Яркие краски

«Доброе утро? Это были лучшие семь часов сна в моей кровати. Хотя я успел начать сомневаться, что до неё доберусь. Сегодня тоже много дел. Да и хорошо. Устал ценить одиночество. У меня ни складывается ни единой нормальной строчки, хотя голова легко выдумывает рифмы. Не люблю это состояние. Курю на балконе, мёрзну, мучаю себя. Мне нужен кофе и очередной пустой разговор.»

Светлое помещение с многостворчатыми деревянными окнами пропиталось запахом кофейных зёрен и свежих душистых цветов. Обстановка разгружала разум. Чистые белые стены, серый паркет, уютные диванчики вокруг компактных столов. Лера с радостью согласился поделиться со Славой своим свободным временем и затащил его в очередное милое местечко. На этот раз минималистичная кофейня в центре города, которую они с Баженом ни раз при Славе обсуждали. Теперь и ему выдалась возможность убедиться в том, что здесь на самом деле подают шикарный пенистый латте на кокосовом молоке и в огромной белой чашке. — Я скучаю по Ефиму, — начал Лера задумчиво, перебирая изящными пальцами серебристую чайную ложечку. — Мне его в последнее время не хватает. — Разве вы не живёте вместе сейчас? — сославшись на полученную ранее информацию, спросил Слава. — Я вернулся в свою квартиру два дня назад, — тоскливо сообщил Лера, и заметив за собой совершенно глупый автоматизм, отложил ложку на край блюдца. После он обеими ладонями взялся за тёплую чашку и начал тихонько постукивать по ней пальцами. — Я чувствую, что я ему надоел. Он сейчас хочет побыть один. Я и так через пару дней уезжаю в командировку, но мы не дотерпели. Знаешь, как это бывает. Когда засыпаете в обнимку, а просыпаетесь уже в ссоре почему-то. — Родители? — из вежливости поинтересовался Третьяков, но притом даже не постарался сделать вид, что его сильно волнуют душевные терзания Ефима. — Ага, наверное, — Лера скорчил забавное выражение лица, скривив губы и мотнув головой, когда глаза полетели куда-то в потолок. — Если бы он имел привычку говорить о своих проблемах. Я не хирург, чтобы болячки из него щипцами вытаскивать. Не хочет говорить, так и пошёл он нахер тогда. Я себя тоже не на помойке нашёл. Он за мной должен бегать. Не я. У меня кстати достаточно времени до курсов. Как смотришь на то, чтобы прошвырнуться по магазинам? — Строго положительно, — запив лёгкую улыбку ароматным латте, сообщил Слава. — Я так давно не покупал себе шмотки, что меня уже ломает. — Вот и отлично, — просияв белоснежными зубами, Лера осанился и поправил прямые волосы. — Здесь пять минут пешком до Конюшенной, если не меньше. А знаешь, что это значит? — Что мы идём в ДЛТ? — угадал Третьяков весьма логично, дождавшись воодушевлённого подтверждения со стороны автора идеи. — Великолепно. У меня настроение сейчас обнести бутик Прада. — Чудесно, я так вообще готов тратить, пока карточку не заблокируют, — радостно защебетал Патронов. — Не зря же зарабатываю и трачу потом бабки этого ссаного подонка. Кстати, по шоу-румам тоже можем пройтись потом. В секонды заглянуть можно. Чисто на десерт, с фирменным пакетом Гуччи, набитым под завязку. Слава согласно кивнул, отпив немного остывающего кофе и облизнув с губ прилипшую коричную пенку. Когда Лера решил свернуть эту тему, Третьяков не стал напоминать, кто вообще-то первый начал. Ему и так не бывает легко с этим чересчур своенравным и хладнокровным человеком. Стоило только порадоваться, что сейчас Патронов на любезно сколоченных Ефимом эмоциональных качелях успешно влетел в ту стадию, когда хочется думать и заботиться о себе. Вскоре вынесли еду. Меню здесь было достаточно экстравагантным. Слава был осведомлён о том, что такое брускетта, фокачча или хашбраун, но обилие необычных позиций с сомнительными на слух сочетаниями продуктов не приводили его в бешеный восторг. Однако, он знал с кем намеревается позавтракать, поэтому молча взял себе овсяные оладьи с шоколадным сиропом. Лере вынесли сразу несколько блюд. — Бриошь с беконом и глазуньей, тосты с авокадо и киви, пудинг с манго и семенами льна, — бодро продекларировала официантка, заставив тарелками всю половину стола, что отошла Патронову. — Приятного аппетита! — Ты разве не должен придерживаться диеты? — с усмешкой спросил Слава, наблюдая за тем, как Лера хищно вгрызается в поджаренную булочку, из которой аж потёк яичный желток и вывалился кусок бекона. — Оу, ну… Знаешь, моя кредитная история говорит, что я никому ничего не должен. — плутовато прищурившись с набитыми щеками, ответил ему Лера. — Но Вадим, наверное, считает иначе. — ткнул его Слава, сославшись на заботливого и дотошного как мамочка агента. — Пусть считает, сколько угодно, математика — это вроде не вредно, — беззаботно ляпнул Патронов, утирая губы скомканной салфеткой. Есть по всем правилам этикета он умел, но не хотел. Тут было не для кого стараться изображать из себя сияющего как натёртый бронзовый подсвечник интеллигента. — От плотного завтрака меня не разнесёт на десять кило, зато я стану чуточку счастливее. А если этот козёл попробует сказать, что я поправился, я его за шкирку на ростральную колонну подвешу. Вот что, пусть сам жрёт свои брокколи, а моё тело прекрасно вне зависимости от того, съел ли я лишний кусок торта. Меня по-прежнему зовут открывать подиум на неделе моды, в конце концов. — К слову, об этом, — вспомнил Слава. — Куда и когда тебя в этот раз ссылают? — Послезавтра, снова в Париж, — радостно поделился Лера. — Когда-нибудь я вернусь оттуда картавым. — Будем надеяться, что не в этот раз, — кратко посмеялся Слава. — Жаль, что тебя не в Штаты отправляют. — Диор решили провести показ недалеко от своей главной штаб-квартиры, — Дрим легонько пожал тонкими плечами, не прекращая при этом с наслаждением жевать свой изысканный бутерброд. — Какая мне разница? Везде красиво и интересно, а в Штаты я ещё успею слетать не раз. — Это верно, но в моей ли компании, — многозначительно улыбнулся Слава, и дождавшись всплеска внимания к своей реплике, продолжил. — Я купил билеты, завтра вылет. Решил на пару дней сгонять в Сиэтл. А может и на неделю, там как получится. — Да ладно, ты к Лене что ли собрался? — Лера торопливо отложил трапезу, использовал очередную салфетку и с любопытством уставился на Славу, стараясь быть в своих изречениях далее как можно более деликатным. — Я не совсем понимаю… Вы же расстались? Или у вас ещё не всё? — Всё, — тихо подтвердил Слава, пытливо рассматривая один-единственный оладушек в своей тарелке. Почему-то очень сильно захотелось начать оправдываться, что он и стал делать. — Мы нормально разошлись. Она хороший человек, её мама умирает, я хочу… Поддержать её после всего, что она для меня сделала. — Это, конечно, ужасно, — немного неловко бросил Лера и со вздохом подвинул к себе вторую тарелку. — Но ты… Любишь её ещё? — Нет, — без раздумий соврал Слава, почувствовав себя очень уязвлённым. — Не люблю и не любил. Давай без этой херни про любовь и прочее. Это просто человеческая благодарность. Дашь попробовать тост с авокадо и киви? Звучит довольно необычно. — Конечно. — щедро воскликнул Лера и как ни в чём не бывало улыбнулся, перекладывая один из тостов в опустевшую тарелку друга. Он, естественно, понимал, что Третьяков наглым образом лжёт, но говорить по этому поводу ничего не стал. Лучше бы им обходить такие угловатые темы, оба жаловаться не привыкли. Только Валера человек слишком болтливый и неусидчивый рядом с тем, кого не считает чужим. Ныть о своих проблемах было не в его духе, но рьяно обсуждать их с друзьями — только так. Он также знал, что Слава о своих переживаниях в жизни не обмолвится, и неважно с кем он проводит время; с новым знакомым или с лучшим другом. Закончив завтрак и допив совсем уже остывший кофе, они рассчитались и сменили тёплый уют кофейни на холодную пасмурную улицу. Лера посильнее укутался в тренч, Слава скрипя зубами запахнул неподходящий под почти уже зимнюю погоду бомбер и поторопился натянуть на руки перчатки-скелеты без пальцев. Благо, до дома ленинградской торговли они добрались достаточно быстро. Их встретило всё то же многоэтажное светлое помещение с уходящими в длинный потолок белыми колоннами и прозрачным куполом, над которым виднелось бесцветное небо. — Куда первым делом пойдём? — сложив ладони вместе, Лера в ожидании остановил взгляд на Славе. — Прада? — Не знаю, — расправив плечи, Третьяков осмотрелся, чтобы припомнить расположение магазинов. — Хочу присмотреть себе какую-нибудь дублёнку и шарф, становится пиздец как холодно. — Согласен. Я слышал, Боттега Венета выставили на витрины зимнюю коллекцию, — тут же сориентировался Патронов, и схватив Славу за руку, потащил его в определённом направлении. — Я хочу себе шубу. Ассортимент магазина предлагал всё для утепления перед предстоящей зимой. Едва они переступили порог, как Лера вихрем понёсся вдоль стройных рядов и прихватил с собой миловидную девушку, что с радостью отвечала на все его наводящие вопросы по поводу поступившей коллекции. Слава отказался от помощи консультанта и немного отстал от сладкой парочки, решив самостоятельно изучить прилавки. Дублёнки нашлись довольно быстро, но посмотрев парочку-другую бирок, Третьяков передумал что-либо здесь покупать. Пока Лера третировал вешалки и пытался перемерить всё, что только можно, Слава как призрак бесцельно бродил туда-сюда и рассматривал вещи, думая о том, нравится ли ему какая-то настолько сильно, чтобы решиться на покупку. Проблем с деньгами у него явно не было, но число, которое зарядили в качестве стоимости приглянувшейся ему дублёнки, было совершенно заоблачным. Патронов, как и хотел, купил шубу. Над выбором он мучился долго, и в итоге остановился на простенькой длинной чёрной шубе из овечьего меха. Легкомысленно распрощавшись с круглой суммой с банковского счёта, Лера радостно забрал с кассы пакет и догнал покидающего магазин Славу. — Ничего не понравилось, что ли? — недоумённо бросил он, поправляя ушки фирменного пакета на сгибе локтя. — Понравилось, но миллион рублей — это как-то дохера, — поделился он своей точкой зрения. — Я за зимнюю куртку готов отдать не больше четырёхсот тысяч. Лорен или Ветеменс будет куда дешевле, хотя бренды более громкие, чем Боттега. — Давай я тебе её куплю? — предложил Лера добродушно, зацепив Славу за локоть, чтобы тот притормозил и не утекал в неизвестном направлении так стремительно. — У меня есть карточка Ефима, так что можно ни в чём себе не отказывать. Он, конечно, в ахуе будет, когда узнает, что я потратил почти два миллиона за несколько минут, но я как-нибудь рассосу этот вопрос. Буквально. — Расплатиться за шмотки минетом, который делать будешь ты? Звучит, как идея, от которой нельзя отказаться. — заинтересованно прищурившись, Слава усмехнулся и без раздумий направился обратно. Наскоро примерив мягкую овечью дублёнку, Слава передал её Лере, чтобы тот расплатился, и они, оба до чертей довольные, наконец вышли из магазина. Естественно, останавливаться на этом было бы глупо. Тем более, из своих денег эти гениальные предприниматели не потратили ни копейки. Сразу следом Слава умудрился приобрести ещё одну дублёнку. Это случилось, когда они зашли в бутик OFF-WHITE. Его привлекла стилизация под косуху, к которым Третьяков питал горячую страсть. Карточку он прикладывал со словами «зимняя косуха — лучшее, что изобрело человечество после демократии и формулы кокаина». Третью он аргументировал тем, что всё должно быть гармонично — одна чёрная, другая тёмно-коричневая, а там и без белой никуда. Само собой, он купил не только дублёнки. Не обошлось без нескольких пар штанов и стопки футболок. Лера брал столько же, сколько Слава, и ещё три раза столько же. — Про шарф чуть не забыл… — устало вздохнул Слава, мельком глянув на время. Они провели здесь больше часа, во многом благодаря тому, что Лера был слишком придирчив и очень долго выбирал себе вещи. Впрочем, эмоции были только положительные. Слава никуда пока что не торопился и не испытывал напряжения, так как сам слишком сильно увлекался изучением местного ассортимента. Только они вышли из последнего магазина, как телефон Патронова зазвонил. — Привет, красавчик, — кокетливо протянул Лера, широко улыбнувшись. — Чего звонишь? Неа, не догадываюсь. Слава только усмехнулся его невинному тону, приготовив пачку сигарет, чтобы закурить сразу после того, как они окажутся на улице. Лера был одним из тех людей, которые легко находят подход к кому угодно. И вполне неудивительно, что чаще всего он оказывался единственным, кому удавалось в той или иной ситуации осадить пыл Ефима. Тоже не всегда успешно, но чуток безобидной хитрости и непосредственности в списке качеств характера всегда пригодится. Слава к тому же подумал о том, что точно таким тоном с ним общались многие его дамы, когда он сам начинал за что-то злиться. И чёрт подери, это действительно работает. У него в голове сразу появлялась мысль: «ну как я могу злиться на свою малышку?», и эта мысль прочно блокировала мозги. — Как я иначе должен привлекать к себе внимание, если ты реагируешь только на сообщения о списании со счёта? — тут уже Лера умело переложил вину за свою маленькую шалость на Ефима, что тоже было неглупо. — Чистая правда, Нестеров! Не отпирайся. Вместо того, чтобы дуться, можешь забрать меня на машинке и отвезти на дизайнерские курсы. Заодно пакеты заберёшь, чтобы я не мотался с ними. Хорошо, солнышко, буду ждать. Люблю тебя. Вот и всё, видишь, как деловые вопросы решаются? Последнюю реплику он адресовал уже чиркающему зажигалкой Славе, после того, как сбросил вызов. Третьяков коротко кивнул, ещё раз посмотрев на время, и густо затянулся. — Неприятно только то, что сам он жопы своей не поднимет, пока в неё снизу что-нибудь не упрётся, — немного подумав, бросил Слава. — Если моя девочка говорит мне, что ходит по магазинам, я как-то догадываюсь вызвать ей такси, чтобы с пакетами не таскалась. — Хотел бы я быть твоей девочкой, — отшутился Патронов, чем и у младшего вызвал смешок. — Но знаешь, ты обычно ни с кем долго не встречаешься, а нам в декабре уже три года будет. Бытовуха — страшная вещь. — Какая там у вас бытовуха? Учитывая то, как часто ты на работе и как часто ему нужно побыть одному, вы из этих трёх лет общаетесь месяца два. — подметил Третьяков небрежно. Он и сам не подумал, почему завёл эту тему. Был взволнован тем, что скоро увидит Лену, задумался об отношениях и обо всём к этому близкому. Он уже привык к тому, что у него кто-то есть, и периодически осекался, осознавая, что сейчас совершенно свободен. Славе было жизненно необходимо, чтобы кто-то был рядом. Не так и важно кто, какая-нибудь приличная девушка. У него всего-то два основных условия: на неё обязательно приятно смотреть и с ней интересно общаться.

