***
Яркий свет слепит глаза, я долго лежала на кровати, уставившись в потолок, слушая музыку. Мне было так хорошо в одиночестве и пустоте. Хелен проверяет пульс девушки и набрасывается на меня. — Почему ты не можешь остановиться? — приподняв меня за ворот рубашки, она оставляет пощёчину на моей щеке. — Ты сказала, что не будешь вытаскивать меня из этого, — равнодушно напоминаю я. — Роберт попросил забрать тебя. — Ты лжёшь, он не станет волноваться обо мне. — Хорошо. Я хочу забрать тебя! — Мне и тут отлично. — В твоей постели труп. Ты вся в крови. — А ты наблюдательная. — Ты такая мерзкая, когда пьяная! — А Еве я нравлюсь такой. Она стирала кровь с моего лица, целовала в губы и смотрела такими преданными глазами, что я ей верила. — Евы здесь нет! Я позабочусь о тебе, поднимайся. — Ты злишься на меня? — Сейчас это бесполезно. Хелен стирает кровь с моего лица, не так нежно, как это делала Ева. Я вижу Амалию в последний раз, перед тем как Хелен накрывает её простынёй, её уберут отсюда, как только клуб закроется. Она хотела слишком многого от меня, но совершенно не позаботилась о своей безопасности. Хелен собрала меня и толкнула к выходу. Ночной Лондон усыпляет, Хелен сама за рулём, её свободная рука на моём колене. Я перебираю её пальцы, мне просто приятно, и я возвращаю себе всё то, от чего пыталась убежать. Первые минуты с мыслями трудно справиться, и мне хочется заплакать, уткнувшись в плечо Хелен. Я поднимаю её руку со своего колена и целую в раскрытую ладонь, она гладит мою щёку пальцами. — Ты отлично поработала в клинике, мне принесли все бумаги от тебя, подписаны и проверены. — Это был долгий день. — И он ещё не закончен. — Мы ведь не домой едем? — В отель. Твой любимый. Mandarin Oriental. — Тебя волнует завтрак в их ресторане с двумя звёздами Мишлен? Или крытый ландшафтный сад? — Меня волнует уютная постель. — Я сказала Константину, что мы больше не спим вместе. — К твоей лжи все привыкли. — Почему ты не спрашиваешь, хочу я этого или нет? — После того, что я увидела в клубе, не то чтобы у тебя есть какой-то выбор… — Я убиваю по приказу и без приказа. Я не могу справиться с чувствами и эмоциями, а, отключив их, становлюсь монстром. Что я такое, Хел? — Ты учишься. — Сколько можно? Я не вчера родилась! Это ты виновата! Я чужая сама себе, я была озлобленным подростком, пустой и глупой, ты отняла у меня единственный свет, за который я цеплялась, привела в свой мир и что? Заставила убивать? Заставила ничего не чувствовать? Я ни в чём не разбираюсь, не справляюсь, и всё потому, что носила эту маску пустоты слишком долго! — Винишь меня? До такого ты ещё не опускалась. — Я хочу другой жизни! — Не хочешь, тебе нравится то, что у тебя есть. Ты просто столкнулась с тем, чего у тебя нет, возможно, тебе завидно, и ты очень хочешь понять это, осмыслить и присвоить. Но послушай меня внимательно и пойми: то, что есть у них, приносит лишь боль и страдания. Всё то, что они чувствуют, мимолётно, день счастья равняется примерно десяткам дням боли. Зачем это тебе? — Может, я хочу этот день? Я не хочу быть мёртвой, способность чувствовать как раз и отличает от неживого существа. Эмоции, их так много! — Ты ещё не протрезвела. — Как обычно, считаешь меня глупой? — Я бы никогда не стала связываться с глупым человеком, ты не была такой тогда и не такая сейчас. — Я позволила тебе отнять у меня жизнь и отнять Анну. — Ты сама согласилась на это. — Ты была убедительна, ты была искусителем. — Всё, что я тебе пообещала, ты имеешь. — Так что мне делать, если я хочу большего? Если я хочу её? — Может, мне убить тебя, чтобы ты не мучилась? Ты невыносима с этими розовыми соплями об эмоциях и чувствах. — Может, убить её? Клянусь, после того, как я убила Амалию, я подумала об этом. Если возможности завладеть чем-то нет, это проще уничтожить, чтобы ни у кого этого не было! — Ты знаешь о том, что умерших, невозможно разлюбить? Конечно, знаешь. Анна