Яркие краски

«По итогам дня. В Марчеллисе очень вкусная еда. Не помню, был ли там до сегодняшнего дня. Я встретился с Соддой в центре практически случайно. Поехал прогуляться один и выложил историю в инстаграм, а он ответил, что находится недалеко и предложил пересечься на часик. Оплатил весь счёт, чувствую себя куртизанкой. Но приятно. Паста и пицца там — высший пилотаж. Будто реально итальянцы готовили.»

За окном стоял спокойный вечер. Снегопад бродил по Санкт-Петербургу уже несколько дней и оставил за собой высокие сугробы, но сейчас на улице было тихо. Тем не менее, погода не располагала к прогулке: температура на градуснике опускалась всё ниже, достигнув отметки в минус десять градусов. В светлой квартире было тепло и уютно, летал запах ванильных ароматических палочек. Развалившись на мягком пледе, в компании навала подушек, Слава скучающе следил за японским мультиком, что транслировался на стене через проектор, и равномерно повествовал о волнующих событиях. — …Он почти до вечера пролежал глазами в потолок. Во-первых, его никак не отпускало похмелье. Я дал ему обезбол и еле уговорил перелечь в кровать с дивана. Во-вторых… Мой принцип говорить только правду и ничего кроме правды из раза в раз делает мне сердечную боль, — пустым тоном делился Третьяков, даже не глядя на собеседников, которые не смели прерывать его, погрузившись в собственное сожаление. — Бэби мне не чужой, и я знаю, насколько он ранимый человек. У него всегда на лице написаны все эмоции, и это немного… Сбивает с толку. Он был жутко разбит, когда услышал, что те парни намеревались накачать его кислотой и повеселиться за счёт этого. — Когда я услышал, что без мордобоя не обошлось, я не думал, что всё вышло настолько паршиво, — глубинно задетый чутким рассказом Славы, Лера поджал губы и покрепче обнял плюшевого медведя, подаренного ему Ефимом на год отношений. — Вот же чёртовы уроды. Бажен вообще знал, что половина его группы долбит как дышит? — Не знал, — тяжко вздохнув, ответил Слава. — Для него было большой новостью, что Ксюша что-то употребляет. На празднике это особо не афишировалось. Наркотики были, но не лежали на столе большой кучей для всех желающих, как это бывает там, где я тусуюсь. Болты и жвачки я видел, но не придавал этому значения и не поднимал эту тему. Подумал: «хотят — пускай нюхают, наоборот хорошо, что не устраивают из этого шоу». — Дерьмо, — кратко откомментировал Демьян, почесав затылок. — Я не осуждаю, сам же иногда балуюсь. Но мне никогда не понять людей, которые пытаются привлечь к этому кого-то, особенно вот так, втихую. — Вот именно это и знак звенящего долбоебизма, — безоговорочно согласился Слава. — Ещё и смешивать это с большим количеством алкоголя. Да у человека, который в первый раз пробует, может попросту сердце встать на ровном месте. Хорошо, что я это чудодейственное зелье выпил, моему организму уже ничего не страшно. А для Бажена всё могло очень печально кончиться. — Это он просто напился, — активно поддержал Лера. — И ему уже весь день плохо было. А вместе с веществами… — Этот ебанжа сказочный пытался меня убедить, что они ему так вечер скрасить хотели. Знаешь, чтобы он, якобы, раскрепостился и повеселился, — с явным осуждением пересказывал Слава. — Психоделики, мать его, чтобы повеселился. Не знаю, что они там курят. Но они должны знать, что наркота однозначно поддаётся теории Шредингера. Вероятность под ней загнаться легендарно подскакивает, тем более у человека, который ничего не употребляет и вдруг понял, что его начало крыть. Особенно если это такая сильная дрянь, как марки — Бэби с ума начал бы сходить. — Да пиздят они как дышат, — очевидно заявил Патронов. — Именно этого они и хотели. Чтобы ему стало плохо. Они знали, что весело ему не будет. Только не знаю, как это могло их порадовать. Что за животные смеются с того, что кому-то плохо… — Ясное дело, — на выдохе подтвердил Слава. — Я не первый день живу, Лера. И я понял, чего они добивались. Но прикрывались они как могли своими пизда слабыми аргументами. Я одного затылком об стену приложил, второму в ебальник плюнул. Девчонок трогать не стал, хотя очень хотелось. Чёртовы авантюристы. — Всё-таки, как чувствовал Бэби, — заметил Лера чутко. — Что попросил кого-нибудь с ним поехать. А я ещё думал: «ну что ему там сделают?». Хорошо, что ты с ним был. Он собирался сказать что-то ещё, но его мысль прервал телефонный звонок. Извинившись и осведомив своих гостей, что это по работе, Лера соскочил с постели и подобрал с рабочего стола телефон, после чего скрылся за дверью, что вела в зал. Слава с Демьяном остались в тишине, которую нарушали только шуршание пачки чипсов и голоса русскоязычной озвучки играющего на заднем плане аниме. Лера вернулся буквально через минуту. — Антон приедет! — огласил он радостно, моментально собрав на себе взгляды всех немногих присутствующих. — Класс, наши внуки будут счастливы. — пошутил Слава, сославшись на то, что ждать Миллса, скорее всего, придётся долго. — Ну только не надо, не такой уж он нерасторопный, — быстро оправдал его Лера. — Досюда ему не так далеко, сейчас сядет в свой сияющий Порш и как по ветру домчит. — Хорошо вам, — вклинился Демьян, не переставая шуршать чипсами со своим любимым грибным вкусом. — До Крестовского ему в самом деле недалеко из своего пригорода, а я вот этого молодого чемодана последний раз видел то ли на крещение Руси, то ли вообще до нашей эры. А вот уже и не вспомню. — Ладно вам, недовольным, вот приедет, всё ему и выскажете. — лучезарно заулыбался Лера. — Ага. Главное, чтобы он «милую» пижаму не забыл, а то Демьян его на порог не впустит и будем с ним на лестнице сидеть, — бросив короткий взгляд на Волькова, отшутился Слава. — И вообще, тебе же вроде по работе звонили, каким боком на том конце провода Антон появился? Или он там с моделями зажигает? — Он мне сразу после директора набрал, — объяснился Патронов. — Я только успел вызов сбросить, как Тоша позвонил и предложил увидеться. Про пижаму я ему сказал, если что. Он правда меня нахуй послал «с моими пидорскими приколами», но думаю, он возьмёт своё кигуруми с Пикачу, они у нас парные. Лера в доказательство своих слов окинул ладонями жёлтый костюмчик покемона, что был на нём. Буквально в тот же момент раздался звонок в домофон, заставивший всех испуганно дёрнуться и обернуться в сторону двери, ведущей в зал. — Действительно, долго он ехал… — растерянно прокомментировал Демьян. — Это, наверное, доставка роллов, — догадался Лера, сползая с кровати, на которую только успел сесть. — Погодите, я открою. Лера бодро направился в коридор, ответил на домофон и отпёр входную дверь, застыв в ожидании. С лестничной клетки подуло холодом, и он немного поёжился, направив взгляд в сторону лифта. Через минуту он распахнулся, и оттуда вышла молодая девушка со снятой с плеча сумкой для доставки еды. Патронов доброжелательно улыбнулся и поздоровался, ожидая свой заказ, когда она широко распахнула глаза и в удивлении раскрыла тонкие губы. — Добрый ве… Ты же Лера Дрим! — воскликнула она и выронила из рук сумку, которую сразу же судорожно подхватила. — Эм… Нет, вы меня с кем-то путаете. — растерянно бросил Лера, почему-то испугавшись. — Шутишь?! Я покупаю все печатные журналы, для которых ты снимаешься, чтобы вешать себе плакаты на стену! — кажется, напрочь позабыв о своей работе, заявила она. — И я была на твоём концерте в сентябре! — Нет, мы, наверное, просто похожи, — продолжил Патронов, меньше всего желавший, чтобы кто-нибудь из ярых поклонник знал, где он живёт. — Я не знаю, про кого вы говорите. Можно я просто заберу свои роллы и… — Слава Рестинпис! Господи, я, наверное, сплю! — вскрикнула доставщица почти истерически. Лера быстро обернулся и увидел выглянувшего в коридор Славу, которого едва можно было заметить за дверным косяком. — Блять. — оторопело брякнул Слава и тут же скрылся за стеной, из-за которой и показался. — Предатель! Голову тебе откручу! — гаркнул ему Лера и повернулся обратно к доставщице, заговорив куда тише, но с той же экспрессией. — Девушка, могу я просто забрать свой заказ? — Конечно-конечно, извини, — она засуетилась, неуклюже раскрывая сумку. — У вас тут посиделки? А Ефим тоже с вами? Чья это квартира? Твоя, Славы или Ефима? — Спасибо. — скомкано бросил Патронов, как только в его руках оказался пакет с роллами, и в панике захлопнул дверь, обескураженно выдохнув. — Пиздец, — небрежно опустив пакет с едой на стол, подытожил Лера. — Это трагедия. Третьяков, если ко мне завтра начнут ломиться полчища восторженных поклонниц, мы с тобой поменяемся квартирами, и ты сам будешь с этим разбираться. — Как будто мне было недостаточно девушки, которая потеряла сознание и упала мне в руки, встретив меня в продуктовом магазине, — травмировано припомнил Слава. — Иногда меня реально пугает тот факт, что кто-то может быть настолько озабочен чужой личностью. — Нечего было щеголять в кожанке на голое тело, я бы на месте той девчонки тоже упал в обморок с надеждой, что ты меня поймаешь. — отчитал его Лера, принявшись развязывать пакет. — А если бы не поймал? Она бы себе затылок о прилавок расшибла, — плюнул Третьяков с осуждением. — Надо как-то в руках себя держать, а не рассчитывать, что это сделает кто-то другой. — Было бы мило, если бы вы так познакомились и начали бы встречаться, — придумал Демьян, хихикая, и в голодном ожидании покосился на пластиковые контейнеры, которые Лера благополучно транспортировал на белую прикроватную тумбочку. — Потом женились бы и рассказывали детям эту историю на вопрос «мам, пап, а как вы познакомились?». — Вот только этого не хватало, — торопливо открестился Слава и взял из рук Леры запакованные палочки. — Ну а что… — пихнув в