«Время летит поразительно быстро. И вот оно, тридцать первое декабря. Завтра уже будет две тысячи двадцать первый год. А я вообще этого не чувствую. Я даже не заметил, как промелькнул декабрь. Последние две недели прошли в основном в подготовке к празднику. Мы столько ссорились в общем чате, что сейчас, пока я еду на квартиру, мне никак не верится, что мы все в конечном счёте всё-таки СМОГЛИ договориться. Я заехал за Глебом и Юлей, будем праздновать вместе. У нас с Глебом парные костюмы. Господи, это прекрасно. Ни секунды не жалею о том, что у меня есть сын.»
На улице мельтешил снег. Сугробы выросли до критических размеров, улицы просто не успевали расчищать. Толстые корки снега лежали на скатах крыш, на подоконниках окон, за которыми мерцали гирлянды, на автомобилях, расчищенных владельцами на скорую руку. Температура опускалась ниже минус пятнадцати градусов, и мороз нещадно колол любые оголённые участки кожи, вызывая больше усталость от зимы, чем воодушевление декабрьским волшебством. Но именно сегодня, в последний день календаря, и мороз, и холмистые снежные горы на дорогах были как нельзя кстати, смешанные с белыми гирляндами, развешенными вдоль городских проспектов. Таксист весело барабанил пальцами по рулю, подпевая играющей по радио «Jingle Bells», пока на светофоре горел красный свет. Глеб тонко выпросил у Славы дневник с ручкой и начал с особенной задумкой чирикать по пустым страницам, подражая подсмотренным у папы действиям. Слава глубоко дышал, стараясь сохранить свою последнюю нервную клетку и не обращать внимания на то, что немногие свободные страницы превращаются в чернильное месиво — примерно такое же, впрочем, как и содержание его мыслей. Просто чёрная паутина на весь лист. Очень красиво и стоит гораздо больше, чем все записи, которые Слава сделал здесь в уходящем году. Юля уронила короткий мешок, запечатлев в памяти измученное лицо Славы, и продолжила сидеть в Тиндере, расставляя лайки на анкеты богатых мужчин и красивых молодых девушек. Совсем скоро такси подъехало к нужному комплексу. Юля заботливо застегнула Глебу курточку и вместе с тем тактично попыталась побудить его расстаться с папиным дневником, который за последние минут десять пережил нечто страшное. Слава же вместе с таксистом полез в багажник, чтобы достать пакеты с подарками и частью провизии, которую он должен был привезти. Со своим дневником он уже трагически распрощался — Глеб его возвращать не желал и высказал это весьма чётко. Не менее чётко, чем просьбу добраться до квартиры на руках у папы. Слава, нагруженный пакетами, терпеливо вздохнул и отдал один из них, самый лёгкий, Юле, чтобы вместо этого понести Глеба. Глеб, довольный, бессовестно мял дневник и лепетал что-то на смеси человеческого и своего собственного языков. Ручку он выронил где-то по дороге, и эту утрату Слава принял особенно быстро, но смотреть на то, как беспощадно кувыркают его дражайшие мемуары, ему было почти физически больно. Свободные страницы в дневнике уже и так заканчивались, поэтому было не обидно окрасить их детскими каракулями, но Славе не хотелось принимать мысль, что из-за шалостей Глеба он потерял возможность вести дневник в ближайшие сутки. Он не ожидал, что вот так резко лишится его, поэтому не брал с собой чистую тетрадь. Намечалось шикарное празднество в семейном кругу. Но семейный круг, пожалуй, был настолько обширным, что им пришлось арендовать действительно большую квартиру. Вариант с коттеджем, к сожалению, отмели ещё на начальной стадии выбора, поскольку не все поддержали идею ехать за город в такую морозную погоду. Остановились на квартире в элитном жилом комплексе близ Невского проспекта, докуда всем (или почти всем) было одинаково удобно добираться. Фасад здания был отстроен в неорусском стиле раннего модерна и прекрасно вписывался в обстановку центра города. Шесть комнат, четыре совмещённых санузла, внушительный метраж, в котором будет комфортно собраться большому количеству людей. Ценник на такое удовольствие был гигантский, но так как скидывались все вместе, это никому не ударило по карману. Время было немного за полдень, поэтому Слава со своей компанией был далеко не последним прибывшим гостем. Едва он переступил порог квартиры и опустил Глеба на пол, как в прихожую примчалась наряженная в голубое блестящее платье Элечка. Надо сказать, Глеб тоже был одет под стать празднику — Слава с Юлей заранее заказали ему костюмчик-двойку с пышной белой рубашечкой, голубой безрукавной жилеткой и брючками. В этом он выглядел как крошечный джентльмен, и ободок с оленьими рожками в крупных кудряшках нисколько образ не портил. Самое интересное в этом костюме было то, что он выглядел точно также, как костюм, в который оделся Слава. Отличить их двоих можно было разве что по размеру и по умению внятно разговаривать, хотя Слава в дороге успел пошутить, что к бою курантов он уже будет владеть своей речью не лучше, чем двухлетний Глеб. Ещё одно отличие было в том, что Славе (к великой радости) не досталось ободка с оленьими рогами, зато он сделал себе прекрасный новогодний макияж, воспользовавшись голубыми блёстками и яркими румянами, которые сделали его лицо чересчур очаровательным на пару с крупными веснушками. Аня с Данилой, стоило полагать, уже были здесь, раз Глеба встретила их дочка. Адам, Лера, Ефим и Бажен тоже успели разместиться в гостиной, где попивали самодельный горячий глинтвейн за увлечёнными разговорами. В квартире уже собралось десять человек, а ведь это были не все из списка гостей сегодняшнего праздника. Подъехать должны были Федя, Яша, Кира, Мирон, Стас, Яна, за ней увязался Вадим, который грозился прихватить свою сестру, ещё и Бажен кого-то позвал. Такое количество людей собралось даже с учётом того, что приехать смогли не все из тех, кто был приглашён. Руслан с Таней улетели в Мурманск к его родным, Настя намеревалась встречать новый год в Абу-Даби со своим дражайшим кавалером, который пожелал, чтобы она осталась у него. Конечно, её поступок запомнили фразой «братву на член не меняют», и было немного печально, что её сегодня не будет, однако, это был её выбор. Слава чувствовал себя крайне комфортно, но его терзала мысль о том, что Яну позвал Ефим, а стало быть, сегодня — день Х, когда Лера узнает об идиотских планах Ефима с фейковыми отношениями. Наверняка, он будет жутко расстроен, хотя бы потому что Нестеров за прошедший месяц так и не соизволил поднять эту тему с возлюбленным и дотянул до последнего. Думать об этом прямо сейчас, пока всё было так хорошо, не хотелось, поэтому Слава занял себя тёплыми приветствиями друзей и выгрузкой подарков — традиционно, красиво упакованные коробки и праздничные пакеты до боя курантов оставляли под ёлкой, которую как раз нужно было всем вместе украсить. За игрушки и выбор ответственного за них человека в чате тоже велись оживлённые споры, но в итоге, как и в подавляющем большинстве случаев, эту проблему разрешили Бажен и Лера, поэтому и сейчас они всячески старались побудить остальных наконец-то окунуться в праздничную атмосферу. Они распаковали несколько больших коробок с новогодней утварью, и только в этот момент среди всех поселилась мысль о том, как сильно размер ёлки, тыкающей кончиком в высокий потолок, не соответствует человеческому росту. Стремянки отыскать не удалось, зато было быстро предложено другое решение. Украшать верхний слой ёлки было поручено трём людям: Ане, Лере и Славе. Аня села на плечи к Даниле, Лера к Ефиму, а Слава к Адаму, и таким нехитрым образом им удалось нарядить ёлку до самой верхушки, которая увенчалась блестящей звездой. Бажен снимал всё это на камеру, задорно хихикая на заднем плане, и вся эта увертюра летела в истории в Инстаграме с соответствующими отметками. Даже Славе, с его-то нелюбовью к праздникам и непониманием всеобщей ими озабоченности, удалось почувствовать особенность момента, когда Глеб, сидя на его плечах, старательно нацеплял большой серебристый шар на еловую ветку методом, который подглядел у взрослых. Украшать один только низ ёлки детям стало скучно, поэтому они синхронно потребовали «полетать» на папах и увидеть мир с высоты взрослого человека. Зажжённая гирляндами ёлка порадовала всех. В заключение, к ней наконец-то сложили подарки, которых накопилось великое множество даже с учётом того, что ещё не все гости приехали и, соответственно, оставили свои подарки. Все они едва поместились под ёлку, некоторые пришлось ставить рядом. Очень хорошо, что все пакеты