по-прежнему у тебя здесь, — Хелен ткнула пальцем в мой висок, грустно улыбнувшись, — Тебе не хватает её присутствия. Ты будешь любить её до последнего своего вдоха, может, будешь любить их двоих. — Нет, мне не нужен ещё один призрак. Мы вышли из машины у главного входа, несмотря на глубокую ночь, нас встретили с напитками и проводили до ресепшена. Хелен отняла у меня коктейль, регистрация длилась вечность. Я сняла обёртки со всех леденцов в вазе, поиграла со звонком и выстроила башню из визиток отеля. Наконец-то Хелен дали ключ, и она, взяв меня под руку, повела к лифту. — Ты ведёшь себя как ребёнок, с тобой вообще есть смысл сегодня разговаривать? — Они не торопились, я заскучала. — Мы там и десяти минут не простояли. Порой я удивляюсь, как с таким характером ты можешь быть усидчивой и делать что-то крайне осторожно, ты же сам хаос! — Первичная бездна, из которой возникло все сущее? — Беспорядок в своей высшей степени, Вилланель! Её слова меня задели, мы поднялись на последний этаж, прошли по коридору. — Я умею собираться ради дела, — решила оправдать себя я, — Видела, как я проделала свою работу в Париже? — Да, идеально, не как в прошлый раз. Неужели огнестрельное стало для тебя уроком? — усмехнувшись, Хелен открыла дверь в номер. — Я хотела закончить и вернуться в Лондон. Быстро и чисто. — Как тебе удалось? — Я надела экипировку химзащиты и постучалась в дверь, сообщила об утечке газа в районе и попросила воспользоваться кислородной маской. Я отравила его Зарином — скучно, но эффективно. — Деньги уже упали на твой счёт. Прими душ. — Душ? А такой ты меня не хочешь? Хелен бросила сумку на комод и схватила меня за талию, не позволив пройти в номер. Вцепилась в мои губы, без лишних слов. Я удивилась, не сразу закрыв глаза, но она целовала с таким рвением и желанием, что это сманило меня, и я начала отвечать. Она попробовала меня под разным углом. Облизала губы, насладилась игрой языка, завела нас до предела и, не позволяя остыть, начала снимать с меня пиджак. В ответ я сдёрнула с её плеч пальто. Мы синхронно пробежались пальцами по пуговицам наших рубашек. Дорогое бельё украшает её грудь, а на мне его нет, и её холодные ладони накрывают меня. Это неправильно, я могу отказаться от этого! Я даже не хотела, но, оказавшись здесь, меня не так отталкивает мысль, что между нами опять всё случится. Я слишком привыкла: к её запаху, её напору, к её желанию, которое не обсуждается. — Ты пахнешь человеком. Ты в её крови. Хелен облизывает мою шею и прикусывает мой подбородок, мы встречаемся взглядами, её глаза потемнели от возбуждения и голода, я могу помочь ей только наполовину. Снимаем остатки одежды под грубые поцелуи, она притягивает к себе сумку, я рассчитывала, что мы обойдёмся без этого. Вручает мне тюбик, развратно лизнув в губы. — Я не собираюсь заботиться о твоих ощущениях, — начала она, быстро застёгивая на себе ремни, — Так что, если тебе надо, смажь его. Я прислушалась к совету и открыла тюбик, выдавливая на свои пальцы немного прозрачной жидкости. Хелен разгорячено дышит мне в лицо, я принимаю её правила. Когда мои пальцы обхватили ствол, мы обе посмотрели вниз, чёрт, она любит делать это со мной, и теперь я понимаю, почему. Попробовав это с Евой, завладев ей, трахнув как следует, я знаю, что это за ощущение. Хелен хочет владеть мной без остатка. Сжимаю его в своём кулаке, вожу по всей длине, делая фаллос скользким и подготовленным. — Достаточно, повернись и прогнись, как следует. — Может, пройдём в комнату? — А ты заслужила постель? Мне даже нравится, что это происходит у двери и с таким рвением, грязно и страстно, никаких тебе простыней и ласки. Я повернулась, опустила локти на комод, Хелен ударила меня по заднице, кожу обожгло, я обернулась, бросив взгляд неодобрения. — Не смотри на меня так, тебе же нравится. Расставь ноги. Хелен отдала мне новый приказ, от которого я почти