рот суши с лососем и торопливо прожевав, заговорил Патронов. — В семье всё должно быть поровну: муж в кокаиновой коме, жена в шоковом обмороке. — Кокаиновая кома, я блюю с балкона, — запел Демьян, вспомнив один из треков Славы. — Меня стошнило колой, эй, меня стошнило кровью! Подавись своей любовью, мне уже не больно… Уничтожил всё, что было между нами. Я кормлю своих собак разбитыми сердцами! — Так за душу взяло, аж монетку кинуть захотелось, — усмехнулся Третьяков, приноровившись палочками к роллу Филадельфия. — Это что-то из классической литературы? Кто автор? — Ой, уже не вспомню. Точно поэт девятнадцатого века какой-нибудь. — подыграл ему Демьян. — Третьяковский, ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают! — забалаганил Лера, сделав отсылку на цитату известного поэта. — Мои стихи не печка, не море и не чума! — сразу распознав эту отсылку, отозвался Слава. — Вообще, мне так кажется, вы зря переживаете за фанаток, — почему-то решив вернуться к этой теме, заговорил Демьян. — Здесь же консьерж круглосуточно дежурит, я сам еле прошёл. — Если так подумать, — подключился Слава. — Моя квартира вместе с ремонтом встала мне примерно в десять миллионов, может, чуть подороже. Твоя квартира, Лер, стоит ровно в пять раз больше без учёта ремонта. Я буду совсем не против поменяться и переехать в квартиру с панорамными окнами, выходящими на берег Невки. Даже если фанатки будут под ковриком у входной двери прятаться и пугать меня. Они распаковали все коробочки с роллами, и перебивая аппетит разговорами, приступили к трапезе. Лера настоятельно попросил всех постараться не запачкать его белое покрывало, хотя сам предложил поесть в комнате. Собственно, в этом был весь Лера. Через какое-то время раздался новый звонок в домофон, который, в свете последних событий, всех несколько насторожил. На этот раз в гости наведался Антон, потому Демьян со Славой тоже вышли в коридор, чтобы самолично встретить его крашенную макушку в капюшоне. Лера попросил их подождать и поспешил спуститься в холл, чтобы его пропустили. — Здарова, ублюдки! — завопил Антон торжественно, не успев даже порог перешагнуть, за что Лера тут же на него цыкнул, чтобы не пугал соседей. — Подумать только, собственной персоной Антон Миллс! — живо воскликнул Демьян, завидев знакомую фигуру со звенящим рюкзаком за спиной. — А в рюкзачке у нас что? Чайный сервиз? Демьян после долгой разлуки сразу набросился на него с объятиями, не дав Славе нормально с ним поздороваться. Но Слава, в целом, готов был поздороваться и с несколькими литрами алкоголя, которые шумели в рюкзаке Антона. Подхватив его в руки, Слава понёс всё это добро на кухню, едва не запнувшись о подиум, на котором она размещалась. — Э, не разбей! — прилетело ему от Антона ровно в тот момент, когда Слава чуть не уронил рюкзак, оказавшийся куда тяжелее, чем можно было подумать. — За бухло будет обиднее, чем за машину! С окна полетишь прямо в речку! Услышал меня? Третьяков ему ничего не ответил, только пропустил короткий смешок, представляя себя, эпически летящим с террасы в заледеневшую Невку. Он успешно водрузил рюкзак на стол и сразу расстегнул его с таким видом, будто содержимое предназначалось ему одному. На стол было выставлено пять бутылок: вечеринка пополнилась кофейным ликёром, купажированным виски, двумя литрами коньяка и толстой баклажкой вишнёвого пива. Третьяков осмотрел это всё с явным уважением к Антону, и никого не дожидаясь, раскрыл бутылку ликёра. — Как не увижу тебя, всё бухаешь, — хлопнув Славу по плечу так, что тот аж подавился только сделанным из горлышка глотком, Антон изобразил такой вид, будто впервые видел всё то, что сам же принёс. — Не слишком мощно будет это всё в твою нежную мордашку? — Может, дело в том, что ты каждый раз целый ликёроводочный завод с собой привозишь, когда приезжаешь? — поставив руки в боки, спросил Патронов. — Тош, скажи, я тебя сразу предупредил, что нас сегодня будет только четверо? Если ты думаешь, что я позволю вызвать проституток, то ты ошибаешься! — Вель, ну что ты капризничаешь, — добродушно протянул Антон, вытащив из заметно опустевшего рюкзака упаковку шоколадных конфет. — А это я тебе лично взял. Они с коньяком. — Будто его у нас мало, — фыркнул Лера, сославшись на две литровые бутылки упомянутого алкоголя, но от конфет не отказался. — Знаешь же, чем брать меня, зараза. Но проституток всё равно не будет. — Да бля, — разочарованно произнёс Миллс. — Отдай тогда конфеты мне обратно! Я к нему со всей любовью, а он мне в душу гадит. — Щас тебе, — Лера ловко увернулся от Антона, который шуточно попытался отобрать у него свой подарок, и отскочил в другой конец кухни, крепко прижав к себе конфеты. — У бомжа отсоси, потом поговорим о том, как ты меня любишь. — А Ефим эту проверку тоже проходил? — деловито поинтересовался Антон, и оставив попытки вернуть себе конфеты, открыл бутылку коньяка. — Ефим мне квартиру купил, с него пока что хватит, — зашуршав упаковкой, изрёк Патронов. — А это для тебя специальное предложение. И как соберёшься, мусор с собой захвати. — Слава, собирайся, — махнув рукой, бросил Миллс. — Тебя попросили до дома проводить. — Я сейчас тебя до травмпункта провожу. — пообещал Слава, наполнив свой стакан ликёром. — Весёлая будет ночка, — заряжено присвистнул Демьян, взявший на себя обязательство перетащить роллы на кухню. — Что уже случилось? Лер, почему Слава угрожает Антону? — Потому что бешеный, — вместо Леры ответил Антон. — Опа, Филадельфия и суши с угрём… Он гаденько потёр ладони, готовый наброситься на суши как лис на куропатку, но Демьян строго перегородил ему дорогу. — Молодой человек, роллы едят только те, кто соблюдает дресс-код! — Вот же зараза. Я думал, забудете… Ладно, пойду переоденусь. — недовольно фыркнул Антон, и подхватив рюкзак, на дне которого спряталось жёлтое пижамное пятно, побрёл в комнату. Создавалось впечатление, будто алкоголь он покупал только для себя. По крайней мере, Антон так заявил, когда заметил, что уже в третий раз наполняет свой стакан, пока все его неудавшиеся собутыльники первый допить не могут. В самом деле, он попал в компанию практически непьющих людей. Тех самых людей, которые редко отказывались от предложения выпить, но пили так, будто забирая стакан услышали: «кто первый допьёт — тот гей». Впрочем, при таком раскладе, наличие Леры в этом конкурсе было несколько странным, но если бы это действительно было соревнование, он бы точно постарался не допить первым. Просто чтобы остальным совестно стало. — Вот вам, местным, хорошо, — обращался Антон к Демьяну, раскачивая остатки коньяка в стакане. — Не, ничё не говорю. Благовещенск — зачётный город, в Китай вон можно кататься. Но одиннадцать часов до Питера на самолёте… — Почему ты переехать решил? — поинтересовался Демьян. — Я вон понимаю, почему Лера из Саратова смотался в ужасе. Но Благовещенск, считай, музей. — Ну получилось так, — Антон лишь пожал плечами и сильно глотнул коньяка. — У меня тётка померла какая-то троюродная, оставила матери хатку на Кировском заводе. Мне уже почти двадцарик был, а они третьего малого нахуевертили, и меня пора было куда-нибудь сбагрить из нашей однушки. Сначала продать думали. Потом передумали. Собрали мне котомку с хлебушком и Дошираком, посадили в поезд и сказали: «ну, Антошка, давай, жги. Всего шесть суток в плацкарте с орущим пиздюком, и ты будешь готов покорять северную столицу. А в твою кровать мы пузожителя поселим, как вылезет, так что не вздумай даже возвращаться». — Думается мне, — начал Лера неторопливо, отложив в сторону телефон, в который залипал последние пару минут. — Если бы я жил с родителями, меня бы также выставили. Только без квартиры от троюродной тёти. Иногда мне кажется, что моя жизнь подозрительно смахивает на историю Золушки. Засыпая в хрущёвке на окраине Саратова, я был уверен, что никогда не проснусь в жилом комплексе премиум-класса в Санкт-Петербурге. Мне казалось, что я всю жизнь проведу в трущобах. — Где ты жил, когда приехал сюда? — спросил Слава, вдруг осознав, что никогда не задавался этим вопросом. — Ну знаешь… В отеле, — чуть наклонив голову и забрав за ухо прядь волос, ответил Лера. — За чужой счёт. — Если агентство приглашает модель на работу, то оно обязано оплатить расходы на дорогу, проживание и питание, — напомнил Демьян между делом. — Даже в том случае, если у модели ещё нет портфолио и имени. — Ну это само собой, — кивнул Антон полностью согласно. — Но меня всё ещё удивляет, что бывает такое чудо, что какого-то левого чела вытаскивают в люди. Я сам на себе это ощутил. Первое время в Питере мне приходилось неистово пахать на всевозможных подработках, чтобы сводить концы с концами, а потом мой трек резко стрельнул, и я охуел от того, как хорошо могу жить, особенно не напрягаясь. — В твоём случае… Это немного иное. А для крупных компаний вроде ведущего модельного агентства это называется инвестиции, — пояснил Демьян, лениво от сытости цепляя палочками имбирь с плошки с суши. — Они понимают, что вкладывают деньги в свою будущую прибыль. Кроме того, существует система кредитов, когда обучение и проживание модели оплачивается в долг, который потом вычитается из зарплаты. — Всё равно, — покачав головой, растянул Миллс. — Вдруг модель не будет востребована? Ну типа, быть хорошенькой недостаточно. Тем более, красота — очень субъективная вещь. — Вместе с внешностью высоко ценится профессионализм. — отметил Лера важно, клацая ногтями по экрану телефона. — Вот именно, — акцентировал Антон. — Если модель красивая, но бестолковая, что вдруг становится ясно в процессе обучения, то что тогда? Как она кредит-то будет выплачивать, если она… Не знаю… Что там вы, куклы, плохого можете сделать. Короче, если