и коробки были обклеены стикерами, на которых были написаны имена отправителей и получателей. К тому же, Бажен и Лера постарались проконтролировать, чтобы адресованные одному человеку презенты стояли возле друг друга — это поможет избежать бардака и путаницы, когда каждый будет искать свои новогодние подарки в куче других. Дружеские беседы, смех голосов, согретых глинтвейном, всем знакомые новогодние песни, взгляды и улыбки близких людей, разноцветные переливы гирлянд — всё это смешивалось воедино, но вместо сплошного круговорота превращалось в нечто, напоминающее слаженный танец, будто заученный с иголочки. Каждое малейшее действие: каждое слово, каждая лёгкая улыбка поразительно гармонировали друг с другом и изображали нечто невообразимо правильное. С самого утра Слава получал массу поздравлений с наступающим праздником. Писали все, начиная от поклонников или давно забытых им знакомых, заканчивая одноклассниками и родственниками. Ещё с утра он созвонился по видеосвязи с родителями, обменялся с ними планами на ближайшее время и договорился о скорой встрече, а чуть позже он всё же написал Лене, несмотря на то, что за прошедшее время сделал большой шаг к тому, чтобы не думать о ней каждый раз перед сном. Слава старался чаще заглядывать на студию, брать репетиции с Лиёном сверх распланированных занятий, больше времени проводить с сыном, больше ночей начинать в объятиях Киры или Мирона, и это действительно помогало. Но сейчас, находясь в тепле родственных связей и готовясь отмечать такой важный праздник, он не смог не написать ей хотя бы самого короткого «привет, с наступающим тебя». — Папа, это тебе от Эли. — Глеб дёрнул Славу за штаны, стараясь отвлечь его от активного диалога с Адамом, и протянул ему большой традиционно красно-белый леденец на палочке. — Какая прелесть. Спасибо, дорогая! — Слава опустился на корточки, чтобы забрать у Глеба подарок, а взглядом проследил за тем, как Эля ходит по комнате и раздаёт всем такие же леденцы. Даже она, разумеется, с подачи родителей, но сделала свой вклад в обмен подарками. Юля была не очень довольна тем, что Глебу вручили леденец, поскольку ему было нежелательно их есть в таком юном возрасте, но поделать с этим было ничего нельзя, ведь Эля искренне старалась порадовать своего друга, сделав ему подарок. Аня с Даней могли бы придумать что-нибудь другое, но тогда Глеб бы непременно обиделся на то, что ему не достался леденец. Глеб и Эля очень хорошо ладили. Девочка была всего на полгода старше, поэтому из них получался очаровательнейший тандем, который, к тому же, подавляющую часть времени позволял взрослым спокойно заниматься своими делами, изредка поглядывая за тем, как дети играют возле ёлки. Юля с Аней тоже общалась достаточно неплохо, хотя Слава догадывался, что Ярцевой не слишком хотелось справлять праздник в этой компании. У неё, вероятно, могли быть иные планы на этот день, но оба понимали, что Глебу нужно отмечать важные праздники с обоими родителями, чтобы расти счастливым. Ближе к ночи, самый максимум — в ближайшее время после боя курантов, Юля отвезёт Глеба к бабушке, уложит спать и поедет праздновать первую ночь в новом году со своими подругами, а Слава останется здесь и, как обычно, не откажет себе ни в одной дурной мысли, которая покажется ему весёлой, но пока что они оба старались делать всё, чтобы Глеб чувствовал себя хорошо и запоминал новый год как волшебное семейное событие. Слава распаковал конфету и пихнул её в рот, невольно отвлекаясь от шумных диалогов на сообщения в телефоне. Среди всевозможных поздравлений, оригинальных и не очень, было сложно отыскать нужные чаты, и это немного раздражало. Слава активно переписывался с Кирой, которая отчитывалась почти о каждом своём шаге. Он ждал её приезда и правда хотел увидеться, поэтому старался своевременно осведомляться о том, насколько она готова выходить из дома. Ему также написал Яша. Написал, что только проснулся, и пожелал ему доброго утра. Самое интересное, что его «доброго ранку» было отправлено в пятнадцать-тридцать ровно, и Слава только языком цокнул, подумав о том, что пора уже перестать удивляться. — У-у-у, ну ка-пец у вас тут компания! — залетевший в зал Вадим раскинул руки и недовольно оглядел всех присутствующих. — Три женщины на весь дом. И то… Одна из них замужем, вторая ещё даже в школу не ходит, а третья — мать сына моего друга. — Вот и порадуйся, что ты нам ещё одну женщину привёз. — улыбнулся Слава, принимая неожиданно крепкие объятия Аси. — Ну, мне-то хули с этого радоваться. Это ж моя сеструха, — тягостливо вздохнул Вадим, озадаченно почесав макушку. — А Янка когда приедет? А Кира? Безобразие какое-то, чесслово. — Насчёт Яны я не знаю, — честно ответил Слава с должным безразличием. — А Кира должна была приехать полчаса назад, но она как обычно в последний момент решила переделать макияж и перемерить сорок разных нарядов. Зная её, не удивлюсь, если мы встретимся только к следующему новому году. — Скоро ещё ко мне девушка приедет! — заявил Бажен радостно. — Девушка? — в один голос спросили сразу несколько человек. — Слава, ты должен её помнить. Это Ника, я знакомил вас на вечеринке, а сегодня познакомлю с ней остальных. — пояснил Бажен с задорной улыбкой, а Славу будто током в ту же секунду прошибло. — Ника?.. — переспросил он обеспокоенно, и словно один только Лера понял, в чём дело. — Бажен… — Я помню, что вы почему-то не поладили. Ника сказала, что это потому что ты был под наркотиками, — подойдя поближе, Бажен положил Славе ладонь на плечо и заговорил гораздо тише. — Ведь и правда. Ты был под маркой, и тебе казалось всякое. Пожалуйста, попробуй сегодня познакомиться с ней заново… Ради меня. Она на самом деле очень хорошая. И она мне нравится. Сильно. Правда, в университете я даже и мечтать не мог о том, чтобы у меня с ней что-то было, но судьба всегда сводит нужных людей, так ведь? Слава многозначительно промолчал. У него в голове за несколько секунд произошло не меньшее, чем взрыв на атомной электростанции. Возможно, Слава действительно был не в себе и надумал себе что-то, чего на самом деле не было. Он попытался вспомнить тот вечер, а воспоминания были одновременно и пугающе яркими, и странно подтёртыми — словно мозг очень хотел выкинуть их, но не мог. Скорее всего, так оно и было. Тем не менее, было важно ответить на один вопрос: был ли он слишком груб с Никой? Он буквально обматерил её и выгнал только потому что увидел рядом с Баженом, но неужели не она весь вечер старательно его спаивала? Какие цели она преследовала, делая это? По крайней мере, Третьяков был убеждён, что нормальная девушка не стала бы агитировать нравящегося ей парня напиться вдребезги, притом прекрасно зная, что он вовсе не пьёт. Заскрипев зубами, Слава выцедил неохотное «ладно». И сделал это только из-за того, что в монологе Бажена прозвучало заветное «пожалуйста, ради меня». Ради него он действительно готов был попробовать, но не готов был ничего обещать. Сегодня он просто должен был дать Нике шанс проявить себя лучшим образом, но до тех пор, пока ожидания у Славы были не самые приятные, это и мысли о Яне заставляли его ощущать, как новогоднее настроение медленно тает, утекая сквозь пальцы. Постепенно квартира начинала казаться теснее, чем есть. Приехал Стас, приехал Яша, приехал бы уже и Мирон, но он, по укоренившейся традиции, по пути потерялся и активно записывал Славе голосовые сообщения. — Пиздец! Откуда в метро тридцать первого декабря столько народу? Я вообще не понимаю, где я вышел. Тут какой-то собор, на Кремль похож… Правда, я не уверен, что Кремль… Ай, блять, споткнулся. Чуть в снег не упал! Щас бы и потеряли меня до весны. Так вот… — доносилось из динамика Славиного телефона, и голос этот, незамысловато вещавший о будничных неприятностях, заставлял его улыбаться. Ближе к шести вечера начали заботиться о праздничном столе. Вадим экспертно заявил, что первым делом нужно расставить алкоголь. Несколько бутылок шампанского ждали своего часа, ровно распределённые по столу, а между ними встали бутылка рома, бутылка коньяка и бутылка водки хороших марок. В планах было подать к столу запечённое мясо и красную рыбу, цезарь с креветками, греческий салат, традиционные оливье и селёдку под шубой. Гарниры в виде запечённого картофеля, разумеется, самые разнообразные закуски в тарталетках и торт на десерт. Аня с Юлей взяли на себя приготовление рыбы и мяса, Лера вежливо заставил Ефима ассистировать ему в приготовлении торта, а