задохнулась, всё внутри меня перехватило, скрутило и натянуло, в ногах появилась дрожь. Она проводит пальцами между моих ног и не сдерживает комментарий: — Ты уже такая влажная. Тебя завело то, что здесь происходит сейчас, или ты мечтала о том, чтобы я тебя грубо трахнула с момента, как я забрала тебя из клуба? Вероятно, Ева себе такого не позволяет, а я знаю, ты хочешь подчиняться. — Замолчи! — Тебя злит, что я говорю о ней? Расскажешь мне, как ты делаешь это с ней? Хелен медленно вводит пальцы в открытую плоть, похоже, ей хочется там остаться и трахнуть меня ими, чтобы я кричала, просила и умоляла не останавливаться. Я не могу сдержаться и приветливо сжимаю их в себе. Мне приятно, я предпочту это, но она выдёргивает их. — Ты готова, — шепчет она. Вместо чутких и мягких пальцев в меня входит страпон, туго и грубо, я стараюсь расслабиться. — Такой большой, — простонала она. — Вовсе нет, ты просто неудобно стоишь, расслабься ещё. Надавливая всем весом, она вошла в меня до конца и потянула тут же обратно. Подбирая ритм, она ждала от меня какого-то знака, и я его сделала, томно застонала, приподнимая бёдра. Это было медленно, Хелен старалась войти каждый раз до конца, чтобы наши тела соприкасались хоть на секунду. Мне хотелось большего контакта с ней, вероятно, ей тоже, выдержав от силы минут пять, она вышла и резко повернула меня лицом к себе. Я встретила лопатками стену. Схватив одну ногу под бедро и задрав её, она придвинулась ко мне, встав впритык, и улыбнулась своей самой дерзкой улыбкой. — Возьми его и введи в себя сама, — отдала приказ она. Мне не понравился её грубый тон, я ощутила некое сопротивление во всём теле. Всё это похоже на принуждение, я не должна быть в этих руках. — Ну же! Не зли меня, Вилланель. Я сразу же обхватила его и, подтянув, ввела в себя. Хелен тут же прижала меня к стене всем телом. Я укусила её плечо за глубокое, страстное проникновение, она действительно заслужила. Начав меня жадно трахать, она хотела мои губы, но я смеялась ей в лицо, не допуская поцелуев. Я больше не желала её целовать. Это слишком интимно и близко к сердцу, оно занято, оно не для неё. Мой лёд не для неё, я не позволю ей его топить. От моих пальцев на её плечах останутся синяки, но пройдут за сутки, всё равно она выигрывает. Моё тело бьётся в агонии, я хочу завершить это, отдав себя оргазму, я трясусь и жмусь к ней, она яростно продолжает движение и держит губы по близости к моему рту. — Ты довольна? Ты трахаешь меня, как свою игрушку! — Ещё как довольна, — шепчет она, я цепляюсь в её шею с желанием оставить засосы, я царапаю её спину ногтями, и она стонет. — Ты причиняешь боль, — рычит она. — Ты тоже, — бросаю я. Стиснув мои скулы, она посмотрела мне строго в глаза. — Делаю, что хочу, — напоминает она, будто я этого не знаю. Ускорившись, она лишила меня внятных слов, я успевала лишь хватать воздух своими пересохшими губами и стонать, не прекращая, помогая ей бёдрами. — Мне нравится… то, что ты делаешь… со мной, — простонала я, эти слова сами по себе вырвались из меня, мне нравилась не она, а процесс. — И мне, — не отвлекаясь, ответила она, — Поцелуй меня. — Нет, — замотала головой я. — Ну же. Ты отдаёшься мне! — Нет, — настояла я. Хелен хотела этого для своей цели, но я оставила её без поцелуя. Сжимая меня в своих руках, она не позволила мне сдвинуться с места, я вся вжалась в неё и кончила. Отпустив моё бедро, она сделала шаг назад. Моё тело нуждается в душе ещё сильнее, я уже представляю эту лёгкость, когда встану под холодную воду и забуду целые сутки. Я ничего не хочу помнить. Трогая и поглаживая скользкую головку фаллоса, Хелен странно смотрит на меня. Её прикосновения перешли на моё тело, на следы крови, от которых мне не по себе. Я дёрнулась, чтобы это прекратить, но Хелен, грубо схватив меня за лицо, прижалась губами к моим губам.***