видно, что не прокатит. — Меня это не коснулось, — пожав плечами, ответил Лера. — Я видел, что не все доходят до конца обучения. Агентство гарантирует контракты только при условии, что им это выгодно. Я для себя сразу решил: мне дали шанс выйти в люди, и я его не упущу. Я порву себя на части, но покажу, что достоин места среди выпускников модельной школы. — Это двоякая вещь, — рассудительно произнёс Демьян. — У профессионалов глаз намётан не только на хорошенькое лицо, но и на потенциал. Это реально волшебный шанс показать себя. А если не получится, то уже не их проблемы, как деньги будут возвращаться. — Я понимаю, что система жёсткая, но я был очень сильно удивлён обстоятельствами. Теперь понимаю, почему нужно придерживаться манифеста: «мечтай и следуй за мечтой», — кратко улыбнулся Лера и сделал крошечный глоток из своего стакана с ликёром, приготовившись к длинному ностальгическому рассказу. — У меня настолько не было денег, что я не мог съехать даже от бабушки с дедушкой. Я помню, как нашёл айфон на улице. Тогда на них ещё не было функции «найти айфон», поэтому я знал, что он точно не вернётся к владельцу, если я вытащу сим-карту. А мне сильно нравилось делать фотографии в Инстаграм, и на этом айфоне была очень хорошая для того времени камера, поэтому я попросил свою совесть заткнуться и оставил этот телефон себе. Я очень старался над каждой новой фотографией: подбирал красивые места, ракурсы, фильтры, хэштеги, потому что тогда ставить хэштеги ещё не было зашкварно. И на меня подписывались незнакомые люди из разных городов, у меня было около тысячи подписчиков. Когда мой Инстаграм нашли одноклассники, я стал поразительно часто получать по лицу и слышать: «посмотрим, как ты теперь своё смазливое ебало будешь в Инсту фоткать, педик»… — Об этом ты не рассказывал, — удивлённо распахнув глаза, выронил Демьян и даже не заметил, как невежливо перебил рассказ Патронова. — Реально есть люди, которые готовы избить за фотографии в Инстаграме? — Много, — усмехнулся Лера с потрясающей беззаботностью и вдруг повёл историю в немного другую сторону. — Но, наверное, дело было не только в этом. Незадолго до того, может, за пару лет… Да, наверное, даже поменьше. Я устроился посудомойщиком в кафе, где познакомился с мальчиком, что был там баристой. Ну, он был постарше меня на пару лет и в целом был из более благополучной семьи, из более хорошего окружения. Мы сразу подружились и через пару месяцев начали встречаться, он очень мне нравился, и я… Не знаю, не видел в этом ничего плохого, хотя понимал, что нужно постараться, чтобы никто из моего сраного окружения об этом не узнал. Но они, конечно, узнали. Точнее, узнал мой брат. И всем рассказал, что я, мол, позорище, петух и всё такое. С тех пор мне очень дерьмово было, любое действие с моей стороны они расценивали как гейское и видели в этом повод надавать мне по щам. А я чаще всего ответить даже не мог, потому что меня пиздили сразу толпой, во главе которой нередко был мой братец любимый. — Животные, — вздохнул Антон тяжко. — Сколько ты бы мне об этом ни рассказывал, я каждый раз буду в ахуе как в первый. — Согласен, — поддержал его Слава, перебирая пальцами палочку для суши. — Пиздить гомофобов мне нравится даже больше, чем пиздить сексистов и женоненавистников. Закомплексованные сучки, мать его. — Как бы там ни было, — с легкостью продолжил Лера. — Я расстался с Лёшей, так его звали, и стал бояться даже смотреть на парней слишком долго. И Инстаграм я тоже забросил. Не стал удалять фотографии, пытаясь убедить себя в том, что я не окончательно под этих уродов прогнулся, но выкладывать новые перестал. И вот мне… Написали. Я сначала даже подумал, что это шутка какая-то, но мне реально написал представитель агентства, случайно наткнувшийся на мой профиль, и предложил мне пройти бесплатное обучение в модельной школе. Он сказал, что агентство берёт на себя все расходы, делает мне портфолио и гарантирует работу при успешном завершении обучения. Конечно же, я сорвался, не задумываясь, учитывая, что с меня не взяли ни копейки — терять мне было совершенно нечего. Я помню, как вышел с вокзала, а передо мной огромный Питер, вывеска «Город-герой Ленинград» во всю стену красивейшего здания, и мне тогда показалось, что я сплю, потому что не может быть всё так хорошо после всего, что со мной было. — Ты это заслужил, — поспешил уверить Вольков. — Я сразу сказал твоим кураторам, что мне очень приятно с тобой работать. У тебя был хороший багаж любительского опыта и природная очаровательность, которая проявлялась не только чертами лица, но и харизмой. Пока некоторые новобранцы агентства выжимали из себя всё и выглядели в объективе нелепо, несмотря на красивое лицо, ты вёл себя в кадре до того естественно, что будто бы окружающая обстановка подстраивалась под тебя, а не наоборот. Может, для тебя это не казалось очевидным, но взглядом специалиста модной сферы сразу было понятно, что тебе путь прямиком по красной ковровой дорожке на подиум и во все модные журналы. — Какие же мы все пиздатые. — гордо констатировал Слава, лениво потягиваясь. — Звучит как тост! — рука Антона вместе со стаканом взмыла вверх. — И давайте по-человечески пить. Залпом, ёпта. Кто не выпьет — тот лошара. А то как пиздюки, которым первый раз в жизни из родительского серванта перепало. — Ой, было, — припомнил Слава, с неожиданной бодростью взявшись за свой стакан и чокнувшись со стаканом Миллса. — Лет в четырнадцать стащил у отца коньяк, который ему подарили на день национальной полиции Украины. Вот это было веселье. — Рассказывай, — присоединившись к тосту, бросил Демьян. — Раз у нас сегодня вечер историй. — Вот эту я бы рассказывать не хотел, — усмехнулся Третьяков, залпом опрокинув в себя всё то немногое, что оставалось в его стакане. — Но так и быть. Я тогда только начал встречаться с мисс Винницей, позвал её в гости и хотел удивить чем-нибудь. А отцу подарили дорогой французский коньяк, Даниэль Бужу вроде бы. Если не ошибаюсь, он стоил около четырёх тысяч гривен, что в рублях в два раза больше. Ну и я… Гений, блять. Устроил романтик. Это пиздец был… — Ты давай поменьше байта, — потребовал Лера и только-только оторвал нос от рукава своей пижамы — так тяжело ему далось выполнить наказ Антона и выпить залпом. — А-то начинается. «Ой, тако-ое было! Но какое именно я вам не расскажу!». — Да чтобы спали крепче, — хохотнул Слава, проследив за рукой Антона, которая в спешке наполняла опустевшие стаканы. Вот же жук-собутыльник, в телефоне бы его так и записать. — Это был худший день в моей жизни. У меня случился первый секс и первое алкогольное отравление. Она предложила и как бы намекнула, что если я откажусь, то я не люблю её и вообще идиот. А мне страшно пиздец было. Ну я… Заглушил этого коньяка столько, что… В общем, с унитазом в тот вечер я целовался гораздо дольше, чем со своей девушкой. Когда родители вернулись домой и увидели меня у заблёванного толчка… Не знаю. Помню, что первое, что я сказал папе, когда увидел его ахуевшее лицо: «привет, а я девственность потерял». А он мне ответил: «видимо, вместе с совестью. Когда проработаешь в полиции двадцать пять лет, тогда и будешь этот коньяк как свой пить». — Ого… Сильно тебя наругали? — впечатлённо спросил Демьян. — Меня вообще не ругали, но от этого мне только больше стыдно стало, — уронив взгляд в свой стакан, отозвался Третьяков. — Утром он разбудил меня со стаканом воды и пачкой презервативов в руках. Спросил, как я себя чувствую и как у меня дела. Поиздевался надо мной как мог. Потом повёз в тир стрелять. — Зачем?.. — непонимающе поинтересовался Лера, оторвав взгляд от мобильника, который всё не выпускал из рук. — Мы любили в тир ездить. Я же пистолет в руках научился держать, когда мне было лет семь. В двенадцать я уже с дедом из ружья стрелял и пересобирал автомат за полминуты. Но конкретно в тот раз… — Слава неловко усмехнулся, почесав затылок. — Когда он спросил, как всё прошло, я ответил, что ужасно. И он мне сказал: «собирайся, поехали, может, вспомнишь, что такое меткость». Антон несдержанно захохотал, выронив изо рта только отправленный туда глоток алкоголя. Лера с Демьяном тоже обронили по смешку. Слава и сам посмеялся, не испытав особенного стыда при рассказе этой истории. Хотя он отлично помнил, как стыдно ему было тогда. — Твой отец — просто легенда, — заявил Лера уже подвыпившим тоном. — Мне бы такого. А то самое яркое воспоминание с моим отцом — это его смерть. — Ну… Блять, Слава таким не похвастается. — своеобразно утешил Антон, вслед за чем Лера цыкнул, мол, и слава богу, что не похвастается. — Кстати… — начал Лера и что-то сбился с мысли, проводив взглядом очередное сообщение. Он на секунду замер в задумчивости и будто перезагрузился. — А!.. Предлагаю выпить за Славу. Он уже примерно полтора месяца не нюхает! Он с гордостью посмотрел на Славу и торжественно поднял бокал, чем заставил Третьякова уронить нервный смешок. Если бы Патронов только знал, насколько ошибается, а Демьян догадывался, как неправильно этот тост поддерживать. Но во всеобщей радости Слава не нашёл в себе сил признаться, что сорвался. Только губы неловко поджал, и его смущение стало бы ясным как чистое голубое небо, если бы он не засмеялся от неожиданной реплики Антона. — Ужас, сочувствую, — выронил он неординарно. — Ну, не чокаясь тогда. — Слав, это я к чему, — Лера приблизился и дружески обнял его за плечи. — Ты большой молодец и хорошо держишься. Я подумал… Что этот казус с маркой может заставить тебя переживать, но… — Не нужно, — не желая заострять внимание на этой теме, оторвал Третьяков и чудом сдержал себя от того, чтобы не дёрнуть плечами, на которые легли чужие руки. — Всё нормально.

