Корень мандрагоры, горькая полынь

Вокруг полыхало яркое пламя, горели хаты, трава, деревья, и страшные крики слышны были по всей деревне вместе с неутихающим ревом чудовища. Дым лезет в глаза, мешает видеть, и мешанина с непрерывной какофонией звуков никак не способствуют разглядеть дорогу. Вокруг стелется темнота, почти кромешная, что приходится идти на ощупь, пока еще можно чувствовать под ногами почву, которую в мгновение ока Таша теряет. Опрокидывают на горящий забор с такой силой, что можно и отключиться. Сознание плывет, и только чудом она подымается, чтобы дать противнику отпор. Волколак ревет, рассекает когтями воздух и манится на свежую кровь. Раны жжёт, но времени оглядываться назад нет, нужно выжить любой ценой. Потому как огромная тварь только и выжидала момента для нападения, и бросается вперед. Резкий вздох, и она просыпается. Холодный леденящий ветер продувает старый сарай из всех щелей, и Таша слабо ежится, ерзая на смятой лежанке. Сон как рукой снимает, однако кошмар еще долго стоит перед глазами, напоминая о своей реальности. Охотница лениво ощупывает шрам, оставленный волколаком на щеке, и успокаивается. Никуда не делся, да и не собирается. На самом деле их стало куда больше за все то время, что она странствовала на Пути. Их скрывали одежда, повязки или бинты, однако этот шрам рассекал всю щеку до самого глаза, чудом не лишившегося. «Ничего» — уговаривала себя девушка — «то лишь незначительные потери на пути к цели». Нужно было выехать из деревни, пока не начался снегопад, иначе никакой след в такую погоду не сыщется. Забрав лошадь, Таша выбирается из укрытия и едет глубже в лес. Погода уж тем временем начинается скоротечно портиться. На той неделе ее кто-то выцепил в лесу. Охотник, прознав род деятельности незнакомки, слезно умолял проехать с ним в городок на юге отсюда. «Какие-то гнусные разбойники орудуют в нашем лесу, снуют туда-сюда, прячутся, сучьи дети, и никогда не попадаются. Я знаю это место, как свои пять пальцев, но даже я не в силах поймать этих чертей за хвост.» — поведал свою историю Таше усталый мужчина в таверне пять дней назад. Под глазами у него залегли темные круги и глубокие морщины. Месяц назад у него пропал шестилетний сын, как и у прочих семей в этом городе. Местные стражи правопорядка уже и не знали как и справится с напастью, свалившейся на отчаявшихся отцов и матерей. Девушка же намеревалась эту проблему решить. Днем Таша следит за лесной чащей. Вылавливает меж кривых крючковатых стволов движение света и тени. Как правило, пока светло, все дышит тишиной. Гуляющий ветер меж голых веток, и каркающих ворон за нарушителей спокойствия можно было не считать. Без учета огромных черных мешков с перьями, гордо именующих себя воронами. От них, по какой-то неведомой причине, Таша предпочитала держаться подальше. Однако ночью лес потихоньку начинает оживать. К затянутому черными тучами небу начинают тянутся сосны и ели, напитываясь чернотой, сгущая краски и без того мрачноватого лесного пейзажа. Дикие звери клокочут где-то в его глубине, готовясь выйти на охоту. Осторожно ступая по заснеженной тропе, девушка выходит и на свою. Ночью гораздо проще заметить то, что не увидишь при дневном свете, например: огни. Мелькающие точки где-то вдалеке меж колючих ветвей. Дорога простиралась сквозь снег и черноту, однако Таше свет и не нужен. Ведьмины глаза хорошо ориентировались в темноте. Она выслеживала этих ублюдков уже несколько дней, все ближе и ближе подбираясь к цели. Многих сил стоило, чтобы их не спугнуть, дабы расправиться с ними здесь и сейчас. На самом-то деле она заметила одного из них совершенно случайно, еще на базаре, когда кто-то из их шайки торговался с полной дамой за кадку с молоком. Рядом с ним стоял