«День семнадцатый, как я не повесился. Только потому, что здесь мне не на чем вешаться. А я был старателен в поисках вариантов. Через пару дней, максимум через неделю это кончится. Я так жду часа, когда смогу покинуть эти грёбаные стены. Единственное, что меня сейчас радует — сегодня должен приехать Стас.»
Подъём случился, как обычно, ни свет, ни заря, но Слава уже успел привыкнуть к здешнему режиму и обычно не спал, когда санитары заходили будить его. В шесть тридцать утра, по требованию, Слава встал с постели. Стуча зубами от холода, он глянул в окно, где с ним привычно поздоровались голые ветки с воронами и серое небо. Перво-наперво он получил градусник для измерения температуры, которая как обычно была чуть ниже общепринятой нормы. Далее он направился на утренние процедуры, после которых уже обычно чувствовал себя уставшим, так как каждый раз это становилось невыносимым испытанием для его комфорта и личного пространства. Осмотр, анализы, общая душевая без шторок и перегородок — омерзительно. Слава вроде как не считал себя закомплексованным, но ходить голым перед кучей незнакомых мужчин ему не улыбалось, и в данной ситуации то, что все эти мужчины тоже были голыми, вообще никак не успокаивало, а только больше напрягало. Это уже не говоря о том, что Слава сильно скучал по своим многочисленным уходовым средствам, которыми регулярно пользовался в обычной жизни. Тут у него не было возможности провести в ванной сорок минут, сделать маску для окрашенных волос и увлажнить лицо всеми возможными кремами и маслами. Из средств гигиены было разрешено только мыло, и за это ещё нужно было сказать спасибо. Из вредности некоторые санитары любили выгонять пациентов из душа раньше положенного, но никто обычно не спорил, ведь дальше наступало время завтракать. Разумеется, после приёма необходимых лекарств, для получения которых нужно было отстоять грёбаную километровую очередь. Слава снова сел вместе с Мишей и Артуром, с которыми в последнее время совершенно перестал препираться. Артур всё ещё немного раздражал, но Слава почему-то предпочитал терпеть. — Опять какую-то хуйню наварили, — вредно причитал Миша, глядя на прилипающую к ложке кашу. — Я такой мерзкой овсянки в жизни не видел. — Вот бы нам каждый день запеканку давали… — мечтательно затянул Артур и тоже недоверительно зачерпнул ложкой неаппетитную кашу. — Такая консистенция странная… Они в неё желатин добавили? — Терпеть не могу кашу на воде, — вставил и Слава сюда своё мнение, окинув тарелку неприязненным взглядом. — Моя бывшая готовила мне такую вкусную овсяную кашу… Она ещё всегда сиропом её поливала. — Шоколадным? — затаённо спросил Артур, глядя только на Третьякова в этот момент. — Всегда по-разному, у неё их много было, все из Америки привозила. — парень печально вздохнул и отодвинул от себя эту дрянную кашу. — Этот комок слизи никакой сироп не спасёт, даже тот, что из Америки. — заключил Миша и тоже вздохнул. — Знаете, что обиднее всего? — спросил Артур, привлекая к себе внимание. — Хочется, не хочется, а съесть придётся, потому что больше нечего. — Ну ты можешь рискнуть, — сказал ему Миша, даже дёрнувшись от мысли о том, чтобы содержимое тарелки оказалось у него во рту. — А я вот чай выпью и яблочко съем. — Так ведь голодным будешь уже через полчаса. — аргументировал Артур, присматриваясь к каше, чтобы убедить себя в том, что не так она и ужасна. — Это можно пережить. — усмехнулся Слава, и Мишей был поддержан. — Ну смотрите. На обед ведь опять какие-нибудь щи принесут, которые вы тоже есть не станете, — предсказал Артур весьма очевидно. — Что пахнут они как-то не так, или что-то в них плавает. А на ужине скажете, что сосиски на вкус как бумага. — Я лично сосиски вообще ненавижу, мне на них даже смотреть неприятно. — поспешил уведомить Слава. — Даже с сыром? Они капец какие вкусные! — удивлённо вскинув брови, заговорил парень. — Я так не считаю, — ответил Третьяков и безразлично пожал плечами. — С сыром, честно, не пробовал, но уверен, что и они мне не понравятся. — Давай так: а что тебе вообще нравится? — заулыбался Миша и хитровато прищурился, не сомневаясь в том, что здорово подколол Славу насчёт его постоянных недовольств. — Кроме кокаина, шоколадного Чапмана и Бритни Спирс? — Много чего, — совсем серьёзно ответил Слава, но немного всё же улыбнулся, приготовившись перечислять. — Мне нравится фиолетовый цвет, весна, серебро, скейтборды, украинский борщ, дизайнерские шмотки с необычными принтами, красные розы, кофейные ликёры, темноволосые девушки. Я могу долго перечислять, но что толку? Ничего из этого здесь всё равно не появится резко и неожиданно. Парни слушали его заинтересованно, будто им в самом деле было не плевать, что в этом бренном мире может хоть немного Славу порадовать. Они переглянулись, улыбаясь, и Артур случайно подавился кашей, которая на вкус оказалась не такой уж омерзительной, но только из-за своей консистенции вызывала у организма отторжение. — Насчёт темноволосых девушек готов поспорить, — заискивающе начал Миша и игриво подмигнул ему. — Как тебе, например, повариха? Ничего такая, а? — Учту, что женщины за сорок в твоём вкусе. — ловко парировал Слава и тут же посмотрел на только что подавившегося Артура, который едва не лёг на стол от смеха, чем и привлёк к себе столько внимания. По окончанию завтрака началась очередная суматоха, которая так сильно раздражала Славу. Прежде чем им позволяли читать, смотреть телевизор или гулять, словом, заниматься своими делами, приходилось посещать оздоровительные мероприятия. Психолог у них выдумала такую штуку: все садились в круг, по рукам пускали шариковую ручку и поднимали «важные» темы. Высказывался, соответственно, тот, у кого в руках находилась эта самая ручка. Третьякову было одинаково тошно что говорить самому, когда до него доходила очередь, что слушать других говорящих, некоторые из которых изъяснялись так экспрессивно, будто им первый раз в жизни позволили высказать своё никчёмное мнение. К счастью, это происходило через день, но когда не проводилось это чёртово заседание, их занимали чем-нибудь другим, лишь бы изобразить, что всем не плевать на лечащихся. Но больше всего нервировали индивидуальные сеансы, на которых его до талого мучили вопросами, тестами и упражнениями. Первое время он молчал, пока его не оставят в покое, но врачи оказались упорными, и игнорировать их с каждым днём становилось всё сложнее. Конечно, никому не нравилось, что Слава препятствует собственному лечению, которое ему так необходимо! В своих изречениях он старался быть аккуратным, чтобы не сказать чего-нибудь, за что можно поплатиться очередной недоброй пометкой в медкарте. Он и так уже натворил достаточно, чтобы при выписке в личном деле оказался целый список устроенных им нарушений. В этот перечень входило неуважительное обращение к медицинским работникам, нарушение установленного режима, препятствование лечению — и обо всём этом ему говорили так, будто в обычной жизни хоть кому-нибудь будет не плевать.«Вышел с очередного сеанса психотерапии. Как меня всё бесит. Мне не обосралось это добровольно-принудительное лечение. «Вячеслав, я пытаюсь помочь Вам!» — да кто бы тебя, сука, ещё просил об этом. Всё у меня нормально. Как же меня заебало это. Придумали кучу странных терминов и теперь раскидываются ими в мою сторону, будто я смахиваю на полоумного придурка.»