«Всё нормально. Всё нормально, я всего лишь не могу спать без транквилизаторов и снова начал нюхать. Но главное, что инцидент с маркой меня не задел. Так что да, всё нормально. Ненавижу себя. Ненавижу. Мне едва удалось не выронить на ни в чём не виноватого Леру все эмоции, которые накрыли меня штормовой волной. Я хочу плакать и хочу разбить себе руки об стены. Закрылся в ванной и пытаюсь побороть ураган, который вырос на пустом месте внутри меня. На пустом… Ага, иронично. Наверняка, внутри я — пустое место. Почему-то так невыносимо жарко.»

Мысли запутались. Слава будто упал в детский бассейн с разноцветными пластиковыми шариками, которые ещё шумно так ударяются друг о друга именно тогда, когда ныряешь в них. Именно так сейчас выглядела его голова. Как детский бассейн с разноцветными пластиковыми шариками. Он поймал себя на мысли о том, что многое бы отдал, лишь бы нырнуть сейчас в такой бассейн и почувствовать себя ребёнком в центре развлечений на чьём-то дне рождения. А ведь там ещё столько всего. Верёвочные паутинки, батуты, горки, пластиковые бластеры, вкусный сладкий торт и… Кажется, ещё что-то важное, что он потерял в своей памяти. Но что? Он чувствовал в себе отголоски детской беспечности и безграничного счастья, чувствовал их так тихо и слабо, сползая вниз по холодному кафелю и неожиданно задыхаясь рыданиями. Детство. Счастье. Нечто, выросшее в голове Славы ярким образом. Вот стоит он, посреди ничего, посреди беспробудной тьмы, и вот где-то за его спиной, куда он резко обернулся, вырастает воздушный замок с разноцветными элементами. Возможно, лица мультяшных персонажей, воздушные шарики и весёлая музыка вперемешку со смехом. Сплошным ярким пятном в этой всепоглощающей тьме. А он смотрит себе за спину, видит всё это и не может туда вернуться. Нет, он разворачивается и бежит по пустоте вдогонку за своими детскими мечтами, но этот образ ускользает — становится всё меньше, крошечнее, сужается до размера швейного напёрстка и вовсе исчезает, оставляя Третьякова наедине с пустотой и заставляя его кричать от страха, от безысходности. Кричать и не слышать собственного крика, потому что в темноте нет абсолютно ничего. Слава не понимал, что с ним происходит, а вокруг возникали новые образы, дополняющие пустоту. Какие-то люди, парни с пластиковыми стаканами и девушки в коротких юбках, смеющиеся не то над ним, не то от дури в своих пустых головах. Наркотики, огромные таблетки и зиплоки, кружащие перед ним как мошки в небе прохладным летним вечером. Яркие, безумно яркие краски. Вспышки софитов над его головой, ведь он в центре событий, он — главный герой этой истории, и все эти страдания предназначаются именно ему. Где он? Кто он? Жив ли он? Что с ним? Что с его грёбаной жизнью? Почему он в истерике и видит то, чего в принципе не может существовать, но то, чем наполнен практически каждый из его дней? И самое главное, почему он просто стоит посреди этого хаоса, не двигаясь с места, наблюдает за происходящим и даже не пытается сбежать? Потому что знает, что бесполезно? Потому что знает, что бежать некуда? Потому что понимает, что это всё не по-настоящему? Новый приступ аллопсихической дереализации оказался слишком неожиданным. Слава сидел на полу в ванной и плакал, заткнувшись лицом в колени, вот, что делало его тело, пока разум кружил вокруг невнятных образов, пытающихся заменить реальность и создать для него новую. Снова вот так просто на пустом месте, и он оказался не в состоянии помочь самому себе. Это было похоже на продолжение вчерашнего бэд трипа, будто кислота, действие которой вроде бы затухло, встретилась с алкоголем, а он позвал к ним в компанию стресс, и вместе они устроили ему аттракцион уродства. Он буквально слышал в ушах музыку, какая обычно играет в парках развлечений на кадрах со съёмок фильмов ужасов. Некрасивая и совсем невесёлая «весёлая» музыка, которая должна радовать, но вместо этого только пугает. Какие-то пёстрые карусели, словно Третьяков нацепил очки виртуальной реальности и пошёл гулять по искусственному парку аттракционов. Он не мог снять эти очки, образы рябью прошлись по корке мозга, вытеснив то, что действительно было перед глазами. «Я сумасшедший, поехавший, ненормальный, безумный» — вот, что изводило его искалеченное сознание, которое никак не могло прийти в чувства. Понемногу приходя в себя, он мог собирать мысли в предложения более здраво и имел возможность взглянуть на увиденное по-новому.

«Что со мной стало?»