ребенок, замотанный в столько тряпок, что лица не разглядеть. Примечательного в этом ничего не было, и хоть бы что Таша прошла бы мимо, если бы не заметила веревку, припрятанную под рукавом, за которую подозрительный тип и держал ребенка. Девушка плутала за ними добрые полтора часа по разным улочкам и закоулкам, пока тем не удалось скрыться на каком-то складе, а сам мужик обнаружился уже после полуночи, у самой кромки леса, где и затерялся. Теперь же похитителей в поле зрения темной чащи оказалось куда больше. Судя по их второпях построенной базе, задерживаться в лесной глуши они не планировали. Голоса их приглушали треск костра и завывания старых сосен. Оценив обстановку, как следует, девушка выходит из тени. Прошлый опыт научил Ташу не торопиться. Адреналин не всегда лучший союзник в бою, а потому стоит прислушаться к голосу разума, холодного, отрезвляющего, как хрустящий снег у нее под ногами. «Проваливай, пока хуй тебе не отрезали!» — гоготала шайка в голос, приняв охотницу в плаще за мальчишку. Лица ее не было видно, да и будет лучше, если не увидят. Ей бы только выведать, куда они стаскивают похищенных, а дальше дело за ее мечом, жестоким, но справедливым. Когда становится ясно, что мальчишка никуда уходить не собирается, один из них, Еремей, под хохот своих дружков вытаскивает короткий меч и грозно, расправив плечи, угрожающе надвигался в сторону полоумного охотника. «Ну, чо, хрен тебе отрезать будем, или вместе с ногами вырвем, а, сосунок?» — скрипучий противный голос периодически надрывался в харкающий кашель, что Таше сталось даже противно слушать его. Хотелось быстрее заткнуть ему пасть, да только разве он сам захлопнется? Стоило как-то ускорить этот процесс… «Тебе гляжу и без одного хорошо живется» — лицо перекашивается от злости, и мужик мощно сплевывает харчу в снег. Завести с пол-оборота оказалось пустяковым делом. Его дружки почти не мешаются, и меч легко выскальзывает из ножен, вычерчивает дугу в замахе сверху, разрубая руку Еремея в предплечье. С дикими воплями он отшатывается назад, выронив свою оружку наземь, еще один замах — и бедолага лишается головы. На полянке вновь воцарилась относительная тишина. Таша резко тушит костер знаком, погружая пространство в чернильную темноту. Разбойники суетливо озираются, выругиваясь, еще до конца не осознавая бедственность своего положения. Одному удается кое-как поджечь факел, выкрикивая своим попутчикам, поскорее расправиться с молокососом. Бандиты и сами не прочь подвесить гаденыша, вскрыв тому кишки, только вот в спасительном островке света остается все меньше участников торжества. Ей нужен всего один, тот, кто знает, кого нужно на время оставить в живых. Остальных высечь из жизни, словно тех не существовало. Однажды она уже допустила ошибку, смиловавшись над тем, кого посчитала способным пойти по верному пути. Больше таких оплошностей Таша совершать не намеревалась. Когда остается лишь он один, мужчина с факелом, тот нервно сплевывает, выхватывая из ножен меч, и, в попытках осветить себе путь, машет единственным источником света перед собой, словно пытается отпугнуть волков. Первый удар приходится хлесткой царапиной в голенище, сбивая оторопевшего бандита с ног. Больше от испуга, он сыплет угрозами, которыми до этого кричали его дружки, лежащие сейчас мертвые без конечностей в запачканном кровью снегу. Озираясь, мужик вытаращился на желтые огоньки глаз, стремительно приближающихся к нему. В отличие от его шайки, долго потеть с ним не пришлось. Спотыкаясь о свои же ноги, он бежит прочь, держась за рану на животе. Улепетывает, что есть мочи, оставляя за собой длинный кровавый след, по которому не торопясь бредет охотник, зная, в чей капкан он попадет. Ведь единственным ближайшим укрытием недалеко