?
— Дохера! Я вызову ажанов!
— Мы расплатимся, я схожу за ней.
Чёрный вход вывел меня сразу же на улицу, в переулок между строениями. Вилланель была здесь, и я с облегчением вздохнула. Она сидела на деревянных паллетах, откинувшись назад, хорошо, что одетая. Всё её лицо в крови, и это выглядит отталкивающе.
— Ева, — моё имя сорвалось с её губ как насмешка.
— Я приехала забрать тебя.
— Не стоило.
— Ты ушла из дома из-за Хелен или из-за меня?
— Не хочу думать об этом.
— Поехали, давай, слезай, — я протянула обе руки, чтобы помочь ей спрыгнуть.
— С чувствами или без них, я не контролирую себя.
— Ты вновь напугала меня, но вместо того, чтобы всё исправить, ты сбежала. Нельзя так поступать, Вилланель.
— Будешь отчитывать как ребёнка? Почему ты не бежишь? Правда, Ева, в чём твоя проблема?
— В тебе. Идём.
— Любишь?
— Вилланель, — я задержалась на её тёмных глазах, бессмысленно сейчас говорить с ней, дёргаю на себя, — У тебя есть с собой деньги, мне сказали, что ты должна этому заведению дохрена.
— Я хотела его крови, а он думал, что я отсосу ему за выпивку, вот же наивный!
— Там столько крови, он грозится вызвать копов.
— Я оставила карту дома, у тебя есть деньги?
Я посмотрела, что у меня осталось после поездки сюда, Вилланель сунула руки в свои карманы пальто. Отлично, на двоих у нас сотня, а должна она тысячи?
— Я договорюсь с ним. Стой здесь, — решила я.
Никогда я ещё не была такой смелой, как сейчас, делая что-то для Вилланель, вытаскивая её из дерьма. Менеджер крутился у зеркала, обрабатывая рану, когда я вошла с улицы.
— Извините. Так вышло, что у нас нет с собой денег, но мы обязательно заплатим днём. Я обещаю, мы всё вернём, до последнего франка.
— Оставь в залог, что у тебя есть.
— Только телефон, — я показала его, но он недовольно хмыкнул, затем присмотрелся к моей руке.
— Телефон и кольцо.
— Не могу.
— Оплатишь и заберёшь. Я выставлю этой суке счёт и за себя.
— Я вернусь за этим, — понизив голос, я сняла кольцо и, выключив телефон, положила всё на стол.
— Высплюсь с ночи и буду ждать, сутки, иначе продам.
— Поняла. Спасибо.
Вилланель встретила меня щенячьим взглядом, но я не поддалась, я зла на неё.
— Мне пришлось оставить ему телефон и своё кольцо!
— А ты знаешь толк в выкупах.
— Он выставит тебе счёт.
— Я могу не платить. Куплю тебе новый телефон.
— Брак ты мне тоже купишь новый?
— Ты говоришь о предложении? Мы разве уже на этой стадии отношений?
— Ты невыносима! Идём, нужно поймать такси.
Ранним утром поймать такси оказалось несложно. Мы сели назад, я попросила у водителя салфетки.
— Иди ко мне, — тронув её лицо, я рассмотрела усталость в её глазах и спокойствие.
Стирая кровь с её щёк, скул и подбородка, я заметила её неподвижный взгляд.
— Что? — возмутилась я.
— За мной никто так не ухаживал, — в её голосе послышался едва уловимый трепет.
— На тебя страшно смотреть. Сотрём весь этот ужас, — я сама вдруг стала мягкой, готовой к диалогу, я опять впускаю её в себя.
— Зато это не ты пострадала, — она тронула мою руку медленно и внешне очень спокойно, остановив моё движение.
— И как, тебе лучше?
— Нет. Потому что я не хочу этого делать. Теперь не хочу. Думаю, это из-за тебя.
— То, что ты сказала мне, прежде чем уйти, — ты серьезно?
— Я сказала это и в день нашего знакомства. Мы никогда не будем с теми, кого любим.
— Во всём бывает исключение.
— И? Ты исключение, Ева?
— Не сбегай, когда тебе плохо.
— Я защитила тебя от себя.
Выдернув новую салфетку из упаковки, я провожу ей по крыльям носа и над губой. Вилланель разомкнула губы, это конечно очень заманчиво, я отвожу взгляд, возвращаю салфетки водителю. Всё оставшееся время мы едем в тишине. Я узнала, что могу её возвращать, могу останавливать, имею хоть немного контроля. Но чем больше этого контроля над Вилланель, тем меньше я контролирую свою жизнь. Всё хуже, чем пропущенные вызовы, теперь я абонент, который недоступен.