Просыпаюсь в тёмном номере, скидываю с себя удушливое одеяло, я спала так долго, что новый день решил меня не ждать и перевалил за полдень. Записка от Хелен лежит прямо на подушке рядом со мной.Номер оплачен ещё на сутки, отдыхай. Никакого алкоголя, жду тебя дома.
Раздвигаю тяжёлые портьеры, из номера открывается идеальный вид на Лондон. Тревожное небо сыпет на людей и улицу большие хлопья снега. Телефон почти разряжен, и это из-за Евы: звонки, сообщения, — сколько раз она извинилась? И почему считает себя виноватой? Я хочу услышать её голос, и это безотлагательно. — Привет, — неуверенно произношу я, как только гудки прервались. — Где ты? — вопрос прозвучал резко и заготовлено. — Я, эм, в номере. — Я волновалась. — Знаю, вижу. Я сбежала. Я буду говорить правду. — Мне бы тоже хотелось сбежать. — Мы были к этому не готовы. Может, мне стоило помолчать? Какое право я имею говорить о подобном? — Нет, мне пора было это узнать. И вообще проснуться наконец. — Сложные сутки. — Я не могу думать ни о ком, кроме тебя. — Ева, я делаю ужасные вещи без тебя. — Перестань. — Для этого мне нужна ты. Я хочу увидеть тебя, это возможно? — Мне нужно быть на работе ещё как минимум пару часов. — А потом? Ты можешь приехать в отель? Mandarin Oriental, он находится… — Я знаю, — перебила меня Ева, тяжёлый вздох, она собирается согласиться, — Номер? Отвернувшись от окна, я поняла, что не запомнила его, и мне пришлось пробежаться, чтобы выглянуть за дверь. — Номер 257. — И с кем ты провела в нём ночь? — Я приехала сюда после клуба. — У тебя есть комната в клубе, почему не осталась там, почему не поехала домой? — Там жуткий беспорядок. Мы поговорим, когда ты приедешь. Отель и номер действительно вызывает много вопросов, мне стоило поехать домой, переодеться и назначить встречу где-нибудь в городе. Но номер в отеле гарантирует уединение, этого мы ещё не пробовали, занять нейтральную территорию. Я надеваю рубашку и забираюсь на подоконник. У меня есть достаточно времени, чтобы подумать, чтобы настроиться. Можно сказать, что во всём виновата мать, и мы продолжим, причём всё равно какая: настоящая или Хелен. Можно винить меня в незрелости мыслей. Можно надавить на то, что мы обе не ожидали такого хода событий. Она приедет, значит, не всё так однозначно, она не выбирает его, её тянет ко мне! Она выпустила меня из рук всего на сутки, а я убила человека и изменила с Хелен. Чёрт, моя челюсть болит, мы слишком долго принимали совместный душ. Моё тело ещё ноет, и на нём есть следы. Хелен специально метила меня, чтобы в ближайшее время я не попала в руки Евы. У меня есть доказательства того, что без Евы я совершаю непоправимые ошибки, но ей нельзя знать о подобном.***
Ева проходит в номер, конец мучительному ожиданию и моим жестоким внутренним монологам. Мы задержались у двери, но она не поцеловала меня. Сейчас, скинув обувь, Ева бросает сумку и неряшливо стягивает с себя пальто вместе с пиджаком, я подхватываю её вещи. — Я не стала говорить по телефону о том, какая ты сволочь, Вилланель. Мы остановились по центру номера, мои брови поползли вверх от таких слов, хотя весьма заслуженных. Ева растёрла свой затылок, взъерошила густые волосы и села на край постели. — Ты бросила меня, — пауза повисла в воздухе и накалила его, — Ты не отвечала, игнорировала целые сутки. Думаешь, я спала? У неё перехватило дыхание, она подавила слёзы, прижав к губам тыльную сторону ладони. Она ждала моего ответа, она рассчитывала, что я объявлюсь хотя бы ночью. — Я была в твоём клубе ночью, я знаю, что и ты была там, но меня к тебе не пустили. Тебе так легко вычеркнуть меня из своей жизни, хотя чему я удивляюсь? Ты была с кем-то, и мне даже неважно, с кем! — крепко зажмурившись, она пытается продолжить, — Я не имею право злиться: пока я с Нико, ты тоже свободна. Мы не договаривались о том, что мы встречаемся, мы не накладывали запреты. Кажется, этим ты и пользуешься. Мне слишком больно от всего этого, Вилланель, от этой боли всё