Яркие краски

«Зимой всё ощущается иначе. Метели скрывают свет из окон напротив. Темнота совсем иная. Ночь так не похожа на летнюю. Я дико не люблю зиму, но есть в ней какое-то тоскливое волшебство. Моя пустая душа находит отклик в снежных бурях. Темно и холодно. Мне очень хорошо одному в тёмной комнате. Здесь по бокам от кровати, на которой я лежу, стоят две голубых лава-лампы. А под потолком розовая неоновая подсветка. Слушаю Гориллаз на колонке. Негромко. Но пока я под кайфом, мне не хочется слушать музыку громко. Я хочу, чтобы она играла тихо, потому что она всё равно проникает мне в душу. Я слышу, как она отскакивает от стен, не покидая комнаты.»

В последнее время Слава стал частым гостем квартиры на Полярников, живущей в доме соседнего от него двора. Владельцем этой квартиры был Никита Данилов, он купил её по дешёвке с бабушкиным ремонтом, когда смог подкопить внушительную сумму на своих тёмных делах. По документам всё вышло так, будто квартира досталась ему в наследство. Что было забавно, учитывая один факт его биографии: свою последнюю родственницу он потерял на пару лет раньше, да и та, как и вся его семья, жила в Курске. Но теперь узнать это можно было только с его слов. Жил он здесь вроде как со своей девушкой, но только формально. Здесь слишком часто задерживался кто-нибудь ещё. В основном её подруги или клиенты Никиты, которых ему удобно было держать возле себя в тот момент, когда было особенно легко толкнуть им новую дозу. Слава не обманывался. Он часто брал себе сразу пять или даже десять граммов, потому что так выходило почти в два раза дешевле, чем покупать по одному. Справедливости ради, это было не на него одного или не на один день. Но сколько же раз он становился свидетелем сделок из разряда «да, отмерь мне две дорожки, этого хватит», которые буквально через час удваивались. Иногда Слава приходил, чтобы купить кокс, и уезжал тусоваться с Вадимом и Васей, который всё чаще мелькал в компании. Кажется, будто не так давно в их общении случился перерыв, а теперь они начали дружить с новой силой, однажды по пьяни ностальгически зацепившись памятью за лихие школьные годы. Слава не имел возражений даже в глубине души, они с Васей здорово поладили, и его присутствие никогда не становилось проблемой. У Вадима вообще было много интересных знакомств. Он собрал вокруг себя целое коммьюнити тусовщиков, и недавно сделал это практически официально. Именно в то утро, когда Слава, раздавленный, приехал к нему с кокаином, в голову Жеглова заползла идея на миллион ночей и дней. Он бойко заявил, что устал каждый раз обзванивать все свои контакты «как секретарша», чтобы узнать, кто готов потусоваться. И с этими словами создал чат сразу на двадцать человек, в котором зачем-то сделал Славу администратором. Идея этого чата заключалась в том, чтобы добавить в него как можно больше классных заряженных ребят, которые будут регулярно заявляться на тусовки Вадима и звать его на свои собственные. Слава пригласил Костю, Киру и Антона, многие из списка тоже добавили парочку своих общительных знакомых, которые, в свою очередь, поступили точно также. И вот, на сегодняшний день, в чате уже состояло сорок шесть человек, часть которых активно переписывалась друг с другом даже тогда, когда никто не планировал знатно напиться. Чат назывался «SPB.hub» и своё название нёс достаточно гордо. Слава не мог сказать ничего против этой идеи, которая оказалась поистине удачной. Они уже провели несколько шумных мероприятий в съёмных апартаментах в разных точках города. Вечеринки получались настолько бешеными и неуправляемыми, что Славе с Вадимом пару раз пришлось отваживать правоохранительных органов от своих тусовок, водя перед их носами красненькими купюрами. Теперь Вадим грозился подыскать «шикарненькую квартирку или даже коттедж», который можно было бы выкупить, поскольку арендаторы оказывались не очень довольными, что с их драгоценной собственностью делали невесть что. Появился даже отдельный телеграм-канал, куда архивировались сделанные во время встреч фотографии и видео. В последнее время там мелькали и мемы с участниками сообщества, про Славу тоже сделали парочку. В этом канале Слава тоже сразу превратился в администратора, поскольку его создала Кира. Так или иначе, они собирались не каждый божий день. Пару раз