Обход врачей и вся прочая социально-реабилитационная дрянь отняла хороший кусок времени. Ему осталось не больше часа, чтобы спокойно позаниматься чем-то полезным, и это время Слава занял чтением пьесы Чехова «Вишнёвый сад». Не то чтобы он был поклонником чтения пьес, да и сам Чехов не был его любимым писателем, но это было не худшее из всех возможных занятий. Третьяков проглотил около тридцати страниц, не слишком сильно увлекаясь сюжетом произведения. Он уже читал это в школьные годы, поэтому припоминал события, которые разворачивались на страницах книги. Он сидел в коридоре возле поддувающего окна, потому что здесь был удобный диван, который не был никем занят. Конечно, можно было посидеть и в палате, но эти четыре стены его уже извели, и хотелось хоть немного сменить обстановку. — Хорошая вещь, да? — раздалось над Славой в тот момент, когда он перевернул очередную страницу. Голос был знакомым. Подняв глаза, Третьяков увидел перед собой статного мужчину в белом халате. Он также обратил внимание, что благородная седина, сиявшая на висках ещё вчера, была закрашена. Наверное, чем-то вроде баллончика со специальной краской для волос, которая была предназначена как раз для маскировки седины. — Да, — сдержанно ответил Слава главврачу. — Занимательно… Читать о том, как чувствуют себя люди, теряя нечто важное, что создали предки. — Тогда люди были сбиты с толку революциями и переворотами, но было необходимо двигаться дальше, — философски размышлял Игорь Витальевич. — Я очень люблю Чехова за то, как он показывал дворянскую жизнь. Это касается не только «Вишнёвого сада». Приятно видеть, что молодое поколение интересуется классикой. Я надеюсь, что Вы хорошо себя чувствуете, Вячеслав? — Всё отлично. — Слава заставил себя улыбнуться и удержать зрительный контакт, хотя ему этого не хотелось. — Вас никто не обижает после недавнего инцидента? — участливо поинтересовался мужчина. — Меня сложно обидеть, Игорь Витальевич. И то, что чья-то жизнь сложилась настолько неудачно, чтобы существовать за счёт собственной ненависти ко всему вокруг, меня не трогает. — изъяснился он терпеливо. — Хорошо, Вячеслав. Вы очень смышлёный для своих лет, так что постарайтесь не провоцировать конфликтов. Вы ведь сами понимаете, — как-то скомкано бросил главврач, пытаясь предотвратить возможные стычки перед сменой тех самых санитарок. — Не буду Вас задерживать, полагаю, Вы увлечены чтением. Слава кивнул, несмотря на то, что не так уж сильно он был поглощён пьесой. Просто ему хотелось поскорее завершить этот странный диалог. Игорь Витальевич старался сделать лечение комфортным для пациентов диспансера, но не нужно быть слишком сложным человеком, чтобы заметить, что это отнюдь не всегда получалось. Борьба с системой ещё ни разу не заканчивалась хорошо, и Слава не мог даже предполагать, откуда у этого мужчины столько терпения и сил. Вскоре пришло время обеда, и согласно распорядку, после него наставал тихий час. Слава не был в числе тех, кто любил подремать ближе к вечеру. Благо, спать никого не заставляли, но вставать с постели на протяжении тихого часа было нельзя. Это ограничение минуло Третьякова только потому, что он лежал в отдельной палате. Единственное наказание: не покидать эту самую палату, пока не обозначат время подъёма. Слава ждал момента, когда на часах будет шестнадцать ровно не только из-за этого. Основной причиной послужило то, что с четырёх часов вечера родственникам и друзьям разрешалось приезжать к больным, и Славу должен был навестить Стас. Они не виделись достаточно давно, поэтому Слава был приятно взволнован его приездом. Психиатрическая лечебница была построена за чертой города, дорога досюда занимала приличное количество времени, которого у Стаса было не так много из-за загруженной учебной программы. И всё же он выкроил время, чтобы навестить лучшего друга, пожертвовав ради этого подготовкой к очередному семинару. Увидев Стаса, Слава не удержался от широкой улыбки. Он помчался к нему, миновав уготовленные для свиданий с посетителями стол и стулья, и буквально запрыгнул на него, обняв обеими руками и ногами. Стас от этого чуть не выронил пакет с гостинцами, да и сам рисковал грохнуться на пол, но всё же обошлось без травм и падений. Крепко прижав к себе Славу, он расплылся в широкой улыбке и не мог не нарадоваться тому, что видит его живым и относительно здоровым. Медбрат, приставленный следить за порядком, растерянно поспешил уведомить их о том, что это слишком экспрессивное поведение, что заставило Стаса опустить Славу на пол и поворчать на него. И всё же они простояли в объятиях не меньше нескольких минут. — Смотри, я привёз тебе мармелад, бананы, сок… Я изучал список продуктов, которые разрешено привозить пациентам, и там нет почти ничего из того, что ты любишь… — жаловался Стас, демонстрируя привезённые собой угощения. — Поэтому тут не очень много всего, но ты в принципе много и не ешь. Он неловко посмотрел на Славу, который молчал и с вниманием слушал этот заботливый монолог. Поправил выбившуюся из тугого хвоста рыжую прядь волос и невольно улыбнулся, скользнув бледными зелёными глазами по точёным чертам лица Славы. Он сильно скучал по его нарисованным хной веснушкам, которые уже почти смылись и теперь были совсем бледными, по взлохмаченным чёрным кудрям, по чуть вздёрнутому носу с аккуратной горбинкой, и хотелось сейчас обнять Славу так крепко, как только возможно будет это сделать. — Ты выглядишь гораздо свежее, — тихо сказал Стас и опустился на стул напротив Третьякова. — Не представляешь, как я рад видеть тебя… Живым. — Мне стоит извиниться за то, что я чуть не умер у тебя на руках, да? — вроде как пошутил Слава, но на деле задумывался об этом совсем серьёзно. — Или поблагодарить за помощь? Я даже не знаю. — Посмотрите, всё-таки заговорил об этом, — Островский постарался не звучать обиженно, но это слабо получилось. — Забей, я просто рад, что всё в порядке. То, что ты сейчас сидишь передо мной, говоришь со мной… Это заменяет любые слова сожаления или благодарности. Слава мягко улыбнулся, оголив белые зубы, и Стас сразу же подумал о том, что невозможно долго злиться или обижаться на этого человека. Одной его очаровательной улыбки было с головой достаточно, чтобы Стас забыл обо всём, что заставляло его чувствовать себя ужасно в последнее время.FB