«Я тут подумал о том, как давно не засыпал с кем-то в обнимку. В психушке мне было дурно от того, что я постоянно один. Не говорю уже о том, что у меня вообще не было никакой возможности добраться до женщин. Что обидно, блять. Быть одному мне нужно также сильно, как быть с кем-то. Но сейчас постоянно думаю о том, что представляя рядом с собой девушку, представляю одну конкретную. Как дерьмово. Я так по ней скучаю. Готов уже сейчас пешком идти в Америку, потому что ждать рейса слишком долго. Не знаю, как я справлялся всё это время. Она улетела двадцать девятого сентября, а сегодня уже двадцатое ноября.»

С Лерой он провёл ещё около часа, после чего поехал домой, чтобы оставить там все свои многочисленные покупки. Дальше в планах была встреча с Мироном. Слава примерил новые вещи — широкие шерстяные брюки Prada и бледно-изумрудное тай-дай худи из какого-то безымянного магазина, в который они успели забежать. Переодевался он не только потому, что хотел поскорее выгулять новые вещи, но и с целью подобрать более успешный наряд для того, чтобы покататься на скейте. Нулевая температура держалась уже приличное время. Слава догадывался, что скоро показатели термометра опустятся ниже нуля и выпадет снег, а значит сезон досок будет закрыт. Он и так слишком долго не имел возможности нормально покатать, непременно требовалось успеть это сделать в последние осенние дни. Обувь он тоже подобрал такую, чтобы было удобно, и сразу же направился на встречу. Немного опасался, что если позволит опоздать себе хоть на минуту, Мирон решит, что Слава вообще не придёт, потому что с ним общаться не хочет. А он хочет. Вот так договариваться о встрече довольно необычно и даже чуть-чуть волнительно — у них не было никакой связи и никаких гарантий встретить друг друга снова, если вдруг что-то сегодня пойдёт не так. Бросив скейтборд на землю, Слава прижал деку подошвой кроссовки, второй ногой оттолкнулся и с наслаждением поехал вперёд по тротуару. Холодный ветер обдувал его лицо, колыхал волнистые волосы и забирался под широкие штаны. Третьяков даже позволил себе прикрыть глаза на несколько секунд, чтобы глубже прочувствовать ценность этого момента. Он быстро набирал скорость, наслаждаясь играющей в наушниках песней под космическим названием «Звёзды в стакан» и спешно проносящейся со всех сторон улицей. Парк, в котором они договорились встретиться, — точнее, который Слава Мирону назвал, — поздней осенью выглядел немного печально. Опавшие листья бледно-жёлтыми пятнами валялись на подсохшей траве, голые деревья колыхались под напором ветра. Помимо ухоженных прогулочных дорожек, в тёплый сезон парк культуры и отдыха имени Бабушкина предлагал посетителям прокат велосипедов, самокатов или лодок, а также разнообразные аттракционы, но нынешняя погода уже не располагала к безудержному веселью на свежем воздухе. Бритую макушку и олимпийку с кричащей надписью «Казахстан» Слава заметил издали и сразу же сбавил скорость, намереваясь спешиться. Мирон стоял к нему спиной и неспокойно оглядывался как потерявшийся щенок. Третьякову подумалось, что это выглядит забавно, и он сам не заметил, как трепетно улыбнулся, подхватывая под мышку скейтборд. Приблизившись к Вишневскому, Слава прокашлялся, чтобы сделать голос грубее, и со спины схватил Мирона за плечо. — Красавица, знакомишься? Стоило только этому непотребству прозвучать, как Мирон с разворота отправил в сторону Славы мощный кулак, видимо, спутав его с каким-нибудь сальным извращенцем. Очень хорошо, что Третьяков успел перехватить его руку, выронив при этом скейтборд, а Мирон — смягчиться, осознав, что чуть не зарядил своему новому хорошенькому знакомому. — Приветствие могло стать очень эпичным. — промурчал Слава, растянув на лице свою чарующую улыбку, которая смотрелась безумно привлекательно вместе с высоко вскинутым подбородком. — Прости пожалуйста. Ты меня испугал, — рука Мирона обмякла, и Слава дёрнул её вниз, оставив пальцы мягко лежать на его ладони. Отметив, что лицо Славы сантиметрах в пяти от его, Вишневский неловко сглотнул и подумал, что очень нужно сказать что-нибудь ещё. — Рад тебя видеть. — Чуть не убил меня, — усмехнулся Третьяков, и вдоволь насладившись смущением Мирона, мягко отбросил его ладонь. Значительно увеличив между ними расстояние, он наклонился, чтобы подобрать скейтборд, и испытующе посмотрел на нового знакомого, как только выпрямился. — Тебе не холодно? Ты очень легко одет. — Да не, — отмахнулся Мирон и скосил взгляд на доску в руках Славы. — Ты катаешься на скейте? — Нет, это велосипед. — с совершенно серьёзным лицом пошутил Третьяков. — Если ты реально хотел купить велосипед, а продали тебе это, то у меня для тебя плохая новость. — кратко посмеялся Мирон, чем и Славу заставил улыбнуться. — Не нужно. С пятнадцати лет считаю скейтборд велосипедом как придурочный, просто не переживу, если кто-нибудь меня попытается вразумить, — артистично приложив руку к сердцу, взмолился Слава. — И не надо на меня так смотреть. У меня не поехала крыша, я просто кабриолет. — С пятнадцати лет — это так долго уже, — вдоволь насмеявшись над незамысловатыми приколами, Мирон заинтересовался единственной частью чужой реплики, которая имела смысл. — Ты прямо умеешь что-то крутое или просто чтоб пешком не ходить? — «Чтоб пешком не ходить» придумали машины, — улыбнулся Третьяков. — И пенниборды. Могу показать тебе пару трюков. Или покатать тебя. — Да ты меня видел? Я только на него встану, и он треснет, — неловко почесав голову, улыбнулся Мирон. — Лучше покажи, что ты умеешь. Мне интересно. — Давай тогда на асфальт выйдем, здесь поверхность так себе. — Слава махнул рукой, позвав Мирона отойти немного в сторону, где находился усыпанный листьями тротуар. Оказавшись на ровном твёрдом асфальте, Слава встал на скейт и быстро прикинул, что для начала следует продемонстрировать. Самый базовый трюк из всех возможных — олли. Мирон с любопытством застыл, оказавшись немного в стороне, чтобы не мешать. Третьяков кинул быстрый взгляд на стоящего впереди Мирона, оттолкнулся и медленно поехал. Мирон прилип заинтересованным взглядом к Славе. Он чуть опустился, механически сделал щелчок и вместе с декой оторвался от земли, словно доска была приклеена к его ногам. В следующую секунду колёса вновь коснулись асфальта, и Третьяков ровно поехал дальше, намереваясь сделать кик-торн. Чуть отклонился назад, отрывая от земли передние колёса, и в прыжке развернулся на сто восемьдесят градусов. Мирон остался позади, поэтому Слава, проехав ещё немного, маневренно развернулся и почти моментально изобразил кикфлип — Вишневский только успел разглядеть, как под едва оторвавшимися от поверхности ногами скейтборд переворачивается. Но затем он удивился ещё больше — завершить своё представление Слава решил тройным флипом, и вот доска под ним, словно фантик на ветру, невероятно красиво провернулась на триста шестьдесят градусов. Для парня осталось неразрешимой загадкой, как Третьяков снова и снова подгадывал момент, чтобы на ходу приземлиться чётко на доску и не грохнуться. — Ты… Так классно, — будто растеряв дар речи после наблюдения за вполне классическими пируэтами, промямлил Вишневский. — Никогда не понимал, как вы это делаете. Нет, ну понятно там ролики. Ноги прямо в них на шнурках и липучках, а тут никаких креплений, ничего. — Это базовые штуки, но их сложнее всего было освоить, когда я только встал на доску. После бесчисленных попыток и виртуозных падений тело запоминает каждую мелочь, всё машинально выходит, — Слава стоял на месте, но всё баловался, перекатываясь на подпрыгивающем то с хвоста, то с носа скейте. — Это физика. Всё делается за счёт загнутых концов и импульса, который ты отдаёшь ногами во время прыжка. — Даже если ты постараешься объяснить, для меня это будет что-то на татарском, — пожав плечами, улыбнулся Мирон. — Это реально круто выглядит, не как что-то базовое. — Я могу показать что-нибудь посложнее, — балансируя на двух колёсах, Слава смотрел под ноги и наблюдал за своими действиями. — Например, хардфлип. — Ничего не понял, но давай. — потирая покрасневшие от холода ладони, кивнул Мирон. Слава отъехал в сторону, собираясь с мыслями. Если в элементарных трюках ему ошибиться было сложно, то здесь стоило сконцентрироваться. Стараясь гармонично балансировать на обеих ногах, одна из которых стояла на хвосте, он оторвал деку от земли и постарался смешать шовит с кикфлипом. Всё вроде пошло хорошо, доска под косым углом прокрутилась в воздухе, что смотрелось очень эффектно, вот только успев отвыкнуть от сложных движений, Слава что-то сделал не так. Передняя нога приземлилась на скейт, а задняя соскользнула с хвоста, что повлекло за собой весьма виртуозное падение. Скейтборд отскочил, и прокрутившись в воздухе, грохнулся рядом с приложившимся рукой об асфальт Славой. Мирон, до того исступлённо наблюдавший за магией трюка, испуганно бросился к Третьякову и протянул ему руку. — Ты как? Не ушибся? Не сломал себе ничего? — обеспокоенно расспрашивал Вишневский, заметив, что Слава не торопится вставать. — Жизнь только если, — беззаботно отшутился Третьяков, игнорируя ноющую боль в локте. — Всё нормально, дерьмо случается. Причём довольно-таки часто. Красиво падать тоже нужно уметь. Следуя девизу «если ты упал, постарайся поднять что-то с пола, пока лежишь», Слава подобрал с асфальта ярко-красный кленовый лист, который выглядел свежим, словно только оторвался от ветки. Затем Третьяков охотно взялся за чужую руку, оценив попытку помочь, и поднялся на ноги. Притом нарочно сделал это так, чтобы оказаться как можно ближе к Мирону. Тот снова смешался, но впервые за всё время посмотрел Славе прямо в глаза, будто почувствовав, что он этого требует. Третьяков украдкой облизал губы, прикусил кончик языка и горячо улыбнулся, нагло и вызывающе разглядывая зелёные глаза Мирона, который на чужую улыбку бессильно улыбнулся в ответ. Его как-то мелко трясло, и секунды растянулись, будто тёплая застывающая карамель. Вишневский не понял, почему подался вперёд, стремительно сокращая и без того ничтожное расстояние между ними, но Слава коснулся его губ первым, с чмокающим звуком всосав верхнюю. Мирона так торкнуло, что он сразу же испуганно отшатнулся назад, чем заставил Третьякова сильно растеряться и подумать, что он сделал что-то ужасное. — Это неправильно, — добавил Мирон, оправдываясь. И как только до него дошло, почему взгляд Славы так резко похолодел, он сразу же постарался оправдаться за своё оправдание. — В смысле не то, что мы поцеловались, неправильно. Просто… Люди смотрят, тут улица, здесь их полно и… Хотя какая нахуй разница. Ледяное молчание Славы стало настолько невыносимым испытанием, что Мирон распсиховался, бросил попытки следовать здравому смыслу и добровольно сдался в плен этому обжигающему чувству, что поселилось внутри. Он испугался, что Слава сейчас же исчезнет куда-нибудь, если его не притянуть к себе и не поцеловать с бешеным запалом. Мирон понял одно — Слава не против. И это главное, а на всё остальное можно наплевать. Да и не так уж много здесь было людей. Он готов был заразиться этим бьющим в кровь адреналином, пока Слава, схватив его за шею, заставил прижаться ещё ближе. Он целовал горячо и страстно, словно это был не поцелуй, а поединок, и у Мирона плыло сознание от того, насколько вкусно это было. Его эти руки в перчатках без пальцев, впивающиеся в кожу на шее, его сладкие губы с горьким привкусом шоколадного табака, что почти уже выветрился, его какой-то терпкий цветочный парфюм. — Я уже почти успел подумать, что ты меня отшил, — прошептал Слава с улыбкой, нехотя отстраняясь. — Может, зайдём куда-нибудь? Ты явно замёрз и даже не пытайся спиздеть, что это не так. — Да всё нормально, правда, и я тебя не отшил. Просто мы не в том мире живём, чтобы целоваться посреди улицы. — неловко бросил Мирон, облизывая губы и немного разочаровываясь тому, что этому сладкому мгновению суждено было пройти. — Бред, — беспечно хмыкнул Слава, подбирая брошенный скейтборд. — Я живу в своём мире, где мне всё можно. — Я уже заметил. — беззлобно подколол Вишневский, чрезмерно посмеиваясь в безуспешных попытках успокоиться после такого эмоционального всплеска. — Кто и что нам сделает? То, что мне нравится сосаться с мальчиками, не значит, что я не могу дать по ебалу тому, кто попытается мне это запретить, — пожал плечами Слава. — И хватит уже морозиться. В прямом и переносном смысле. Я чувствую себя уёбком с Тиндера из-за того, что мы просто таскаемся по холоду. — Чтобы ты себя так не чувствовал, я себя должен чувствовать содержанкой? — дёргая плечами от холода, поинтересовался Мирон. — Мы как-нибудь рассчитаемся, — цокнув языком, пообещал Слава. — Пойдём. Пиццу поедим или нажрёмся в сопли. Ты оделся неподобающим образом, чтобы скромничать. Мирон тяжко вздохнул и