Больше он ничего не смог написать, сидя в просторной ванной, стены которой очертились довольно чётко. Обычно мысли и переживания куда охотнее прилипали к бумаге, позволяя хотя бы немного отвести душу, но сейчас Слава ощущал, что в нём вырастет новый истерический приступ, если он продолжит писать. Он привык всегда носить с собой дневник и ручку, привык записывать все свои размышления, и без этого не обходилось ни дня в его жизни вот уже три года. Это было что-то не менее привычное, чем попить воды или поспать. Но сейчас ему было настолько тошно перебирать руками страницы, держать в пальцах ручку, писать ею что-то — если он заставит себя это сделать несмотря ни на что, то он поймает припадок. Ему настолько сильно не хотелось этой рутины, что он совсем не знал, как иначе выплеснуть всё то, что накопилось внутри. Он не услышал, как в дверь постучали. Не услышал, как его позвали. Не понял, как начал кричать на Леру, который зашёл убедиться, всё ли в порядке, поскольку Славы не было уже минут пятнадцать. Откровенно говоря, пьяные они не сразу заметили, что Третьяков ходит в туалет слишком уж долго, поэтому никто не мог сказать, сколько точно его не было, но Патронов успел забеспокоиться. — Просто проваливай! — отпихнув от себя парня, который лишь попытался поднять его с пола, рявкнул Слава. — Оставь меня в покое, блять, уйди, исчезни, растворись в воздухе, я не хочу тебя видеть! — Слава, тише, — негромко вымолвил Лера, до ужаса обеспокоенный чужим состоянием, и перехватил руки Славы своими, надеясь таким образом привести его в чувства. — Умойся и… — Отъебись, блять, ты глухой?! — выплеснул Слава ему в лицо и грубо толкнул его в сторону, отчего Лера аж врезался спиной в батарею и болезненно шикнул. — Больно? Нехуй меня трогать! — Так, — Лера, довольно скоро оправившись, крепко схватил его за плечи и пару раз неплохо так тряхнул. — Завали пасть и успокойся! Похоже, что он обнаружил более действенный способ завладеть контролем над Славой, чем бесполезные сюсюканья и робкие попытки воззвать его к голосу разума. Ещё бы, кому понравится налететь лопатками на батарею за попытку проявить сострадание к близкому другу? — Ты мог хотя бы спросить?! — зарычал Третьяков, вцепившись в его запястья, но оказавшись не в силах избавиться от столь прочной хватки. — О чём спросить?! — шумно перервал Лера, зарядившись чужим беспокойством достаточно сильно, чтобы тоже повысить голос. Он пошатнулся под напором Славы, но это заставило лишь крепче взяться за его плечи. Вся эта сцена неслабо походила на вражескую схватку: они смотрели друг на друга как голодные волки, и каждый причинял другому физическую боль. — О том, стоит ли мне войти? Я спрашивал тебя, глухая тетеря, а ты молчал как под водой! — очевидно, неправильно расценив значение этой бесконтекстной реплики, выплюнул Патронов. Лера крайне спокойный человек, но прочный как свинцовая гиря, и в любой стрессовой ситуации его характер умеет терпеть неожиданные для окружающих метаморфозы. Со стороны не скажешь, что элегантно одетый парень с таким нежным лицом и тихим нравом способен мёртвой хваткой вцепиться в агрессивного психа и задавить его взглядом своих светлых как небо глаз. Однако, и у него внутри не такая уж безупречная гармония как, например, у того же Руслана или Адама, которых практически невозможно было вывести из душевного равновесия. — О том, действительно ли я не сорвался! — звонко бросил он ему в лицо и окончательно обмяк, опустив голову. Не выдержал собственных слов. — Надо, блять, хотя бы иногда головой думать… Теперь он звучал не так уверенно, громкость его голоса упала вместе со взглядом, который просто не мог попасться на глаза Патронова. Тот тяжело выдохнул и просто прижал Славу к себе, тоже моментально избавившись от подогревающей кровь агрессии. — Давай поговорим, — шепнул Лера, покачивая его в своих руках. — Ты выглядишь чертовски хорошо, будто у тебя всё налаживается. — Ничерта у меня не налаживается, — горько усмехнулся Слава, отыскав носом чужое плечо. Он не планировал делиться всем, что на душе, но по итогу просто начал бессознательно вываливать на Леру всё то, что рука почему-то не поднялась переписать в дневник. — Всё также паршиво и даже хуже. От наркоты у меня окончательно поехала крыша, и теперь я вижу мощные галлюцинации, когда что-то самую малость идёт не так. Меня постоянно всё бесит, мне постоянно плохо, поэтому я ем Ксанакс. Вчера, пока мы с Катей ходили по Галерее и выбирали мне пижаму на сегодня, я отошёл в туалет, где встретился с Хмурым и купил у него два грамма. У меня на квартире две закладки с коксом и полупустой блистер таблеток. А ещё я скучаю по Лене и безумно хочу написать ей, чтобы узнать, как дела. — …Тяжеловато, — несколько обескураженно выронил Патронов, не сразу отыскав, что на это сказать. — Прости, мне действительно стоило быть аккуратнее в словах. Только, пожалуйста, не чувствуй себя ужасным из-за того, что у тебя не выходит побороть самого себя. Ты знаешь, как долго я боролся, чтобы на моём теле зажили следы от лезвия. Когда узнаёшь на себе, что такое саморазрушение, становится очень тяжело остановиться. Понимаешь, что плохо и всё равно делаешь, потому что, противоречиво, но становится лучше. Это привычка организма, это психологический фактор. Мы слишком сложные, совёнок, чтобы идеально понимать самих себя. Это нормально. Но у тебя всё получится. «Ага» — бессмысленно выбросил Слава, совершенно не поверив в его проникновенную речь. Может, Третьякову стало немного легче, когда Лера напомнил о своих давних отношениях с селфхармом, но чувствовал ли Слава, что у него есть шанс вылезти? Однозначно нет. Ему не помогали эти слова поддержки, от того и становилось лишь хуже. — Ну и… — неброско продолжил Лера, едва побеспокоив воцарившуюся тишину своим плавным тоном. — С Леной что? В плане… Катя… Ему в рот словно песка насыпали, оттого и слова выскакивали не очень охотно. Он понимал, что со Славой просто не бывает, потому что он такой сложный и буквально волшебным образом собирает вокруг себя неприятности на пустом месте. — Катя мне нравится, — практически беззвучно отколол Слава. — Но… Лена… Пытаюсь найти знакомые черты в ней и часто думаю о другой, когда она обнимает меня. Знаю, что это неправильно. И… Всё равно не хочу, чтобы Катя куда-нибудь делась. Слова заплетались в неровные рассуждения, больше похожие на исповедь возле церковной иконы. Слава чувствовал, что ему предстоит много мучиться. И чувствовал, что совершает ошибку за ошибкой. Пока ему хочется уронить весь мир к ногам Лены, пока она портретом художника эпохи Возрождения рисуется в его мыслях и снах, пока он занимает голову вопросами о её состоянии и занятиях на предстоящий день, рядом с ним находится другая девушка, которой Лену он вовсе представил «просто знакомой». Это нечестно, странно и некрасиво, но Третьяков предпочитает эгоистично закрыть глаза на уродливость ситуации. Осознанно усложнять всё гораздо хуже, чем просто быть глупым. Порой Славе казалось, что он не Слава вовсе, а какой-то сторонний человек. Будто он не жил, не существовал в рамках той реальности, которую видел перед глазами, а лишь наблюдал и периодически вмешивался как игрок визуальной новеллы. Просто от того, что большинство своих поступков он объяснить не мог. Осуждал, считал свои действия глупыми и всё равно продолжал, словно не имел никакого выбора и контроля над ситуацией. Либо же внутри него сидело что-то, некий серый кардинал, который в самый ответственный момент заставлял Славу всё испортить, чтобы потом он только сидел и гадал, почему продолжает совершать абсолютно иррациональные поступки, почему его буквально тянет всё усложнить, испортить, запутать и пустить под откос. Ведь он мог бы не мучиться своей любовью. Он нашёл ту девушку, которая напомнила ему о существовании нежных чувств, его сердце впервые за три года застучало чаще от мыслей о ней. В жизни появился прежде утерянный смысл, и как же Слава ненавидел это — чувствовать, что его существование находит смысл только тогда, когда он кого-то любит. Это заставляло задумываться, что он сам не представляет из себя ничего, не является полноценной личностью, и это было одним из основных факторов, почему Слава решил её оттолкнуть. Ведь она точно куда-нибудь денется — уже делась, да, просто уехала, не желала расставаться, но рано или поздно они бы разошлись. Слава просто знал, что не бывает «долго и счастливо», не бывает «навсегда». И он не хотел привыкать, тянуться за этим ангелом, чтобы потом вновь потерять крылья любви и упасть на землю. Он уверен, что во второй раз умирать страшнее. Вот так выглядели плоды этих отношений, в которых он прощёлкал момент и привязался. Ему было плохо, он тосковал, пытался вышибать это наркотиками, теряя контроль и меру, а затем получал мощный откат в виде воспаления психики, не выдерживающей постоянной циркуляции наркотических веществ в организме. Сейчас Слава банально пытался вернуться к прежнему темпу жизни, к тому, что было до роковой встречи в картинной галерее. Были наркотики и были кратковременные связи, только ему не было от этого так паршиво. Славе отлично удавалось убедить себя в том, что его всё устраивает, даже если это было не так. Нет, были хорошие и отличные моменты, и он не брезговал своим образом жизни, не испытывал чувства вины и не считал, что должен что-то поменять. Чувствовал себя как рыба в воде, как солнце в небе, как снег на северном полюсе. И какого чёрта он позволил этому случиться? — Это неправильная тактика, — серьёзно произнёс Лера. — Я вообще придерживаюсь немного другого мнения, ты это сам понимаешь, и навязывать тебе свои взгляды я не буду. Но если смотреть на ситуацию под твоим углом, то я могу сказать следующее: не нужно искать кого-то, кто на неё похож. Так ты точно не помогаешь себе остыть к ней. — Ты прав, — Слава даже слабо дёрнулся, внезапно добравшись до такой очевидной мысли только с чужой помощью. — Но Катю с ней сравнивать даже язык не повернётся. Может, я зацепился за общий эмоциональный фон — она достаточно спокойная и усердно относится к учёбе, как Лена к своей работе. Однако… Даже не хочется перечислять, насколько они разные. Вчера утром узнал, что Катя не ест овсяную кашу, а Лена начинала с неё каждое утро. Вроде мелочь, а… — …А даже в мелочах всё видно, — за него закончил Лера, понимающе кивнув. — То, что ты переживаешь — совершенно нормально. Ты скучаешь. Все люди скучают, но это не будет длиться вечно, ты ведь помнишь это? — Помню, — бессмысленно кинул Слава, чуть прикусив губу. — Ладно, проехали. Давай, пойдём. Нас наверняка потеряли. «Уверен, что в порядке?» — хотел спросить Патронов, но не стал. Конечно же не в порядке, только в этом и уверен. Но зацикливать внимание на слабостях Славы было бы некрасиво, особенно после того, как он сам поставил точку в разговоре. Мало того, он явно был слегка пьян и сейчас был куда острее подвержен эмоциям, даже если нетрезвое состояние не сказывалось внешне ничем, кроме слегка покрасневших щёк. — Что с Ефимом? — на выходе из ванной зачем-то спросил Слава. — Ты будто и не уходил, — кратко хихикнул Лера, прикрывая за собой дверь. — Мы только его обсуждали. Ничего хорошего с ним, но и плохого тоже. Я хотел бы позвать его, — тут он наклонился к Славе и заговорил шёпотом, уронив взгляд на стену, за которой, уткнувшись в картинку с проектора, сидели Демьян с Антоном. — Но ты сам понимаешь. Да и не факт, что он согласится приехать. Но, боже, ещё один стакан, и я ему позвоню. — Звучит так, будто вы расстались, — скосив взгляд вверх, усмехнулся Слава. — Брат, тебе когда-нибудь звонили пьяные бывшие? Мне звонили, это просто ужасно, но очень смешно. — Звонили, — закивал Лера и уронил нетрезвый смешок, такой, какой проскользнул и у Славы — вели они себя так, будто за дверями ванной заперли свой тяжёлый разговор и все пережитые за него негативные эмоции. — Точнее, Рита звонила. У меня же всего одна бывшая, а не три миллиарда, как у тебя. Иногда есть ощущение, что ты их как карточки с покемонами коллекционируешь, ну, и, та самая-то звонила хоть раз? — О боже, я бы номер сменил, — Слава вдруг шатнулся к стенке и заливисто засмеялся, когда до его уха долетело знакомое имя. Следующая же реплика заставила его сквозь хохот отрицательно замотать головой. — Ты про мисс Винницу? Если она мне когда-нибудь позвонит, я телефон в окно выброшу или сам вылезу. Нет, ну… Это причина, по которой я практически всегда заношу номера и аккаунты бывших в чёрный список. Я не дохуя гордый, просто не люблю звонки из прошлого. Нахер мне надо слушать её пьяный трёп со звуками караоке и смеха подружек на заднем плане? — Как же халявный секс?! — выкрикнул Антон, заставив Славу пугано замереть на пороге комнаты, а Леру, в свою очередь, врезаться в его спину. — Так с нынешней хватает, — Слава кратко обернулся на Патронова, что на него мешком завалился, и прошёл вглубь комнаты, покрытой полумраком при свете стоящего на прикроватной тумбочке светильника. — Я всегда с кем-то встречаюсь, мне похуй. — Пипец, я один в этом доме завидный холостяк, — осмотревшись, вдруг осознал Антон. — Все чёт понаходили себе кого-то, баб, да парней. А как же свободная холостяцкая жизнь, парни?! — он вдруг вскочил с постели и продолжил очень юбилейным голосом, с рукой на сердце. — Как же развлечения, пьянки, случайный секс и… И плакать в подушку от одиночества… — С этим я и так справляюсь, — с хрипом усмехнулся Слава, смачно грохнувшись на бесформенный пуфик. — Мне для этого ни с кем не встречаться необязательно. — Как я тебя понимаю! — сердечно поддержал Лера. — Так, всё… Вы мне надоели, я звоню Ефиму. А то чё он от меня бегает, тварь. Он взялся за мобильный. У Антона скрипнули зубы и чуть скосилось лицо, но он не стал ничего говорить. Просто приготовился терпеть компанию человека, которого не особенно хотел видеть. При всём уважении к Лере и любви к нему же, Миллс тихо надеялся, что Ефим сюда приезжать не захочет. Но надо знать, если Патронов скажет ему, что здесь Антон, — а он обязательно скажет, — то Нестеров из принципа возьмёт, да приедет. Даже если неожиданно выяснится, что он в Шаолиньской провинции упал с дракона и раскрошил себе позвоночник. — У Леры стоит отобрать телефон, — между тем высказался Демьян, наблюдая за тем, как Патронов прикладывает к уху трубку и выжидающе считает гудки. — Иначе под утро здесь давка будет. Ничего не имею против, но нахожу забавным, что изначально мы собрались втроём, а теперь он потихоньку собирает тут тиму для рейва. — Меня просто бесит, что мы так и не увиделись с момента моего приезда. А ещё он отвечает мне на сообщения раз в полчаса, — рыкнул Лера недовольно, зацепившись ладонью за дверь. — Сейчас я поговорю с ним и вернусь. Если этот падла ответит мне ещё. Хотя… Куда он денется? Буду дрочить ему трубку, пока не соизволит подойти. На этой агрессивно-решительной ноте Лера покинул комнату. По его заявлению так и нельзя было первым делом подумать, что он соскучился и желает побыть в его объятиях. Больше было похоже на то, что Ефим получит ножевое в печень, если приедет. Впрочем, сказать, что такое отношение не заслужено, было нельзя. Слава чуть нахмурился, догадавшись, что Ефим ничего ему не рассказал. По крайней мере, если бы Лера был в курсе его договора с Яной, то точно бы как-нибудь об этом высказался. Патронов же выглядел как совершенно ничего неподозревающий человек. — Так, пока вы там в ванной… Боже, Славон, не знаю, что вы там так долго делали, — двусмысленно хмыкнул Антон, мерзко улыбнувшись. — Мы с Дёмой короче тут играли… Типа… Бля, я уже не в кондиции. Янчик, объясни ему. Ты вроде в красноречия получше. — Задаёшь собеседнику вопрос, — с лёгкостью разъяснил практически трезвый Демьян, в которого ушло не больше одного полного стакана с алкоголем. — Просишь рассказать какой-то факт, историю, что угодно. Только не выполнить действие, мы решили без них, потому что лень. И вот человек либо отвечает, рассказывает, либо пьёт. Ну, вполне классическая концепция. Будешь с нами? Слава только пожал плечами, приземлившись на край постели рядом с парнями, чтобы принять участие. Они договорились спрашивать друг друга по часовой стрелке. В прошлый раз очередь остановилась на Демьяне, поэтому он задал вопрос, адресованный Антону. — Какая видеоигра в детстве была твоя любимая? — спросил он. — Легенда Зельды. Слыхали такую? — собрав утвердительные кивки, рассказал Антон. — Очень любил её. Скучный вопрос, даже не выпьешь. Итак, Славчик. Было ли такое, что родители твоей девушки относились к тебе очень плохо? — Практически всегда, — кратко усмехнулся Слава, обняв руками стакан. — Поэтому я предпочитаю не знакомиться с родителями. — Расскажи какую-нибудь историю, — решив насытить игру подробностями, поручил Антон. — Ну, кроме той, когда твоя мама ссорилась с матерью мисс Винницы, случайно наткнувшись на неё в продуктовом. — Ну… — постаравшись припомнить какую-то незаурядную ситуацию, Слава сделал мелкий глоток из своего стакана. — Отец Кристины предложил мне денег, чтобы я бросил её. — Нормально, — хохотнул Антон. — И сколько ты получил? — Нисколько, — хмыкнул Слава, позабавившись с того, что Антон подумал, будто Слава согласился. — Я в итоге сделал это бесплатно. Продешевил что-то. — Как так вообще вышло? — удивлённо хлопая глазами, Демьян прибавил к разговору свой вопрос. — Я был первым парнем, который познакомился с её отцом, — пояснил Третьяков на тяжком вздохе. — Притом непреднамеренно. Она никогда не знакомила своих парней с папой, потому что предполагала, что ничем хорошим это не кончится. Вот и меня тоже не собиралась. Она до сих пор живёт с папой, но он вечно пропадает на работе и частенько ночует с шалавами в отелях. В один из таких вечеров Кристина позвала меня к себе, ну и… Он внезапно вернулся. Мы с ней ничего такого не делали, просто лежали в обнимку и смотрели её любимую Игру Престолов, но сам факт того, что я, о, боже, был у них дома и прикасался к его драгоценной дочурке, заставил его закатить истерику. — Я ведь правильно помню, что вы с Крис одногодки? — прищурив брови, уточнил Антон и слабо качнул стакан с коньяком в своей руке. — Он реально был уверен, что у неё… Не было парней? — Да, — едко выделил Слава. — Со мной она ничего не делала в самый первый раз. Но в глазах её отца я оказался уёбком, который «попортил» его ангельскую красавицу, затянув её в пучину наркоты и блядства. Сказать, что он презирал меня — ничего не сказать. По губам Славы прокатился короткий смешок, который неожиданно потянул за собой воспоминание.