С каждым днём темнело всё раньше. Стас едва успел вернуться с учёбы, как за окном погасло солнце и засверкали уличные фонари. Он кратко посмотрел на жёлтые окна в соседних зданиях, окинул взглядом заезжающую во двор машину, и подавив в себе непонятное беспокойство, грубо задёрнул плотные персиковые шторы. Он редко включал большой свет в комнате. Это будто бы мешало его мыслям. Поэтому в этот вечер спальню тоже освещало несколько небольших светильников, томно бросающих на белую стену тени от занявших пространство предметов мебели. Стас сел за рабочий стол, отодвинул в сторону ноутбук и возложил на его место небольшую стопку книг и тетрадей. За последние пару лет не было ни одного дня, — не считая каникул, — когда он не был бы занят учёбой. Не то чтобы Стасу не нравилась специальность, которую он выбрал, но периодически случалось такое, что ему было не до лекций и конспектов. Они со Славой совсем не общались почти всю прошедшую неделю, и от этого у Островского на душе было неспокойно. Сделав глоток горячего крепкого чая, он вновь попытался сконцентрироваться на учебном материале, три или четыре раза перечитал начало сегодняшнего конспекта, но обмануть себя не вышло. По обязательству он делал то, что должен был, но только толку от прочитанного не было совсем. Стас будто чувствовал, что что-нибудь случилось или должно случиться, и как по никому неясной закономерности, примерно через полчаса лежащий на краю стола телефон завибрировал. Стас не предполагал, что это будет Слава, и сильно удивился, когда увидел входящий вызов от контакта, подписанного смайликом чёрного сердечка. Естественно, он ответил, но пожалел каких-либо красноречий. Последний раз, когда они виделись, Слава отравился кокаином, и его рвало в белоснежный унитаз на какой-то совершенно левой квартире. Можно сказать, они тогда крупно поссорились, потому что Стас порядком устал видеть, как его лучший друг верно убивает себя и решил-таки высказаться по этому поводу. Ожидаемо, Слава не оценил его рвений позаботиться и прямо выразил всё своё негодование в грубых высказываниях. Чего Стас только не услышал в свой адрес: и то, что он лезет не в своё дело, и то, что он трахает ему мозги без повода, и то, что Слава сам в состоянии разобраться со своей ёбаной жизнью. И это если не брать в учёт, что Стасу совершенно нечем заняться, и он «кормит свой синдром спасателя». Ему слабо верилось в то, что Слава всё ещё отдаёт отчёт своим действиям и отлично понимает, куда катится его жизнь. Но Стас не мог что-нибудь сделать с этим. Сложно помочь человеку, который не намерен признавать, что у него есть проблемы. Стасу оставалось только надеяться и верить, что Слава не соврал ему. Что он в состоянии вылезти из дерьма, в котором потонул по самое горло. И отвечая на этот звонок, Стас не знал, что он услышит. Однако, его одолевали сильные сомнения насчёт того, что сейчас Слава начнёт рассказывать, как у него резко всё стало замечательно. Оказалось, интуиция у Стаса просто отменная, только радоваться этому факту в данных обстоятельствах не хотелось. — Привет, — отделил его слух от голосов и музыки на заднем плане. — Ты сейчас занят? — Нет, — вздохнул Стас, с тоской проводив взглядом разложенные на столе тетради, и вовсе отвернулся от них. — Что-то случилось? — Я не знаю. Наверное, — неопределённо сказал Слава неровным тоном. — Я знаю, что наговорил тебе много всякого дерьма. Мне жаль, и я был не прав. Я не смогу справиться со всем этим один. У меня не получается. Ты бы знал, как мне плохо сейчас. Я сижу у Кристины, передо мной целая куча наркоты, и я ненавижу себя за то, что приехал сюда. Мне просто… Стас нервно прикусил язык и почувствовал, как слова Третьякова отзываются ноющей болью где-то в области груди. Он знал, как сложно Славе пересилить себя и признать, что у него что-то не в порядке. И то, каким потерянным сейчас был его голос, убивало Стаса изнутри как страшный яд, сжигающий вены. — …Мне так хочется сейчас исчезнуть отсюда и почувствовать себя нормально. Знаешь, хочу, чтобы кто-то напоил меня чаем, уложил в постель и прижал к себе крепко. Но у меня даже нет сил, чтобы встать и уехать домой. Я чувствую себя заложником всего этого, и мне хочется плакать от того, что я не могу побороть эту зависимость. Я уже ничего не понимаю, но ощущение такое, словно я умер. И я так боюсь того, что со мной будет. Просто ненавижу то, что мне так сложно оставаться трезвым сейчас. Я даже уже не ощущаю себя самого ни в каком состоянии. Ни под наркотой, ни без неё. — Давай я приеду и заберу тебя? — предложил Стас тихо, только сейчас осознав, что во время этого монолога он едва не прокусил губы до крови. — Сделаю тебе чай, уложу в постель и прижму к себе. Крепко. — Да, пожалуйста. — обезоружено сказал Слава, наверняка чувствуя себя совершенно жалко от того, что приходится просить кого-то о подобном. — Только не трогай эту дрянь, которая лежит там перед тобой, — попросил Островский почти умоляюще и сразу поднялся со стула, чтобы не тратить время зря. — Я скоро буду. Стас понимал, что будет он не так уж скоро. Он знал, что Кристина живёт довольно далеко. Тем более, Островский не располагал достаточными средствами, чтобы позволить себе такси, и ему не оставалось ничего кроме общественного транспорта, который не славился отличной скоростью передвижения. Особенно если учесть вечерние пробки… Нужно было поторопиться. Вроде они со Славой обо всём договорились, и никто пока не умирал, но парень всё равно собирался второпях. Сначала чуть не забыл сменить домашние тапочки на мартинсы, потом чуть не вышел из дома без ключей. Хотя имело ли это какое-то значение, когда он был так нужен Славе? Когда Стас приехал, на пороге его встретила Кристина. Он её всегда терпеть не мог и при виде этого личика готов был шипеть как дикий кот. Мало того, что Стас был абсолютно равнодушен к женщинам, вот это он женщиной бы не назвал вообще. Маленькая глупая девочка с огромными зрачками. Это очень злило. — Где он? — опустив всякие сантименты, спросил Островский. — Кто? — спросила Кристина, глядя на него своими большими глазами. — Амедео Авогадро, блять. Первооткрыватель фундаментального химического закона о содержании молекул в идеальных газах, — саркастично плюнул Стас и бесцеремонно просочился в квартиру, лишь цокнув языком на непонимающее лицо Кристины. — Слава где? — О Господи… Не говори больше про свою страшную химию, — буркнула девушка, щёлкнув замком, чтобы запереть дверь. — Слава в ванной. — Если бы не моя страшная химия, вы бы все сейчас сидели грустные, а не нанюхан… Что он там делает? — резко переключился парень, как только осмыслил последние брошенные девчонкой слова. — Пойди и у него спроси. Он там заперся от всех как обычно и игнорирует меня уже час, — пожаловалась Кристина, закатывая глаза. — Я ему сказала, что он может ни в чём себе отказывать, но я имела в виду не то, что он может забрать себе весь кокаин и уйти нюхать его в одиночку. — Подожди, что? — Стас вытаращился на неё так, словно она только что сказала, что вчера у неё во дворе играли в шашки марсиане. — Ну, он приехал весь на нервах, с порога к чёрту меня послал. Я как ни пыталась с ним поговорить, он только матами меня крыл. «Отъебись, не говори со мной, не смотри на меня, уйди