отсюда была сгоревшая деревня с одним уцелевшим домом, в котором коротала зиму одна истребительница чудовищ. Разбойник беспрепятственно скрылся в том самом сарае, кое-как заперев его на засов. Матерясь на чем свет стоит, он доковылял до стенки и облокотился о нее, скуля и проклиная того сраного мальчишку. Рана в его боку могла стать существенной проблемой, если вовремя о ней не позаботиться, но как назло вокруг не единой тряпки. Холод собачий, еще и помереть не хватало также. Из-за спешки, мужик даже не заметил накрытую холщовой тканью лошадь, тихо фыркающей в углу в такт завываниям ветра. Уже было обрадовавшись, что свалит отсюда по добру по здорову, засов на двери с треском раскалывается и разлетается на мелкие щепки. Мужик тщетно трепыхается на месте, словно рыба выброшенная на берег, а фигура меж тем неторопливо надвигается в его сторону, не потрудившись закрыть за собой дверь. Теперь в захудалом сарайчике стало еще холоднее. — Сука! Что тебе нужно? — разбойник упирается спиной в стену, осознавая, что и отползти ему теперь некуда. Неизвестный с мечом молча приблизился к нему и остановился. Рука в перчатке медленно стягивает ворот и взору разбойнику представляется лицо незнакомца — совсем юное, еще с незажившим шрамом у левого глаза и блестящими в темноте золотые радужками, только сейчас мужик смог разглядеть, что перед ним стоит не парень, а девчонка. Она присаживается перед ним на корточки. — Послушай меня внимательно, ибо два раза я повторять не намерена. В твоем распоряжении целых два варианта развития событий: первый, ты рассказываешь мне, где вы прячете всех тех детей, которых вы похитили из города, в том случае я дарую тебе быструю, безболезненную смерть. Второе, ты остаешься здесь истекать кровью и на твою тушу сбегаются падальщики, которые, прошу заметить, не прочь полакомиться живой плотью. Либо третий вариант, озвучивать который я пока не стану, — голос у девушки спокойный, но вместе с тем угрожающий, и от этого разбойник еще больше брыкается в ужасе, понимая, что его загнали в ловушку. — Я все равно сдохну, с какой стати мне что-то тебе говорить, а? — и все же в голосе проскальзывает надежда. Надежда на то, что девка сжалиться над ним и отпустит восвояси. Эта мысль тешит непутевого злодея, но милость, похоже, даровать ему никто не планирует. — Есть время передумать, — охотница подымается, опираясь на рукоятку меча. Честно говоря, разбойник представлял собой жалкое зрелище, и стало бы верным решением бросить его (рана сама добьет его), но Таша планировала закончить начатое. — Пошла-ка ты нахуй, ведьма, уж лучше подохнуть тут, чем с тобой цацкаться. Девушка тяжело вздыхает. Последнее время эта фраза слышится из уст каждого, кому не посчастливилось с ней встретиться. — Ну, как знаешь… Меч ложится обратно в ножны. Охотница бредет куда-то в сторону сваленной в углу кучи хлама и достает оттуда продолговатый предмет. Взвешивает его в руках и возвращается. Разбойник замечает в руке почерневшую от времени кочергу. Нетрудно было догадаться, что за третий вариант не стала озвучивать девушка. Таша забирается на ездовую и выезжает к северо-западу, где, по словам того бандита, располагалась хата с награбленным. Туда же стаскивали и похищенных детей, которых позже планировали сбагрить как бесплатную рабочую силу куда-нибудь в соседнюю долину. Конечно, бандиты могли выручить колоссальный выкуп от отчаявшихся родителей, но те, возможно, были не слишком умны, чтобы додуматься до такого. У Вятр было время доехать туда до темноты, пока не вернется остальная часть шайки разбойников. Благо, никто не сможет их об этом предупредить. Трупу с размозженным черепом и раздробленными коленными чашечками, думается, вряд ли до разговоров. Мертвые не болтают. Труп она не