немеет и атрофируется, не знаю, как быть дальше, мы обе запутались. — Ева… — Не надо. Я устала, и я не хочу играть словами. Ты и так всё понимаешь. — Понимаю. Опустившись перед ней на колени, я склоняю голову, я больше ничего не могу, она заплакала. Я сложила руки на её коленях и легла на них, опустив взгляд вниз. Я не могу видеть её слёзы, достаточно того, что я слышу её взволнованное сердце и тяжёлое дыхание, а ещё сердцебиение ребёнка. — Я расскажу, что понимаю. Ева, я знаю, почему всё так. Мы в отношениях, не нужно этого отрицать, и эти отношения — просторный дом. В этом доме много дверей, но многие из них закрыты. Они заперты от меня, а мои двери заперты для тебя. Мы не подпускаем к ним друг друга из страха напугать. Верно? Ева? Не молчи. На мой затылок опускается её ладонь, она гладит меня по волосам заботливо и медленно. От её прикосновения мрак прячется глубоко в меня, я хочу быть другой для неё. — Я хуже всех, кого ты знала в своей жизни, но ты каждый раз прощаешь меня. Я знаю, почему. Ты в чём-то виновата, не меньше меня, поэтому, поставив каждый раз мой поступок в сравнении со своим, ты прощаешь. Только виноватый может простить виновного, потому что понимает его как никто другой. Верно? — И ты не допускаешь мысль о том, что я просто люблю тебя? Люблю и поэтому всё прощаю? — Может и так. Когда я ушла от тебя, то тут же потеряла себя, мне было не справиться со всеми чувствами и эмоциями, они перекрывали мне кислород. — Ты слышишь его сейчас? — Да. — Какое оно? Сердцебиение? — Медленное и глухое, сердце совсем крохотное. — Это уникально, что ты можешь слышать это. — В сущности, это должно тебя пугать, это же страшно, что есть такие, как я, что мы живём среди вас. — Ты меня не пугаешь. — Ева, ты останешься со мной? Я закажу ужин, ты голодна? — Без ночи, на ужин, я могу остаться. Я ничего не ела сегодня. — Это я тоже слышу. — Что? Боже, в моём животе звуки умирающего кита? — Ну, почти, — рассмеялась я. — Я хочу в душ, смыть сегодняшний день, здесь есть душ? Этот номер роскошен! — Да, здесь есть душ, я тебя провожу. Евы долго не было, я заказала ужин, повалялась на кровати, посадила телефон в ноль. Когда шум воды стих, я села на край. — Все эти маленькие флакончики, они такие ароматные, как можно выбрать что-то одно? Я пожимаю плечами, наслаждаясь забранными в высокий хвост волосами Евы и мягким, белым халатом, ласкающим её тело. Я хочу быть этим халатом, окутать её тело и согреть. Ева ступает босыми ногами ко мне, я даю себе установку не заводиться, но это невозможно, и огненный шар из груди срывается в низ живота, настойчиво заполняя собой всё нутро. — Ты пахнешь клубникой, — замечаю я. — А ты сексом. — Ева… Неожиданно слышать от неё такое. Она развязывает толстый узел на халате, я не дышу. Он падает на пол, и Ева остаётся обнажённой передо мной. Узкая талия, напряжённый торс, её соски возбуждены, — она думала о сексе? Она хотела выйти из душа и сделать это со мной! Завести до такого состояния, что я готова сгореть изнутри? Я вжимаюсь в постель, она садится ко мне на колени. — Уже можно кончить? — интересуюсь я. — Да, если сможешь потом ещё. Нежная упругость её тела, округлость её плечевых мышц, я обнимаю её, оставляю ладони на спине, прижимаю к себе. Мне нужно время, Ева гладит меня повсюду. — Что ты чувствуешь? — её вопрос звучит тихо, опасливо. — Осязанием чувствую твои кончики пальцев, мягкие подушечки, блуждающие по моему телу, лицо, спина, грудь, — почти задохнувшись, я прервалась, Ева увела пальцы ниже, — Обонянием слышу твой запах кожи и клубничный гель, шампунь, вчера ты пользовалась подаренными мною духами, здесь, — я прижалась губами к её шее. — Вилланель… — Слух — это твой печальный, нежный голос, твоё учащенное сердцебиение, возбуждённое дыхание. Своими глазами я вижу всё то, во что влюблена. И вкус… На вкус ты моя мания и одержимость. — Всё это можно объединить в одно. Ты