отсюда» — прямая цитата! И зачем только спрашивается приехал, — скривив губы, повествовала Кристина. — Я ему сказала, чтобы он пришёл в себя и позвал меня, когда ему станет легче после пары дорог. А теперь он сидит там один, и никто из нас не может догнаться. — Твою мать, блять. Какая же ты дура. — зашипел Стас, будто обжёгся только что кипятком, и кинулся к запертой двери ванной. Он же просил его немного потерпеть. Просил ничего не принимать грёбаных полтора часа. И сейчас даже было страшно подумать, чем это может обернуться, но то, что Слава даже ни разу через дверь не попросил от него отвалить — определённо дурной знак. Он в любом состоянии найдёт в себе силы послать всех к чёрту и попросить не трогать его. — Да вы с ним одинаковые. — вслед ему бросила девушка, на что Островский даже не собирался реагировать. Стас несколько раз дёрнул ручку двери, та ожидаемо не поддалась. Тогда Стас начал стучаться и звать Славу, но и это не принесло никаких результатов. Из кухни вышла одна из подруг Кристины, а за ней вторая, и все они устало наблюдали за происходящим, надеясь, что сейчас друг Славы восстановит справедливость и отдаст всем кокаин. — Может, у него реально случилось что-то? — спросила одна из этих девушек. — Я вам идиоткам уже раза три сказала. Третьяков придурок, но не настолько, чтобы из вредности нас всех игнорить, сидя с нашим весом. Я думаю, что ему плохо. — поддержала другая. — Надо замок ломать. — подытожил Стас и обессиленно ударил ладонью по двери. — Не надо! — возразила Кристина оживлённо. — Это квартира моего папы, он вернётся из Италии, я как ему объясню сломанный замок в ванной? Он и так Славу терпеть не может. — То есть тебе проще будет объяснить, что твой парень умер от передоза в этой ванной? — не сдержавшись, нагрубил Стас, хотя ему и самому страшно стало от собственных слов. — Принеси мне нож. Быстро. — Я конечно принесу!.. — её дыхание тут же вспыхнуло, из-за чего громкие возмущённые вздохи разрезали каждое сказанное слово. — Но ты не смей даже шутить так, придурок! «Кто бы здесь шутил» — подумалось Стасу. Как только нож оказался у него в руках, он умело повернул защёлку. Благо, та оказалась незамысловатой, как и большинство межкомнатных замков. В подростковом возрасте Стас часто открывал так двери своей спальни, когда матери вздумывалось наказать его, заперев в комнате. Нырнув в возникнувшую щель, Островский сразу же закрыл за собой дверь, чтобы никто не додумался зайти вместе с ним. Внутри моментально что-то оборвалось. Слава сидел на чёрном кафельном полу, и Стас дёрнулся от собственной мысли, которая страшным образом овладела им при виде Третьякова — «выглядит как мертвец». Лицо у него было бледное, глаза чёрные и пустые, будто застекленевшие, а нижнюю половину лица разделила яркая алая линия: вытекая из ноздрей, кровь очерчивала приоткрытые засохшие губы, пачкала передние зубы и небрежно спускалась вниз по округлому подбородку, по бледной шее с едва заметным кадыком, по грёбаной белой футболке, воротник которой пропитался красной жидкостью. Его всего мелко трясло и лихорадило, тело сводили едва заметные судороги. — Слава… — Стас заговорил хрипло и неровно, спешно опустился перед ним на колени и тут уже застыл, боясь даже прикасаться к парню. — Слава, ты… Он хотел сказать что-то ещё, но ругань застряла комом в горле — сейчас не время было высказывать ему, какой он конченый придурок. Стас мягко коснулся его щеки, и Слава подался навстречу. Он ещё дышал и по-прежнему был в сознании. — Я не… — начав говорить, Слава закашлялся, и Островский заметил, что он кашляет собственной кровью. — …Не хочу умирать. Это… Это была ошибка. Помоги мне пожалуйста, я не хочу… Не хочу сдохнуть от передоза в двадцать лет. Мне так страшно… Его язык еле шевелился, изо рта вытекала кровь, мешая произносить слова. Эта картина, эти слова еле живым, не его голосом — это заставило Стаса ужаснуться. Страх норовил сковать его тело в камень, но Стас не мог позволить себе паниковать, он ему нужен сейчас как никогда. Мелкая дрожь обуяла конечности, Слава из последних сил вцепился в его ладонь своей, и это ощущалось примерно как удар током в двести двадцать вольт. — Слава, котёнок, пожалуйста… Ты только не закрывай глаза, хорошо? Не засыпай, прошу тебя. Всё будет хорошо. Я тебе помогу. Только не оставляй меня. — Я постараюсь. Я… Сука, очень хочу спать, но чувствую, что я не проснусь, если… Слава запнулся, будучи не в силах договорить, из его сухих губ снова вытекла жирная струя крови. Стас сам едва мог членораздельно разговаривать. Губы задрожали, из глаз предательски потекли слёзы. Он ощущал трясущуюся руку Славы в своей, смотрел в его пустые глаза и не мог отойти ни на шаг, боясь, что это последние секунды, когда они говорят друг с другом. В этот же момент в дверях возникла Кристина, которая от увиденного застыла на месте, словно пришитая. — Слава… Слава, что с тобой?! — она попыталась броситься к нему, но Стас не позволил этому случиться. Он грубо сжал пальцы на её хрупких плечах, и не стараясь быть нежным, впечатал девушку в стену. — У него передоз, блять, вызывай скорую сейчас же! У Кристины сразу же случился переизбыток эмоций, от которого она начала, задыхаясь, плакать и будто в бреду повторять имя своего любимого. Телефон в её руках дрожал, пока Стас метался между ними двумя — между чёртовым идиотом, который обнюхался до полусмерти и между его тупой истеричкой, которая тряслась и выла. Слава же на её присутствие никак не реагировал, что было плохим знаком — значит, он уже слабо понимает, что происходит вокруг него. Кристину можно было понять — инфантильная тепличная девочка, которая даже не могла подумать о том, что это безобидное веселье может привести к чьей-то смерти. Она из тех, кто всегда думает, что всё плохое случится с кем-нибудь другим, но не с ней и её близкими. Однако, Стасу сейчас было не до эмпатии, и входить в её положение ему не хотелось. Она знает Славу месяц, а Стас три года, у неё полно подружек и всякой родни, а у Стаса нет больше никого, и сейчас эта сука стояла рыдала из-за того, чему она сама последний грёбаный месяц так старательно способствовала. Пользы от неё не было совершенно никакой, и вызывать скорую Стасу пришлось самостоятельно, параллельно предпринимая жалкие попытки откачать Славу около душевой кабинки, на белом днище которой блестели красные кровавые кляксы. — …Тут у парня острая передозировка кокаином. Я не знаю точной дозы. И времени тоже. Судя по всем признакам употреблял интраназально. Третьяков Вячеслав Валерьевич. Шестое ноль-первого двухтысячного года. Оренбургская два, квартира девяносто пятая, — на последних словах он повернулся к Кристине, дождавшись её кивка, чтобы убедиться в правильности названного адреса. — Девушка, я в курсе, что нужно делать с ним до приезда скорой. Просто отправьте уже машину. Дальше всё было совсем туманно. Он ругался со всеми, кто пробовал подойти, выгнал Кристину, пытался отпоить Славу водой, но тот уже