сжигает лишь потому, что разбойника ей не жалко. Таких жалеть — пустая трата времени, и Таша уговаривает себя, который раз, что это должно войти в привычку. Ни то пытки, которым подвергся этот разбойник, ни то кровь, что оседает тяжелыми пятнами на одежде и в голове, на подкорке. Девушке думается, как ей все еще удается продолжать делать это столь хладнокровно. Вероятно, рядом просто не оказывалось того, кто мог бы напомнить ей, что жизнь не пристало отнимать так легко. Но почему-то знакомый голос не звучит также убедительно, как прежде, и вскоре разум наполняет тишина. Кровь на руках воспринимается легче, и совесть замолкает, отступая в темные закоулки. Метель поет свою заунывную песнь, пока Таша едет сквозь заснеженную пустошь. Вековые деревья гнутся под натиском ледяного ветра, становится холоднее. Кажется, у нее вот-вот отвалятся руки, как и все другие конечности, но Вятр упрямо продолжает двигаться вперед. Жалеет только, что лошадь окоченеет быстрее. Наконец, вдалеке сквозь метель мелькает темная деревянная постройка, вокруг ни души, а значит, управится охотница быстрее, чем думала, или была такова вероятность. Избушка не представляла из себя что-то интересное: грязный пол, захарканный деревянный стол у окна и несколько мешков, сваленные в углу комнаты. Даже ковер притарабанили, весь черный от сажи и копоти. Судя по остаткам обеда в плошках, уехали хозяева давненько, нечто вроде похлебки в мисках грозилось протухнуть с минуты на минуту. Вход в погреб обнаружился вскоре, как девушка осмотрела комнату. Под тем самым неказистым ковриком, который охотница пинала в раздумьях, бродя из угла в угол. Ключик она нашла под кринкой из-под молока, так любезно оставленной на столе хозяевами домика. Девушка открывает люк и осторожно приподнимает дверцу, вглядываясь в сгусток черноты. Она решает захватить с собой свечку со стола, так гляди, не споткнешься обо что-нибудь. Как ни странно, внизу не поджидали ни сторожевые псы, ни ловушки, ни запутанные подземные коридорчики. Оказавшись в самом погребе, Таша при свете свечи осматривает деревянные клетки, в уголках которых жались разношерстные девчонки и мальчишки, в возрасте от пяти до десяти лет. Маленькие испуганные лица глядели на незнакомку не без интереса. Чужачка не была похожа на тех, кто спускался сюда каждый раз, когда собирались забрать кого-то из них. Конечно, шрамы на лице не внушали доверия, однако обещание о скором спасении придало детям немного сил. Поковырявшись в замках в течение какого-то времени, девушка, наконец, освобождает пленных и выводит детей наружу. Ближе к полудню на улице распогодилось. Таша усаживает всех чад на свою лошадь, благо эти худые тельца поместились на ней без всяких проблем. Кому-то из них девушка отдает свой плащ, кажется, самому младшему из них, того, что держала девочка с двумя косичками — Яна. К несчастью для всех, в том числе и для самой Таши, из их многочисленной компании выжило только шестеро детей. Маленькие Яков и Мыслав, увы, не дожили до сего дня, остальных постигла судьба неизвестная. «Мне очень жаль» — изжеванная, ничем не располагающая фраза для безутешных родителей. Если повезет, эту реплику достанется говорить не ей. Таша берет поводья в руку и смотрит в частокол леса, выглядывает возможных противников, но вокруг стоит тишина. И ей это не нравится. Болт прилетает ей почти что в грудь, в место около ключиц и левого плеча. Ее откидывает навзничь, и девушка почти сразу находит арбалетный снаряд. Боль вроде этой привычна, и резким движением она вытаскивает стрелу сквозь стиснутые зубы. Однако ей повезло. Будь то стрела, пущенная из лука, ей бы пришлось несладко. Пришлось окликнуть детей, чтобы скакали прямо в город. Девочка, что старше всех покрепче схватилась за