FB

Поздним вечером двор опустел. Через шлагбаум заезжала белая Audi, свет от фар повалился на мокрый асфальт. Методично накрапывал дождь, потому Слава, с сигаретой в зубах, прятался под крышей возле парадной. На нём была белая футболка, заправленная в чёрные брюки на высокой талии, и короткая кожаная куртка. Выглядело как корейский стиль, вот только было подозрение, что в Корее немного потеплее, чем в Питере поздним октябрьским вечером. Слава зябко поёжился, выбросив бычок, что покоился в покрасневших пальцах. На экране телефона возникло сообщение. Kris Diamond, 22:56 Ты там не замёрз? Выглянула в окно, погода пздц (((

Покойся с миром, 22:56 Было бы здорово, если бы ты собиралась ЧУТЬ быстрее Ещё пятнадцать минут, и я уеду без тебя

Kris Diamond, 22:56 Ну Слава (( Блин Я никак не могу нормально стрелки нарисовать Прости пожалуйста Подожди меня в падике Код *1144

Покойся с миром, 22:57 Ещё я как бездомный в падосе не торчал Время идёт, и я не пошутил Через пятнадцать минут вызываю себе такси

Kris Diamond, 22:58 Ну чего ты вредничаешь Зайди в подъезд и поднимись ко мне Я тебя в квартиру впущу

Покойся с миром, 22:58 Разве твой отец не дома?

Kris Diamond, 22:59 Он спит Слава тяжко вздохнул. Развернулся к домофону, к которому стоял спиной, ввёл нужные символы, и дверь в парадную с писком отварилась. Идея была не огонь. Он чувствовал себя девятиклассником от того, как приходится ухищряться, чтобы буквально просто дождаться, пока Кристина нарисует стрелки и перемеряет все свои мини-юбки, чтобы в конечном итоге пойти без стрелок и в джинсах. Последний час Слава простоял под окнами, ожидая, пока она наконец-то соберётся, хотя изначально планировалось, что к моменту его приезда девушка уже будет готова или почти готова. Но, как и следовало полагать, её «почти готова» стоило приравнивать к «я только что помыла голову, ищу фен и левой пяткой выбираю оттенок теней для макияжа в палетке, кстати, я что-то давно не видела блузку, которую очень хочу найти и надеть именно сегодня, так что подожди меня всего-то ещё три с половиной часа». Двери лифта распахнулись, Слава прошёл по длинному светлому коридору, остановившись у нужной квартиры, и написал Кристине, что ждёт за дверью. Буквально через минуту медленно и тихо щёлкнул замок, вход в квартиру приоткрылся. Кристина зацепила его за руку и затянула в прихожую, с такой же аккуратностью прикрыв дверь. Слава увидел, что на ней домашние штаны и футболка, чем очень сильно возмутился. Будто почувствовав, что он хочет её за это отчитать, Кристина потянула его к себе за воротник куртки и вовлекла в поцелуй, через который передала ему сладкую жвачку. — Баблгам? — шепнул Слава с улыбкой, наклоняясь, чтобы их губы оказались на одной высоте. — Твой любимый, — кокетливо хихикнула Кристина, облизнув пухлые губы. — Пойдём. Только тихо. Какие у тебя руки холодные… Она переплела их пальцы между собой и торопливо, но с изяществом опытного грабителя повела его через коридор. Да, грабитель — именно так себя чувствовал Слава, понимая, что не совсем уж прямо законно находится в этой квартире. Он прекрасно помнил, что отец железно запретил Кристине приглашать сюда Славу. Особенно, когда он сам дома. Но ей будто ярких эмоций в жизни не хватало. Кристина прикрыла изнутри дверь своей спальни, Слава сел на застеленную красным покрывалом кровать и выдохнул, согревая руки. Вся комната Филипповой была выполнена в пастельных тонах: белый паркет, блекло-бежевые стены, мебель из белого дерева, вся, начиная от каркаса кровати и завершая туалетным столиком, на котором развернулся настоящий бардак. На самом краю Слава заметил бонусную карту ДЛТ, подложенную под запачканное белыми крошками зеркальце. — Ты уже приняла? — вскинув бровь, поинтересовался Слава. В полумраке коридора он не разглядел увеличенных зрачков, к тому же, у Кристины они всегда были крупными из-за физиологических особенностей, поэтому заподозрить её в том, что она под кайфом, было несколько сложнее. — Да, Хмурый ещё днём мимо проходил, мы с ним и пересеклись во дворе случайно. Почти случайно, — заговорчески хихикнула Кристина, собирая светлые кудрявые пряди в хвост перед зеркалом. — Он передавал тебе привет. Хочешь дорожку? — Я лучше чуть-чуть попозже. Не в доме твоего отца, во всяком случае, — с кратким намёком на основной вызывающий дискомфорт фактор Слава бросил взгляд на закрытую дверь. — Знаешь, неудивительно, что у тебя не выходит нарисовать ровные стрелки вот уже полчаса, раз уж ты делаешь это в таком состоянии. Хотя эти выглядят очень неплохо. Он взглянул на её подсвеченное белыми лампочками лицо в отражении зеркала и чуть наклонил голову вбок. Действительно, хорошие стрелки. Да даже если бы были плохие, он бы уже сам ей вызвался их нарисовать, лишь бы они побыстрее поехали в клуб. Было подозрение, что пока Кристина соберётся, на улице светает, и ночные заведения позакрывают свои двери. — Ну как скажешь. Как думаешь, что лучше надеть? — она потянула с вешалки два платья: чёрное облегающее без бретелек и чёрное облегающее с воротником и идущим от него вырезом. Слава безразлично выбрал второе, мечтая только о том, чтобы она собралась поскорее. — Я как раз его надеть и собиралась! Так хорошо, что ты меня без слов понимаешь. С ним будут идеально смотреться мои чёрные ботинки. Ну, помнишь, которые мы неделю назад купили? Я их ещё ни разу не надела. Слава утвердительно кивнул и представил в голове описанный образ. Действительно, очень даже хорошо будет смотреться. К счастью, у Кристины ушло не так уж много времени на то, чтобы воплотить задуманное в жизнь. Благо, макияж на ней уже был готов. Только влезая в узкое горлышко платья она посетовала, что, как обычно, забыла главное правило: сначала одевать верх, потом уже краситься, иначе воротник изнутри обязательно испачкается тональным кремом и сам макияж попортится. Впрочем, даже с её жалобами на собственную непредусмотрительность, было приятно наблюдать за тем, как она переодевается. Особенно с учётом того, что под футболкой на ней не было лифчика. — Убери его к себе, — тихо попросила Кристина, вытащив из компактной косметички зиплок. — Надену серёжки, и можем идти. Слава тяжко вздохнул и спрятал зип под чехол телефона, пока Кристина продолжала вертеться возле зеркала, пытаясь справиться с застёжкой. Вышло довольно ловко, пусть и со второй попытки. Затем она с определённой задумкой раскидала кудри по плечам и улыбнулась своему отражению. — Как я выгляжу? — вытянув руки вперёд, чтобы привлечь Славу к себе, спросила Филиппова. — Отменно, — хмыкнул Слава, быстро осмотрев элегантный образ и вместе с тем поднявшись с кровати. Чёрное платье идеально село на миниатюрную фигуру и подчеркнуло тонкую талию также выгодно, как капроновые колготки обтянули стройные ножки. Макияж был аккуратный, с иголочки — лёгкий смоки с кошачьими стрелками, идеально выделяющими форму глаз с широкими зрачками, блестящий хайлайтер и матовая помада. Как Слава подумал сразу — идеальная помада, потому что стойкая, быстро засыхающая на губах. С такой удобно целоваться, не переживая о том, что его лицо всё сплошь будет в этой помаде. И да, изящные чёрные ботинки на высокой платформе отлично впишутся в этот образ. Как и крохотные серебряные серьги с сердечками, что входили в точное сочетание с висящим на руке браслетом. Они вышли из комнаты. Слава застыл у входной двери, Кристина проверила начинку чёрной сумочки на серебристой цепи и стала обуваться. Третьяков почти поверил в то, что всё прошло нормально, но сделал это рано, поскольку дверь отцовской спальни неожиданно приоткрылась. Кристина, занятая шнуровкой, того даже не заметила, а вот Слава мысленно проматерился, увидев, как из тёмной комнаты выныривает заспанный мужчина в халате. Он не сразу заметил тайное действо, разворачивающееся в дальнем конце коридора, но это всё-таки случилось, потому ничего хорошего от встречи ждать не стоило. — Куда это ты собралась? — Кристина дёрнулась, и Слава услышал, как она роняет тихое раздражённое «блять», поворачиваясь к отцу. — Да ещё в таком виде! — Мы идём в клуб. — невозмутимо ответила Кристина, выпрямившись во все свои сто семьдесят сантиметров роста. — Нет, — властно отрезал мужчина, недовольно нагнув редкие брови. — Пускай он идёт куда хочет, а ты останешься дома. И какого дьявола ты вообще здесь забыл, полудурок? Я запретил тебе переступать порог моей квартиры. — Я тоже рад Вас видеть, Леонид Олегович, — выпустил Слава сквозь зубы, и на лице его выросла небольшая насмешка. — Я пришёл сюда забрать Вашу дочь погулять, в гости не напрашиваюсь. Зачётный халатик, к слову. — Ты… — Папа! — дёрнула Кристина шумно и очень недовольно, даже ногой топнула. — Сколько можно?! Мне уже двадцать лет, я могу решать куда мне ходить и с кем! Слава мой парень, а не твой, и я буду ходить с ним в клубы, сколько захочу, так что смирись и иди дальше спи. — Как ты со мной разговариваешь?! — повысив грубый голос, он грозно поставил руки в боки. — Всё влияние твоего ублюдка и отбитых подружек! Это на бумажке тебе двадцать лет, а в голове ни намёка на мозги. Я в твоём возрасте получал образование, а не шлялся по клубам со смазливыми уродами… «Началось» — подумал Слава утомлённо и был уверен, что у Кристины в голове проскользнула аналогичная мысль. Конечно, здравая почва у его размышлений была, но с такой хамской и деспотичной подачей это вряд ли имеет какое-то значение. Он сам не справился с воспитанием, а теперь только и мог, что разбрасываться оскорблениями и пытаться запретить ей гулять по ночам. Слава просто молча стоял в тени, опираясь плечом о дверной косяк и сложив руки на груди. Влезать он не хотел и не собирался, да его и не замечали практически, несмотря на то, что его имя поразительно часто фигурировало в диалоге. Будто бы проблема их отношений только в Славе и заключается. Когда имеется слишком много невысказанных друг другу претензий, нужен только повод, чтобы развернуть эпический скандал. И Слава отлично сошёл за повод. — …И не дай бог я узнаю, что ты спала с ним!.. — зарёкся мужчина, с угрозой вскинув указательный палец. — Спала, и что?! — закипая, выронила Кристина, и тут Третьяков, понимая, что дальше будет только хуже, попытался схватить её за плечо, чтобы просто вывести из квартиры, но она лишь грубо отмахнулась, будто совсем перестала соображать. — И не только с ним я спала! Хватит обвинять его во всём на свете, хоть раз подумай о своих действиях! Чтоб ты знал, я потеряла девственность ещё в десятом классе с парнем, с которым встречалась почти год, а ты не то что имени его не знал, ты о его существовании не догадывался! И про Славу ты бы тоже не узнал! Ты ничего обо мне не узнаешь, потому что слишком поздно захотел это сделать! Тебе всегда было плевать, только и умеешь, что дать денег, когда я веду себя как хорошая удобная девочка или запереть в комнате, когда делаю что-то не так! — Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Если бы не я, у тебя бы ничего не было, а в том, что ты стала шлюхой… — Закройте-ка свой рот, — не удержавшись на этом паскудном моменте, вмешался Слава, и тут же завёл Кристину к себе за спину. — Чё?! — тут и терпение Леонида Олеговича начало сгорать как спичка. Да, сложно поверить, что за весь диалог он хотя бы пытался его проявить, но судя по тому, как раскраснелось его щекастое лицо вместе с накаляющимся градусом оскорблений, можно было с точностью сказать, что до этого он ещё терпел. — Хуй через плечо, — не ограничивая себя в выражениях, рыкнул Слава. — Вы ещё спасибо должны сказать за то, что я только на словах Вашу пасть заткнул. Назвать свою дочь шлюхой — последнее, что может сделать тот, кто имеет совесть зваться мужчиной. Может, она не подарок, но она не обязана быть такой, какой Вам хочется её видеть. Особенно если Вы для этого ничего не сделали. Напихали в рот дочери денег, чтоб она молчала и не мешалась — поразительно умный подход к воспитанию. Откройте календарь, посмотрите, какой сейчас год и ответьте себе, почему девушки носят юбки выше колена и, — о, боже! — в двадцать блядских лет позволяют себе спать со своими парнями. Позорище. Кристина, роняя слёзы, подхватила свой плащ, и Слава буквально вытолкнул её за дверь, которую торопливо захлопнул, чтобы поскорее оторваться от полетевших вдогонку возмущений. Он просто знал, что ему не стоило заходить в квартиру. Хотя не было похоже, что они разбудили его шумом. Скорее всего, отец Кристины сам проснулся и всё равно застал бы её, собирающейся в клуб в непозволительно коротком платье. Но это точно не привело бы к такой эпической сцене. Точно ведь? Слава поймал себя на том, что Кристина всегда избегала темы отношений с отцом — всегда изъяснялась максимально сухо и кратко, ограничиваясь наименьшим количеством подробностей. Уже в лифте она схватила его и разрыдалась в плечо, не беспокоясь испортить макияж, над которым так долго старалась. Что удивительного может быть в том, что она ведёт такой образ жизни? Что регулярно не ночует дома, что пытается окружить себя наибольшим количеством парней, что употребляет вещества? У неё не было матери, — по словам девушки, та просто ушла наслаждаться жизнью, оставив надоевшего мужа и трёхлетнюю дочь, которой звонила только по праздникам, — практически не было отца, который, может и любил её, но никогда не пытался показать это как-то иначе кроме как заваливанием денег. Что у неё было помимо них? Именно эти бумажки она неумело старалась превратить в недостающие эмоции, и её вины не было в том, что эти эмоции она научилась получать из таких вещей. Довольно банальный сюжет, но всё же к Славе прикоснулось сожаление. Он прижал Кристину к себе, ощущая, как она трясётся от слёз в его руках, и поцеловал её в макушку. — Тише, принцесса, — шепнул Слава в светлые волосы, поглаживая её по спине. — Всё хорошо. — Ты такой… Такой… Ты защитил меня, — захлёбываясь собственной горечью, Филиппова совсем терялась в речах. — Я его ненавижу! — Не говори так. — только и произнёс Слава, качая девушку в объятиях. — Почему? Он меня ненавидит, а я должна его любить и уважать?! — страдая от чувства несправедливости, воскликнула Кристина. — Он тебя не ненавидит. И ты не должна его уважать, — спокойно произнёс Третьяков в попытках успокоить. — Он любит тебя, но боится, что ты бросишь его также, как твоя мать. Я не оправдываю его поведения, он ёбаный мудак и не имеет никакого права на тебе отрываться за то, что в его жизни что-то пошло не так. Но это психика возрастных людей. Когда к определённому возрасту человек так и не становится действительно взрослым, так и не становится личностью, не разбирается в жизни и не достигает того, чего хотел достичь в молодости, он становится злым и обиженным. — Тебе легко говорить, — обиженно пробормотала Кристина. — Твой папа никогда так себя не вёл. — Не поверишь, но именно от него я впервые услышал то, что сейчас говорю тебе, — за руку выводя её из лифта, растолковал Слава. — Мой отец — здоровая личность. Он добился гармонии во всех областях своей жизни и за счёт внутреннего стержня научился мудро реагировать на жизненные трудности. Потому он никогда не срывается на подчинённых, на маму, на меня. А твой папа — бедный и несчастный человек. Я не прошу тебя жалеть его, но прошу мягче реагировать на его паскудство и не искать в себе причины такого поведения. Хорошо? Чёрт, я даже такси забыл вызвать с этим перформансом. — Не надо такси, — глотая слёзы и постепенно успокаиваясь, она раскрыла сумочку, пошарилась в ней и продемонстрировала в тонких пальцах ключи от отцовского автомобиля. — Поведёшь? — Ты украла у него ключи от тачки? — дёрнув бровью, усмехнулся Слава и встретил глазами её согласный кивок с короткой вымученной улыбкой. — Огонь, малышка. Конечно, поведу. — Лови, — Кристина улыбнулась чуть шире и кинула Славе ключи, которые он ловко перехватил двумя ладонями. — Только давай быстрее уйдём. Я немного боюсь, что он может пойти за нами. Слава понимающе кивнул и раскрыл перед ней дверь парадной, выпуская её на улицу.