был не в своём уме и совершенно ничего не соображал. Тогда Стас попытался уложить его на полу, дёрнул с сушилки пару полотенец, одно из которых положил ему под голову, а второе намочил и использовал в качестве компресса. Стас до последнего сидел возле Славы, держал его за руку и пытался не расплакаться от бессилия и ужаса. Он был на грани неадекватности, не подпускал к нему никого. Даже Кристину. Особенно Кристину. Её он старался обвинить во всём, будучи не в силах признать, что Слава сам довёл себя до такого состояния. Он кричал, что Кристина — тупая сука, которая потянула его на дно после тяжёлого расставания. Сволочь, которая всё испортила. Стас просто не мог смириться с этим. — Солнце, не закрывай глаза, прошу, — осторожно, почти шёпотом просил Стас, боясь лишний раз тормошить Третьякова. — Пожалуйста, не оставляй меня. Я… Я без тебя не смогу. Слышишь? Не уходи. У меня нет никого ближе, чем ты. Я люблю тебя больше жизни. Если тебя не будет — меня не будет. Стас отчаянно пытался донести до него эти мысли. Может, надеялся, что Слава ещё понимает, что ему говорят, а может и наоборот говорил это только потому, что был уверен, что Слава никогда в жизни об этом не вспомнит. Он просто пытался убедиться в том, что Слава по-прежнему жив, но как же страшно было осознавать, что его самый родной человек может в любую секунду умереть у него на руках. Его грудная клетка медленно и тяжело вздымалась, Стас следил за тем, чтобы голова парня была повёрнута набок — периодически из его красивых губ всё ещё вытекала кровь вперемешку с желчью. Если бы Слава что-нибудь ел за последние пару суток, его бы обязательно вырвало этим, но его желудок, видимо, был пустым всё это время. Вся эта картина выглядела очень некрасиво и устрашающе, из-за чего мерзкие мысли впились в мозг, будто тонкие острые лезвия. Он не хотел верить в то, что ему придётся увидеть эту трагедию, заплаканные глаза крепко смыкались, но Стас тут же их открывал, чтобы убедиться, что он ещё дышит. Скорая приехала достаточно быстро, к тому времени в до того шумной наполненной народом квартире не осталось никого, кроме Стаса, Кристины и двух её подруг, которые не готовы были бросить её даже под страхом ответственности за свои незаконные развлечения. Если до какого-то момента все стремились посмотреть на рок-звезду, лежащую в ванной с кокаиновым передозом, то сейчас ни от кого из этих людей не осталось и следа — слишком страшна мысль о том, что всё это может кончиться смертью и полицией. Врачи работали быстро и слаженно, кратко переговариваясь между собой и не обращая абсолютно никакого внимания на кучку малолетних придурков, которые стремились быть поближе к своему другу. Стас вместе с Кристиной пролетел все этажи по лестнице, чтобы лично посмотреть на то, как Славу положат в машину скорой помощи, но лучше бы Стас этого не делал. Едва носилки начали погружать в машину, как мир Стаса остановился и раскололся на бесчисленное количество рваных кусков. Он увидел то, после чего никак не смог сдержать свою истерику. Слава начал дрожать от резких конвульсий, а его рот наполнился пеной, которая побежала по щеке, смешавшись с остатками крови. Врачи тут же засуетились. — Остановка сердца, пульс пропал. Он не дышит. Зафиксируйте клиническую смерть. — только и услышал Стас прежде, чем двери машины с шумом запахнулись. Автомобиль выехал на дорогу и помчался прочь на бешеной скорости, засверкала мигалка, а вой сирены разлетелся по всей улице. Стас стоял, потерявшись в пространстве, и провожал заплывшим взглядом машину, которая уносила Славу от него всё дальше и дальше. Славу, сердце которого больше не билось. Славу, который больше не дышал. Насколько же ничтожными были шансы спасти его, и Стас уже не верил в то, что это возможно. — Стас… Слава, он… Умер? — почти беззвучно спросила Кристина, подавившись слезами. — Заткнись, сука! — крикнул он так, что с ветки дерева сорвалась и улетела одинокая птица. — Если его не станет, это будет твоя вина! Целиком и полностью! Живи с этим до самой старости, сука, если его сердце не начнёт биться снова! — Не смей винить меня в этом… — она сделала шаг назад, и захлёбываясь рыданиями, прикрыла рот ладонью. — Я буду тебя винить, потому что это из-за тебя он опять начал употреблять, — прорычал Стас, чувствуя, что его нервы на пределе. — Он дважды чуть не ушёл на тот свет из-за наркоты, и он наконец-то смог завязать с этой дрянью, а потом появилась ты! — Я же не знала! Я не думала, что это приведёт к таким последствиям, — совсем тихо мямлила девушка, начиная ненавидеть себя за все свои прошлые поступки. — Я просто хотела помочь ему… Я хотела, чтобы он забыл свою бывшую, чтобы ему стало легче. Это же всего лишь способ развеселить себя, если бы я знала, что всё так, я бы ни за что не стала уговаривать его это сделать… — Дура! Как можно так легкомысленно относиться к наркотикам? — разозлился он только больше после этих раскаяний. — От этого тысячи лет умирают люди, но чтобы понять, что это такое, тебе, безмозглая дырка, понадобилось угробить его?! — Не все же от этого умирают! Я не думала, что Слава будет не в состоянии контролировать себя, — оправдывалась девушка, желая хотя бы немного избавить себя от сгрызающего нутро чувства вины. — Мне казалось, ему просто может стать легче. Мы ведь хорошо проводили время и… Я не думала, что он будет так неосторожен. — Неосторожен, — усмехнулся Стас нервно, закрыв лицо ладонями. — Ты ещё не поняла, что он сделал это специально? Он хотел умереть, потому что больше не мог жить от дозы до дозы. Он возненавидел себя за свою зависимость и хотел, чтобы это прекратилось настолько сильно, что готов был убить себя. Неужели ты не видела, что ему с каждым днём только хуже от твоей «помощи»? Соври мне, что ты не видела, как он превращается в ходячий труп с грустными глазами. Соври, что не видела, как он побледнел, похудел, устал, закрылся от всех. Соври, что не видела, как собственными руками уничтожаешь потерявшегося человека вместо того, чтобы помочь ему найти выход из этой ситуации! — Хватит обвинять меня во всём! — закричала она что было силы и упала на холодные промокшие ступени, зарывшись пальцами в свои светлые волнистые волосы. — Я сама поняла, что была дурой, что делала только хуже, но сейчас ссорами ничего не решить! — Заебись оправдание! — Стас повернулся к ней спиной, чтобы скрыть, что он тоже плачет, попытался прикурить сигарету, но даже зажигалка вывалилась из трясущихся рук и упала на землю. — Мне сейчас тоже страшно, — начала она неровно. — Я переживаю за него не меньше, чем ты, и вместо того, чтобы доводить друг друга, мы могли бы сплотиться. — Ты переживаешь за него не меньше, чем я? — усмехнулся парень оскорблённо, кусая фильтр сигареты. — Громкое заявление, блять. — Он мой парень, и я люблю его! — возмутилась Кристина, столкнувшись с очередной едкой репликой. — Да как ты можешь его любить?! — вспыхнул Стас ревностно и рывком повернулся к ней. — Ты даже не знаешь его! Ты ему