остальных привлекли к нарезанию салатов и закусок. — Надо было приезжать в одиннадцать вечера на всё готовенькое. — пробурчал Яша, разочарованно нарезая лук, от которого даже сквозь очки глаза слезились. — Да кто б тебя тогда накормил. Господи, как можно так криво резать! — Федя шлёпнул ему по рукам, отчего Яша громко заматерился и уронил нож себе под ноги, запрыгав на месте в страхе случайно порезаться глухо звякнувшим о пол лезвием. — Дебилёнок, блять. — Сам тогда режь всё, раз такой умный нашёлся! Щоб ти провалився. — от стресса Яша бесконтрольно переключился на украинский, и хотя он был достаточно элементарным для понимания, Феде это явно не понравилось. — Я сейчас тебя порежу. Уверен, ты на вкус такой же как селёдка, только натёртая мефедроном, — рыкнул Федя, потянув попытавшегося сбежать парня за воротник красного свитера. — Ещё припёрся в таком же свитере, как у меня, позорище. Куда пошёл?! — Да будто я нарочно! Это, может, ты одел такой же свитер, как у меня, а не я! — Яша забрыкался, стараясь вырваться, но его ровно, как по струнке, поставили обратно за доску. — Не одел, а надел! Хер ты сбежишь, сын инфузории-туфельки, режь сраный лук и не мотай мне нервы! — рявкнул Семёнов. — Воспитывать и воспитывать этого поганца. — Может, вы оба уже заткнётесь? — Ефим, весь в муке, креме и в смешном фартуке с загорелым мужским прессом, вымученно взбивал венчиком этот самый крем. — Куколка, у меня уже рука устала… — Когда я тебе говорю, что у меня рука устала, ты говоришь мне: «давай тогда ртом», — поставив руки в боки, артистично припомнил Лера, и лицо его очень забавно сощурилось под рассыпавшийся по кухне смех. — Что мне прикажешь тебе сейчас говорить? — Вот как его быстро на место-то поставили. — усмехнулся Данила, кропотливо начищая креветки на пару с Баженом. Ефиму на это ответить было нечего, поэтому он тяжко вздохнул, дунул себе на загораживающую глаза чёлку и продолжил усердно взбивать крем. На кухне стоял небывалый гам: все были при деле, но каждый (кроме Яши и Ефима, естественно) имел возможность ненадолго отлучиться, поскольку исчезновение даже одного человека с кухни добавляло на неё огромное количество кислорода. — Привет, малышка, — Слава вышел в коридор, чтобы встретить Киру, и первым делом галантно снял с её плеч норковую шубу, которую повесил на вешалку. — Соскучилась? — Ужасно, — Кира закинула руки ему на шею и затянула его в долгий влажный поцелуй, после которого с любопытством улыбнулась. — А что ты ел такое вкусное? — Конфетку. Хочешь? — прошептал Слава ей в губы, заскользив пальцами по выступающим позвонкам на оголённой спине. — Платье красивое. — Самое короткое, которое было у меня в шкафу. — игриво сообщила Кира, прижимаясь к нему поближе. — Я заметил. — усмехнулся Третьяков и осторожно прижал её к стене, позволяя себе обхватить ладонями пышные бёдра, обтянутые капроновыми колготками. — Познакомишь меня со своим сыном? Я привезла ему подарок. — вдруг сказала Кира, успел только Слава оставить несколько поцелуев у неё на шее. — Тебе обязательно надо было именно сейчас это говорить? Пойдём. — сердито буркнул Слава и сразу же, моментом, оторвался от неё. — Пиздец, вы нормальные? — ругался Ефим, умудрившись даже в этом нелепом фартуке чувствовать себя максимально угрожающим. — Как можно было забыть купить сраный чёртов ебучий горошек?! — Да что ты истеришь, — Адам, немного выпивший, махал у него перед лицом соединёнными большим и указательным пальцами, а-ля итальянец. — Сейчас кто-нибудь в магазин сходит и купит этот горошек. Можно подумать, время уже двадцать-три-пятьдесят-девять, а у нас в оливье горошка нет. — У нас ещё даже самого оливье нет. — добавил Стас, решивший перемыть все чистые тарелки и приборы, чтобы они стали ещё чище. — Вот именно! — Адам взмахнул руками, посчитав, что это достаточно убедительный аргумент, чтобы Ефим успокоился и перестал плеваться мукой, в которой у него всё лицо было испачкано. — Давайте оболтуса отправим, — Федя пихнул Яшу плечом, отчего тот неваляшкой шатнулся в сторону и карикатурно врезался в Бажена, который из-за этого происшествия дёрнулся и порезал себе палец. — Всё равно он бесполез… — Ай! — взвизгнул Бажен, и по принципу домино, задетый Яшей, повалился в крепкие объятия Данилы, который тут же начал гладить его по голове и дуть ему на ранку, будто дочь свою успокаивает. — Знаете, а я поддерживаю эту идею! От него здесь больше вреда, чем пользы. — Э! Я не хочу в магаз идти… — серьёзно воспротивился Яша, уронив косой взгляд к окну, за которым, в темноте, кружилась метель. — Сами идите куда хотите. — Тебя не спросили, а поставили перед фактом. — твёрдо уведомил Семёнов, уже начав выпихивать Чертополоха с кухни в коридор. — Яша, пожалуйста! — добавила Аня вежливо. — И возьми пару коробок сока, а то дети его весь уже выпили. — немного утрировала Юля, с переживанием взглянув на почти пустую упаковку сока. — Вот-вот, а нам ещё коньяк запивать! — поддержал её Вадим. — Лично я не запиваю, — ответила ему Юля. — Но другим нужно. — Да ладно, ты чистый пьёшь?! — удивлённо спросил Вадим, похоже, искренне очаровавшись этим. — Денег хоть мне дайте, суки! — Яша, хоть и пытался бороться с Федей, уже отлично понимал, что его участь неминуема. Яше вручили свеженькую пятитысячную купюру, и наказав беречь сдачу ценой собственной жизни, выпроводили за порог. Даже «на посошок» выпить не позволили — на глинтвейн Яша опоздал, а за попытку стащить алкоголь со стола ему давали по рукам, поэтому из квартиры Яша выходил с фразой «злые вы, уйду я от вас и будете все плакать». Почти сразу после того, как за Яшей закрылась дверь, прибыла новая гостья. К тому времени с готовкой всё более или менее успокоилось, по крайней мере, после того, как Лера с Юлей сумели поделить духовку и решить, кто воспользуется ей первым. Что-то было уже готово или почти готово, остальное было отложено, чтобы закончить и подать к столу в более позднее время. Гостья. Это была Ника. Бажен с радостью представил её всем присутствующим, в том числе Славе — да, он действительно познакомил их заново, сделав вид, что до этого они не пересекались, подумав, что такой символизм с психологической точки зрения будет иметь значение в их дальнейшем общении. Нику посчитали довольно хорошенькой. Девушка с такой нежной внешностью, как у неё, с виду Бажену очень подходила. Негустые рыжие волосы, очень выгодно уложенные, с воздушной чёлкой, яркие карие глаза — хитрые до ужаса, но опасно красиво пылающие как дрова в летнем костре, длинные тонкие губы, что не теряли чарующей улыбки. На ней было чёрное шёлковое платье «комбинация» с ассиметричной длинной юбкой, которая элегантным разрезом открывала вид на стройные ножки. Тонкие бретели и отделка кружевом придали образу особый лоск. Одежда, несомненно, очень хорошо позволяла отличить девушек по характеру. В то время как Ника подобрала наряд, подобающий званому ужину, Кира выбрала мини-платье с открытой спиной, боками и вызывающим вырезом — оно прикрывало только самые интимные части тела, и то не слишком старательно. Ася пришла в латексных штанах и чёрном топе, поверх которого был ещё один — с рукавами и высоким горлом, но полупрозрачный. Юля оделась в чёрные шёлковые брюки свободного кроя и белый крупновязаный свитер, а Аня выбрала наиболее уютный и домашний стиль. Однако, если Слава был твёрдо уверен в том, что образ Киры полностью соответствует её раскрепощённому бурному нраву, то насчёт Ники, демонстрирующей непомерную нежность и кротость своего гардероба, он сомневался. В конце концов, Слава напомнил себе, что пообещал Бажену быть непредвзятым, но ему было сложно выкинуть из головы события той ночи. «Господи, позволь мне позабыть об этом» — мысленная мольба, о которой Слава быстро пожалел, потому что очень скоро подъехала Яна. Стоило ожидать, что первым её поприветствовать захочет Вадим. — Привет, красавица! У тебя заеб… Замечательное платье, — старательно распинался он, явно стесняясь в непривычных себе речевых оборотах. Слава одобрительно улыбнулся услышанному комплименту и помахал Яне рукой, в ответ на что она мягко улыбнулась. — В нём твои сиськи так круто выглядят, жесть. «Ой, дурак, дурак… Это ж надо было всё испортить. Рано я в тебя поверил» — подумал Слава, едва удержавшись от того, чтобы не шлёпнуть ему по лицу. Откровенно говоря, как мужчина, Слава его, конечно, прекрасно понимал — он и сам об этом подумал, но разница между ними была в том, что Слава подобные мысли озвучивать