снова попытался возразить. Он не мог смириться с тем, что здесь не получится круглый год ходить в плавках, как в Сочи. Что было очень обидно, учитывая то, что тёплой одежды у него совсем не было, и носить одну-единственную шмотку весь год очень даже удобно. Слава, немного подумав, всё же сломал один из своих принципов и пригласил парня к себе домой. Он редко звал кого-то в гости, потому что чаще всего чувствовал себя неуютно, когда дома были посторонние люди. Тому, как некоторые устраивали в своих квартирах шумные вечеринки, подразумевающие кучу пьяного народу, Слава мог только удивляться. К тому же, тут ситуация была почти как с телефонным номером — адрес может кто-нибудь и слить из вредности, но если так подумать, жизнь в целом довольно опасная штука, и кто не рискует, тот смотрит, как Мирон сто часов мёрзнет в олимпийке «Казахстан», под которой скорее всего какая-нибудь футболка. Возможно, с надписью «Россия» для иронии. К счастью, на «хер с тобой, пойдём тогда ко мне домой, это блять бесплатно» Мирон согласился куда легче. Откровенно говоря, замёрзший и всё ещё немного нервный, он уже почти был согласен и на очередное кафе. Ему просто не хотелось разочаровывать Славу. Как оказалось, его недовольство видеть почти физически больно. Дошли они довольно быстро, особенно учитывая то, что большую часть пути Слава ехал на доске, а Мирон сильно старался за ним успеть. — Ты один тут живёшь? — распахнув олимпийку, Мирон аккуратным взглядом осмотрелся и подметил, что квартира довольно чистая и светлая. — С женой и двумя маленькими детьми, но ты не переживай, никого из них нет дома, — буднично соорудил Слава, щёлкнув выключателем, зажёгшем кухонные лампы, и прошёл вглубь квартиры. — Голодный? Могу пожарить наггетсы. Это пока всё, что у меня есть из еды дома, потому что меня долго не было. — Твоя жена ничего не приготовила? — усмехнулся Мирон и сложил руки за спиной, робко следуя за Славой. — Такая сука, правда? — раскрыв морозилку, хмыкнул Третьяков и ловко выбросил на белую мраморную стойку невскрытую пачку замороженных наггетсов. — А можно спросить?.. — постаравшись занять собой как можно меньше места, Мирон присел на шаткий барный стул, который очень испугал его, когда сидение начало крутиться вокруг своей оси. Чтобы это прекратить, Вишневский прилип ладонями к лакированной поверхности стойки и косо, с недоверием взглянул на стул. — Почему ты поцеловал меня? Слава уже весь был занят распечатыванием наггетсов, которые аккуратно по одной штучке выкладывал на белую керамическую тарелку — прежде чем жарить их на сковородке, нужно было сначала разморозить в микроволновке. Вопрос Мирона заставил на секунду застыть и сразу после перевести на него недоумённый взгляд. — Это прозвучало слишком глупо? — встревоженно перебирая пальцами собачку на олимпийке, Мирон поймал себя на том, что не может вынести этого нарочито обескураженного взгляда — его высоко вскинутых аккуратных бровей и широко распахнутых глаз. — Да-а, — сквозь внезапный для Мирона смех ответил Слава. — Но если ты серьёзно рассчитываешь услышать ответ, то я сделал это потому, что ты ко мне потянулся. Ты ведь сам собирался меня поцеловать, разве нет? Не говори, что тебя ветром сдуло, и ты совершенно случайно чуть не врезался в мой рот. — Нет, я хотел, но не думал, что ты будешь не против, — мято посмеялся Мирон. — Это был просто внезапный порыв, я не успел его обдумать. Но мне показалось, что ты как раз отдавал отчёт своим действиям. — По-моему, ты анализируешь мои действия куда старательнее меня самого. — захлопнув дверцу микроволновки, он нажал пару кнопок, чтобы врубить режим разморозки. После этого остановился напротив Мирона, по другую сторону стойки, и закинул на неё локти, чуть склонившись. — Проще будь, красавица. — Как ты понял, что тебе нравятся парни? — испытующе спросил Вишневский, разглядывая прикрытые непослушной чёлкой глаза. — Спрашиваю, потому что я лично пропустил этот момент в своей жизни и сам не понял, как начал с пацаном встречаться. — Трахнул своего лучшего друга и поймал себя на мысли, что это было замечательно, — бессовестно прямо выдал Слава. — Есть ещё неудобные вопросы для интервью, которое напечатают в женском журнале? Начинаю беспокоиться, что ты журналист под прикрытием. — Не прибедняйся, ты не выглядишь смущённым, — посмеялся Мирон, и украдкой наклонившись к Славе, хулиганисто дунул ему в лицо, отчего его блестящие чёрным волосы на секунду взметнулись в воздух. — Но досадно, что меня так быстро раскрыли. Надо дать знак парням, чтобы вырубали камеры и вылезали из кухонных шкафчиков. — Так и знал, в третий раз уже попадаюсь, — изобразив сильную досаду, Третьяков театрально цыкнул и хлопнул ладонью по столешнице. — Нигде от вас не укрыться. — Опять, наверное, с женой поругаешься, да? — не унимая хихиканий, Мирон точно также не переставал любоваться забавными Славиными кудряшками и его очаровательным лицом. — Буду неделю спать на коврике, — вздохнул Третьяков разочарованно, и услышав писк микроволновки, направился прямиком к ней. — Но это херня. Ты как, осваиваешься здесь постепенно? — Наверное, — неопределённо ответил Вишневский. — Я сегодня вроде устроился на подработку ночную. Нужно подкопить немного денег и снять себе комнату. Я бы мог вообще давать уроки по скрипке, если бы было где. Пока я только в переходе играл, но это закончилось дракой, потому что я оказывается занял чьё-то место. — Ты сейчас серьёзно? — широко распахнув глаза, Слава резко обернулся на него и замер со сковородкой в руках. — Ага, и скрипку мне поломали, теперь разбитая в сумке лежит, — расстроенно поделился Мирон, потирая локоть. — У вас здесь так… Необычно. В Сочи люди добрее и наркоманов меньше. — Не играй больше, пожалуйста, в переходе, — Слава торопливо отставил сковородку на только что включённую электрическую плиту, и подошёл к Мирону, мягко погладив его по щеке. — Ты можешь и без этого зашибать хорошие бабки на своих умениях. — Сомневаюсь, — обеспокоенно возразил парень, осторожно коснувшись Славиной ладони кончиками пальцев. — Классическая музыка в пень никому не сдалась, а в остальном я посредственность. Спасибо, что поддерживаешь, но я отлично понимаю, что так и так придётся тарелки таскать по двенадцать часов или фуры разгружать. — Если бы один мой друг сейчас слышал, как ты хоронишь классическое искусство, он бы расстроился, — вспоминая Бэби, отколол Слава, и коротко чмокнув Мирона в висок, вернулся к нагретой сковороде. — Не отчаивайся, принцесса. — Я не отчаиваюсь, меня ещё в детстве научили, что нельзя ныть. — на этой реплике Мирон сделался серьёзным, хотя и продолжал заинтересованно наблюдать за простыми действиями Славы. — Про семью лучше не спрашивать? — сразу же осведомился Третьяков, поочерёдно выкладывая на шипящую сковородку наггетсы. — Можешь спрашивать, хотя ничего хорошего там нет, — вытянув затёкшие ноги, Вишневский скосил взгляд на свои сложенные в замочек ладони. — Мой отец — контуженный вояка, а матери вообще нет, точнее я не знаю, где она. Оставила нас раньше, чем я ходить научился. Всё ради карьеры оперной певицы, да я и не осуждаю её, зачем такая обуза? Правда немного не понимаю, почему нельзя было сделать аборт. — Я тоже не понимаю, — не поднимая глаз на Мирона и всё колдуя у плиты с деревянной лопаткой, поддержал Слава. — Ты уже родился и вырос, между прочим, вырос очень хорошеньким, так что в этом конкретном случае про аборт говорить глупо. Но я реально не понимаю, как после того ада, что женщина переживает во время родов, можно бросить ребёнка. Будь я женщиной, мне было бы обидно зря порвать себе вагину. Нужно либо сразу прерывать беременность, либо принять сраную ответственность и найти в себе силы воспитывать ребёнка. А родить и бросить — последнее, что можно сделать. — Мне хотелось бы спросить у неё, почему она так поступила, — задумчиво вздохнул Мирон. — Лучше, как по мне, вовсе не давать жизнь, чем дать такую. Вряд ли она верила в то, что старый деспотичный ватник станет примерным родителем. Я сбежал от него, как только смог. Надоело получать кожаным ремнём по лицу и слышать, что вырос неблагодарный пидорас вместо нормального мужика. Закончив с наггетсами, Слава накрыл сковородку крышкой, обошёл стойку и настиг Мирона сзади, схватив ладонями его мягкие щёки. — Если бог не любит пидорасов, то почему ты тогда такой очаровательный? — стараясь подбодрить Мирона, сладко протянул Слава и наклонился к нему через плечо, коснувшись тёплой щеки веснушчатым кончиком носа. — Пошёл он нахуй, ты извини меня конечно. Будь я его сыном, меня бы насмерть прибили. Я что бы ни делал, всё равно похож на пидораса. — Неправда, врёшь. — улыбчиво затянул Вишневский и моментально начал подтаивать, с охотой отзываясь на ласку, которой ему постоянно не хватало. — Правда, Ляль. Знал бы ты, как часто гопники с района свистят мне «эй, девушка, номерок не дашь?», считая, что это очень остроумная и задевающая шутка, — Слава легонько укусил его за щёку и почти сразу отстранился, запрыгивая на столешницу рядом с парнем. — Это притом, что почти все отношения у меня с женщинами. Как тяжело, наверное, живётся людям в тесных рамках, не позволяющих мужчине следить за своим внешним видом, да и в целом делать то, что хочется. Пусть даже трахаться с другими мужчинами. — Думаю, им живётся довольно легко, — высказался Мирон и засмотрелся на болтающего ногами Славу, которого ему ужасно хотелось затискать. Но было как-то всё же неловко по непривычке, как никак, они только-только познакомились. — По крайней мере, они считают, что живут правильно. Поверь, я-то знаю. Половина моего окружения — вот такое быдло с высокими традиционными ценностями. — Вертел я их ценности, — хмыкнул Слава, машинально взлохматив волосы ладонью. — До какого-то момента я терпел как пацифист, а сейчас сходу начинаю пиздить ногами всех, кто пытается мне что-то указывать. Люди считают, что знают, как нужно жить окружающим, но мне безумно нравится ломать их стереотипы вместе с зубами и рёбрами. — Ты опасный парень, да? — сдержанно хохотнул Вишневский. — Всё больше убеждаюсь в том, что тебя лучше не злить. Но если серьёзно, то понимаю. Сам привык агрессировать, чуть что. — Понятия не имею, о чём ты. Я нисколько не агрессивный, — улыбнувшись как можно доброжелательнее, Третьяков постарался состроить совершенно невинное выражение лица и для закрепления эффекта наивно похлопал пушистыми ресницами. — Не понимаю, почему мне постоянно говорят, что я конченый. — Я тоже не понимаю. Ты… Милый. — запнулся он от полного неумения делать комплименты, которые Славе очень хотелось всё-таки сделать. — Иди ко мне. — мягко произнёс Слава и легонько потянул Мирона за плечо, побуждая подняться со стула, что он и сделал. Мирон остановился напротив него, между широко расставленных коленей, и Слава с довольной улыбкой закинул локти ему на плечи, а ладони сложил в замок. Было что-то невыносимо притягательное в его взгляде. Слава чувствовал себя слишком непривычно, сидя на столешнице с чужими руками на своих бёдрах — обычно в этой ситуации он занимал другую позицию, но тем не менее не позволил себе проявить неуверенность. Слава его поцеловал. Медленно, но с ощутимым напором. Что касается Вишневского — и он оказался в довольно нестандартной для себя ситуации, но решил, что имеет полное право расслабиться и позволить себе наслаждаться моментом. Им обоим не хватало тепла и ласки, поэтому каждый старался восполнить свою потребность, крепче прижимая к себе другого. Мирон, из-за постоянного недостатка внимания непрерывно был в поиске отношений или случайных связей, Слава не мог чувствовать себя полноценным, пока не был нужным и желанным. Наверное, именно поэтому они не уступали друг другу, целуясь, как в последний раз. Мирон целовал его лицо во всех местах как довольный щенок — щёки, нос, скулы, лоб. А Слава ловил себя на том, что не может не улыбаться, пока чужие пальцы с висков и затылка ощупывают его крупные кудри. — У тебя веснушки такие красивые, солнце тебя любит. — пытливо разглядывая россыпь коричневых точек на щеках, улыбнулся Мирон. — Не любит. Я их хной нарисовал. — хмыкнул Слава, посчитав эту ситуацию весьма забавной. Было очень даже видно, что веснушки ненастоящие, но Мирон этого не заметил. — А ещё ты вкусно пахнешь. — добавил Вишневский к своему предыдущему изречению и легонько укусил его за шею, опалив её шумным тёплым дыханием. Чтобы добраться до шеи, Мирону пришлось сначала аккуратно, так, будто Слава стеклянный, отодвинуть толстый капюшон худи, за которым прятался свежий багровый засос. Мирон немного потерялся от того, что не заметил его сразу, но большого значения этому не придал, вцепившись в его шею губами с необъяснимым желанием оставить ещё более яркий засос. Слава прикрыл глаза, чуть вытянул шею для поцелуев и надавил ладонью