чужая! — Это не так, — снова возразила она. — Мы с ним близки! — Да что ты? — усмехнулся он почти истерически, ощущая совершенно нездоровую ревность от этих слов. — Почему же он меня попросил с другого конца города приехать, а не к тебе в соседнюю комнату пошёл, когда ему понадобилась помощь? А у меня есть ответ на этот вопрос: потому что ты ему никто. Потому что он не доверяет тебе и прекрасно понимает, что ты способна лишь начертить ему дорогу или отсосать. А это, чёрт подери, не то, что ему было нужно от женщины. Знаешь, почему он был с тобой? Потому что ты первая ему на глаза попалась после того, как его бросили. Он боялся остаться один и хотел получать от кого-то тепло и ласку, которой в одночасье лишился. — Говоришь так, будто я дешёвая шлюха! — разозлившись, Кристина поднялась со ступеней и сжала в руках ключи, намереваясь уйти. — Я готова давать ему это всё, слышишь? — За какую цену? Ты так прекрасна в роли девушки, что он возможно уже на том свете! Если бы я не приехал, то он лежал бы сейчас мёртвый в ванной, ты даже скорую оказалась не способна вызвать! — Хватит! Кристина, шмыгая носом и утирая щёки тонкими пальцами, с третьей попытки открыла дверь и исчезла в подъезде, а Стас остался наедине с последними озвученными собой мыслями. Он обнял себя руками и сел на том же крыльце, позволив себе отчаянно разрыдаться. Ему нужно было успокоиться и ехать за ним в больницу, нужно было рассказать об этом его друзьям, чтобы они тоже приехали. Стас даже не был уверен, довезут ли Третьякова до реанимации. Он знал, что по наступлению клинической смерти было ещё примерно пять-семь минут, чтобы вытащить человека с того света, но возможно ли это при такой сильной наркотической интоксикации? В лучшем случае, у врачей может быть до пятнадцати минут, но с учётом обстоятельств Стас давал им не больше семи. Он прекрасно знал, как это работает. Знал о том, как после остановки сердца начинает медленно умирать мозг, и даже если Славу спасут, есть большая вероятность того, что он останется инвалидом до конца жизни. Станет моральным калекой или разучится вставать с постели без посторонней помощи. Ему просто очень крупно повезёт, если всё обойдётся.FBE
Слава заинтересованно потянул к себе пакет с угощениями и обрадовано заглянул в него. Стас неплохо знал, что он предпочитает, и смог порадовать его даже с учётом того, как ничтожно мало видов продуктов разрешалось передавать лечащимся больницы. Помимо бананов, сока и мармелада в пакете оказались йогурты. Их придётся сдать на хранение в столовую, чтобы не испортились, но теперь у Славы хотя бы будет возможность адекватно позавтракать. Не омлет с помидорами, но тоже здорово. — Расскажи мне, как твои дела в последнее время. — произнёс Слава, выдернув Стаса из его размышлений. — Ты знаешь… Нормально, — не слишком красноречиво ответил парень, впутав пальцы в рыжие волосы. — Но тебя не хватает. Я чувствую себя слишком дискомфортно из-за того, что ты не заёбываешь меня целыми днями. Всё жаловался, что не могу из-за тебя нормально учиться, но твоё отсутствие мешает ещё больше. И как-то расстраивает, что никто не забирает меня из университета и не провожает до него. — Как трогательно, — Слава улыбнулся, протянул свою руку через стол, переплетая пальцы Стаса со своими, и сам сильно наклонился вперёд. — Есть Лёня, чтобы отвлекать тебя от домашки. — Лёня уехал неделю назад в Долгорепицы свои ебаные и даже кошку с собой забрал, — фыркнул Стас недовольно. — Хотя Нитка больше моя, чем его. Она меня только не царапает почти никогда. Всё равно забрал, матери показать захотел. — Ясненько, — усмехнулся Слава, слушая эти забавные жалобы. — Через пару дней меня должны выписать. — Через пару дней и Лёня должен вернуться. — улыбнулся Стас. — Ну и замечательно. Наслаждайся последними днями одиночества, — наказал ему Слава и прикусил кончик языка, с упоением наблюдая за тем, как младший глаза закатывает. — Вернёшься домой, набери себе ванну с пеной, распей в одно лицо бутылочку розового вина, сделай себе маску для лица и огурцы на глаза положить не забудь. — Огурцы-то зачем? — не удержавшись, Стас вообразил в голове эту картину и кратко посмеялся. — Уже изобрели патчи для глаз, Слав. Не так долго ты без сознания был. — Просто огурцы — это стильно. — хмыкнул Слава совершенно глупо, заставив Стаса улыбнуться лишь шире. — Да ну в жопу твои огурцы… Ой, — растерялся Стас, осознав, что его реплика абсолютно идеальна для того, чтобы Слава её опошлил. — Тебе вот так нравится? Я запомню, — он плутовато прищурился, довольствуясь тем, как Стас устало вздыхает. — Хотя как раз в этом случае лучше заменить огурцы на что-нибудь более технологичное, а то застрянет ещё. — Ну хватит, — цокнув языком, Стас смущённо отвёл глаза. — Я никогда не использовал овощи в таких негуманных целях, ты за какого придурка меня держишь? — Да я же не осуждаю, — продолжил Третьяков нарочно. — Это только твой вечер релакса в ванне с пеной, так что тебе решать, чего бы ты хотел. — Чего бы я хотел? — повернувшись, Стас задумчиво свёл губы и без утайки заглянул в глаза напротив. — Я бы хотел, чтобы в этой ванне оказался ты. Тогда я согласен на любую побочную хуйню, даже на нетрадиционное использование продуктов питания. Слава тут же глухо засмеялся, бесшумно хлопнув ладонью по столу. Обернувшись, он убедился в том, что они остались вдвоём, и никто не стоит над душой, что вполне позволило Славе воплотить небольшую задуманную им шалость. — Иди-ка сюда. — поманил он игриво и потянул Стаса за руку, заставив тем самым наклониться вперед. — Слав, ты дурак? — он послушно застыл в нескольких сантиметрах от чужого лица, чувствуя, как ладонь Третьякова поднимается вверх к его плечу. — Что у тебя в голове вообще? — Всякая хуйня. Не обращай внимания, — безвинно улыбнулся Слава, закинув локоть свободной руки на стол, чтобы было удобнее. — Насчёт того, что ты говорил мне тогда в ванной. Мне приятно, что ты дорожишь нашим общением. Я тебя не оставлю. — Так ты всё это сл… Слава не позволил ему закончить, оборвав эту фразу поцелуем. Он коснулся чужих губ почти невесомо, с подчёркнутой осторожностью, но этого хватило, чтобы Стас заткнулся и вообще перестал дышать на какие-то пару секунд. Он даже не заметил, в какой момент язык Славы оказался у него во рту, но всё остальное, кроме них двоих, мгновенно перестало существовать. «Да почему же ты такой?» — крутилось у Стаса в голове, пока он таял, подобно весеннему снегу, на который капает дождь. Он ничего не мог поделать с тем, что этому парню достаточно было лишь одного взгляда, чтобы заставить его сердце трепетать, а то, что со Стасом способны были сделать его губы, просто не поддаётся каким-то человеческим объяснениям. Холодная ладонь Славы легла на его шею, заставив вздрогнуть, и мягко надавила, чтобы Стас оказался поближе. Он был вынужден повиноваться и упереться в стол обеими руками, чтобы выполнить немую просьбу Славы. Он прервал поцелуй почти также быстро, как начал, напоследок помяв зубами и оттянув нижнюю губу Стаса, который на это мог только тихо замычать. Слава грохнулся на стул и посмотрел на Островского так, будто ничего сейчас не происходило между их разговорами. Сам же Стас от спонтанности этих действий чуть не завалился на стол, держа в голове лишь одно слово — «придурок».FB