поводья и пустилась в быстрый галоп. Оставалось надеяться, что за ними никто не последует. Остатки шайки, похоже, планировали расстрелять ее из чащобы. Спрятавшись, меж темных стволов и заснеженных ветвей, они пускали стрелы, метя почти что наугад. Хотя одна стрела все же ведь попала в цель? Что ж, теперь ее очередь поиграть. Меч выскальзывает из ножен, и боль глушится одним из пузырьков, припасенных на один из подобных случаев. В ее положении опасно использовать магию древних, но вряд ли маленькое заклятие ей сильно навредит. Недолго думая, Таша пускает маленькую искру в лес, тем самым выманивая шайку из укрытия. Их всего четверо, и девушка планирует управиться с ними быстро. Эти бандиты оказываются более умелыми бойцами, чем те, с которыми девушка дралась до этого. Их атаки Таша поочередно сбивает мечом и знаками, и медленно, но верно они начинают сдавать свои позиции. Пока, конечно, самый грузный из них не проходятся ей по ребрам и ударяют в грудь, туда, где все еще кровоточила свежая рана. Когда дело доходит до магии, Таша всегда просчитывает риски — ее может вырубить посреди битвы, кровь пойдет носом или случится еще что-нибудь, чего девушка может не предвидеть. Она не учила и не знала заклятия древних ведьм, используя эту магию интуитивно. Таша уже пробовала повторить то, что однажды ее уже чуть не убило. Зато прекрасно калечило других, и в сей раз, она не промахнулась. Вятр выпадает из реальности Бог знает насколько времени. Она резко просыпается, хватая ртом воздух, будто только что выплыла из глубины. Чувствуя, как часто бухает в ребрах собственное сердце, она оглядывается и понимает, что лежит в снегу вместе с разбросанными вокруг мертвыми телами разбойников. «Они мертвы» — и ей становится чуточку легче. Таша кое-как подымается и спешит вернуться в город. Лекаря ей находят в тот же день: подшивают все раны, дают несколько повязок впрок. Таше даже предложили перезимовать здесь, в городе, но охотница вежливо отказывается, под предлогом, что ей уже давно пора в Путь. Ее достаточно задержали и, по правде говоря, оставаться здесь не хотелось бы. Детей благополучно вернули семьям, и, о, Боги, Таше не пришлось сообщать семьям погибших мальчиков и девочек, что произошло с ними. Таше правда жаль, но навряд ли люди, только-только потерявшие своего ребенка, поверят в искренность ее чувств; у нее усталый взгляд и бесчувственный тон охрипшего голоса. В лучшем случае ее не пустят за порог за такие соболезнования. Лучше будет, если она не явится к ним вовсе. Сухие сожаления не принесут успокоения никому. Иногда Таша вспоминает о брошенных в лесу телах, что стоило бы их сжечь, пока не набежала стая волков или падальщиков, иначе, рано или поздно, они настигнут местных; о разбойнике, решившем, что уж лучше мучительная смерть, чем сказать правду той, кто, после нескольких раздумий, могла бы его пощадить, возможно, она сомневалась, что способна на такой исход. Еще девушка думает, что ее силы на исходе. После практически полугода странствий она все сильнее тоскует по дому и перебарывает дикое желание вернуться обратно в родную долину. Таша считает, что все это мягкотелость, и что ей нужно двигаться как можно дальше, возможно на Запад или Юг, чтобы избавиться от этого. В конце концов, через какие-то четыре месяца она сможет навестить своих близких снова, а это уже не такой большой срок, по сравнению с пройденным. Просто временами девушка боится, что окажется в могиле, прежде чем она ступит в родную землю. Страх, который преследует ее по ночам и настигает в разгар дня — она погибнет вдали от дома и похоронить ее будет некому. *** К началу весны на Западе становится куда теплее. Несмотря на горные массивы, перекрывающие прямой выход из долины, здесь оказалось куда