на чужой затылок, заставляя парнишку прижаться ближе. Чертовски приятное чувство. — Если ты продолжишь в том же духе, то у меня встанет. — полушёпотом произнёс Слава, трепетно сжимая плечо парня. — Это плохо? — с волнением спросил Мирон и машинально также, полутоном, но с шумным выдохом в бархатную кожу. — Я бы вдул тебе, потому что ты чертовски привлекательный, но без эмоциональной близости даже на клык не даю. Прости, не могу, — Слава его мягко отстранил от себя, и обхватив скуластое лицо ладонями, утешительно чмокнул в губы. — Просто это что-то слишком личное. Но мы можем поваляться в постели и пообниматься. — Всё нормально, прости, если я зашёл слишком далеко, — виновато улыбнувшись, Вишневский погладил его по тыльной стороне ладони и спустился пальцами до тонкого запястья. Он придавал этому инциденту большое значение и действительно стыдился того, что слишком много себе позволил. — Лежать вместе и обниматься — даже лучше, чем секс. — Я тоже так думаю, — улыбнулся Слава и попытался слезть, резко вспомнив об одном обстоятельстве. — Твою мать, наггетсы… Даже непонятно, как можно было отвлечься настолько, чтобы не слышать недовольное шуршание еды и её выразительный куриный запах. Все посторонние звуки как-то отошли на второй план, и теперь Слава вынужден был получить мощный удар пара в лицо, открыв крышку. Благо, выяснилось, что наггетсы всё ещё были съедобными, хоть и немного пережарились. Он быстро перевернул все до одного и пометил у себя в голове, что не стоит больше забывать про еду. — Так ты актив, да? — вновь грохнувшись на стул и изнова же попавшись на эту ловушку с крутящимся сидением, спросил Мирон. — Да, — без раздумий ответил Слава, облокотившись бедром о столешницу прямо возле плиты, чтобы наверняка. — У нас могут возникнуть какие-то неприятности из-за этого? — Нет, мне в целом без разницы, наверное. — безразлично отозвался Вишневский и только пожал плечами. — «Наверное»? — подчеркнул Слава и изогнул бровь, изобразив на лице краткую усмешку. — Дай знать, как точно определишься. Во время секса со мной ещё никто не плакал, и мне бы не хотелось, чтобы появились первооткрыватели. — Да ну тебя, — Мирон только махнул рукой. — Сложно с тобой общаться. — Ты довольно скоро заметил, — вредно отколол Третьяков. — Хотя отнюдь не я без конца задаю наводящие вопросы. Возьми себе хотя бы блокнотик, чтобы не забыть мои ответы. — Я так запомню. — в аналогичной манере брякнул Мирон. — Тогда внимательно слушай. У меня довольно традиционные предпочтения в сексе, — размахнулся Слава, раскрыв холодильник, чтобы хотя бы вспомнить, что в нём есть. — Не люблю делать голые фотки и снимать видео, немного стремаюсь всяких игрушек, они мешают концентрироваться. Запомнил? — Запомнил, можешь продолжать. — заинтересованно кивнул Вишневский, обняв лицо щеками и уставившись строго на Славу, чтобы он знал, что его собеседник весь во внимании. — Пиздец как люблю быть главным, — чётко и вкрадчиво проговорил Третьяков, будто преподавал лекцию по квантовой механике, взгляд его при этом медленно и сосредоточенно плавал по полупустому холодильнику. — Мне сносит голову, когда я слышу своё имя вперемешку с громкими стонами. Люблю, когда для меня стараются. Ещё люблю поцелуи в шею, это очень уместно, в отличие от кусания сосков, так не надо делать — это стрёмно, и я сразу дам пощёчину. Просто заметка после неприятного опыта. Ещё обожаю кружевное бельё и чулки, но это уже к тебе никак не относится, и если вдруг ты в кружевном белье, то уйди, пожалуйста. — Я в семейках, — ответственно констатировал Мирон, на секунду оттянув резинку спортивных штанов, будто очень нужно было убедиться, что кружевное бельё не появилось на нём магическим образом. — Сойдёт? — Вполне, — хохотнул Слава, увидев сосредоточенное лицо Вишневского, когда на секундочку бросил на него взгляд. — В следующий раз принеси двойной листочек, будет контрольная. Одна ошибка — уже четыре. — Как я понял, ролевые игры входят в список того, что тебе нравится? — ухмыльнулся Мирон дурачески. — Да не очень, но я когда-то хотел стать учителем, как моя мама. Правда… Такие вещи она не преподавала, по крайней мере на уроках, которые вела у моего класса. — задумчиво проговорил Третьяков, таки захлопнув дверь холодильника. — А кем ты в итоге стал? — спросил Мирон, осознав, что так и не узнал этого до сих пор. — Ну знаешь… Разочарованием, — уклончиво бросил Слава, выложив на стол пачку кетчупа. — Майонеза нет, я его не ем. Тем временем наггетсы окончательно зажарились, и Слава выложил их в одну большую тарелку. В холодильнике также нашлось несколько баночек с японской газировкой, которую он купил ещё давно в азиатской забегаловке. Их Слава тоже поставил на стол, и пока он только собирался достать вилки и стаканы, Мирон уже начал есть руками и пить из баночки. Увидев это, Слава бросил мысль сервировать стол и взял из раскрытого ящика с вилками только пачку влажных салфеток. — Может, уже раскроешь мне эту страшную тайну, а? Я скоро начну думать, что ты занимаешься чем-то противозаконным, — недовольно пробурчал Мирон, макая горячий наггетс в кетчуп. — Но даже если так, то ничего страшного. Либо скажи, кем работаешь, либо скажи, чтоб я больше не спрашивал. — Нет никакой страшной тайны, потому что и работы у меня нет, — усмехнулся Слава, ловко поместившись на стуле рядом с Мироном, и прежде, чем тот задал вполне логичный вопрос, Третьяков продолжил. — Я музыкант, иногда щёлкаюсь для всяких брендов одежды. Иногда ещё занимаюсь крупными поставками оружия в Сирию, но это скорее для души. — Всего-то, — фыркнул Вишневский, с наслаждением прожевав еду, на которую Слава совершенно не торопился налегать. — Но вообще, если серьёзно. Это интересно, наверное. И тебе подходит. Ты необычный такой и красивый потому что. Тебя несложно представить в окружении камер, визажистов и всего такого. — К слову, мы собирались сделать тебе Инстаграм. — между тем вспомнил Слава. — Я вообще не понимаю зачем он мне, если честно, — вздохнул Мирон, впрочем, понимая, что это так или иначе случится, раз Третьяков того захотел. — Что вообще люди делают в этой соцсети? — Давай мне свой телефон, я тебя зарегистрирую и всё покажу, — Слава свойски закинул руку ему на плечо, и Мирон, облизывая пальцы, чтобы не трогать новенький телефон жирными руками, потянулся к карману спортивок. — У тебя последний айфон? Как ты умудрился сломать кабель так быстро? — Да это… Не его. В смысле, ещё вчера у меня был мой разбитый Сяоми, а сегодня утром Ярик, ну, тот самый друг, притащил мне это и сказал, что я получу пизды, если не возьму, — торопливо изъяснялся Вишневский, и доказательством его слов послужило то, как неумело он пытался совладать с новообретённым гаджетом. — Я обычно подарки дороже двухсот рублей не беру, но так, в общем, вышло. Выслушав эту забавную историю, Слава тихо хохотнул и забрал протянутый ему телефон. Он быстро отыскал иконку нужного приложения, которое по умолчанию было установлено на устройстве, и начал проходить регистрацию, попутно уточняя у Мирона нужные данные — их он без задней мысли называл Славе и поглядывал на экран. Над никнеймом он запариваться не стал, попросил Славу вписать в строку имя и фамилию, что, по словам Третьякова, «уже звучит как бренд». — Вот так выглядит твой профиль, со временем обживёшься, — опытно разъяснял Слава, переключая какие-то непонятные Вишневскому вкладки. — Это директ, здесь можно с людьми переписываться. — Понял-принял. Так, а… Сейчас ты что делаешь? — Мирон сосредоточенно жевал и с особым вниманием наблюдал за каждым действием его пальцев, что так ловко управлялись с клавиатурой. — Подписываю тебя на свой аккаунт, — не глядя бросил Слава и нажал на синюю кнопочку «подписаться», после чего передал телефон его владельцу. — Я мог бы ещё лайки поставить на все посты, но не стану этого делать. — У тебя так много всего в профиле, — отметил Мирон в попытках освоить приложение. — Ничего себе, сколько здесь всего можно. Ого, у тебя целых шестьсот тридцать четыре с половиной подписчика. Слава глухо хохотнул и прикрыл рот кулаком, уставившись от всей забавности этого зрелища глазами в стол. Пока до Мирона доходило, Слава косо глянул на него и мимолётно облизал губы. — Ой, это… Это тысячи? Шестьсот тридцать четыре с половиной тысячи?.. — как-то комковато поправил себя Мирон и запылал щеками, пока Третьяков, прижавшись щекой к его плечу, вновь закинул на соседнее руку. Он устало вздохнул, наблюдая за тем, как Мирон с особым интересом изучает профиль. Интуитивно парень ткнул на самый первый квадратик в числе прочих и открыл ленту с фотографиями. Слава сидел на фоне стены, заклеенной постерами, рядом стояла голубая электрогитара. Вроде вполне удачная композиция — красивая чёрная джинсовка с приколотыми на неё значками, футболка с Умой Турман, шея в мелких, но многочисленных бусах и цепочках. Но взгляд какой-то уставший. Фото с конца октября, буквально за неделю до того, как он попал в больницу. Мирон без особых размышлений нажал на сердечко и поставил лайк — как это делается он догадался чисто логически. — Твоя девушка? — он случайно ткнул на экран и пролистал вниз, до следующего фото, на котором Слава целовался с Кристиной. — Хорошенькая. — Спасибо. Мы расстались через полторы недели после того, как я выложил эти фото. — безразлично сказал Третьяков. — Ой, извини, — тут же стушевался Мирон и выключил телефон, вовсе отложив его в сторону. Наверное, он дальше займётся освоением Инстаграма, особенно Славиного, потом, уже сам. — А удалить выложенные фото нельзя? — Можно, но зачем? Я хорошо получился, — слабо улыбнувшись, ответил Слава. — Это просто фотографии, к тому же никакой трагедии не случилось. Главное, что в жизни мы с ней больше не видимся. — Ну да, наверное. А что вообще надо в Инстаграм выкладывать? Я особо по твоим фоткам не понял, — продолжал расспрашивать Мирон. — Да и у меня на телефоне только фотка рассвета и дворового кота. Если можно выкладывать только что-то такое качественное и обработанное, как у тебя, то… — Выкладывай, что тебе самому нравится. Это грубо говоря просто архив фотографий, которые ты хотел бы показать кому-то ещё, — упростил для него Слава, нехотя отлипнув от его плеча, потому что поясница начала затекать. — Фотки дворовых котов — это круто. Ещё точно пару часов они пролежали в постели, болтая о всякой ерунде. На улице давно стемнело, Слава включил синюю подсветку под потолком и поставил на фон какую-то музыку, которая, впрочем, играла так тихо, что её сложно было заметить. Мирон много рассказывал про Сочи, про свою жизнь с отцом, и этот человек Славе напоминал его деда — тоже очень нестандартная личность со своими тараканами в голове. — …Я вот и думал, что жить буду на улице, пока он не протрезвел. — закончил Мирон один из своих рассказов, которые расслабленно вещал, уткнувшись в Славино плечо. — Меня дед как-то в сарае на ночь запер. Было темно и холодно, и по-моему, пауки и букашки были не очень рады, что я с ними ночевал, — усмехнулся Слава, вспоминая детские годы столько же с трепетом, сколько с пренебрежением. — Бабушка меня хотела вытащить, я слышал, как она с ним ругалась, а он сказал ей: «не мешай мне воспитывать внуков, раз уж дети из них мужиков сделать не могут, то я сделаю». Я так устал слышать, как они ругаются за дверью, что психанул и вынес её к чертям собачьим, просто разломал на доски, а на удивлённые их взгляды просто посмотрел деду в лицо и сказал «пошёл ты нахуй». Хотя мне было лет десять, и матом я практически не ругался, в тот момент я был вне себя. После этого инцидента поднялся в детскую и лёг спать. Кажется, он мной гордился. Не скажу, что поддерживаю его воспитательные методы, но без него моё детство было бы не таким интересным. — Наверное, это воспринимается по-другому, если не является частью твоей повседневности, — задумчиво предположил Мирон. — Я себя в собственном доме никогда в безопасности не чувствовал. — Это дерьмово, — зевнул Слава и потянулся к телефону, посмотрев на время. — Во сколько у тебя смена? — Уже надо бы идти… — нехотя протянул он и лениво потянулся, без особого желания расставаясь с тёплыми объятиями Славы. — Спасибо, что провёл со мной время. — И тебе спасибо, — Третьяков ловко перебрался в конец кровати и перекинул ноги через перегородку, постаравшись не задеть стоящий внизу комод. Кровать у него находилась на пару уровней выше, на небольшом подиуме, поэтому он спокойно мог позволить себе болтать ногами, опёршись плечом о укрепляющую колонну. — Ещё увидимся, теперь можем даже переписываться. Так как телефон оказался у него в руках впервые за долгое время, он решил посмотреть входящие сообщения от друзей и знакомых. Первым делом посмотрел в Телеграм и увидел, что ему писал Адам. параша на молоке, 16:12 славик, ничего не планируй на вечер