никогда себе не позволял. — Иди нахер, Жеглов. — пробормотала Яна, оскорблённо пихнув Вадима в сторону, чтобы пройти. Этого следовало ожидать. — Да пиздец, чё я не так сказал?! Я ж сказал, что типа чёткая дохуя, а ты агришься, — в ответ недоумённо брякнул Вадим, почёсывая затылок. — Ну реально сиськи классные, я ж говорю то, что вижу! Это был комплимент! Эй, куда ты? Я тебе подарок купил! — Не нужны мне твои подарки, отстань. — не оборачиваясь сказала Яна. — Извинись перед ней, живо. Только нормально. — подлетев к Вадиму, Слава схватил его за локоть и наклонился, чтобы сказать эту фразу шёпотом. Сразу после, стараясь оставить этот эпизод втайне от Яны, он пошёл дальше и обогнал её, оставляя их с Вадимом наедине. Вадим неловко поджал губы, испугавшись того, что ему придётся перед кем-то извиняться, но разглядывая стройную спину Яны он, очевидно, готов был и не такое сделать, лишь бы только она хоть раз не послала его нахер, а улыбнулась ему также, как сделала это, услышав, что её платье «замечательное». — Яна, стой! — Вадим поспешил догнать её и постарался как можно аккуратнее схватить девушку за плечо, чтобы развернуть её к себе. Яна дёрнулась в сторону, испугавшись, но отчего-то застыла как кукла, глядя на него своими большими густо накрашенными глазами, которые так сильно выделялись на её декоративном личике. Вадим тоже застыл, засмотревшись. Ему показалось, будто весь мир встал, замер как ромашка в эпоксидной смоле. И только тогда, когда Яна собиралась уйти, он ожил, вспомнив, что должен был что-то сказать, а не просто окликнуть её и смотреть ей в лицо. — Я это… Ну, ты прости, если я несу какую-то хуйню. Ты мне понравилась сильно, — честно сказал Вадим, расстаравшись подобрать правильные слова, которые не вызвали бы у неё очередного приступа отвращения. Он даже в глаза ей посмотреть не смог, почувствовав себя крайне неуверенно после такого яркого отказа. — Мне недавно сказали, что я ваще не умею с девчонками общаться. Ну, может, так и есть. Нет, то есть, умею, конечно, — Вадим неловко улыбнулся, зачесав чёлку назад, и встретившись с явным недоумением, догадался, что попытка покрасоваться с треском провалилась. — Сори, я долбоеб, понял, больше не так буду… Э, то есть, так не буду, а не «не так буду». Но ты короче такая классная, что я… Прям типа на свидание тебя позвать хочу, а не просто выебать или что-нибудь. Не обижайся, пл… Пожалуйста. — Вот прочитаешь хоть одну книгу, тогда и поговорим, — гордо ответила Яна, мысленно сильно обрадовавшись честным извинениям. Но то, как они были сформулированы, явно неприятно нагрело её уши. — Я ни за что не соглашусь пойти на свидание с таким… Быдлом. В её тонком голоске слышалась очень прочная и уверенная интонация, а во взгляде, лишь на секунду показавшем нечто похожее на милосердие, замерла лёгкая неприязнь. Последнее слово она выкинула мельком, сжато и комковато, — такое у неё в лексиконе обычно не водилось, — а Вадим, услышав это обзывательство, смог только глупо глазами похлопать. — Ты чё, меня быдлом щас назвала? Обидно, я так-то ваще образованный, — неубедительно заговорил он. — И я читаю книги. И сейчас вот одну читаю. — Какую? — напрягаясь, чтобы не выдавать неподдельного интереса, она чётко посмотрела ему в лицо в ожидании ответа. — «Плейбой». — ответил Вадим с чистой гордостью и сияюще улыбнулся. — Пх… — фыркнула Яна пренебрежительно. — Журналы — это не книги. — Почему? Они же бумажные и с буквами. — удивлённо отозвался Жеглов. — Просто красивым и богатым быть недостаточно, ясно? О чём с тобой вообще можно говорить, когда ты двух слов связать не можешь? Я не пойду с тобой на свидание. Меня ни твои машины, ни твои рестораны не интересуют, я и сама себе это могу позволить. — Яна сморщила тонкие бровки и на пятках развернулась. — Пиздец… — прошептал Вадим разочарованно, опустив голову, и только спустя несколько секунд он с совершенно глупой улыбкой поднял взгляд и поспешил за ней в гостиную. — Эй, но ты сказала, что я красивый! Значит, я типа в твоём вкусе? Она ему ничего не ответила. Вовсе сделала вид, что ничего не слышала, а Вадим, утешив себя этой мыслью, с широкой улыбкой смешался с остальными присутствующими в поисках Славы. — Братан, я тя украду на минутку, — он бесцеремонно выдернул парня из беседы с Мироном, извинительно махнув тому рукой, и отвёл Славу в сторону. — Ты типа умный, скажи, чё ты читаешь? Ну, ты же читаешь? — дождавшись недоумённого кивка, Вадим довольно окнул и продолжил. — Какие твои любимые писатели? — Булгаков, Маяковский, Шевченко, Бродский, Мандельштам, Загребельный, Квитка-Основьяненко, — перечислил Слава, пожав плечами, и облизнул леденец, который уже успел неоднократно побывать во рту у Киры. — Из заграничных… — Не-не-не, этого пока хватит, — Вадим живо отмахнулся, ещё раз задумчиво повторил услышанные фамилии, застопорившись на последней. — Пиздец, ну и фамилия была у чела. — Это украинский писатель, — объяснил ему Слава. — То же самое, что Салтыков-Щедрин — просто отечественная двойная фамилия. — Украинский? Нахер ты тогда его назвал? — удивлённо спросил Жеглов. — Ты спросил, какие писатели мои любимые? — Слава нахмурился и лишь цокнул языком, решив, что не хочет с этим разбираться. — Из списка он не единственный украинец, имей это в виду, как бы ты ни собирался использовать эту информацию. — Давай по-другому. Булгаков же русский? — кропотливо уточнил Вадим. — Вам нравится считать, что да. — мрачно ответил Третьяков. — Ну и как мне доказать ей, что я не тупой? Я же походу реально тупой. — обречённо протянул Вадим, тяжко вздыхая. Вадим с некоторой тоской посмотрел в сторону, стараясь как можно более ненавязчиво подсмотреть, чем занята Яна. Она стояла возле окна, о чём-то беседуя с Ефимом, и по выражению лиц обоих можно было определить, что диалог не нравится ни одной из участвующих сторон. Вадим не был осведомлён о планах Ефима и Яны, поэтому сильно напрягся, увидев, как она болтает с ним. — Чё за ерунда? Она типа вот на таких западает? Минут пять уже треплются вдали от всех. — подозрительно отметил Вадим. — Поверь, Ефим — последний человек, к которому её стоит ревновать. Там какой угодно интерес, но не романтический. — Слава покачал головой и хлопнул Вадима по плечу, когда к нему, ластясь как кошечка, подошла Кира. Слава усадил её к себе на колени, предварительно опустившись на диван, и затем подозвал к себе Мирона, чтобы он тоже сел рядом. Хотя Славу готовы были дёргать со всех сторон, он, точно также, как и Вадим, не мог перестать наблюдать за происходящим. Закончив диалог с Яной, Ефим странно огляделся по комнате и затормозил серыми глазами на силуэте Леры, который беспечно попивал сок в компании Данилы, Ани, Бажена и его новой подружки, о которой все старались разузнать побольше. Похоже, что Лера нашёл с ней общий язык, как и остальные. Слава же по-прежнему не стремился находиться в её обществе, поэтому, когда вся эта команда начала плавно перемещаться к ним, недовольно поморщился. Кира, заметив это, ободряюще погладила Славу по волосам и мило чмокнула в висок вместе с каким-то ласковым шёпотом, который должен был его утешить. — Лалли, подойди ко мне на секунду, — окликнул Ефим своего возлюбленного. Сделал он это столь неровно, что тот будто бы сразу насторожился, но улыбки своей не потерял, а Нестеров посмотрел на него с большой любовью и сам не смог не улыбнуться, чем зря Леру расслабил. Ефим нежно взял ладонь Леры в свою и с аккуратностью отвёл его в сторону. — Не к добру это. — прошептал Слава, холодным взглядом очерчивая комнату, и послушно повернулся к Кире, когда она опустила ладонь на его щёку, побуждая посмотреть ей в глаза. — Сохраняй спокойствие. Ты самый красивый и самый сексуальный мужчина в этом городе, — убеждённо прошептала Кира в ответ и коснулась его губ своими, пока Мирон неловко отводил глаза, отчего-то стесняясь наблюдать за таким откровенным соблазнением. — Забей на всё, оно тебе нужно? — Кира права, — откликнулся Стас, который, в отличие от Мирона, продолжал смотреть на Славу (будто и не видел Киру с ним вовсе) невозмутимо и бесстыдно. — Ты всё равно ничего не сможешь сделать. Ни с одним, ни с другим. — Так что позволь им натворить хуйни, а потом гордо скажи, что был прав. — Кира кокетливо улыбнулась и завершила свою реплику манящим, едва ощутимым поцелуем, в который Слава как-то болезненно усмехнулся. — Они мне слишком дороги, чтобы я гордился, когда оказываюсь прав в их неудачных решениях. — сказал Слава, прекрасно