чувствуешь нежность. — Правда? Это она? Ни к кому её не чувствовала. — Такое забывается. — Разве можно забыть такое? Ева улыбается, я касаюсь губами её ключицы, лёгкая дрожь в её теле, побежали мурашки, я повела поцелуи вниз. Округлость её груди, кончиком носа задеваю холодный сосок, погружаю его в рот, и Ева выгибается в моих руках. Её бёдра дрожат, колени зажимают меня. Медленно посасываю твёрдый сосок, я не поделюсь этим с ребёнком. Она моя, вся моя. Жадно перехожу ко второму соску, Ева хватает меня за волосы, сжимает в своих слабых руках. Она сделала поступательный толчок своим низом, чёрт, как же она завелась. Касаюсь языком солнечного сплетения и веду его вверх, Ева откидывает голову, и я провожу языком по горлу, стягивая с её волос резинку. Обхватываю её талию, резко прижимая к себе и выпуская, она издала стон, я сдержала улыбку. — Сделай так ещё, — просит она, и моё лицо заливается краской, в висках дико застучало. — Как? Она направляет меня к груди, я вновь посасываю её соски, оттягиваю на себя, Ева двигается на мне волнами. Мои пальцы следуют от затылка по линии позвоночника, до самого копчика. — Мне можно? — спрашиваю я, когда рука оказывается на горячем, напряжённом животе. — Да, Вилл. — Вилл? Мне нравится. Смотри мне в глаза сейчас. Я хочу видеть эту вспышку, а затем томность, мои пальцы на горячей, пульсирующей плоти, и Ева, разомкнув губы, закрывает глаза. Я ловлю её стон своими губами, погружая нас в медленный, глубокий поцелуй. Моя раскрытая ладонь полностью накрывает гладкий, горячий лобок, пальцы кружат вокруг самой важной слабости. Мы ещё никогда так не целовались, она посасывает мой язык, мне становится сложно удерживать плавный ритм. Скользнув между малыми половыми губами, я чувствую ещё больше влаги на пальцах и погружаю их. Ева срывается на стон, покидая мои губы, я припадаю к её шее. Мой укус зажил, я поднимаю её руку за запястье, чтобы проверить последний укус, она без бинта, но ранки ещё видно и гематому тоже. Хочу немедленно пожалеть её, покрываю её тёплыми, ласковыми поцелуями, не забывая всё глубже погружать пальцы. Мы словно вместе играем одну симфонию или пишем на одном холсте, мы сливаемся и понимаем любое движение друг друга. Ускоряемся и замедляемся, прислушиваемся к стонам, любим руками, любим губами. Я укладываю её на постель, широко развожу её колени, целую бёдра, переплетаю наши пальцы, накрываю её эпицентр губами, и она взрывается сладкими криками. Я извожу её языком, я исследую её и проникаю глубже, чувствую рельефы, пульсацию. Простыни смяты, разгорячённые тела теперь хотят соприкоснуться. К нам в номер стучатся, я знаю, что они оставят ужин у двери, необязательно открывать. Тяну Еву вниз, хочу, чтобы она как следует довела меня до пика. Невероятная дрожь, воздух в номере тяжёлый, пропитанный сексом, в голове только наши стоны, я не заслужила всего этого. Ева заснула на моём плече, примкнув к моему телу с какой-то уязвимостью. Мне хочется защитить её от всего, от всех, даже от себя. Как значимо и приятно чувствуют себя те, кто сильны и могут защитить, и как должна чувствовать себя я? Являясь самой главной угрозой? — Мы будем есть? — Ева, я думала, ты спишь. — Я заснула, но прогнала сон, высплюсь потом, не хочу терять на это время. — Принимаю эту жертву. Ева Я отчаянно пытаюсь подружиться со своей новой реальностью, она сложна, полна уступок и боли. Учусь проглатывать скопившиеся на языке слова, учусь молчать, как учила её. Мне не по вкусу эта второсортная реальность из лжи, где мы слепы. Я прекрасно вижу следы на её теле, на этом идеальном и, казалось бы, готовом принадлежать только мне теле. Кто-то любил её так же страстно, как я, кто-то хотел её так же! Я не спала и даже не пыталась, я думала, как начать говорить, но сказала про ужин, и она ушла. Я смотрю в потолок и сглатываю горечь, мне нужно вернуться вовремя домой, чтобы Нико не был зол. Это его обычное