Время показывало шесть часов вечера. В открытое окно залетали детские вопли, безустанное гавканье собак и эмоциональные разглагольствования пенсионерок, собравшихся возле подъезда. Стас устало завыл в голос и захлопнул окно, приглушив все отвлекающие от учёбы звуки. Однако, долго радоваться у него не вышло, потому что в комнате почти моментально сделалось так душно, что мозги, кажется, начали плавиться и вот-вот бы вытекли через уши. Немного подумав, Островский решил переместиться на кухню. Там окна выходили на другую сторону улицы, где ездили машины и оживлённо сновали прохожие, что ничуть не лучше, чем суматоха, происходящая во дворе. Но на кухне, по крайней мере, можно было подставить лицо под вентилятор его соседа по квартире. Собственно, так Стас и сделал, сумев даже абстрагироваться от хлюпанья чаем и чавканья бутербродами. Только он втянулся в учебный процесс, как комнату охватило оглушительное рычание соседской дрели. Жадно втянув носом воздух, Стас попытался понять, за что жизнь его так ненавидит. — Твою мать, а. Куда мне деться, чтобы спокойно подготовиться к занятиям? — вслух посетовал он, чем привлёк внимание сидящего с ним за одним столом лохматого парня, который воззрился на него своими серыми глазами. — Эх, первокурсники, — вздохнул он и потёр свой горбатый нос. — Сама судьба тебе говорит: забей ты хер и не мучайся. — Иди к чёрту, Лёня. — озлобился Островский и шумно хлопнул тетрадкой по столу. Он переехал в эту квартиру полтора месяца назад, когда узнал, что поступил здесь в университет. И ровно две недели назад, когда у Стаса началась учёба, в соседнюю квартиру въехали новые жильцы, которые ежедневно интенсивно шумели всем, чем только можно. Как будто назло ему. Стас в очередной раз подумал о том, что было бы здорово жить в общежитии, но нет же, комнаты дают только иногородним студентам, а Островский весьма удачно родился в ленинградской области. Там, откуда на дорогу до университета в одну сторону уходит около трёх, а с учётом пробок и четырёх часов. В одну, мать его, сторону. Но так как посёлок Фёдоровское — всё ещё фактически Санкт-Петербург, никто и рассматривать не стал бы его заявление на получение комнаты в студенческой общаге. — Нет, ну тебя не бесит это? Каждый грёбаный день! — возмутился Стас, взметнувшись из-за стола, чтобы налить себе воды. — Раздражает немного, — задумчиво ответил Лёня и снова шумно хлебнул чая. — Но что ты предлагаешь, под дверь насрать? Всё… Как это говорят… В соответствии с законом. После одиннадцати всегда тихо. — И что предлагаешь мне? Ночью уроки делать? — Стас шлёпнул рукой по крану и уставился на то, как стакан наполняется фильтрованной водой. — Ну не знаю, можешь ещё с соседями пойти подраться. — с иронией предложил Лёня и пожал плечами. — Точно, — додумался Островский. — Пойду поговорю с этими долбоёбами. — Ты серьёзно? — Лёня повернулся к нему и изумлённо дёрнул густыми бровями, явно не ожидав, что новый сосед умудрится воспринять это предложение всерьёз. — Абсолютно. Я их к чертям собачьим разнесу, надоели, — пообещал Стас и нервно дёрнулся, вновь услышав пронзительный звук дрели. — Сейчас этот перфоратор в чьей-то жопе окажется. — Ты смотри аккуратно, главное, чтобы не в твоей, — посмеялся Лёня. — Там раньше жила очень милая женщина с мужем-алкашом, и каждый раз, когда он шумел, она очень извинялась перед всеми соседями и била его зонтом по хребтине. А сейчас туда заселился молодой пацан, и прикинь чё? Он рэпер и вроде как с Кристалайз тусуется. Его полгода назад День Смерти очень жёстко пиарил. Короче, я не думаю, что он станет тебя слушать, тем более если ты будешь орать на него. — Боже мой, мне на твоих рэперов насрать и заморозить, абсолютно по боку кто он там и с кем тусуется, — закатил глаза Стас, явно настроившись как следует поорать. — Но если этот гандон не успокоится, я ему заколочу дверь досками, и выйти из своей ёбаной квартиры он сможет только через окно, а это очевидно решит мою проблему. Полный решимости, Стас преодолел кухню, коридор и входную дверь, остановившись на лестнице возле соседской квартиры. Он уже даже почти спланировал, что скажет этому придурку, который без остановки надрачивает строительные инструменты уже третью неделю. Требовательно нажав на звонок, он стал ждать. Дверь распахнулась буквально через минуту, и Стас сразу же прикусил язык, не успев выкрикнуть ни одного поганого слова. Перед ним стоял молодой симпатичный парень, на котором из одежды были только запачканные в строительной пыли шорты чуть выше колена. Стас уставился на него как каменный. Нет, всё-таки, «симпатичный» — это не то слово. Правильнее будет сказать безумно, чёрт возьми, красивый. Ему так к лицу были короткие вьющиеся волосы цвета молочного шоколада, так привлекательно блестели его объёмные насыщенно-зелёные глаза в пушистых ресницах. Эти губы как лук купидона, этот нос с очаровательным круглым кончиком — его лицо как будто картина талантливого художника. Уже даже не говоря о том, как шикарен был его подтянутый торс. При таком худом телосложении естественно рельефными изгибами выделялись плечи, ключицы, рёбра и едва заметные кубики пресса, которые так хотелось потрогать. А его обаятельная улыбка, растянувшаяся на загорелых щеках, заставила сердце Стаса стучать в несколько раз чаще. — Добрый вечер, — первым поздоровался парень. — Вы…? — Сосед снизу… То есть из соседней квартиры, добрый вечер. — растерялся Стас и едва не провалился на этаж ниже от стыда, видимо, в свою квартиру, раз уж он какого-то чёрта представился как сосед снизу. Его мысли явно заняты чем-то не тем. — Приятно познакомиться, — он протянул свою изящную руку, на которой виднелись вены, и взгляд на них просто уничтожил Стаса изнутри. — Вячеслав. — Для тебя просто Стас, — он крепко пожал чужую ладонь, и совсем не заметил, что опять сказал какую-то ересь, засмотревшись на длинный шрам на руке Славы. — В смысле… Все меня так называют обычно. И ничего, что я резко перешёл на ты? — Всё нормально, — парень улыбнулся и сделал вид, что не заметил чужой очарованности собой. — Мне всего восемнадцать. К тому же, мы уже познакомились. Можешь называть меня Славой. — Да… Хорошо, Слава. — Островский совершенно глупо улыбнулся, чувствуя себя полным придурком. — Ты пришёл из-за шума? — догадался Слава, так и не дождавшись, чтобы гость сам огласил причину своего визита. — Я дико извиняюсь. Хочется сверлить поменьше, но у меня капитальный ремонт, и я чувствую себя подвальной мышью. Тороплюсь поскорее привести квартиру в пригодное для жизни состояние. Стас заглянул к нему за спину и убедился в словах парня: позади виднелись голые стены, бетонный не застеленный