Стань моей душою, птица, дай на время ветер в крылья, Каждую ночь полет мне снится — холодные фьорды, миля за милей;
***
Зеницу сидит над толстыми, пыльными книжками, в которых гербарий из цветов и листьев используются как многочисленные закладки. В каждой из них аккуратной рукой выведены красивые, изящные буквы, нарисованы цветы и бесчисленные корни и травы, используемые для колдовства. Ему нужно составить зелье для предвидения. Для него нужен перетертый цветок акации, корни артемзии, несколько васильков и… — Кайгаку, подай мне порошок из цветов жасмина, — говорит Агацума, отвлекаясь от книги и начиная спешно дозировать элементы, которые уже имеются под рукой. Ему сложно было привыкнуть к тому, что просить помощь у Кайгаку — нормально. Это ведь работа фамильяра во всём помогать колдуну. Зеницу мог бы пожаловаться на то, что после смерти его учителя он остался совсем один, вот только это была бы наглая ложь. От Джигоро ему, помимо книг, дома и бесконечного количества знаний, остался фамильяр. На самом деле, Агацума мог претендовать на фамильяра лишь после того, как сможет самостоятельно приручить зверька. Или, может, пойти на наглость и одарить человека способностями метаморфоза. Но он был приятно рад компании летучего мыша — Кайгаку. Он, кстати, был метаморфозный фамильяр. Но даже в теле человека, безусловно, он был великолепен. Его внешность была достойна принца, или герцога… Или прекрасного эльфа, что живут выше, в горах. Даже ушки у него острые были. У Кайгаку широкие плечи, всегда высоко поднятая голова и… Зеницу закусил губу. Так яро фантазировать о своём фамильяре как-то не красиво. Зеницу и не заметил, как перед ним оказывается баночка с жасмином. Он оглянулся в поисках мышки, вот только вместо этого наткнулся на человека. Если, конечно, Кайгаку можно таковым назвать. Правда, любой дурак бы, смотря на Кайгаку, понял бы, что перед ним фамильяр. Все они отличались внешними особенностями животного, которым являлись. Кайгаку всегда был во всём чёрном, отображая цает своей животной формы. А самый главный признак фамильяра — глаза со суженными зрачками, очень яркого цвета. Они видят в темноте, будто кошки и никогда не упускают ничего из виду. На него пристально смотрят голубые, те самые, цвета чистого неба, глаза. Они снятся Зеницу по ночам, лишь в самых прекрасных и сладких снах. Брови парня хмуро сведены к переносице, а иссиня-черные волосы через чур растрёпанны, верно, Агацума разбудил его. Ученик сжимает губы, чувствуя, что снова сделал что-то не так и скорее всего, его отчитают за невнимательность. Как позорно — получать выговор от фамильяра. — Агацума, ты забыл корень мандрагоры, — над самым ухом вторит его мыслям строгий, но мягкий голос. Бархатный, словно ткань, обивающая мебель в замках. Не то, чтобы Зеницу часто в них бывал, но это была первая ассоциация. Голос Кайгаку был таким родным, что Агацума, наверное, млел бы от любого приговора, сказанного этим сладким голосом. Зеницу чувствует, что краснеет от такой близости с Кайгаку. Он всегда чувствовал себя неловко, когда тот был так настолько близко. Сложно скрыть то, что фамильяр очень нравился Агацуме. И конечно же он не мог сдержать смущения, когда тот отчитывал его, приближаясь так сильно, что можно почувствовать дыхание на шее. — Ты даже не знаешь, что я собираюсь делать, — недовольно шепчет в ответ Зеницу, не в силах даже немного повысить на Кайгаку голоса. Агацума не может сдержать нотки обиды. Его ругают совсем неоправданно. Может, Зеницу вовсе не забыл про мандрагору…, а просто решил добавить её после? Оправдываться он все равно не собирался. — Акация и жасмин дают предвидение, артемзия — ясновидение, васильки обеспечивают связь с духами. Васильки одаривают тебя вещими снами. А теперь скажи, зачем тебе нужен будет корень мандрагоры? — Кайгаку будто даёт Зеницу возможность отыграться и избежать позора, ответив на незамысловатый вопрос. Вот только в голове Агацумы только голубые глаза и желание коснуться пушащихся волос. Как он может думать о элексирах, когда перед ним постоянно вертится его до одури красивый фамильяр?! — Мандрагора используется для… для предсказаний? — неуверенно предполагает он, закусывая губу. Это было бы очевидно, если бы он чуть внимательнее слушал уроки Куваджимы, но приходится теперь краснеть перед допытливым фамильяром и пытаться вывести на интуиции. Да Агацума бы и вспомнил, в чём основные характеристики мандрагоры. Сколько нужно и куда, в каком виде, в конце концов, только если бы Кайгаку не был так близко! — Молодец, одуванчик, реабилитировался, — довольно тянет Кайгаку, гладя Зеницу по голове, будто он его учитель и несколько секунд назад не собирался отчитывать его за неосторожность. Вообще фамильяр не должен лезть в дела колдуна, но Агацума даже рад тому, что у него есть возможность в любой момент получить совет. Если его выговоры, конечно, можно таковым посчитать. — Я не одуванчик, Кайгаку, — снова обиженно отвечает Зеницу, складываяруки на груди и спеша отвернуться от парня, чтобы, как минимум, скиыть смущение. Одуванчиком его Кайгаку наччал называть ещё давно, когда Зеницу только пришёл на обучение к Джигоро и случайно, с помощью неверной консистенции элементов окрасил свои лохматые волосы в золотой цвет. А они тогда кортикие были и пушились, подобно одуванчику. Конечно, сейчас они уже свисают за лопатки, да и корни отрасли чёрные, но от прозвища Кайгаку отказываться не готов. Зеницу получает поцелуй в щёку, и уже через пару секунд мимо него пролетает летучий мышонок. Кайгаку вздымается к высокому потолку и повисает на перекладине. Правильно, ему спать нужно. день как никак.