состояние в последнее время, но я хочу это изменить и суметь сообщить о том, что у нас будет ребёнок. Не знаю, у кого именно, у меня с Вилланель? У меня и моего мужа. Он любит детей, он всегда этого хотел, я всегда от этого пряталась, сбегала. — Основное блюдо ещё тёплое, — сообщает Вилланель, я как раз успеваю запахнуть халат, — Ну, нееет! Было так здорово без него! — Доступность убивает интерес, не слышала? — Это придумали импотенты и люди с пониженным либидо. — Почему же ты в рубашке? — Хорошо, оставь халат. Посмотрим, чем они кормят постояльцев. У них здесь шикарная кухня, и я бы сводила тебя в их ресторан, но лучше наедине, верно? — Да, — я охотно достала прибор и начала пробовать всё, что было на тележке. — Это придётся убрать, — Вилланель взяла бутылку вина и два фужера. — Я не смирюсь с этим. — Это легко чем-то заменить, можно просто не думать об этом. — Ты можешь так с жаждой к крови? — Это несопоставимо. Кровь — мой источник жизни, а чем тебе помогает алкоголь? — Терпеть этот мир и его испытания. — Вряд ли это жизненно необходимо. — Вряд ли тебе нужно трахаться с тем, у кого ты берёшь кровь! — повысила голос я. — Взаимосвязь некоторых вещей трудно объяснить, тебе не нужен ребёнок, ты его не хотела, но он в тебе! Вилланель выпалила это и тут же замолчала. Она отошла к окну, будто, сдерживая себя. Зачем? Она сказала то, о чём думает. — Прости. Эти слова… — Лучше рань словами, чем… — Почему ты так говоришь? Я никогда не наврежу тебе, Ева. — Правда? — Да! — Уверена? — Не доводи до такого. И сейчас успокойся. Мы столкнулись с трудностями, но прошли сутки и мы вместе, Ева. Ты и я в этом номере, то, что между нами случилось, — Вилланель забралась на кровать и обняла меня сзади. — Единственное, чем мы можем реанимировать наши отношения. — Мы неравнодушны, поэтому столько столкновений. Послушай, у нас всё неплохо. А «неплохо» — это уже хорошо. Этого достаточно для того, чтобы говорить и находить компромисс. Достаточно, чтобы оставаться, никуда не бежать. Чтобы не жалеть о том, что происходит, Ева. — Но, это даёт возможность лгать. — Мне это нужно так же, как и тебе. — Это так ужасно звучит. — Мы не в Диснеевской сказке. — А может, идея с башней не так плоха? — Только скажи, и я увезу тебя куда угодно. — Я подумаю. — Хочешь, могу завтра увезти тебя к себе? С ужином ничего не получилось, но к нам вернулся дедушка из Баварии, и он хочет познакомиться с тобой. А ещё он заметил в семье разлад и хочет уладить его с помощью рождественских традиций. Мы будем наряжать ель, поверь мне, это впервые. И ты приглашена. — Будет только твоя семья? — Ну да. — Это странно, не находишь? — Нет, не странно, ты будешь со мной. — Хорошо, я приеду, надеюсь все остальные не такие, как Хелен. — Как бы тебя не напугать, но хуже. Тебе не сложно будет догадаться, в кого я такая. — А сейчас ты отвезёшь меня домой? — Тебе уже пора? — Я обязательно доем, а ты можешь начинать собираться. — И что мне делать целую ночь без тебя? — Поработать над верностью? — Не груби. — Не провоцируй.***
Каролин даёт одобрение, это случится: я выкраду устройство записи из кабинета Роберта Камбелла. Ещё не знаю, как, и меня трясёт с самого утра, но мне придётся это сделать, чтобы сохранить свои позиции на работе. Хоть кто-то не должен сомневаться во мне, хоть в чём-то я выиграю. Мне казалось, что это не будет сложно до момента, пока я не попала в дом. Без посторонних людей, что были на званом благотворительном вечере, без столов и персонала дом кажется огромным! Меня встречают снисходительными, настороженными взглядами, Вилланель знакомит меня лично с каждым. В этой семье все как на подбор: высокие, лощёные, ухоженные, с высокоподнятыми головами и изысканными манерами. Я даже не ворона, я прозрачна. Вилланель очень внимательна ко мне, и я знаю, что это скорее обороняющее поведение, чем заботливое. Она не подпустит меня ни к кому из них, и, если честно, я