Покойся с миром, 19:23 ?

параша на молоке, 19:24 о, живой у нас для тебя сюрприз дресс-код: жуткие вещи для мёртвых, адрес чуть позже кину

Покойся с миром, 19:24 Вы решили устроить Хэллоуин в конце ноября или мне показалось?

параша на молоке, 19:24 не показалось ты же пропустил его в больнице такое событие только раз в год, несправедливо как-то

Покойся с миром, 19:25 Я люблю вас, парни <3

параша на молоке, 19:25 я бы написал «мы тебя тоже» но лера и бэби попросили написать «мы тебя тоже, солнышко» ты пока собирайся, там не всё ещё готово где-то в 22 будь готов

Покойся с миром, 19:26 Могу подругу с собой позвать?

параша на молоке, 19:26 конечно людей будет больше, чем ты думаешь Переписываясь с Адамом, Слава невольно улыбался. Какие у него всё-таки потрясающие друзья. Сейчас он уже, конечно, примирился с тем, что не удалось отметить любимый праздник в этом году, но находясь в психиатрической лечебнице, непосредственно в день этого торжества и ещё несколько дней после, Слава чувствовал себя совершенно раздавленным. Его уничтожала мысль о том, что приходится насильно торчать в четырёх стенах, будучи оторванным от друзей, знакомых и нормальной жизни, да ещё и в единственный отмеченный календарём день, когда у него было настроение праздновать — а ради чего? Проводив Мирона, Третьяков прошёлся по квартире, раздумывая о том, что можно сделать со своим внешним видом, чтобы выглядеть эффектно и уложиться при этом в оставшееся время. Очень хорошо, что он увидел сообщение сейчас, а не ещё часа через два, когда ему оставалось бы только замотаться в туалетную бумагу и сказать, что костюм мумии — это незаменимая классика. Изначально Слава планировал повторить образ безумного шляпника, но в последние пару недель до Хэллоуина ему было так дурно, что не было никакой речи о том, чтобы искать что-то для костюма. Значит, определённо стоит отказаться от идеи изображать какого-то конкретного персонажа — соответствующих атрибутов, чтобы стать узнаваемым, у него не найдётся точно. Прежде всего, Слава грохнулся на пол в спальне, и уставившись в потолок довольными глазами, подумал о том, что нужно написать Кате. Спросить у неё, свободна ли она сегодня и хочет ли провести с ним время. В таких-то неожиданных ближе к зимним хлопотам обстоятельствах. С прошлой ночи они перекинулись лишь парой совершенно незначительных сообщений, перед сном Слава полистал её профиль и пролайкал немногочисленные посты. Она очень хорошо получалась на фотографиях, и в жизни выглядела ничуть не хуже.

@restinpeaceslava Привет, какие планы на сегодня?

@prettysswan Привет, у меня никаких, но Наташа занята

@restinpeaceslava Я разве про неё что-то спрашивал или вы идёте только в комплекте?

@prettysswan Не совсем Я думала, ты хочешь позвать её куда-то

@restinpeaceslava Если бы я хотел позвать её куда-то, я бы ей и написал Я хочу увидеть тебя

@prettysswan Ты ей понравился

@restinpeaceslava Я догадался А тебе?

@prettysswan И мне Просто обычно она цепляет красивых парней вроде тебя, а на меня обращают внимание всякие фрики, я чисто по привычке про неё тебе сказала Мне приятно, что ты написал

@restinpeaceslava У этих красивых парней нет вкуса, если они тебя не замечают Пойдёшь со мной на хэллоуинскую вечеринку?

@prettysswan Ахах, спасибо) Но разве Хэллоуин не был 31 октября?

@restinpeaceslava Мы любим делать странные вещи

@prettysswan Ладно) Тогда во сколько и куда мне надо приехать?

@restinpeaceslava Часам к десяти, я тебе такси вызову

@prettysswan Блин, спасибо! Это очень мило Если не секрет, какой у тебя костюм?