зная, что эта реплика в сознании Киры растворится без следа, не обнаружив и тени понимания. — О чём вы все… — тихо пробормотал Мирон и тут же почувствовал, как Слава сжимает его ладонь своей. Слава, определённо, хорошо устроился. Он был беспощадно окружён вниманием всех своих любимых игрушек, которые были для него не менее важны, чем для Глеба его плюшевый жираф, с которым он никогда не расставался. Да, можно было и осудить Славу за то, что он так неизбирателен, но не похоже, что кому-то в данной ситуации было некомфортно. Стас не особенно волновался о том, кем занято сегодня сердце Славы, потому что он чётко знал своё, — в крайней степени важнейшее, — место в его жизни, Кира не имела привычки жадничать, довольствуясь тем вниманием и влечением, что получает со стороны Третьякова, а Мирон и вовсе восхищался Славой настолько самозабвенно, что ему для счастья хватало бы только дышать с ним одним воздухом. — Ёбаный свет, да где этого кретина носит? Только за смертью посылать. — возмущался Федя, пристально разглядывая циферблат гравированных наручных часов, доставшихся ему от дедушки — самого близкого человека, сделавшего его детство не таким мерзким. — Я вот тоже не понимаю. Трубку не берёт, у него вообще телефон отключен. — поддерживал его Адам, расхаживая по кухне с электронной сигаретой, которую приобрёл каким-то непонятным образом. — Что ты там посасываешь? — спросил Федя, брезгливо отмахиваясь от приторного пара, распространившегося по кухне как чума по Европе. — Аш-ку-ди, — чётко прочитал Адам, протянув ему продолговатый розовый гаджет. — Электронные сигареты. С малиновым вкусом. Попробуй. — Да убери свою машинку дьявола, — фыркнул Семёнов с тягостным вздохом. — Где этот недоносок недоразвитый? Ушёл почти два часа назад и поминай как звали. Позвони кретину ещё раз. Только Адам собирался поддержать его в яростном осуждении Яши, как на кухню ворвался взвинченный Лера. Только ступив на крупную молочную плитку, он схватился за бутылку водки, порывисто открутил крышку и приложился к горлышку так беззастенчиво, словно внутри была обычная питьевая вода. Горло бойко обожгло несколько крупных глотков, густо осушающих бутылку, и Лера зашёлся в натужном приступе кашля, который заставил его уронить на пол бутылку и пшиком выплюнуть всё то, что не успело спуститься в глотку. Федя с Адамом растерянно наблюдали за увиденным, не решаясь вступить в разговор с Лерой. В ту секунду, когда они оба синхронно собрались что-нибудь сделать, в комнату влетел Ефим. — Да что ты делаешь, идиота кусок! — он невозмутимо прошёлся тапочками по осколкам в луже спирта, схватив Леру за руку. — Не трогай меня! — истерично крикнул Патронов, вырвавшись. — Хер ли ты за мной ходишь? Иди и делай, что тебе вздумается! Дальше воображай, что я пустое место! — Ты не пустое место, — Ефим вновь предпринял попытку ухватиться за руки Леры, развернул его к себе и впечатал в стену. — Хватит истерить с нихуя. Ничего страшного не случилось. — Ты так считаешь? — спросил Лера с поразительным спокойствием и вдруг опять постарался вырваться, но Ефим держал его достаточно крепко, чтобы ничего не получилось. — Конечно же, ничего страшного не случилось. Всего лишь мои чувства, их тебе не жалко. Отпусти меня. Я сказал отпусти! — Успокойся, блять, — прошипел Ефим раздражённо и сжал хрупкие запястья парня вдвое крепче. — Я же не изменил тебе, не бросил тебя. Нахера закатывать скандал у всех на глазах? — Значит, тебе можно делать хуйню у всех на глазах, а мне нельзя? — аргумент без контекста звучал достаточно слабо, но Лера на деле довольно точно сумел уколоть Ефима за его проступок. — Лера, пожалуйста, — Нестеров виновато выдохнул, в очередной раз напомнив себе не повышать голос, и даже хватка его в ту же секунду ослабла. — Я же люблю тебя. — Я вижу. Настолько любишь, что просишь меня постоять рядом с тобой на фотографии, где ты будешь сосаться с какой-то бабой. Ну что это я! — возмущённо воскликнул Лера ему в лицо, чем невольных свидетелей ссоры здорово огорошил. — И настолько любишь, что я узнаю о том, что ты решил там что-то, в самый последний, блять, момент. Ты хочешь придурка из меня сделать? Так вот не надо! — Я не… — Убери от меня руки! Лера выпутался из чужой хватки, потому что Ефим, растерянный, сам ему это позволил, и стал ходить по кухне, не обращая никакого внимания ни на Адама, ни на Федю, которые сбились особняком в угол, видимо, решив постараться сделаться невидимыми. Только Ефим попытался подойти к Патронову, как тот выставил вперёд указательный палец, не позволяя этого сделать. — Знаешь что… Если тебе стыдно, что я твой парень, тогда возьми и брось меня! — рвано произнёс Лера, опуская руку. — Найди себе тёлку и будь счастлив, что её не стыдно другим показывать! А я не собираюсь смотреть, как ты с кем-то лижешься для сторис! — Да что ты как маленький!.. Это важно для моей карьеры. Ты же знаешь, что мне никто кроме тебя не нужен, а работа есть работа и… — Ефим кинул грозный взгляд на друзей, на секунду прикусив язык. — Съебите отсюда. — Нет, пусть останутся! А я поеду к Арсению и… — Ты не поедешь ни к какому Арсению. — грозно зарычал Нестеров, преградив Лере дорогу, когда тот попытался выйти. — Это почему же? — издевательски спросил Лера, похлопав глазами. — Потому что я тебе запрещаю. — серьёзно ответил Ефим. — Ты? Запрещаешь? Мне? — тем же театральным тоном продолжил Патронов. — Ха-ха. Пошёл нахуй. С этими словами, уже абсолютно холодными и твёрдыми, Лера шлёпнул Ефиму звонкую пощёчину и уверенно направился прочь, воспользовавшись тем, что лёгкая оплеуха успешно отправила Нестерова в полнейшую прострацию. Он застыл на месте, опустив взгляд вниз, приложил к ушибленному месту ладонь и тихо заматерился. — Ну ты и уёбок, друг. — раздался голос Адама, который молниеносно исчез из виду, поторопившись поговорить с Лерой. — Что у вас случилось? — негромко спросил Федя и смерил кухню шагами, с тоской подобрав осколок разбитой бутылки за уцелевшее горлышко. — А Лера не промах, такую филигранную розочку сделал. Сразу видно, что в гетто вырос. Хортицу, правда, жалко. — Почему он не может понять меня? Ведёт себя как подросток. Я же делаю это ради наших отношений, — убеждённо начал Ефим, не поднимая головы. — Мы уже три чёртовых года вместе, и люди серьёзно начинают задумываться, правда ли мы просто друзья. — Какие люди, шизоид? — спросил Федя тоном весьма испытующим и поглядел на него в упор. — Всем срать, поверь. Пока вас не застукали в постели — это всё не больше, чем сюр из больных фантазий. Пора тебе понять, что люди живут в своих мирах и сочиняют себе сказки от тоски, когда у них самих ничего не происходит. И ты не обязан чему-то соответствовать и кем-то казаться. С этим Федя горько усмехнулся, швырнув крупные осколки в мусорное ведро, и собирался было уйти, но на самом пороге затормозил и прислушался к детскому гоготу, что доносился из соседней комнаты. — Твою мать, тут же дети бегают… — вздохнул он негромко, обернувшись на многочисленные осколки, что всё также лежали на полу. Это побудило Федю отыскать тряпку, швабру и совок, с которыми он приступил к покорной уборке наведённого Лерой беспорядка. Ефим в это время всё также отягощённо пилил взглядом разлинованный плиткой пол и думал о чём-то своём. — Хочешь сказать, что я не прав? — спросил он слепо, вдруг из-под опущенной головы схватившись за силуэт Феди серыми глазами. — Я ничего говорить не хочу. Мне плевать, разрушишь ли ты свои отношения. Это же тебе он нужен как небу звёзды, а не мне, — Федя пожал плечами с должным безразличием, ювелирно выгребая из лужи водки кусочки стекла. — Но если ты вдруг вспомнил, что мы друзья, и внутри царапаешься со своей гордостью за возможность спросить моего совета, то лучше займи свою голову такой мыслью: было бы тебе по нраву смотреть, как он «для работы» целуется с кем-то другим? — Я же делаю это как раз для того, чтобы ему не пришлось. — заявил Ефим тихо, но чётко, чем заставил Федю с недоумением поднять взгляд и невежливо рассмеяться. — Ты делаешь это, потому что эгоист. Я не осуждаю эгоистов, все мы такие. Но имей честь хотя бы признать свою глупость, если ты собираешься дальше её придерживаться. — высказался Семёнов после непродолжительного смеха и вместе со своими словами вытряхнул совок с разбитым стеклом в мусорное ведро. Закончив с этим, Федя планомерно взялся за тряпку, чтобы высушить пол и наверняка сделать его безопасным. Он действительно занимался этим только от того, что боялся