только рада этому. Ель стоит в главном зале, больше трёх метров высотой, молодой парень, которого Вилланель представила как Арчи, подносит коробки с игрушками. Я сажусь на пол и просто какое-то время рассматриваю их. Они разукрашены вручную, и каждый рисунок уникален, вижу такое впервые. Замечаю, что Вилланель держится как можно дальше от Хелен и ближе к Константину. Он и у меня вызывает лучшие эмоции, громыхающий смех, добродушный взгляд. — Ты готова? Выбирай любой и просто помещай на ель, куда хочешь. — Боюсь их трогать, вдруг разобью? — предупреждаю я шёпотом. — Ты в доме с вампирами, боишься игрушку разбить? Ева, что не так с твоим чувством страха? — Вилланель рассмеялась, ловко подхватив шар из коробки и, окрикнув Арчи, кинула ему. После её слов я задумалась о своей безопасности. Что они чувствуют? Я единственный человек среди них, хотят ли они меня на ужин? Сколько укусов я бы выдержала? Холод пробежался по спине, а затем тёплое дыхание Вилланель и руки подтолкнули меня к ели. Когда все расслабились, я заметила, что это занятие увлекло и даже сплотило это странное семейство. Да, они делали всё с пренебрежением и отпускали колкие шуточки друг в друга, но они делали это вместе. Вилланель, казалось, впервые видит такую командную работу. Не сомневаюсь, что в бизнесе они акулы, что они дикая стая, которые загрызут любого на своём пути, но здесь, дома, они другие. Нам приносят напитки и закуски, все отвлекаются, пришло время оценить то, что начало получаться, и моё время пришло. — Я отлучусь в уборную? — Я тебя провожу. — Нет, останься с ними, я могу справиться с этим. — Хорошо, тебе прямо и налево. — Можно я поднимусь наверх? — Как хочешь, в моей комнате есть уборная. — А где твоя комната? — Ты знаешь, где моя комната, Ева. Ты подглядывала в тот самый день за тем, как парень… — Чёрт, ты что, видела меня? — Я знала, что ты этого захочешь. Твоё любопытство, Ева, зашкаливает с самой первой минуты знакомства. Я поднималась наверх покрасневшая от стыда, взволнованная и напряжённая. Меня накрыл страх, я судорожно перебирала информацию в голове. Хьюго объяснил, куда и как прикрепил устройство, его не должны были заметить при уборке, он не попадётся просто так на глаза. Обернувшись, я прислушалась к голосам — все внизу, я подошла к двери. Воспоминания о том вечере слишком сумбурные. Нас было двое, и на Хьюго лежала основная задача, а теперь я одна. Открыв дверь в кабинет, я тут же просочилась внутрь и закрыла за собой. Меня подташнивает, к этому я так и не привыкла за последние недели, оно усилилось, я подошла к камину. Стоило мне протянуть руку к деревянной раме за коллекционным ружьём, как дверь позади меня скрипнула. Это провал. Я знала, что если попадусь, не смогу ничего придумать, чтобы выкрутиться. Я опустила руку, в голове стало пусто, с последней надеждой, что это Вилланель, я обернулась. — Ева. Ева. Ева, — расплылась в улыбке Хелен, закрыв за собой дверь. — Я могу объяснить. — Я могу убить. Прямо здесь. Итак, — протянула она, посмотрев на свои часы, — Тебе потребовалось сорок пять минут, чтобы втереться в доверие и проникнуть сюда. Сорок пять минут, и твоя поганая, человеческая душонка проявила себя. — Что дальше? — Дальше? О, это сюрприз! А пока иди. — Идти? — Да, — добродушно кивнув, Хелен даже сделала шаг в сторону от двери, — Спустись вниз, обними Вилланель, поцелуй её и продолжай свой спектакль. Доигрывай, Ева. — Хелен, я… Я могу что-то предложить? — Например? Оставить Вилланель? Исчезнуть из её жизни? А мне интересно, можешь? Обменяешь её на моё молчание? — Хелен рассмеялась, — Нет, как же это гнусно и мелко. Иди, Ева, и оставь то, что ты хотела забрать, мне. — Это здесь, — указала я. Я не дышу, ватные ноги уносят меня отсюда. Моя голова кружится, и я с трудом спускаюсь вниз. Вилланель встречает меня, взволнованно бегая глазами по моему лицу. — Ты бледная, тебе нехорошо? Доигрывай, Ева.