@restinpeaceslava Это сюрприз Для меня в том числе Сам только узнал, что меня куда-то пригласили До встречи, принцесса

@prettysswan Ахахаха, хорошо, я поняла) Буду сама думать До встречи! Выключив телефон, Слава потёр глаза и отложил его в сторону. Надо бы уже вставать с пола и что-нибудь сделать, потому что время медленно и тихо утекало. Самый простой и подходящий вариант — быстренько загримироваться в вампира или восставшего мертвеца. С девизом «не попса, а нестареющая классика» Слава мысленно закрепил листочек с этой идеей в своей голове и поднялся с пола. К тому же, Адам каждый год наряжался вампиром — каждый раз с каким-то новым веянием, но непременно вампиром. Наверняка, у него в шкафу была уже такая коллекция викторианских фраков, что у случайно заметившего их гостя возникло бы несколько вполне очевидных вопросов. Наверное, какой бы костюм Слава ни выбрал, выйдя на улицу, он будет выглядеть очень непонятно для прохожих, потому что время жутких нарядов уже прошло. Обычно в центре города, в преддверии дня всех святых и мёртвых, в него самого и ещё пару дней после, можно наблюдать много молодых людей, разряженных в разномастные ужасающие образы, и это никого не смущает. Но в пору уже ёлку наряжать, пару магазинов, которые видел Слава, успели выставить на витрины новогодние атрибуты. Впрочем, Третьякову будет даже приятно зацепить собой парочку удивлённых взглядов. Он ещё не определился со своим сегодняшним амплуа, но одно вполне очевидно — это будет чертовски привлекательно. Попав в ванную, Слава прежде всего умыл лицо и намазался кремом, достав пылившуюся в тумбочке коробку с косметикой. Он её использовал редко, максимум, что он наносил на себя в повседневности — небольшое количество чёрных теней для области возле ресниц, чтобы взгляд был более выразительным. В голову пришла идея довольно простая, но при этом, в теории, должно было получиться симпатично. Он написал Стасу, и убедившись, что тот дома, вывалил ему свою немного странную просьбу одолжить одну вещицу, а объяснять, разумеется, ничего не стал. И пока Островский, шёпотом посылая Славу в самый конец географии, рылся в своих вещах в поисках одной-единственной, Слава нанёс на лицо небольшой слой белой пудры, чтобы выглядеть бледнее, и прикинул, есть ли у него ингредиенты для искусственной крови. На кухне найдётся всё необходимое — мёд и красители красного и синего цвета. Если немного разогреть, разбавить водой мёд и добавить в него красители, то получается очень реалистично. И к тому же вкусно. Но сначала нужно было закончить с макияжем и одеться, а потом уже добавлять финальные штрихи. Слава сделал брови чуть темнее и затенил глаза, едва не разбив к чертям собачьим палетку — он её вообще терпеть не мог и решительно не понимал, как девушки с этим постоянно совладают. После недолгих хлопот над лицом, Третьяков уложил волосы, попробовав новый для себя пробор. Они так казались даже немного длиннее, чем обычно, и чёлка теперь завитками лежала ближе к вискам, лишь немного спадая на лоб — не как обычно, когда он мог закрывать ею глаза как шторами. Как он отлип наконец от зеркала в ванной, достал из гардероба классический чёрный смокинг, белую рубашку и красный галстук. Такое он надевал крайне редко, но смотрелся просто замечательно, и к тому же это будет неожиданно для его друзей. К этому моменту в дверь как раз позвонился Стас. — Привет, солнце. — радостно щебетнул Слава, поцеловав его в висок, и подтолкнул зайти в квартиру, потому что Стас, обескураженный внешним видом своего лучшего друга, не торопился управлять конечностями. — Ты куда собрался? — он развернулся на сто восемьдесят градусов и застыл на месте, разглядывая чересчур презентабельный наряд Третьякова. — И зачем тебе к этому… Халат, блять? — Парни с Кристалайз решили устроить для меня хэллоуинскую тусовку, — кратко объяснился Слава. — Халат мне нужен для образа. — Я подумал, что ты женишься на лаборантке. — выдохнул он и протянул Славе обещанный полупрозрачный белый халат, на качество которого жаловался тридцать тысяч раз. — Хочешь тоже пойти? — поинтересовался Слава и бросил халат на заранее постеленную на пол ненужную тряпку. — Я бы пошёл, если бы ты предупредил меня месяца за два, — Стас облокотился о деревянную колонну, составлявшую перегородку, что делила комнату на кухню и совсем крошечную гостиную. Если этот кусочек помещения с диваном, телевизором и столиком вообще можно было так назвать. — У меня нет ни костюма, ничего. — У нас ещё есть время что-нибудь придумать, — Слава только пожал плечами и с усилием раскрыл банку мёда, намереваясь перелить добрую его часть в миску. — Я как раз кровь делаю. И у меня такое хорошее настроение, что я самого себя не узнаю. Я ничего не принимал и ничего не пил. И не хочу. Я просто счастлив. — Чёрт, да у меня просто нет шанса отказаться, — услышав всё это, Стас бессознательно сам счастливо улыбнулся и прошёл в кухню. — Тем более, завтра воскресенье. — И я завтра улетаю в Америку. — бодро поддержал Слава, запихивая миску в микроволновку. — Чего? — моментально потерялся Стас, сделав такое лицо, будто ему сказали, что кто-то умер. — Только не говори, что ты опять пропадёшь в Штатах почти на полгода, как ты это год назад сделал. Я и так тебя полтора месяца не видел нормально, будешь теперь каждую осень улетать в тёплые края до поры, пока снег не сойдёт, как перелётная птица? — Нет, не думаю, — небрежно бросил Третьяков и в ожидании застыл возле микроволновки. — Я скоро вернусь. У меня тут дела и всё такое. — А там Лена, — скорее для себя озвучил Стас, сильно стараясь скрыть нотки ревности в неровном голосе. — Лена, у которой всё херово. Тебя скоро здесь можно не ждать. — Я не планирую задерживаться надолго. Ещё раз повторять не буду. — тут его голос стал куда жёстче и неожиданно облил холодом. — Слав, а какой тогда смысл? Ты меня прости, мы часто ругаемся из-за того, что я думаю головой, пока ты творишь спонтанную ересь, — прямолинейно изъяснился Стас, и подойдя поближе, погладил его по плечу. — Я не говорю, что ты не должен туда ехать, но реши для себя самого что-нибудь. Говоришь, что между вами всё кончено, а сам срываешься к ней как ненормальный на день, на два — ради чего? Может, ты уже начнёшь понемногу понимать, что всё имеет свои последствия, и мир не живёт одним днём, как ты? — Я готов преодолеть любое расстояние, чтобы увидеть её глаза и услышать её голос, — тихо проговорил Слава, склонив голову, и отчего-то тяжело сглотнул. — Не через крошечный экран телефона, а вживую. Я как будто не могу дышать без неё, отвлекаюсь на что-то или на кого-то, а в итоге всё равно думаю о ней. — Не сделай себе хуже этой поездкой, пожалуйста, — Стас подцепил его подбородок пальцем и заставил поднять голову, заглянул его в глаза, которые уже не так запальчиво блестели, как до обсуждения этой темы. — Если ты её любишь, то будь с ней. Но не нужно вот так метаться. Ты же вернёшься и снова будешь разбит точно также, как в тот день, когда посадил её на самолёт. — Блять, ты прав, — сдавшись, выдал Третьяков и тягостливо вздохнул, зацепив его пальцы своими. — Я уже обещал ей приехать, и я постараюсь не натворить херни, как это обычно бывает. Вернусь скоро и… Всё. Больше не буду к этому возвращаться. Стас не стал больше ничего говорить, только притянул Славу к себе и крепко обнял, стараясь при этом не навредить ещё даже незаконченному образу. Было абсолютно бесполезно обсуждать, как ему поступить правильнее. Третьяков наотрез отказывался брать на себя обязательства, в числе которых его смущала отнюдь даже не обязанность отказаться от возможности убивать своё время в компании разных симпатичных девчонок, как в классических случаях многих мужчин, а нужда по-настоящему довериться и добровольно отдать своё сердце в чужие руки. Он чувствовал, что играет с огнём и становится уязвимым рядом с девушкой, которую так сильно любит. Боялся очередного предательства и не мог избавиться от воспоминаний о том, насколько больно ему было когда-то, когда он так наивно позволил женщине стать самой важной деталью яркого и насыщенного яркими красками паззла, составлявшего его жизнь. Посему как за отсутствием одной детали картина переставала быть полноценной и стремительно тускнела. Всё разваливалось на мелкие кусочки, путалось и теряло всякий смысл. Последний раз Слава сидел в куче всех этих разбросанных деталей, потому что потеряв всего лишь одну из них собственноручно уничтожил остаток прежней картины, будучи не в силах её больше видеть. Если отставить в сторону проникновенные метафоры про паззлы и их кусочки — он банально не смог ничего сделать со стремительно разрастающейся пустотой внутри и обуявшим его страхом того, что всё обернулось крахом. Придался саморазрушению и доломал всё то, что у него было. В конце концов, свалившись в беспросветную бездну, где не было ничего, кроме наркотиков, холода и ненависти, Слава понял, что так тоже нельзя и бросил все усилия на то, чтобы собрать все эти мелочи вместе, но собрать их по-новому. Он заново создал себя, заново создал свою жизнь и поклялся себе, что больше в его новом мире нет места никаким чувствам. Да, до крайней степени, до кровяных нитей и косточек глупый нигилизм, такое детское и иррациональное отрицание, такие громкие слова и обещания больше никогда никому не верить, больше никогда ни в кого не влюбляться. Но он искренне не понимал, как это выходит у других людей вокруг него. Ведь не одному ему разбили сердце, не один он пережил предательство и вынужден был узнать, что жизнь состоит не только из счастливых моментов. И тем не менее, остальные встают на ноги иначе, чем это сделал он. Переживают горе и тяжёлые времена, заново начинают дышать полной грудью подобно фениксам. Отчётливо понимают, что ошибки множественны, но не исключительно повсеместны. Понимают, что одна осечка — не повод всё бросать под откос. Заново доверяются, заново влюбляются, выстраивают новые отношения и не боятся попытать удачу построить своё счастье без каких-либо лишений, принятие которых требует риска оказаться обманутым. Почему же он так не смог? Последние пару лет он успешно придерживался выбранного пути и не чувствовал ничего больше, чем симпатия, ко всем своим партнёршам. И вот даже теперь, с головой увязнув в своей деструктивной любви, подталкивающей на противоречивые необдуманные поступки — буквально на всё в этом мире, лишь бы побыть рядом с ней, — он не мог принять это полностью и позволить себе сделать правильный выбор. Ясно ли ему самому, что он вполне смог бы выдержать отношения на расстоянии? Естественно. Да, это было бы тяжело, он не соврал Лене, когда сказал, что не будет чувствовать себя нормально, если его девушки не будет рядом с ним. Ему жизненно необходимо, чтобы рядом с ним был человек, но перетерпеть расстояние — меньшее, что можно сделать ради своего пылающего от любви сердца. И всё же, он не побоялся использовать это как предлог, чтобы предпринять попытку искоренить в себе эти чувства и вернуться к тому, что было до их встречи. Вот только на деле всё шло немного не так, как он задумывал. Впрочем, ему решительно не хотелось об этом размышлять прямо сейчас, несмотря на то, что безупречное настроение уже успело рассеяться, как будто его и не было. Слава торопливо отстранился от Стаса, так как почувствовал, что в объятиях только растекается в тоске. Требовалось срочно отвлечься, что он планировал сделать, сосредоточившись на подготовке к вечеринке. Изготовив искусственную кровь, он аккуратно разложил халат на подложке, отыскал небольшой шприц и старательно разбрызгал на белую ткань получившуюся багровую жидкость. Застыв перед зеркалом, также хаотично брызнул на правую половину лица, чтобы выглядело так, будто он запачкался в ходе беспощадного кровожадного преступления. Одевшись в халат и поглядев на своё отражение, Слава в самом деле понял, что чувствует себя лучше. Стас решил, что явится на вечеринку в образе куклы Чаки — у него были и длинные рыжие волосы, и похожий разноцветный свитер, а у Славы нашёлся джинсовый комбинезон, который он надевал раза два за всё время. Грим для этого делался на скорую руку, но вышел вполне сносным, тем более, что нужно было лишь нарисовать несколько неровных шрамов на лице. Старались над этим они вдвоём, и было бы больше времени подготовиться — приложили бы больше усилий, чтобы придать порезам рельефности. Конечно, обидно, что не нашлось способа изобразить железные скобы, зашивающие шрамы, иным образом кроме рисунка, но Стаса это вполне устраивало. Как минимум потому, что он наотрез отказался от идеи Славы поломать скрепки от степлера и насадить их на гримировочный клей. Для полноты образа Третьяков заставил Стаса надеть голубые линзы — весьма удачно, что их Слава, с момента покупки, тоже не носил, иначе Стас ни за что бы не согласился примерить их на себя. — Мы выглядим так, будто ты учёный-психопат, убивший свою жену, а я твой сын, которому чуть меньше досталось. — Стас неугомонно крутился возле большого подсвеченного зеркала в прихожей, пока Слава пытался быстренько наделать им совместных фотографий. — Я просто понял, что ты от соседа, потому что рыжий. У меня в роду рыжих не было. — не теряя сконцентрированного на объективе взгляда, ответил Третьяков. — Конечно, я от соседа, блять. Потому что твоим соседом раньше был мой биологический отец, — отметив ироничность ситуации, бросил Стас и устало упёрся ладонями в комод, тем самым согласившись позировать для фото. Он же сто процентов их выложит, не дай бог дурно получиться на фото, которые увидит полмиллиона человек. — Пока его вторая бывшая жена его не выгнала и не заставила меня платить аренду, будь эта сука проклята. Слава бросил короткий курьёзный взгляд на Стаса, и не выдержав, посмеялся. Эту длинную историю он, конечно, слышал, но нынешний краткий пересказ звучал очень уж абсурдно. — Мы идём или нет? — поинтересовался Стас навязчиво. — Подожди, я только нож прихвачу, — сказал Слава и подумал, что вырванная из контекста эта фраза звучала бы крайне забавно. — Такси уже вызвал, но оно ещё не приехало. — Какой нож, Слава? — вздохнул Островский измученно. — Ты же кого-нибудь прирежешь, если не себя. — Можно даже совместить, — воодушевился Третьяков, сделав такое лицо, будто действительно загорелся этой идеей. — После новостей о том, что я лежал в психушке… Хочу, чтобы люди прочитали новости о том, что я кого-то зарезал и вскрылся, и, блять, подумали «мне казалось, что он в конец ебанутый, но всё, оказывается, ещё хуже».