за детей. Маленькие люди — единственные люди, к которым он умел грамотно проявлять эмпатию. В ином случае, в комнате у Феди жили метровые слои пыли и грязи — не то что бы ему это нравилось, но он никогда не мог сил найти исправить это. На себя, на окружающую обстановку из-за всепоглощающей апатии Феде было плевать, и здесь он бы не стал прибираться только ради того, чтобы кто-нибудь из его дорогих друзей не поскользнулся, если бы двое из них не выпустили в мир своих очаровательных крохотных копий. Детей Федя любил, и глядя на дочь Данилы или на сына Славы, — Славы, мать его, что сам ещё был инфантильным глупым ребёнком, которому счастье стать отцом выпало по самой идиотской случайности, — неоднократно задумывался о том, что и у него уже мог бы быть ребёнок и, скорее всего, даже не один. Но судьба распорядилась иначе, и теперь Семёнов мог только нянчиться с детьми друзей, чтобы почувствовать на себе, каково это — воспитывать маленького человека. Как только пол был высушен от водки, Федя подошёл к окну, распахнул его и закурил, задумчиво уставившись в покрытый мраком вид города. Какая-то его часть неспокойно думала о том, куда всё-таки делся Яша, уже почти два часа назад ушедший до ближайшего магазина за банкой зелёного горошка. Он допускал возможность, что с этим нерадивым по пути могло что-нибудь случиться, и эта возможность его не прельщала. Но, в основном, мысли были заняты другим. — Знаешь… Я тут ради разнообразия решил поставить себя на место другого человека, — Федя наклонился в окно, стараясь выдохнуть дым так, чтобы он наверняка не возвратился в квартиру и не отравил воздух. — Будь Алёна ещё жива… Нет, даже не так. Я по-прежнему не представляю, чтобы смог поцеловать какую-нибудь другую женщину. Неважно, по любви или для зрелища. Я бы не позволил себе такого, потому что уважаю её… Царствие ей небесное… И всё то, что было между нами. Так что если ты хоть немного уважаешь Леру, ты не поступишь с ним так. А коли коснёшься чужих губ — не смей оправдываться тем, что это было нужно для чего-нибудь, что это было сделано без чувств и потому «отличается» от обычной измены. Ты просто покажешь, что все твои слова о любви к нему утекают по ветру, не имея смысла. Пока Ефим слушал и анализировал чувственные монологи Феди, черпая из них мудрые мысли, Лера изливал душу Адаму, находясь на пороге квартиры, в норковой шубе и в шаге от того, чтобы уйти. Адам всегда был хорошим слушателем; понимающим, осторожным, грамотным. Он — идеальный друг. Без отношений полноценная личность, здравомыслящий и не по годам взрослый, лучше всех умеющий контролировать свои эмоции и правильно мыслить в любой ситуации, будто бы уже проживший не жизнь и не две. Рядом с Адамом хотелось расцветать даже тогда, когда он ничего не говорил. Наверняка, можно было твёрдо заявить, что кто бы как к кому не относился, кто бы с кем как помпезно не ссорился, а Адам всегда оказывался рядом с нуждающимся в трудные моменты и помогал раздвинуть чугунные дождевые тучи своими крепкими руками. И хотя Русских не решался говорить радикально и резко, так, как это делал Федя, демонстрирующий всё своё безразличие, это тоже работало. Адам как минимум крепко обнял Леру, предложив ему своё плечо в качестве платка для слёз, и в конечном итоге уговорил его никуда не уезжать. Лера — нежное пушистое облако, перина, что-то неимоверно воздушное и светлое. Пока Адам наблюдал за тем, как тот беззвучно плачет, уткнувшись красивым носом в его плечо, в голову лезли самые разные мысли, но вызывали они искреннее сожаление и тоску. Лера слишком чувствительный, слишком эмоциональный — ему было больно и неприятно, будто не было никакого выхода. Его слёзы сыпались на кожу Адама как крохотные бриллианты. Да, Русских был уверен — каждая потерянная Лерой слеза стоит столько же, сколько увесистый чистый огранённый алмаз. Ефиму хватило смелости отвлечь их нескоро. Минут десять или пятнадцать, и он косолапо вышел из кухни, опустив голову, пытаясь позвать Леру. Адам хлопнул того по плечу, пожелав им плодотворно обсудить разногласия, и это его пожелание стало единственной причиной, по которой два силуэта растворились в ванной комнате. — Прости меня, — совсем неслышно выдал Ефим. — Я всё отменю. Ты мне дороже. Лера потухши молчал, разглядывая голубыми глазами кафельный пол, а Ефим стоял против него и смотрел чётко в силуэт родного тела, в опущенное к полу, покрасневшее, влажное лицо, ожидая хоть какой-то реакции. Во влажных от слёз глазах можно было разглядеть целый разбитый мир, но Ефиму было сложно взять в толк причину истинных переживаний Патронова. А ведь дело было уже не столько в конкретно случившейся ситуации, сколько в целом в осознании огромного количества изъянов в их взаимоотношениях. Лера тихо всхлипывал, стараясь собраться с мыслями, и ненавидел себя за то, что так позорно расплакался. Не в его манере было выставлять напоказ эмоции, не будь он хорошо выпившим — оставил бы это между ними двумя, не стал бы вовлекать в ссору лишних свидетелей и не позволил бы кому-нибудь увидеть, как сильно он страдает. — Лера, — виновато слетело с тихих губ Ефима, и он несмело привлёк парня к себе, затаскивая его в свои объятия. — Прости меня, я идиот. — Почему ты любишь свою гордость больше, чем любишь меня? — спросил Лера надломлено, потеряв все свои успехи в попытках успокоиться, когда руки Ефима окружили его тело. Лера захныкал с новой силой, дрожа в чужих объятиях от резких всхлипов. — Это не так. Я люблю тебя больше, — спокойно возразил Ефим, протискивая пальцы сквозь тёмные завитые локоны. — Я пойду и скажу Яне, что не буду в этом участвовать, хорошо? — «Хорошо»? — повторил Лера очень неправильной интонацией. — Тебе… Правда так стыдно, что мы встречаемся? Ты хочешь доказать всем, что между нами ничего нет и готов для этого сделать мне больно. — Я не… — Ефим запнулся на полуслове и тяжело выдохнул, опустив взгляд к лицу возлюбленного. — Пойми… Не всё бывает так, как нам хотелось бы. Конечно, я был бы рад показать всем, что я люблю тебя, если бы не… Мы живём не в том мире, где можно так делать. Нас будут осуждать. — Неужели? — усмехнулся Лера, чуть отвлекаясь от рук Ефима, но притом не снимая с себя его прикосновений. — Я ведь не заставляю тебя выйти на сцену и всем кричать о своей ориентации, не заставляю всем показывать, что между нами есть гораздо больше, чем просто дружба, несмотря на то, что я уверен, последствия были бы не такими страшными, как тебе кажется. Ты боишься потерять уважение в глазах парочки сотен «чётких правильных пацанов» из числа твоих фанатов, хорошо, я уважаю это. Я не прикасаюсь к тебе, когда мы на людях, слежу за своей речью, чтобы не сказать лишнего. Но терпеть, как ты играешь с кем-то в любовь, чтобы показать кому-то, что ты натурал, я не стану. Прости, но это слишком. — Я ведь сказал… — несколько раздражённо вторил Ефим. — Я не буду ничего играть и ничего показывать. Я сделаю так, как ты хочешь. — Мне не нужны твои одолжения. Это не тот случай, когда твои уступки можно назвать компромиссом, — уверенно заявил Лера, чётко нахмурившись. — Гораздо важнее то, что ты хотел сделать, чем то, что ты в итоге сделал «из-за меня», понимаешь? Что ты размышлял об этом некоторое время и был уверен, что будет лучше поступить именно так. Ты не думал о моих чувствах или думал, но решил наплевать на них? Ты не думал обсудить это со мной в тот момент, когда я мог бы отреагировать гораздо спокойнее и охотно пойти на конструктивный диалог? Ты решил всё сам, не оглядываясь на то, что мы должны вместе разбираться со всем, что оказывает любое влияние на наши отношения. Ты сказал мне в самый последний момент, не потому что пожелал поделиться со мной этим, а потому что у тебя не было выбора. Считаешь, что это нормально? — Лер, ну не злись. Все ошибаются, — немного подумав, ответил Ефим — просто не нашёл слов получше, понимая, что Лера прав. — Я тебя люблю, это ведь главное? Ефим осторожно повлёк Леру к себе за подбородок и поцеловал, надеясь тем самым растопить остатки его обид. Патронов, растеряв все свои мысли, поддался и раскрыл губы, позволяя целовать себя. Этот приём Ефим выучил давно: всякий раз, когда Лера злился или обижался, было несколько способов заставить его позабыть об этом. Нестеров притянул его к себе поплотнее и стал ласкать его губы усерднее. Лера отдалился первым спустя минуту или даже меньше. Отдалился, упёршись руками в грудь Ефима. — Любить недостаточно. Любовь — не гарантия того, что