менее снежно, чем на Севере. Путь предстоял через перевал. У подножья и чуть выше по склону уже расположился лагерь из торговцев, бродячих музыкантов и другого разношерстного населения, намеревающиеся пересечь гористую местность. Проблема была лишь в том, чтобы найти нужного провожатого. Бывали и случаи, что проводник оказывался в сговоре с местными бандами и вел наивных простаков прямиком в логово разбоя. Разумеется, все потом списывали на обвалы, что частенько случались в горах. Таша прибыла в лагерь совсем недавно, наблюдая и выискивая подходящую кандидатуру в проводники. Не хотелось бы быть погребенной под грудой камней или заблудиться в первый же день после выхода в горы. — Я присяду? Девушка поднимает голову наверх, видя перед собой молодого парня со светлой шевелюрой, с убранными назад волосами в маленький пучок. На торговца или охотника он походил мало, и, уступая любопытству, в приглашающем жесте Таша махнула рукой на свободное место. — Спасибо, — незнакомец присаживается рядом, поправляя полы накидки, и обращается к своей собеседнице, — я Альберт — алхимик и знаток местной флоры и фауны, в некотором роде магик, а вас…? — Приятно познакомиться, Альберт, я — Таша, охочусь на чудовищ, — и немного на людей, добавила бы она, будь она в хорошем расположении духа, в коем девушка уже давно не пребывает. — Так, ты истребительница чудовищ, — Альберт часто закивал, — нечасто в наше время встретишь кого-то с такой профессией, стало быть, кому-то повезет, с такими спутником — безопасная дорога ему обеспечена. Девушка отстраненно хмыкает. Энтузиазма ни на грамм, ведь в большинстве случаев эти «спутники» были теми еще фруктами. Однако на сей раз события приобрели не совсем очевидный поворот. — Альберт, мать моя дракониха, где тебя носит, ты дорогу показывать собираешься али нет? Молодой алхимик хлопает себя по коленкам и поднимается, маня в свою сторону, выражая жестом присоединиться. В принципе, раз его кличут провожатым, то почему бы и не пойти. Процессия двигалась из ночи в ночь, делая стоянки в безопасном месте перевала. В основном, Таша сторожила у костра, и полночи, почти что всегда, с ней засиживался провожатый-алхимик, рассказывающий о горах, здешних людях и в целом о Западе, который ему так нравился. Он не вел заумные беседы и не разглагольствовал о философских темах, был простой как березовый лист, ну, так на первый взгляд казалось. — Давно странствуешь? — Альберт подкидывает хвороста в огонь, наблюдая как вздымаются в небо желтые искры. — Нет, первый год, — честно отвечает Таша, не видя смысла скрывать подобное, — летом вернусь домой, повидаться с родными. — По тебе и не скажешь, — пожимает плечами алхимик, — как тебе наша Родина? Уже побывала в Столице? — Нет, не довелось, думаю ближе к концу весны доберусь туда. Проводник согласно кивает и снова ведет односторонний диалог про удивительную фауну горной местности. Ему хватало собственных восторженных комментариев, и Таша была даже рада, что ее не втягивали в подобного рода разговор. Тем временем близилось утро. Несколько раз по пути сошел снег, посему пришлось сделать пару вынужденных остановок, чтобы расчистить дорогу. Алхимик-провожатый добротно поливал дорогу какой-то жидкостью, растворяя сошедший снег, а девушке хватало тöла, дабы смести снег в сторону, благо таким образом лавину не вызовешь. Одну ночь они провели в дороге, дабы не выбиться из графика. Провожатый освещал путь фонарем, подвешенным на длинный прут, и вел за собой длинную процессию к следующему пункту горного перевала. Разбойники и контрабандисты напали на них лишь раз: глубокой ночью следующего дня, когда те сделали стоянку на, казалось бы, безопасном укрытии от осадков и обвалов. Их было довольно много, но разобраться с ними