«Мы сейчас неиронично едем на хэллоуинскую вечеринку, которую для меня устроили. Я в костюме. Стас тоже. К тому же, я позвал с собой Катю. Может, я был пьяный, но она красивая. Мирон тоже очень хорошенький. А я блять завтра еду к Лене. Она мне нужна — мне так кажется. Что мне реально нужно, так это выкинуть её из головы любыми способами. У меня есть выбор. Попробую узнать Катю получше. Она выглядит довольно милой, но мы не так много общались. Могу мало чего сказать, кроме того, что очарован её внешностью. Но счесть девушку красивой недостаточно, чтобы позабыть обо всём на свете. Вечеринка. Она меня точно не разочарует. Если кто-нибудь не умрёт по пути на неё. Я подумал, стоит ли мне взять ксанакс и решил, что не надо. Господи, в которого я не верю. Дай мне сил прожить этот день без панических атак и стрёмных выпадений из реальности.»

Как только адрес пришёл в сообщении, Слава примерно понял, куда они едут. Его удивило то, насколько ответственно ребята подошли к организации этого мероприятия. Нераскрытой загадкой для него останется, как возможно уложиться в такие короткие сроки и подговорить на это больше нескольких человек. Они приехали к небезызвестному клубу. Часто здесь проводились концерты каких-то средних исполнителей — зал был небольшим, второй этаж ещё меньше — расположен над баром в виде балкона и вмещает всего несколько столиков. Такие места, конкретно на концертах, обычно продаются с VIP-билетами для желающих посмотреть на выступление, не умирая в сошедшей с ума толпе танцующих и кричащих людей. Слава по привычке зашёл через чёрный ход, полностью игнорируя попытки Стаса воззвать к логике. У парадного сейчас точно никого не было, кроме, может, парочки курящих ребят из списка гостей. — Ты, блять, куда меня притащил, — жаловался Островский, подозрительно оглядев небольшой тесный коридор. — Слава, твою мать. — Не трогай мою мать, — фыркнул Слава и схватил Стаса за руки, прижав его к стене и проронив смешок от просвечивающей на его лице растерянности. — Здесь гримёрка и туалет. Не уверен, что сюда сейчас можно было заходить, но меня никто остановить не попытался и даже дверь не заперта. Мы сейчас выйдем на сцену. — Слав, я не фанат, я бы с тобой просто выпил, — нервно усмехнулся Островский, и услышав, что это, возможно, даже незаконно, лишь больше запереживал. — Не то что бы я всю жизнь мечтал побыть групи. — Прости, но ты уже ею стал. — усмехнулся Третьяков заливисто и переплёл их пальцы вместе, потянув дальше. — Ты выступал здесь? — спросил он вполне очевидно. — Было дело пару лет назад. — кратко бросил Слава, притормозив у ведущей на сцену двери, за которой в единый шум смешивались музыка и голоса. — Они арендовали клуб… Я в ахуе. — размышлял он вслух. — Я тоже. Обычно такие вещи за месяц планируются, даже если говоришь, что у тебя свои звукари и световики. Хотел бы я узнать, как они это провернули. — задумчиво проговорил Слава и распахнул дверь, резво выскочив на сцену. Та почти пустовала — был только диджейский пульт, возле которого стоял Адам в элегантном готическом плаще из красного бархата и чёрного шёлка. Его кожа от лба до видимого участка шеи побелела как снег, на глазах были отливающие винным цветом линзы, а с уголка губ спускалась тонкая струйка «крови». — Слава! — воскликнул Русских бурно, совсем не ожидав, что он появится именно оттуда, откуда появился. — Зараза, умеешь красиво показываться. Третьяков игриво дёрнул плечами и стрельнул своей очаровательной улыбкой, растянув её на все загорелые щёки при виде окружающей обстановки. Всё было сделано на скорую руку, но явно с прилежанием. Зал обтянули зелёными гирляндами, настроили фиолетовый свет — а ведь Слава просто обожал это сочетание цветов. Кое-где даже стояли выпотрошенные тыквы с рожицами, светящимися от брошенных внутрь лампочек или чего-то подобного. Из зала на него обратилось большое количество взглядов, и он беззастенчиво помахал всем, будто собирался прямо сейчас спеть парочку своих песен. — Классный костюм. Стас — это та самая подружка, про которую ты говорил? — наклонившись к Славе, спросил Адам. — Нет, — хохотнул Третьяков и через плечо обернулся на Стаса, который недоумённо поморщился, догадавшись, что они говорят о нём, но не услышав, что именно. — Она сказала, что ей нужно больше времени, чтобы собраться. Ещё не приехала, так что я вас попозже познакомлю. — Ты появился весьма эпично, — сзади как из неоткуда вылез Лера, весь в макияже и в ведьминском колпаке, тоже в какой-то винтажной тёмно-фиолетовой жилетке и нарядных брюках. — Но нам надо бы закрыть эту дверь, если кто-нибудь из гостей попадёт в технические помещения и чего-нибудь по пьяни натворит, нам зад надерут. Кстати, круто выглядишь. — Я всегда так выгляжу, — самодовольно хмыкнул Слава, но тоже похвалил его наряд, пробежавшись по нему оценивающим взглядом. — Бляха, а у кого ключ? Охраны здесь нет сегодня? — Может, тебе ещё ди-джея позвать? — упрекнул его Адам в совершенно безобидной манере. — Мы не успели с этим, да и оно незачем. Тут друзья и их друзья, все, кто смог прийти. Я удивлён, что многие ещё и нашли время принарядиться. — И мы не знаем, у кого из нас ключ, — дополнил Лера беззаботно. — Был вроде у Бажена, но… Сука, где Бажен? Я пойду поищу его. Лера спрыгнул со сцены, и обдаваемый переплетающимися оттенками клубных огней, устремился на поиски искомого. Подходил почти ко всем, спрашивая, куда же Бэби запропастился. И то ли безрезультатно, то ли, напротив, успешно. — Чё вы паритесь? — спросил Стас безразлично. — Поставьте стул к двери и всё. Для пьяных мебель — всегда препятствие. Если я выпью парочку-другую шотов и захочу посмотреть, что находится за этой дверью, моё желание исчезнет вместе с тем, как я наткнусь на сраную ножку стула. Клянусь, это со всеми так работает. — Ты знаком с Палеттом и Антоном Миллсом? — уточнил Адам снисходительно. — Одному сперма в голову бьёт, и он готовый на любые свершения после одного бокала Дом Периньона, второй прёт как танк на текильном топливе и любое препятствие принимает как вызов. — Они оба здесь? — спросил Слава чуть удивлённо. — Разве Палетт не уезжал в Коста-Рику на какое-то реалити? — Я так не думаю, раз уж он здесь, — пожав плечами, ответил Адам. — Походу, его не взяли?.. Или перенесли съёмки, потому что его папочка-продюсер очень хорошо попросил. — Ненавижу поп-звёзд, — фыркнул Стас презрительно и украдкой коснулся Славиного запястья, чтобы обратить внимание на себя и свою следующую реплику. — Бармен разливает, да? Я пойду возьму чего-нибудь выпить и нажрусь, пока ты будешь здесь со всеми здороваться. — Возьми мне Апероль. — попросил Третьяков и доверительно протянул Стасу в руки свою банковскую карточку. — Обожаю тратить чужие деньги. — присвистнул Островский, намекнув, что и свою выпивку будет оплачивать этой же картой. — Ни в чём себе не отказывай, куколка, — бросил Слава ему вслед, сославшись на его образ. — А теперь ты, кровопийца, признавайся, что за аттракцион невиданной щедрости вы здесь устроили. — Ты же не посчитал нужным сказать, что завтра тебя уже в городе не будет. — ухмыльнулся Адам, придуриваясь чересчур драматичной девицей, хотя на самом деле он действительно был немного этим разочарован. — Да вашу душу бога мать, — Слава кратко закатил глаза и недовольно улыбнулся. — Ведёте все себя так, будто вам сказали, что меня завтра хоронят. — Ты любишь исчезать длительными периодами, посчитай хоть раз важным предупредить об этом своих близких, — заговорил Адам куда серьёзнее. — Один Сатана знает, где Славика носит вечно. На сообщения не отвечаем, в разговоре отмалчиваемся, будто ничего не замышляем. Относись я так к тебе, ты бы меня послал и занёс в чёрный список. Адам незначительно потянул пальцем какой-то ползунок на пульте, прибавив звука, так как резко вспомнил, что изначально поднимался на сцену именно за этим. Сегодня у пульта не было хозяина, играл наскоро составленный плейлист с известными песнями, далеко не все из которых относились к тематике мероприятия. Закончив с этой маленькой процедурой, Адам пошёл прочь со сцены и резво зашагал по ступеням, как раз тогда Слава улучил момент, чтобы зацепиться ладонями за его плечи и запрыгнуть на него, обвив ногами мощные бёдра. — Ты драматизируешь. — шепнул Слава ему на ухо, сразу следом звонко и ребячески посмеявшись от того, как Адам вскрикнул от неожиданности и отчаянно попытался удержать их обоих на своих двух. Адам только снисходительно вздохнул с одной-единственной мыслью: «ну как можно злиться на этого взбалмошного мальчишку?». Его ветер в голове ничем не выгнать — каждому известно. Хорошо хоть, что Лера своевременно всем сообщил о Славином отъезде. — Третьяков, ты всё также торчишь после вечеринки в дурке? — весьма остроумно, в ответ на эту его выходку, выкрикнул какой-то парень, которого Слава вообще не припоминал. — Даже не сомневайся, пацан, кем бы ты, блять, ни был. — крикнул он ему, не удостоив того и взглядом, и кто-то на заднем плане даже умудрился посмеяться. — Что у вас происходит, парни? — вылез откуда-то Палетт, одетый в совершенно привычной себе манере — во всём ярком и драном, будто бы и не было при нём никакого особенного образа. — Можно к вам третьим? — Славон! — завопил Антон, подскочив к нему с бутылкой водки в руках. — Внимание всем! Он с ходки откинулся! Слава, не ожидав подобного заявления, резво расхохотался, что сделал и Адам, всё ещё таскающий его на своей спине. Ещё смешнее было то, что нашлись и те, кто поверил. Объяснять шутку никому никто не стал, и от этого лишь пуще разрасталась интрига напополам с хохотом. Слава чувствовал себя великолепно и был бесконечно счастлив, такого подъёма настроения, искреннего, без каких-то веществ или алкоголя, у него не было давно. Вокруг всё мерцало, переливалось, гремела музыка, общались, пили и танцевали люди в костюмах. Спустившись с Адама, спина которого, по его словам, начала трещать, Слава принялся здороваться со всеми знакомыми и оказался затянут в попойку. Ему в руки впихнули стакан, и не успел он сделать нескольких глотков, как появился Стас с заказанной Аперолью. Таким образом, у Славы в руках оказалось два стакана, от одного из которых нужно было побыстрее избавиться. Иначе он даже никак не сможет взять спрятанный в рюкзаке Стаса окроплённый «кровью» нож. Слава его всё-таки прихватил с собой, заявив, что это будет нужно для красивых хэллоуинских фотографий, которых он тоже не лишится, раз уж не лишился и празднования. Какое-то время он общался со всеми подряд, позировал