FBE

— Какие ещё устрицы, Лера? — недоумённо вытаращившись на друга, спросил Антон. — Я прочитал, что они вызывают у мужчин прилив страсти, — буднично объяснил Лера, торопливо перебирая вешалки в гардеробной. — Вот и… Я хочу угостить ими Ефима. — Я так понимаю, нам собираться и съёбывать домой? — застряв в дверном проёме, Слава закинул локоть на косяк и наблюдал за тем, как Патронов придирчиво рассматривает свои вещи на вешалках. — Или предлагаешь нам остаться посмотреть на прилив страсти? — Да нет же… Мы посидим ещё пару часиков, — убеждённо рассуждал Лера, даже не замечая, как его мысли под градусом обретают несколько странную огранку. — Вы всё равно все сказали, что, скорее всего, поедете спать домой, как только мы насидимся. — Я не поеду. — важно заявил Антон. — Поедешь. — максимально тонко намекнул Патронов. — Лерон, я, как твой лучший друг, обязан оградить тебя от греховных дел! — набожно продолжил он. — Ты, как мой лучший друг, обязан уважать моё желание ебаться! — активно парировал Лера. — Ну так не с парнем же! Это, как его… Эта самая… Содомия, вот! — всё с более глупым видом настаивал Миллс. — Антон, тебя по лицу Библией ударили? — вскинув бровь, Лера резко обернулся на него и взглянул с осуждением, хотя и понимал, что он это несерьёзно. — В этом месяце будет уже три года, как я с парнем встречаюсь, ты что-то поздно опомнился от греха меня ограждать. — Да ладно, я же прикалываюсь, — выдохнув, Антон поднял руки вверх, чем показал, что сдаётся. — Но было бы здорово, если бы ты и нам дал кусочек страсти. Я тоже хочу устрицы. — Значит не выёбывайся, — исчерпывающе произнёс Дрим и с трудом удержал гору вещей, которые едва не вывалились на него с верхней полки. — Мы идём за устрицами! Да… Надо бы навести порядок в гардеробной. — Ты уверен, что здесь поблизости есть хоть один незакрытый магазин? — вклинился Демьян, показавшись из-за спины Третьякова. — Время уже за полночь. — Конечно, я уверен. Азбука Вкуса в соседнем доме работает двадцать четыре часа, иначе чего бы жилью здесь столько стоить? — фыркнул Лера, с трудом захлопнув дверцу шкафа, у которого он героически отвоевал бежевый петлистый свитер. Его он, не взирая на то, как это смотрится, натянул поверх жёлтого пижамного костюма и объяснил этот ужас тем, что всегда мёрзнет сильнее остальных, а о здоровье нужно заботиться даже если это не очень модно. — Обалдеть, — всё же выдал Вольков, хотя пытался сдерживаться. — У вас тут рядом с домом есть ночной магазин, в котором продают устрицы! Максимум, что у меня на районе можно купить ночью — это наркоту. — Это гораздо лучше, чем устрицы. — между делом высказался Слава. — Лерчику категорически нельзя пить, — тихо сетовал Антон, обращаясь к Славе, пока, согнувшись в три погибели и пьяно шатаясь, завязывал шнурки на кроссовках. — Всегда одно и то же. Сначала он начинает заёбывать Ефима, требуя к себе внимания, а потом тащит меня в магазин за какой-нибудь хуйнёй среди ночи. Даже если этот магазин в трёх километрах от дома — опытом проверено. И, конечно же, нельзя поехать на машине, ведь мы уже выпили! — Ты же сам цистерну бухла приволок и выдавал тост за тостом как из ружья, — также тихо ответил ему Слава, который догадался сесть на пол, чтобы удобнее было обуваться. — Так и не жалуйся. Поверх пижамы он накинул серое клетчатое пальто, которое, для антуража, не стал застёгивать, и посмотревшись в большое настенное зеркало, пришёл к выводу, что выглядит идеально. Лера собрал всех рядышком и не упустил момент, чтобы сделать пару снимков. Уже в лифте Патронов закинул фотографию в историю с отметками всех своих друзей и подписью «время час ночи, мы пьяные идём в магазин за устрицами для Ефима». Слава хихикнул и репостнул историю к себе. Консьерж в светлом просторном холле проводил шумную выпившую компанию недобрым взглядом. Основная масса жильцов комплекса — серьёзные состоятельные люди, которые, пусть и запоминаются в лицах консьержа как придирчивые снобы, по крайней мере, не таскают через фойе толпу неформальной молодёжи, какой выглядят друзья Леры, все как один носящие на голове крашенные волосы. Демьян — яркое пятно с розовыми растрёпанными волосами и бровями в цвет сих же. Его лицо вытянуто, глаза насыщенны небесным оттенком и добротой, однако, взрыв различных красок в его образе не может не приковывать взгляда. Антон — крепкий, плечистый, из малиновых корней вырастают чёрные патлы, лицо грубое, крыло носа проколото серёжкой, щека носит на себе партак в виде алмаза, — сделанный в шестнадцать лет иглой и чернилами по пьянке на раздолбанной квартире начинающего свой путь тату-мастера-девятиклассника, — вся шея покрыта искусными рисунками. Слава вовсе обычно выглядит как сатанист, но сегодня нечто странное: плюшевая пижама с медведями и с такими же животными серёжки. Слава обожал эти серёжки всем сердцем, две маленьких войлочных подвески в виде мишек украли его холодное сердце. Автоматическая дверь вывела в ухоженный двор. В зимнем фильтре территория жилого комплекса выглядела чуть скучнее, чем было в тёплое время года: под снегом скрылись чистые газоны с пышными сезонными растениями, был выключен фонтан. Жильё премиум-класса было обеспечено всем, о чём только могут заботиться люди при деньгах. Красивые виды, премиальный подземный паркинг, высокотехнологичная система безопасности, бесчисленное количество работников, трудящихся на территории комплекса для поддержания элитных условий жизни, удобная доступность ко всем необходимым магазинам. На ресепшене даже можно было зарегистрировать ключ-карту для частых гостей, чтобы тем не приходилось дожидаться, пока владелец квартиры спустится в лобби и подтвердит, что приглашал к себе именно этого человека, и что его не нужно выгонять с охраной с частной территории. Поначалу Лера, переехав в подаренную Ефимом на двухлетнюю годовщину отношений квартиру, чувствовал себя жутко неуместным. Жилой комплекс был задуман в стилистике пятизвёздочного отеля и задумке своей соответствовал. Такого уровня обслуживания и внимательности к безопасности жильцов Патронов раньше не видел, даже с учётом того, что перебравшись в Питер, поселился в довольно спокойном районе и видел свои родные трущобы только в страшных снах по ночам. — Вель, — укутываясь в воротник голографической куртки, Антон поглядел на начинающийся снегопад. — У тебя ведь лобби-бар прям над фойе. Ну, видели там две лестницы таких пиздатых винтовых? — обратился он уже к Славе с Демьяном, которые знали местную инфраструктуру не столь хорошо. — Вот там бар и круглосуточное кафе. Там не подают устриц разве? — Какая разница, что там подают? — буркнул Лера упёрто в свой вязаный шарф. — Я хочу сам приготовить, иначе весь смысл потеряется. Антон тихо вздохнул. Он знал, что Лера готовит не очень хорошо, знал, что ничего более ответственное, чем яичница или пельмени Лере доверять не стоит, но напоминать ему об этом не стал. Двор находился на втором этаже, поэтому им пришлось одолеть лестницу, чтобы спуститься. Практически сразу показалась нужная зелёная вывеска, и они, все, кроме Леры, успевшие порядочно замёрзнуть за столь короткую прогулку, втеснились в двери круглосуточного магазина. Они торопливо пошли через зал к отсеку замороженных морепродуктов, но путь лежал сквозь кондитерский отдел, — вообще-то нет, но Леру как будто ветром сдуло туда, — поэтому Патронов вручил Антону в руки большой торт из бельгийского шоколада и упаковку пирожных «макаруны». Слава взял себе обыкновенную вафельную трубочку в шоколадной глазури, предварительно убедившись, что кончик трубочки также будет шоколадным. Уже в отделе замороженных продуктов они практически сразу наткнулись на черноморские устрицы, что Демьяна жутко поразило. Он, хоть и зарабатывал довольно хорошо, не был любителем потратить деньги на лишние изыски, и вдобавок ко всему сам по себе был человеком крайне впечатлительным.