Таше помог все тот же алхимик. Альберт ловко управлялся с арбалетом, пару раз подкинув парочку безобидных бомб — для отвлечения. Таким образом удалось избежать больших потерь. Разве что народ до жути перепугался разбойников. — Ты совсем не спишь, охотница, что-то беспокоит? Альберт неизменно присаживается рядом у костра, обычно ведя обширные монологи на тему чудес природы, но на сей раз решил обратиться к своей спутнице. В дневной час, как правило, обходилось без разговоров. Таша подкидывает ветки в костер, глядя как пламя жадно облизывает хворост, обгладывая его, как косточки. После чего остаются лишь угольки. Девушка не знает, чем алхимику так благоволит ее компания, наверное, в горах просто нет хороших собеседников, ну, либо точнее слушателей. Говорил преимущественно Альберт. — Потом отосплюсь, — соврала Вятр, вороша прутом подгоревшие ветки, — как выйдем из перевала, так безопаснее. Алхимик недоверчиво прищуривается сквозь искаженное пламенем пространство, вглядывается в почти черные глаза спутника напротив, интуитивно распознавая ложь. — Если так посудить, где сейчас безопасно? В доме, унылой таверне, в стенах крепости? Поспать ты можешь хоть сейчас, если тебя не мучает бессонница, просто по какой-то причине ты ищешь повод этого не делать, — заключает Альберт скрестив на груди руки. Девушка поглядывает на него искоса. — Тебе-то что? Алхимик кивает, как бы молча говоря, что девушка задала правильный вопрос. — Что же такого ты натворила, что не можешь уснуть, охотница? «Слишком многое» хочется бросить в ответ, но Таша молчит. Костер потрескивает в образовавшейся тишине, и Альберт снова сам для себя кивает. Больше разговорами алхимик не донимает ее. У нее все эти несколько месяцев вертятся мысли в голове: а что я могла сделать? Я всего лишь пыталась выжить, в том нет моей вины. Если так рассудить: либо она, либо ее, простая математика. Альберт рассуждал о безопасности, где сохраннее всего. Дома, дома безопаснее всего. В долине Ветра, где она выросла, кажется, не происходило ровным счетом ничего, а чуть только она покинула пределы родного края, тут же сталкивается с тем, что убить виновного — решение всего, панацея от всех проблем. И чем дальше, тем хуже и легче одновременно. Нет рамок и ограничений в наказании преступлений, и закрывать глаза на бесчинства, как раньше, уже не получается. Так что расправиться с тем, кто не дает другим шанса выжить — решение, которое Таша принимает мгновенно, не задумываясь о последствиях. Последствиях, которые грозят ей самой. Помнится ей говорили, что она сможет разобраться во всем сама, без советов и наставлений. Только вот сейчас Таша ни черта не понимает, как ей быть дальше и как избавиться от вездесущих кошмаров, преследующих ее по ночам. Когда экспедиция кончается, и Альберт прощается с Ташей, он желает ей крепкого сна. Девушка ничего ему не отвечает. Весна в Столице насыщена праздниками: фестивалями, ярмарками и все в подобном духе. В этот год все вышло особенно пышно, и Таша добирается до города как раз на этот период. По центральным улицам почти не протолкнуться сквозь поток идущих отовсюду людей. Каждый дом и каждая лавка пестрели разноцветными гирляндами и флажками, пропитывая прохожих духом праздника. Почти каждого, если уточнить, потому как Таша обошла их число стороной. Если раньше посещение народных гуляний для Вятр было приемлемым и вполне удовлетворительным развлечением, то сейчас она только жалуется на давку и спешит избавиться от людей. Шум давит на барабанные перепонки, и раздражающе свистит над ухом флейта. От этого девушка раздосадовано фыркает, понимая, что сама портит себе настроение. Воспоминания ярко напоминают ей о том, что эти праздники она сама когда-то любила. Заглянув в один из торговых