никаким покрытием пол и полное отсутствие мебели. Всё кругом было в каком-то побочном мусоре и стройматериалах. Не самые комфортные для проживания условия. Стасу даже стало как-то стыдно за то, что пару минут назад он так рьяно раскидывался всякими угрозами. Конечно, встреть его на пороге какой-нибудь опухший от пьянки мужик или трёхтонная женщина с бородавками — он бы не заботился об их комфорте, но увидев молодого красивого мальчика, который был на все сто процентов в его вкусе, Островский против своей же воли смягчился. Пока Слава делает что-либо за соседней стеной от него, он готов терпеть какой угодно шум. — Из-за шума? Да нет, это пустяки, и шум вообще здесь не при чём, — зачем-то сказал Стас и в ту же секунду себя возненавидел, пытаясь выдумать, зачем же он в таком случае к нему заявился вообще. — У тебя не будет случайно… Соли? — Соли?.. — Слава, похоже, был сильно удивлён, что всё же существуют люди, которые ходят к соседям за солью, но тут же улыбнулся, всего на секунду чертовски сексуально прикусив клыком кончик языка. — Это смотря какая соль тебя интересует. Но я думаю, что и пищевая найдётся. Я в этом бардаке ничего найти не могу, однако, если тебе действительно она так нужна… — Да я… Просто я готовил ужин, — продолжил выдумывать Стас, страстно желая ударить себя самого по лицу за этот бред: кто вообще припрётся к незнакомым людям за солью? Да даже к знакомым. Кто? — А соль, оказывается, кончилась. Я подумал, что быстрее будет спросить у кого-то из соседей, ну без соли вообще никак нельзя, я очень люблю солёное. — Подожди минуту. — попросил Слава и скрылся за дверью своей квартиры. Стас в это время, как и хотел, ударил себя по лицу, но не так сильно, чтобы это не повлекло последствий, которые вызовут вопросы. Если Слава вернётся и обнаружит, что Стас разбил себе лицо, то всё станет ещё хуже. А этого допустить нельзя, потому что всё и так плохо. Островский как минимум не любит солёное, и это самая меньшая из всех появившихся проблем. Было бы гораздо лучше, если бы он не пускал слюни на симпатичных мальчиков, но никто не предлагал Стасу выбрать собственную ориентацию. — Вот, держи. Забирай хоть всю и новую не покупай, мне она всё равно ещё долго не пригодится. — вернувшись, Слава вручил ему почти полную упаковку соли, обёрнутую целлофановым пакетом. Стас крякнул какое-то слабое спасибо и застыл с этим пакетом в руках, мысленно обругивая себя всеми известными матерными выражениями. Случилось самое ужасное из того, что могло случиться, и лучше бы он дальше терпел эту сраную дрель, но теперь ему будто что-то мешало спокойно уйти. Ах да, Островский забыл окончательно усугубить ситуацию. Того, что он зачем-то ляпнул дальше, только и не доставало. — У тебя ведь там даже кухни ещё нет… И ремонт много сил отнимает, ты голодный, наверное. Не хочешь, может, зайти через пару часов ко мне? Я в смысле… Покормлю тебя нормально. Слава едва заметно поднял свои красивые брови и посмотрел на Стаса со смесью удивления и негодования. Стас его не осуждал, он бы сам сейчас так на себя посмотрел. Всю жизнь Островский был крайне стеснительным не социализированным человеком, ему даже было неясно, откуда вдруг взялась такая смелость, чтобы говорить подобное привлекательному незнакомцу. — Спасибо, но не стоит. Я не нуждаюсь в помощи неравнодушных, у меня пока достаточно денег, чтобы заказать себе доставку. Так что не нужно отдавать мне свою еду из жалости. — Да нет, я… Не из жалости, — попытался исправиться Стас, чтобы убедить Славу в том, что он не пытался его оскорбить. — Ты что. Я просто хотел пообщаться и наладить контакт с новым соседом. Слава смотрел на него с мысленным вопросом а-ля «что же с тобой делать, горе несчастное?». Он заметно смягчился, и на лице вновь показалась очаровательная белозубая улыбка. И хотя она была снисходительной, а не удовлетворённой и беззаботной, Стас снова засмотрелся. — В таком случае, я приду. Но лучше бы ты сразу сказал, что хочешь со мной пообщаться, потому что выдумывать предлоги для встречи — явно не твоё. Когда тебе понравится какая-нибудь девушка, не вздумай приглашать её на ужин под предлогом того, что ей нечего есть, ладно? — Слава сложил руки за спиной, внимательно рассматривая своего нового знакомого, который от такого пристального взгляда не мог не смущаться. — А что ты готовишь? — Я… Мясо, — сказал Стас первое, что пришло в голову, когда ему пришлось снова вернуться в реальность. — Говядину. С овощами. Запекаю. — Чудесно, — ответил Слава, чуть склонив голову в бок, и улыбка его расширилась, став ещё прекраснее. — Звучит вкусно. Во сколько мне зайти? — Часов в девять, наверное. Я напишу тебе. — бросил он совершенно непреднамеренно. — На двери напишешь? — усмехнулся парень, намекнув на то, что они ещё не обменивались контактами. — Если не оставишь свой номер или какие-нибудь ещё контакты, то на двери напишу. — ловко выкрутился Стас и в очередной раз самому себе удивился. — Найди меня в Инстаграме. Ник: restinpeaceslava. Без точек и подчёркиваний. — внятно повторил Слава, а Островский в ответ на это только идиотски закивал. — Полный пиздец. — завыл Стас обессиленно и упал лицом в стол, спрятав голову руками. На этом же столе лежала пачка соли, а за столом сидел и бесконтрольно уссывался Лёня, который подслушивал этот диалог, притаившись за дверью. Очень уж ему было интересно узнать, как пройдёт разговор Стаса с набирающим популярность рэпером. — Что это вообще, мать вашу, такое было! — самого себя унижал Островский, стучась лбом о гладкую поверхность стола. — У меня аналогичный вопрос, — поддержал Лёня без всякого сожаления, которое Стасу бы сейчас не помешало. — Обалдеть, ты пригласил к нам звезду на ужин! Пиздец, красавчик. — Тебя вообще не смущает, что у нас этого ужина даже в планах не было? — подняв глаза, Стас с укором посмотрел на своего развесёлого соседа. — У нас из ингредиентов есть только сраная соль! — Меня смущает только то, как ты с ним общался. Со мной вроде нормально разговариваешь, а перед ним чуть кипятком не обоссался. Ты же говорил, что не слушаешь такую музыку, и тебе вообще плевать, кто он такой, — гадал Лёня, ничего не знающий о нетрадиционных предпочтениях Стаса. — Это я к чему: с ужином мы разберёмся, но если ты продолжишь разговаривать как аутист, то поезд далеко не уедет. — Разберёмся, как же, — снова сконцентрировавшись на долбаном мясе, возмутился Островский. — Кто из нас умеет готовить и кто из нас будет тратить деньги на продукты? — Звони своей матери, говори, что голодаешь, — легко пожав плечами, разрешил Лёня. — Приехать к нужному времени и всё сделать за нас она вряд ли успеет, но может денег тебе скинет. — Шик, блять, — зарычал Стас и снова уполз лицом в стол. — Проще будет сжечь квартиру и сказать Славе, что ужин не удался. — Меня поражает то, как сильно тебя захлестнула идея говорить ему всякую хуйню, не думая о последствиях. — подколол Лёня, сославшись в том числе и на подслушанный диалог. Это будет сложно.FBE