Наваждение

      Самой неприятной проблемой после пробуждения оказались нелады со зрением. Вроде бы вот же оно, было всего пару дней назад. А теперь глаза режет, и все расплывается, если постараться их открыть — даже собственные пальцы рассмотреть не удалось. Как теперь найти того человека?       Зрение не пропало совсем — нет. Веселая и явно улыбающаяся доктор по фамилии Чэн с каким-то облегчением сообщила, что в этот раз проблема видна, и она точно знает, что с ней делать.       Заумное название проблемы он ожидаемо не запомнил, отложив в голове неформальное «световая травма». По словам доктора Чэн она была неприятной, но несерьезной — пару недель полного покоя для глаз, плотная повязка с регулярными примочками — и все должно прийти в норму. Чжао подозревал, что «норма» предполагала еще пару месяцев закапывания в глаза какой-нибудь щипучей ерунды, но это было мелочью.       Главной проблемой было другое: если в этот раз причина неладов со зрением видна, значит, был какой-то другой раз, когда причина видна не была.       А когда был этот «другой раз»?       Сколько Чжао себя помнил — зрение его никогда не подводило.       Вывод напрашивался нехороший.       Значит, было что-то, чего он не помнил.       Эта мысль вкручивалась в мозг вместе со жгучим дискомфортом в глазах.       А еще не давал покоя вопрос, что с тем человеком. Уж очень нехорошими выглядели его раны. Доктор Чэн сказала, что Чжао был без сознания всего два дня. С ним же ничего не случилось за это время?..       Да Цин объявился только на третий день после его пробуждения. Усталой пушистой тушкой свалился поверх одеяла, вяло дергая хвостом на все попытки его растормошить и добиться ответов. Впрочем, когда Чжао потребовал рассказать, что произошло, и какого хрена он делает в больнице — тут же подскочил и наверняка вытаращил глаза. Судя по внезапно придавившей его тяжести — даже вернулся обратно в человеческую форму.       — Лао Чжао, ты чего? Вместе же с этим психом сражались!       — В рукопашную, что ли? — фыркнул в ответ тот. — То-то у меня все ребра ноют. Хотя сказали, что переломов вроде нет.       — Да были переломы, — огорошил его кошак. — Лу Ли трудится не покладая рук, вызвался первым тебя исцелить. Жаль, сил у него немного, за раз только что-то одно вылечить может, да и пострадавших слишком много, старается всем помочь, вот и берется только за самое проблемное. Сказал, позже с глазами тебе поможет, если будет возможность.       — Да Цин, — холодный тон начальника пригвоздил его заместителя к месту. — У нас по больнице расхаживает дисинец и неизвестно что делает с пациентами?       — Ну почему — неизвестно, — притих кошак. — Император предлагал дождаться твоего пробуждения для согласования действий, но пострадавших слишком много…       Чжао попытался потереть стрельнувший болью висок, но наткнулся на повязку.       — И тогда ты, как мой заместитель, разрешил ему развести эту… деятельность?       — Так ведь доброе дело делает, — вяло отбрехался тот.       — А пострадавшие у нас от кого? От дисинца?       — Так другого дисинца…       — А где гарантия, что этот дисинец не такой?       — Так Император…       — Да какой, к черту, Император?! — взорвался Чжао.       — Ан Бай, вы же его знаете, — съежившийся кошак даже на вежливый тон перешел. — Он как от проклятья освободился — такую деятельность развел. Говорит, хочет попробовать наладить с нами отношения.       — Дисин налаживает отношения с Хайсином? Ха! Ты еще скажи, что Посланник в Черном — мой лучший друг!       — Так ведь… — начал возражать Да Цин и замер. — Чжао… Ты что, совсем ничего не помнишь?       — Помню, — гудящий висок наконец удалось помассировать костяшкой пальца и стало немного легче. — Мы собирались в университет, осматривать место убийства студентки. А потом, в каком-то бреду я видел серый город и…       — И?       — Не важно, — вздохнул Чжао, признавая, что со своими расспросами будет выглядеть исключительно странно.       Ну, правда, какое ему дело до того мужчины? Тут целая больница пострадавшими переполнена, а он переживает о том, кого видел всего один раз в жизни. Но сердце упрямо болело, не соглашаясь с доводами разума.       Заслышав уже знакомые шаги медсестры, Чжао спихнул посетителя с кровати.       — Иди работать, заместитель. И присмотрите там за вашим Лу Лу, не верю я этим дисинцам.       Да Цин только вздохнул и покорно уполз.       Говорить Чжао, что это была его единственная попытка отдохнуть за последние дни, он не стал.       