для историй, пил и смеялся. Какое-то время выслушивал жалобы от своих парней, которые также, как и Адам, норовили высказаться насчёт утаённой поездки. Даже Федя вставил свои пять копеек, правда его претензия, — «Как ты мог лишить меня такого счастья? Счастья узнать, что ты съёбываешь!», — была несколько своеобразной, но, так или иначе, тоже прозвучала. Чуть позже приехала Катя. Слава ждал её, поэтому периодически проверял телефон — параллельно ставил реакции на истории, в которых его отметили, какую-то совсем крошечную их часть, особенно яркие и удачные, репостил к себе. Её сообщение он не пропустил, и как только она написала, что подъезжает, Слава вышел её встретить. На этот раз через основную дверь, миновав гардероб, о существовании которого напрочь забыл. Люди побросали здесь свои куртки, а Слава её с собой даже не брал, боясь испортить вид костюма. Хотя, конечно, всего лишь надеть куртку было бы менее губительно для костюма, чем танцевать и прыгать на людей, но это никакого значения не имеет. Слава остановился возле входа и воспользовался возможностью покурить. Сделал пару затяжек и уже увидел, как неподалёку тормозит машина с указанным в приложении номером. Дверь открылась, и из салона вылезла Катя. Их разделяло метров пять, и Слава сразу же пробежался внимательным взглядом по её наряду. Чёрные лакированные ботиночки чуть ниже колена, на высокой неровной подошве и с аккуратными ремешками, колготки в мелкую сетку и короткое белое платье с воздушной юбкой и пышными рукавами. Безупречная укладка, яркий детализованный макияж — его Слава рассмотрел уже тогда, когда она подошла поближе. — Привет, малышка, — улыбнулся ей Слава и кратко приобнял за лопатки, уже собираясь отстраниться, когда она крепко притянула его к себе за шею. Это показалось невыносимо милым, и Третьяков улыбнулся ещё шире, позволив своей ладони скользнуть по её спине. — Потрясающе выглядишь. — Я долго думала над костюмом, в итоге пришла без него, — посмеялась Катя, бессознательно заправив за ухо прядь волос от смущения. — Но я обычно так не одеваюсь. — Жаль, — беззлобно бросил Слава и хрипло посмеялся вместе с ней, приложив к губам пальцы, держащие сигарету. — Не страшно, что я курю? — Да нет, — ответила она застенчиво. — Я тоже иногда курю. А ты… Правда оплатил мне такси. — Я не должен был? — чуть удивлённо переспросил Слава и вскинул брови, действительно не ожидав, что кто-то в этом мире может обратить внимание на это. — Если ты любишь неприятные сюрпризы, то отправляя тебя домой, я поставлю оплату наличными. — Это будет справедливо, хоть и не очень вежливо. — ответила она ему, накидывая на плечи чёрную дутую куртку, которая была у неё в руках, пока она ехала в тёплой машине. Увидев это, Слава торопливо сделал пару крепких тяг и выкинул недокуренную сигарету в урну, предложив Кате зайти наконец-то внутрь. Курточку у неё он галантно забрал и повесил в гардеробе к прочим. — Выглядит так… Впечатляюще, — не смогла не отметить Лебедева, когда перед её тёмно-серыми глазами нарисовалось всё величие запоздалого хэллоуинского празднования. — Я бы не подумала, что в этом будет участвовать так много людей. — Поэтому я люблю их. Почти всех, — усмехнулся Слава, пытаясь отыскать в толпе рыжую макушку. — Не хочешь выпить? Или, может, ты голодная? Уверен, здесь есть какие-нибудь закуски. — Нет, я не голодна. Но не отказалась бы от коктейля. — Катя мягко улыбнулась пухлыми губами, и Слава, учтиво кивнув, за руку потянул её к барной стойке. Бар был обтянул зелёными гирляндами поверх привычной красной подсветки, бармен в ведьминском колпаке, который на него нацепил кто-то из гостей для пущей атмосферы, качался в такт музыке и как мог выделывал всяческие пируэты с бутылками на глазах у весёлых девчонок. В компании этих девчонок Слава заметил знакомое лицо. Бажен уже успел хорошо выпить и сразу полез к Третьякову обниматься, нахваливая его костюм. — Солнышко, наконец-то нас судьба связала, — протянул Бажен пьяно, заставив Славу испытать глубокую растерянность. — Я думал, какова длина отмеренной для нас разлуки и… В порывах скуки забывался в янтаре налитого мне коньяку. — Ты — мёртвый поэт? — догадался Слава не сразу и широко улыбнулся, подивившись тому, насколько Образцов готов вживаться в роль. На нём был сюртук, пышная рубашка и цилиндрическая шляпа с пером. Это было вполне ожидаемо, и Слава даже увидел перед глазами, как Бажен выпрашивает у своих друзей из театра что-нибудь из реквизита для неожиданного празднования. — Мёртвый поэт, с честью и достоинством погибший на дуэли за даму своего сердца, — пояснил Бажен развернуто и тепло улыбнулся тому, что его образ частично разгадали. — Я даже не побрезговал напиться, хотя, солнышко, ты прекрасно знаешь, что я не пью. Чего не сделаешь ради… Ради искусства, да. — Однозначно, — хохотнул Слава, постаравшись выказать максимальную гордость такой жертвенности. — Тебя Лера искал. Нашёл? — Вестимо, — пьяно кивнул Бажен, ненарочно плеснув содержимое своего стакана на барную стойку и тут же расплывшись в извинениях перед барменом. — Простите, пожалуйста. Я не хотел. Мне так неловко… — Успокойся, брат, отдыхай, — весело и бодро зарядил бармен, с ловкостью высушив стойку заготовленной тряпочкой. — Чего-нибудь для Вас и Вашей прекрасной дамы? — Да, апероль, пожалуйста, — Слава в ожидании посмотрел на Катю, приглашая её сесть на свободный стул, чтобы он смог спокойно встать рядом. — Что ты будешь? — То же самое, — бросила Катя бармену, улыбнувшись его приветливому лицу. — Познакомишь меня со своим другом? — Конечно, — Слава вытянул руку, поправив волосы, и дёрнул Бажена за плечо, чтобы тот немного пришёл в себя и собрал в кучу хмельные мысли. — Бэби, это Катя, моя очаровательная леди. Катя, это Бажен, поэт с тонкой душевной организацией и просто очень хороший человек. — Приятно познакомиться, — икнул Бажен и стушёвано прикрыл рот рукой, потянув на себя Славу другой. — Солнышко, я так люблю тебя. Буду по тебе очень скучать. — Твою мать, Бэби. Прекратите, конец света завтра не наступит, — буркнул Слава раздражённо, но увидев, как сильно Образцов тому расстроился, вынужденно смягчился и похлопал его по плечу. — Я тоже тебя люблю, братик. — С ним всё в порядке? — тихо спросила Катя, наклонившись к Славе, и сделала небольшой глоток из только что поставленного перед ней бокала. — Пока что да, — кивнул Слава улыбчиво и тоже забрал свой напиток. — Он просто обычно не пьёт. Мне надо уехать на пару дней, но друзья провожают меня так, будто я уже оформил ипотеку на другом континенте и женился там на беременной женщине. — Значит, они тебя очень любят, — хихикнула Катя и внимательно засмотрелась на шею Славы, скользнув по ней кончиками пальцев. — Откуда засосы? — Блять, их теперь несколько? — искренне удивился Слава и широко распахнул глаза, когда темноволосая утвердительно кивнула. — Плойкой обжёгся. — Звучит правдоподобно. — она делано прищурилась и коротко посмеялась, зарывшись ладонью в его тёмные волосы. Слава хитро улыбнулся и прикрыл глаза, наслаждаясь мягкими поглаживаниями и горьким вкусом апероли на кончике языка. Он не сразу вспомнил о том, что днём позволил Мирону очень много, но когда в голове всплыли кадры их близости, всё встало на свои места. Что ж, можно собрать на себе ещё парочку засосов от разных людей, и получится целая коллекция, которой не стыдно будет похвастаться. — Хочешь потанцевать? — предложил Слава, когда за разговорами растаяло несколько бокалов. — Я уже думала, ты не предложишь, — кокетливо улыбнулась Катя, с готовностью слезая со стула. — Пойдём. Она первая взяла его за руку и потянула вглубь танцпола. Слава был изрядно выпившим, хотя бы потому, что до трёх или четырёх коктейлей он залпом выпил стакан чего-то совершенно непонятного, но очевидно очень крепкого. В последние полгода это становилось традицией — всякий раз, когда они виделись, Антон прикладывал все усилия к тому, чтобы Слава напивался в щи. В мире Антона Миллса трезвости не существовало даже как сказки или вымысла, поэтому все вокруг него обязаны были пить много и с удовольствием. На танцполе тела рисовались в ярких блесках клубных огней, и Слава с большим удовольствием отдавался музыке, он был рассредоточен и не думал ни о чём кроме развязных танцев. Ему хотелось двигаться в такт музыки и ловить расслабленным взглядом плавные движения её красивой фигуры. Катя двигалась хорошо, наблюдать за ней было приятно, и Слава всё время стремился быть поближе. Можно было назвать искусством то, как на её лицо ложились цветные блики, то, как многие смотрели на них двоих — Славе это было привычно, его много кто знал, и было крайне сложно избежать пристального внимания. Неподалёку скакал Палетт со своей девчонкой, чёрт вообще знает, кто она была такая, Слава подумал только о том, что тоже весьма симпатичная. — Эй, Слава, — его настиг Антон, едва не уронившись на пол под всем количеством выпитого. — Поехали через пару часов кататься по городу на моём кабрике? — Не поздновато ездить без крыши? — громко крикнул Слава, пытаясь пересилить крики музыки. — Мы всю жизнь без крыши, если ты понимаешь, о чём я, — раскатисто посмеялся Антон, показав на свою голову с намёком на то, что в ней есть явные проблемы. — Боишься замёрзнуть, дорогуша? — Вот ещё, блять, — Слава споткнулся об его ноги и зацепился за чужие плечи, пьяно расхохотавшись. — Погнали. Новая тачка? — Ну как, прикупил, пока ты в дурке лежал, — ему в ухо зарядил Миллс. — Хотел, чтобы она хотя бы пару дней постояла не разбитая вдребезги.

«Это была лучшая ночь перед отъездом в Америку. Столько впечатлений после долгого заточения в новинку. Я пьяный как блять турецкая сабля и мне так хорошо. Только вернулся домой, время пять. Хоть бы бухим не проснуться. Не помню даже, сколько я выпил. Пацаны реально лучшие, собрали столько народу. На вечеринке увидел много знакомых. Пообщался с Катей, она милая. Клуб с музыкой и алкоголем — не лучшее место, чтобы узнать друг друга получше, но нам есть о чём пообщаться, это здорово. Отправил под утро её и Стаса домой, чуть не забыл у него свою карточку. Мы с ним почти весь вечер не виделись, я его нашёл ужратого в сопли в компании каких-то миловидных мальчиков. Немного удивился, буду ему припоминать его пьяные развратные танцы, потому что я их даже заснял. Потом поехали кататься с Пашей Палеттом и Миллсом по городу, чуть с моста не вылетели. Неудивительно, в машине не было никого, кто влил бы в себя меньше литра алкоголя. Я люблю такие дни ужасно просто.»