кварталов, где, как ни странно, пребывало меньше народу, Таша столкнулась с женщиной, которую в начале весны охотница спасла от падальщиков. Тогда, как она выразилась, не успела толком поблагодарить спасительницу, и начала расспрашивать надолго ли Таша остановилась в Столице. — Пока не знаю, может задержусь тут на какое-то время, — отстраненно отвечает девушка, вышагивая вместе с женщиной к еще одной площади, — честно, я пока даже нигде не остановилась. — Что же ты раньше молчала, милая, у меня есть одна прекрасная идея, пойдем со мной. Эта женщина держала гостиницу, одну из многих, в этом городе. Большинство времени, конечно, этим занимался ее муж, но она и не жаловалась. Той по душе более общаться с гостями и, в целом, заниматься сервисом, нежели ведением самого гостиничного бизнеса. В благодарность за спасение, она поселила охотницу в одном из номеров. И несмотря на то, что женщина убеждала ее поселиться в хорошей благоустроенной комнате, Таша выбрала ту, что на чердаке — малоиспользуемую, с маленьким цветным витражом сверху, вместо окна. Подальше от шума и самих людей. Маргарита настаивать не стала. — Как пожелаешь, милая, — стоя в дверях, женщина показывала девушке комнату, — если вдруг будет течь крыша — ты сразу говори, я мужу своему давно говорила позвать плотника. — Да-да, хорошо, спасибо, — Таша укладывает вещи на единственный в помещении стул, а меч ставит подле кровати, у стены, — не подскажите, где в этом городе найдется цирюльник? Хотя в праздники сейчас, наверное, мало кто захочет поработать. — Если ты не требуешь полный антураж с кудрями и золотистыми волнами, я бы могла тебя подстричь. — Было бы неплохо. Маргарита долго пыталась выяснить причину, по которой волосы девушки превратились в ужасные почерневшие сосульки, однако все бестолку. Таша отмалчивалась и отвечала сухо и односложно. Поняв, что ответа ей не добиться, женщина молча закончила стрижку. — Жаль, конечно, такие длинные были, ну, да ладно, не ресницы же — отрастут, — отшутилась Маргарита, откладывая ножницы в тумбочку, после чего и откланилась. Нужно было еще чем-то занять прислугу, так что совладелица гостиницы быстро упорхнула по своим делам. Таша пусть и устала от расспросов, но женщину все равно поблагодарила. Все же это лучше, чем то, с чем она ходила последние четыре месяца. Таша хмыкнула, глядя на себя в зеркало — синяки под глазами, шрамы на щеке и переносице, прямо на видном месте, и, чего греха таить, просто нахрен убитый взгляд. Пещерник, думала Таша, и то симпатичнее выглядит, наверняка. «Если это стало со мной за год, что дальше-то будет» — девушка мысленно дала себе оплеуху. За руку тебя никто не тащил, сама согласилась. И снова кивок, уже не про себя. Просто ей стоит немного отдохнуть, может быть, наконец, заснуть, как нормальный человек. Почти, как нормальный, она ведь ведьма, в конце концов. С этим есть свои заморочки, мама в детстве рассказывала. Кошмары — своего рода стимулятор, источник бесконечной энергии из собственных страхов для мощных заклинаний. Понятно, отчего ей тогда ее чуть не пришибло. У матери целый арсенал болевых ощущений. Только вот она умеет это контролировать, а Таша нет. И ее кошмары ничего, кроме огромной дыры в сердце, за собой не принесли.Так что, быть может, если она вернется домой, это чувство — страха, боли, ненависти, наконец, исчезнет. И ей станет легче. Когда пройдет весна, тревога растает вместе с последним снегом, и когда солнце высоко взойдет над горизонтом, ее Путь будет лежать в Долину Ветров, к дому. В десятый день лета, в непривычно жаркий для Севера, Таша пересекла реку Вала и лес Нюлэс Тьёела, достигая знакомого маленького городка. В десятый день первого летнего месяца Таша окончила испытание годом Пути и вернулась домой.