А еще было как-то совестно перед Шень Вэем.       Чжао сходил с ума от собственных мыслей. Безумно хотелось хотя бы набросать в блокноте основные пункты, но чертову повязку никак не разрешали снять.       Узнать дату было нехитрым делом — всего-то и нужно было спросить медсестру. Теперь получалось, что из его жизни выпало почти полгода.       У доктора Чэн удалось узнать, что с головой у него проблем нет, и эта странная амнезия никакими повреждениями быть спровоцирована не могла. Разве что психосоматической реакцией на какое-то событие.       Но нет. Полдня настырно гоняя эту мысль, Чжао пришлось признать: дело не в этом. Причин так думать не было, но он точно знал: дело тут в чем-то другом. Возможно, в том сером городе. Возможно, в том человеке.       Если, конечно, все это вообще не было наваждением. Сном.       Прохладные примочки постепенно усмиряли поселившееся в глазницах жжение. Подчиненные возмутительно долго игнорировали больного начальника, а собственные эмоции то и дело устраивали какие-то непонятные скачки.       Как в тот день, когда на пороге его палаты внезапно объявился Посланник в Черном. Во всяком случае, если верить Лао Чу — но зная его отношение к этому могущественному представителю дисинцев, это явно не было притворством или шуткой.       Тогда откуда это странное чувство облегчения? Оно накрыло теплой волной, стоило услышать голос посетителя. Хотелось улыбаться и смеяться, но он опасался сойти в этом случае за сумасшедшего. Пришлось ерничать и язвить, и в итоге, странный посетитель вполне ожидаемо ушел, оставив терпкое чувство… горечи?       С того дня прошло около полутора суток — Чжао научился отсчитывать время по визитам медсестры.       Он стоял возле окна в больничном коридоре и теребил надоевшую повязку. Объявившийся, было, Да Цин удрал куда-то, попросив его «подышать полчасика свежим воздухом». Где-то за спиной прошелестели шаги. Тихие, но уверенные. И почему-то направляющиеся в сторону его палаты.       Повязку с лица он буквально содрал. Хорошо, догадался отвернуться от окна — глаза успели совершенно отвыкнуть от света и теперь нещадно слезились. Кое-как вытерев их бинтом, Чжао проморгался и максимально бесшумно — насколько позволяли больничные тапочки — прокрался к своей временной обители.       Он стоял перед дверью палаты с безумно печальным лицом.       Тот самый человек из сна.       Или из реальности?       Но в реальности нельзя так быстро оправиться от таких ран. И даже если раны на груди мог скрыть идеально сидящий костюм-тройка — господи, кто такое в больницу надевает? — то глубокие царапины на лице никак не могли бесследно исчезнуть за каких-то десять дней. Или одиннадцать. Не важно.       А пока он просто стоял и смотрел на своего посетителя. На аккуратно уложенные волосы, пушистые ресницы, немного бледную кожу. Нахмуренные брови, упрямо сжатые губы…       Чжао понял, что слишком задержался на последних, когда буквально физически почувствовал этот устало-разочарованный выдох. Но оторвать взгляд не было никаких шансов.       Обернувшийся мужчина был еще прекраснее, чем запомнился ему. Нет, не прекрасен — странное определение для мужчины все-таки — великолепен. Идеален.       Желанен.       Только эта затаившаяся в теплых карих глазах боль…       И Чжао не был бы Чжао, если бы не повел себя как полный идиот. Нес какую-то ерунду и никак не мог выключить въевшуюся в его натуру подозрительность.       Что-то было не так.       Нет, все, что говорил Шень Вэй — господи, у него даже имя идеальное! — было логичным и объяснимым.       Слишком логичным.       А еще Чжао не мог не обратить внимания на эмоции мужчины. Едва заметные — вот чуть сильнее сжались губы, подбирая правильное слово, вот качнулись ресницы, чуть прищуривая глаза в ответ на очередной пронизанный подозрениями вопрос. Вот скользнула в слегка расширившихся глазах растерянность.       Он читал его так, словно знал давным-давно и так же давным-давно привык к таким мельчайшим проявлениям эмоций.       А еще рядом с этим человеком учащенно билось сердце.       …Видимо, помнило то, что забыла голова.       Чжао уже готов был сделать шаг навстречу — обнять, или хотя бы просто коснуться плеча — только подбодрить хоть как-нибудь, хотя бы попробовать стереть эту печаль из глаз…       Увидеть, как Шень Вэй улыбается доктору Чэн — он узнал ее по звонкому голосу — было чертовски… больно.       И Чжао не был бы Чжао, если бы не хлопнул дверью палаты, напоследок ляпнув что-то язвительное.       Что-то… ревнивое.       Вот черт.