«Устрицы скользкие и мерзкие. Первый раз попробовал их, когда мне было восемь. Мы пошли в ресторан, чтобы отметить папин день рождения. Меня стошнило раньше, чем я их проглотил. С тех пор я боялся устриц. Второй раз попробовал их в четырнадцать, когда мы ездили в Японию. В Японии вся еда довольно специфическая, у меня было несварение. Второй шанс я мог дать, но не третий. Замороженные устрицы из азбуки вкуса есть не буду. Особенно если их приготовил пьяный Лера. Я сам часто готовлю что-то сложное под градусом. По крайней мере, если в рецепте есть вино, то всё, что не отправилось в соус, отправляется в меня. Но у меня ни разу не загоралась сковородка и не падала раскрытая солонка в кастрюлю. Чего о Лере не скажешь. Хотя картошка с грибами у него была вкусная.»

Лера открыл интернет-сайт «как готовить устрицы ПРАВИЛЬНО» и с умным, но подпившим видом приступил к готовке. Разумеется, никого из парней в помощники он не взял, потому что шеф-повар сам знает, как лучше. Поэтому они просто сидели за столом, раскидывая одну за другой партии в «дурака». Ефим приехал позже, чем мог бы, зато с пышным букетом белых роз, которые Лере очень понравились. Приветствие они закрепили тёплым долгим поцелуем. Антон один раз подозрительно покосился в сторону прихожей, словно действительно переживал, что Ефим может сразу же сделать что-нибудь плохое, но после вернулся к игре. Он уже трижды остался в дураках, и ему хотелось бы отыграться. — Скажи честно, ты это специально? — с трепетом расправляя молочные лепесточки на одном из цветков, Лера пытался посчитать, сколько же их всего в букете — двадцать пять. В лице Ефима появилось недоумение. — Я хотел на тебя поругаться, а теперь как-то неловко. — Прости, куколка. Я хотел немного отдохнуть от людей, — поспешно объяснился Ефим и коснулся губами чужого виска. — Но я соскучился. — Ой ли, — недовольно шикнул Лера, гордо вздёрнув подбородок, но из объятий не вылез, только посмотрел на стоящего за его спиной Ефима через отражение зеркала и вытащил из кармана телефон, чтобы запечатлеть этот момент на камеру. — Если бы я не написал, ты бы ничего не сделал, чтобы мы увиделись. — Не говори так, — с лаской протянул Нестеров и заискивающе поцеловал, на этот раз за ушком. — Я хотел пригласить тебя в кафе завтра. — Я тебе кое-что приготовил, — к слову добавил Лера. — Голодный? — Нет, но по такому случаю — да, — мягко улыбнулся Ефим, заинтересовавшись и вместе с тем насторожившись. — Что ты приготовил?.. — Устрицы. — гордо объявил Лера и за руку потянул Ефима в зал, где тот поочерёдно поздоровался со всеми присутствующими. — Устрицы?.. — Ефим сильно удивился и насторожился больше прежнего. — Садись. — Лера повлёк его к стулу и усадил за стол, погладив по плечам. — Я, конечно, терпеть тебя не могу, — шепнул ему Антон, наполняя пустой стакан коньяком. — Но тебе лучше выпить. — Я, конечно, ещё больше терпеть тебя не могу, но спасибо за понимание. — также тихо ответил Ефим, готовый перекреститься, и с тяжёлым вздохом опрокинул в себя всё содержимое стакана разом, заткнувшись рукавом своего пиджака, чтобы унять резкий привкус коньяка в горле. Устриц ели все, кроме Славы и Леры. Слава категорически отказался, Лера же хотел, чтобы другим досталось побольше. Они получились вкусными, Ефим приятно удивился и заявил, что пожалел о своём скептичном настрое. Демьян пробовал их впервые и был в полном восторге. — Какая ваша самая дорогая вещь? — спросил Демьян. — Дорогая в плане моральной ценности. — Даже не знаю. Мне плевать на вещи, — качая коньяк в стакане, нахмурился Ефим. — Разве что… Самая первая музыкальная награда. Платиновый диск за трек «Загробный шёпот». — Кольцо, которое я почти никогда не снимаю, — продемонстрировав безымянный палец левой руки, высказался Слава. — Мне его сестра подарила, когда я из Украины уезжал. Когда семья провожала меня в аэропорт, Арина плакала и не хотела, чтобы я уезжал, потому что боялась, что я почти не буду к ним приезжать. Она носила это кольцо, не снимая, и мне завещала делать то же, чтобы я «всегда помнил» о ней. Будто я мог бы о ней и не помнить. — Как мило, — растрогался Лера, что не отлипал от руки Ефима, которая мягко лежала на его колене. — У меня похожая история. Когда я уезжал в Питер, бабушка подарила мне потрёпанного синего медведя, с которым я спал в детстве. Я, когда подрос, забыл про него, а она нашла, почистила от пыли и отдала мне. — Может, вы подумаете, что это глупо, — неловко почесав затылок, Антон поджал губы, будто всё ещё сомневался, стоит ли это говорить. — Но у меня есть коробка… И в ней я храню… Ну типа… Старые билеты с киносеансов. У меня с моей первой девушкой была традиция: когда мы ходили в кино, писали что-нибудь милое на билетах и отдавали их друг другу. Мы расстались уж почти десять лет как, ну, лет семь точно, а у меня до сих пор рука не поднимается выбросить эти билеты. — Это не глупо, — поспешил заверить Демьян. — Я вот собираю фотоальбомы, хотя это, вроде как, уже пережиток прошлого. — Вовсе нет… — тут же добавился Патронов, и дискуссия возросла с новой силой.

«Важная заметка без уточнения деталей: Я ОЧЕНЬ РАД, ЧТО НЕ ЕЛ ЭТИХ УСТРИЦ»

Лера был растерян и смущён. Слава с Антоном лежали на полу от хохота. На самом деле, они могли на полу и не лежать, но для правильного эффекта решили это сделать: уже через полчаса Ефим с Демьяном наперегонки побежали до туалета. К счастью, в квартире Леры был гостевой санузел — туда Демьян и отправился, проиграв Ефиму, но на тот туалет, что находится дальше, нужно было больше сил, чтобы донести своё несварение. — Ефим, прости меня, пожалуйста! Я не специально! — стучась в дверь ванной, взмолился Лера. — Отъебись, Патронов! Я больше в жизни к твоей стряпне не притронусь! — послышалось с той стороны двери. — Какие у вас нежные желудки! — сквозь хохот проронил Антон. — Я вон и мышьяка пожрать могу, и ничё мне не будет. А вам пару устричек и всё — вулкан из всех щелей, даже сера из ушей выпрыгивает. — Ой, ладно, ребят, — держась за живот от смеха, и сквозь отдышку заговорил Слава. — Весело с вами, а мне проспаться надо. — Чучело! — с грохотом послышалось из ванной. — Ты не забыл, что у нас завтра занятия с хореографом?! — Ты там только не обосрись, — прислонившись к двери, начал Слава, чем заставил Антона ещё сильнее расхохотаться. — Но я не смогу. — Ты ахуел?! — крикнул Ефим. — Что это значит «ты не сможешь»? — Я буду с малым сидеть, — что удивительно, не став язвить, сообщил Третьяков. — Семья важнее! — Посмотрим, чё ты будешь делать, когда я «уволю» тебя из группы «классные деффчонки»! — злобно рявкнул Ефим, при этом умудрившись пошутить. — Не надо только тут вонять на меня своими полномочиями, — поиздевался Слава, не отлипая от двери. — Счастливо оставаться, босс толчка!

«Время почти четыре. Еду домой. Почти трезвый и очень сонный. В наушниках Lykke Li, от этого ещё больше хочу спать. Спокойной ночи? Не думаю, что буду писать ещё что-то, когда приеду домой.»