всё хорошо, — строго произнёс Патронов, дав понять, что в этот раз трюк не прокатит — по крайней мере, если сначала это сработало, то потом Лера возвратил себе мысль, которая не давала ему покоя. — Пожалуйста, не трогай меня. Нам с тобой лучше расстаться. Ефим беззвучно дёрнулся, застыв на месте в оцепенении. Вот только что он целовал эти пухлые розовые губы, а сейчас они сказали ему, что всё кончено. Лера постоял перед ним секунду, две или три, — может, прошло гораздо больше времени, которого они не заметили, это не так важно, — и направился на выход, когда Ефим схватил его за ускользающую руку. — Лера, нет. Не лучше, — возразил Ефим растерянно. — Не говори таких вещей. — Не трогай меня, — повторил Лера в очередной раз гораздо чётче, и рваным движением выдал своё нервное напряжение, которое, как ни странно, Ефима успокоило. — Делай, что считаешь нужным, а я не хочу в этом участвовать. Лера вышел из ванной, оставив дверь открытой. Ефим просто остался стоять на месте, пытаясь успокоить нарастающий внутри тайфун. Он знал, что Патронову нужно прийти в себя, немного остыть, и тогда они обязательно смогут помириться, но Ефим не мог переварить мысль, что его в очередной раз сделали полным придурком — заставили унижаться, извиняться, переступать через себя ради чего-то, а потом просто послали катиться ко всем чертям. Крепко сжав кулаки, Ефим гневно заколотил по стене и остановился лишь тогда, когда костяшки пальцев оказались разбиты в кровь. Заперев дверь, он на полную выкрутил кран и просто опустился на пол, к подножию раковины, пытаясь совладать с внутренней яростью, которую жутко хотелось вылить на Леру — догнать его, схватить и закричать ему в лицо, что он ничуть не лучше, что он полный придурок, который слишком много себе позволяет. Ефим был уверен, что это действительно так. Что Патронов проявляет к нему неуважение, издевается над ним, играется совершенно бессовестно. Пока Нестеров гневался и проклинал всё, на чём свет стоит, Лера занырнул в другую ванную, заперся и стал приводить себя в порядок. Он — красивая картинка, которая не имеет права носить на себе засветов и расфокусов. Он умыл лицо, поправил укладку, вместе с тем стараясь отвлечься на рутинный уход за внешним видом и выкорчевать из горла комок подступающих слёз. Лера бы не смог выйти к остальным весь взлохмаченный и разбитый, нет, он должен был появиться с высоко поднятой головой и кукольной улыбкой, чтобы показать, что у него всё замечательно. Помимо Адама и Феди, у скандала не было свидетелей. Кроме того, из-за громко играющей в гостиной музыки, вряд ли кто-то смог бы расслышать, как Лера с Ефимом ругаются, но Слава точно знал в чём дело, когда увидел, как Лера возвращается один. Время было почти девять. Чем больше приближался час праздника, тем страннее становилась обстановка. Хотя с виду всё ещё было хорошо, приглядевшись, можно было заметить, что всё не так уж замечательно. Федя с Адамом бесполезно пытались вызвонить без вести пропавшего Яшу, Ефима было не видно, Лера старался скрыть своё горькое настроение, как и Вадим, который с той целью распечатал привезённую бутылку виски и начал распивать её со своей сестрой и Никой — видимо, её новой подружкой. Слава с ним выпить отказался, заявив, что сегодня его максимум — бокал шампанского под бой курантов, и Вадим, после их относительно недавнего разговора, отнёсся к этому с пониманием, поэтому нашёл себе другого компаньона для распития спиртного. Лера решил присоединиться к ним, вооружившись пустым стаканом, и заявил, что будет пить, не разбавляя. Компания у них сложилась невероятная: девочки без умолку болтали друг с другом, а Лера и Вадим просто молча смотрели друг на друга и пили «не чокаясь». Эля уже была сонной и даже поссорилась с Глебом, на почве усталости начав кричать на него из-за какой-то игрушки, поэтому Аня позвонила своей маме и попросила ту приехать за внучкой. Глеб же, сильно расстроившись, что ему закатили истерику из-за куклы, с которой до этого радушно разрешили поиграть, расплакался и побежал к Славе жаловаться. Юлю он слушать не хотел, заявив, что «вы девочки всегда на меня кричите», поэтому именно Третьякову пришлось качать на руках своего малыша, параллельно рассказывая о том, какие неприятности, бывает, случаются во взаимоотношениях людей. — Она сама мне её дала! А потом сказала, сто я дулак! — сокрушался Глеб, утирая кулачками слёзы. — Эля просто устала. Ты поспал днём, а она нет. Поэтому она сейчас хочет спать и злится. Я понимаю, что тебе грустно, но постарайся на неё не обижаться. Если бы ты не поспал днём, ты бы сейчас тоже был злой. — терпеливо объяснял Слава, плавно покачивая Глеба на руках в надежде на то, что он поскорее отвлечётся. — Неплавда! Она спецально так сделала! Дала мне куклу, а потом отоблала! — упорно настаивал Глеб. — Не расстраивайся, малыш. Девочки так устроены. Они часто бывают более эмоциональны, чем мы, — правдиво рассказывал Слава, трафаретом прикладывая прописные истины жизни на детскую ссору. — Эля твоя подруга. Я уверен, что она не хотела тебя обижать. Успокоив Глеба, Слава убедил его, что пора домой, и вскоре они с Юлей уехали. Она была рада, что полночь успеет встретить в компании подруг, а того, что людей стало меньше, было практически незаметно: разве что, стало чуть более спокойно, но Яшу с горошком, во всяком случае, по-прежнему дожидались, и притом начинали действительно волноваться за него. Наконец, в дверь позвонили. Яша, пьяный в стельку и весь в снегу, без денег, стыда и горошка, стоял на пороге и кривовато оправдывался перед присутствующими. — Я всего один шот!.. Ну, типа… Думская так близко… Я же не мог пройти мимо, — налепливал он завязывающимся языком. — Там ещё девочки такие гарные были. Я сначала подумал, что они промщицы, но они сказали, что не промщицы. — Действительно. Раз говорят, что не промщицы, значит, так оно и есть. Зачем им врать, правильно? — открыто поиздевался Слава. — Ну вот и я о том же! Да они меня не разводили, просто я их угостил немножко… — абсолютно серьёзно кивнул Яша, не различив в чужом голосе насмешку. — А потом как… Оказался где-то. Знаете, было такое украинское шоу… Там была рубрика «дерёвня дураков». И я попал в такую, только она называлась «дерёвня мудаков». Я думал, что туда надо Славе. Они сказали такие типа… Там, что «дураков» — это соседняя. Ну, я начал типа спрашивать. Как мне типа попасть в Санкт-Петербург, Питер, Ленинград, Петроград…ск. Ну, а они такие: «мы вообще такого города не знаем, дебил». — Вот уж действительно дебил, — Федя смачно шлёпнул ему подзатыльника, да грозно поставил руки в боки. — И точки убери. — Какие ще точки?.. — недоумевал Яша. — «Дерёвня», ептить. Где ж тебя, такого идиота, воспитали. — прошептал Федя гневно, и покачав головой, ушёл. — То есть, повтори. Ты ушёл за зелёным горошком, а в итоге пропил все данные тебе деньги на Думской и даже горошек не купил? — уточнил Адам, дабы Яша услышал, как дебильно звучит рассказанная им история. — Причём тут деревня мудаков, блять? — возмутился Слава. — Тебя перекрыло или что? — Ну я уснул, и мене це… Мне это приснилось, — неловко брякнул Яша, потирая ушибленный затылок. — Меня разбудили кто-то, и бармен сказал, шо я должен уйти, если не буду ничё заказывать. — Ты мог хотя бы горошек купить, он не такой уж дорогой, — печально отметил Бажен. — Мы бы, может, не так сильно злились, что ты остальное пропил. Но главное, что ты жив, а то мы уже… — Да я его сейчас своими руками придушу! — послышалось от Феди из соседней двери. — «Главное, что он жив», надо же вам. — По крайней мере, промщицы с него деньги поимели, — разведя руками, сказал Адам. — Хоть какое-то и хоть кому-то с козла молоко. — Да, трэш… — не слишком красноречиво прокомментировал Лера, глотнув немного виски из своего стакана. — Чому всi на мене так зляться? — выпятив губы, Яша пьяно цапнул Славу за руку и почему-то подумал, что если он начнёт говорить на украинском, то его никто кроме Третьякова не поймёт. — Я не розумiю, що я такого жахливого зробив. Менi хочеться ридати. — Не надо рыдать, — Слава тяжело вздохнул и утешительно похлопал его по плечу. — Но ты дикую херню выкинул. У нас теперь оливье без горошка. В конце концов, Яшу было решено понять и простить, но осадочек от отсутствия горошка в оливье явно остался. В общем и целом, эта ситуация всех повеселила, а доверенные Яше деньги расценили «подаренными», чтобы не портить новогоднего веселья и не выяснять отношения на пороге квартиры. Вскоре праздничный стол был полностью загружен всеми приготовленными блюдами, время оказывалось всё ближе к полуночи. Полились спиртные напитки и лёгкие разговоры, зазвенели вилки. До нового года оставалось чуть меньше часа, но за столом минуты текли ещё быстрее. — Пять… Четыре… Три… — торжественно оглашал Адам, сверяясь с таймером, что считал оставшиеся до полночи секунды. — Два… Один… С новым годом! Послышался хлопок. Это Слава открыл бутылку шампанского, содержимое которого первым же делом, пенясь, полилось ему в рот. Затем хлопнула вторая пробка, изящно изогнутые бокалы стали наполняться искрящейся от пузырьков жидкостью. На улице разверзлись пышные фейерверки, которые здесь, в огромном панорамном окне, стоящем противоположно столу, было очень красочно видно. В бокалах горели бумажки с желаниями. Все бросились разбирать подарки, и возле ёлки столпилась хорошая очередь, в которую не все догадались не лезть. Слава, Федя, Стас и Мирон стояли в стороне, дожидаясь, пока пространство освободится. Яша чуть не снёс ёлку, стараясь протиснуться к своим подаркам, Вадим готов был драться за свои несколько коробок, Лера с Баженом тоже толкали друг друга, но скорее в шутку. Удивительным образом, Патронов умудрился простить Ефима и снова начать с ним встречаться, оправдав себя тем, что все обиды остаются в старом году, поэтому, распаковав свой браслетик Cartier, он едва не запрыгнул к Нестерову на руки от счастья. Когда очередь дошла до Славы, он не смог не удивиться набору, который получил. Сначала всё было очень даже неподозрительно. Первым на глаза ему попался подарок Стаса: он связал Славе очень сложный свитер с паутиной и украсил его рукава по швам цепями, а края рукавов и область груди серебристыми колечками. В дополнению к подарку он сложил несколько колец на пальцы и серёжки. Мирон стеснительно почёсывал затылок, пока Слава рассматривал его подарок: Вишневский не догадался красиво упаковать его, но купил милый пакет с котом, куда положил шоколадку и парфюм Yves Saint Laurent. Слава натурально изумился, кинув вопросительный взгляд на Мирона. Ценник за такой парфюм в разных магазинах варьировался от двадцати тысяч по хорошей скидке до сорока в брендовых бутиках. Мирон стеснительно улыбнулся и ляпнул слабое «накопил», за которое Слава благодарно чмокнул его в губы, не догадавшись, что на самом деле Мирон этот парфюм благополучно стащил, запудрив мозги бдительным консультантам. Справедливости ради, он какое-то время правда старался накопить. Мирону хотелось сделать особенному человеку особенный подарок. К тому же, всегда сложно выбирать, что дарить тому, у кого всё есть. Слава из тех, кто может позволить себе многие дорогие удовольствия, не напрягаясь за списанные с банковского счёта суммы. А Мирону выбор подарков всегда давался нелегко из-за скудности фантазии в этом плане и очень ограниченного бюджета. Он долго думал, что подарить Славе, чтобы «не опозориться» и остановился на идее с парфюмом. Славе были к лицу дорогие бренды. YSL был одним из тех, который Третьяков представлял своим лицом в промороликах новых коллекций, и Мирон об этом знал, поэтому, когда его взгляд упал на парфюмерную воду с цитрусовыми мотивами, пряным имбирём и аккордами спелого яблока с терпким можжевельником, он даже не дёрнулся от заявленного ценника. Собрать нужную сумму, правда, не вышло. Но отступить от своей идеи Мирон уже не мог, поэтому рискнул административной статьёй и незаметно вынес желаемое из Золотого Яблока, в которое они со Славой заходили как-то раз, когда ему понадобилась очередная баночка уходовой косметики. Затем, нарадовавшись, Слава, того не зная, добрался до момента Х. Пока Третьяков распечатывал коробки, Адам, от своего лица и лица Кристалайз, гордо представил ему огромного чёрного плюшевого медведя. — Бедняжке пришлось оторвать глаза, чтобы пришить вместо них белый крест и белую пуговицу, так, думал Бажен, который этим занимался, он тебе понравится больше. — пояснял Адам, параллельно отсылаясь на автора этой части подарочного набора. Затем Слава достал из коробки, подписанной Лерой, увесистую мультиварку и прокомментировал это смешливым «вот спасибо». После этого он добрался до подписанного Данилой и Русланом робота-пылесоса. Следующей он получил домашнюю станцию с голосовым помощником от Насти. Последней на очереди была коробка, которая специально была задвинута под ёлку дальше всего. Это было от Ефима и Адама, которые до этого дополнительно задарили Славу всякими украшениями на шею. Бумага, в которую был запакован презент, была неоднозначно украшена нарисованными от руки на голубом фоне членами — это, сказал Адам, внёс свою лепту Яша, который от своего имени преподнёс Славе набор смешных носков, косо замотанных в мишуру вместо коробки. — Блять, вы нормальные? — Слава рвано посмеялся, вытащив бережно запакованный прибор из заводской упаковки, с которой снял Яшино художество. — Резиновая вагина, серьёзно? — Итак, теперь, когда ты открыл всё это, — с ещё большим чувством торжества продолжил Адам. — Мы рады представить твоему вниманию новогодний набор «без баб». Плюшевый медведь, чтобы было кого обнимать во сне, мультиварка, чтобы готовить, робот-пылесос, чтобы убираться, голосовой помощник, чтобы ты мог всегда поболтать с ней, — а когда надоест, выключить, что важно! — ну и резиновая вагина, чтобы тебе всегда было весело и приятно. — Мы просто хотим, чтобы ты больше не страдал из-за девчонок! — воскликнул Лера подпито. — Этот набор собрал в себе всё, что тебе может понадобиться от женщины. — Действительно, — Слава посмеялся, обнимая каждого из своих друзей в знак благодарности. — Спасибо, конечно. Вы у меня такие заботливые, вам осталось только на дваче меня зарегистрировать. — Ну, молодцы. Сделали ему такой подарок, чтоб он взял и бросил меня. — Кира обиженно надула губы, когда Слава подскочил к ней из-за спины и ласково поцеловал её за ушком. — Я тебя не брошу, малышка. Но, возможно, стану проводить с тобой чуть меньше времени. — отшутился Третьяков. — Если бы мне подарили всё это, я бы сама меня бросила. — поддержала Кира, и развернувшись, прижалась к Славе покрепче. — Я уверен, что ты гораздо лучше резиновой вагины. — утешительно произнёс он. — Между прочим, я её лично тестировал! — заявил Яша, поймав на себе странный взгляд Славы. — Ну, не конкретно эту… Но у меня такая же. Да и вообще, когда тебе было впадлу трахать со мной одних и тех же баб? У неё, короче, столько дохуя режимов. Я потраченных денег вообще не жалею. — От души завидую, Славон, — с действительно завидующей улыбкой произнёс Вадим. — Я был бы счастлив до конца жизни с таким набором. После длительной распаковки подарков все они оделись и вывалились на улицу, где, не стихая, гремели салюты и весело гуляли другие компании. Постепенно, ближе к утру, многие стали разъезжаться, но вечеринка продолжалась в полном объёме до самого рассвета. Слава едва ли помнил, как нашёл телом кровать и прижал к себе Киру, которая к тому моменту была уже в состоянии нестояния. Слава был порядочно измотан, поскольку ему пришлось в равной степени уделять внимание всем своим близким. Кира полночи жалела Мирона, отчего-то думая, что ему жутко грустно, и настаивала на том, чтобы Слава позвал его на тройничок. Слава не растерялся и действительно сделал это, но Мирон отказался. — Меня Кира не привлекает, — сказал он, прикрывая глаза от удовольствия, которое ему доставляли мягкие поглаживания Славы. — Я бы охотнее согласился, если бы ты предложил со Стасом. — Тебе нравится Стас? — улыбнулся Слава кратко, спускаясь ладонью к чужому плечу. — Ну, он красивый такой. Ты, конечно, красивее. Ты вообще лучше всех, — влюблённо пролепетал Мирон. — Но Стас тоже ничего. — Согласен. Но тут уже он бы не согласился. — с наигранной печалью сказал Слава. — Он только с тобой спит? — зачем-то спросил Мирон, руководствуясь чистым, безобидным интересом, но не подозревая, как пытливо звучат такие вопросы. — Нет. Не только. Но в основном, — честно ответил Слава, поскольку это не было секретом. — В его вкусе всякие неформальные мальчики с макияжами, крашенными волосами, кучей татуировок и лишних дырок в теле. — Типа тебя, да? Я его понимаю, — Мирон мягко улыбнулся, ласкаясь к тонким рукам. — Скажи Кире, чтобы не жалела меня. Меня всё устраивает. Я не претендую на то, чтобы ты был моим. Мне просто нравится, что ты рядом.«Новый дневник. Я жутко устал. С новым годом. Мне сейчас очень даже хорошо. День выдался насыщенный.»