в сутки Славе прилетали уведомления об общих тэгах, в которых люди спрашивали, не желает ли кто-нибудь прямо сейчас цивильно пропустить по стаканчику пива в баре или просто погулять, но не более. Поэтому, периодически Слава не только заходил к Никите, но и оставался у него. Если он хотел убить пару дорог в одиночестве, то ему удавалось занять ванную или, при хорошем раскладе, как сейчас — спальню. Если ему хотелось поболтать, то это тоже можно было устроить, поскольку в соседней комнате или на кухне обязательно сидело если не сразу пять-шесть человек, то, по крайней мере, Никита с его девушкой. Её здесь называли Эми Дамира, хотя Слава был уверен, что это имя вымышленное. Впрочем, Никиту все поголовно звали Димой, исходя из его прозвища «Белый Демон», которое само собой коверкалось и превращалось в «Белый Димон». Многие здесь думали, что его действительно зовут Дмитрий Белый, а ему это было только удобно. Эми была довольно милой, хотя периодически закатывала фантастические истерики на фоне истощения своего ментального здоровья психотропными препаратами. Никита не употреблял и не поощрял увлечение Эми, но против этого тоже редко что-то говорил. Они никогда не ругались на людях, хотя отношения у них были не самые лёгкие. Слава не лез в это. Никита для него оставался дилером, а Эми его девушкой, красивой девушкой с розовыми волосами, которые иногда нужно было держать, если ей становилось плохо от смеси веществ с алкоголем, и её начинало рвать. Славу всё устраивало. Квартирка была довольно тесная, так называемая «евродвушка», поскольку кухню от гостиной отделяла только оконная штора, висящая на карнизе, протянутом через проход. Но он не чувствовал, будто кто-то дышит ему в спину. Здесь было очень много девушек, но практически все они странным образом оказались лесбиянками, поэтому Славе, подсознательно, было наиболее комфортно заговорить с любой из них, не боясь, что кто-нибудь начнёт приставать. Другие приходили со своими парнями, и это тоже отрезало всякие пути для бессовестного флирта. По крайней мере, такого флирта, который выходил бы за рамки шуток. Он по-прежнему осознанно минимизировал встречи с Кирой, не желая никакой близости, и да, он рассказал ей правдивую причину этого, знатно обдолбавшись однажды ночью. Она отнеслась к этому с пониманием и даже пыталась жалеть его, пока не поняла, что он от этого начинает злиться. В последние дни они всё чаще переписывались и виделись, но показательная дистанция между ними всё ещё чувствовалась. Слава старался просто двигаться по течению и практически не сопротивлялся. Он не обманул себя, когда решил, что будет сильно разбит размолвкой с Леной, но пытался всячески это исправить. Поэтому начал употреблять стабильно раз в несколько дней. Так прошло уже почти две недели, и всё это время ему удавалось не беспокоиться о том, что он снова окунается в это море запрещённых веществ, которое относительно недавно привело его к коме и принудительному лечению в доме для душевно больных. Но как же так вышло, что он написал именно пользователю whitedemon, который ныне числился у него в контактах? Слава листал свои переписки, отвечая на всплывающие сообщения, и ему на глаза попался диалог с Хмурым. Его сообщение до сих пор было непрочитанным, и он знал, что это не изменится. Поначалу Слава решил, что Хмурый снова окунулся в своё любимое депрессивное состояние — такое случалось, и по паре дней от него можно было не дождаться фидбэка. Однако, ему постоянно нужны были деньги, поэтому обычно он вновь выходил на связь, как только это случалось. В этот раз вышло иначе, и Слава стал думать, будто его наконец-то поймали за руку стражи закона. Не осилив своё любопытство, Слава порылся в контактах и нашёл диалог с Вероникой, которая беспристрастно сообщила ему, что «этот придурок вскрылся, потому что я не приехала на его день рождения». Это сообщение заставило Славу искренне возмутиться. Он вспомнил, что Хмурый отмечал свой день рождения почти сразу после него. Третьяков не мог сказать, в какой именно день. Он помнил дни рождения своих близких, и то с попеременным успехом, а Хмурый к «его близким» никогда не относился. Кажется, это было восьмое или девятое января. А может даже и десятое. Это уже не так уж важно. Хмурый, кажется, попал в клуб двадцати семи. Слава и насчёт этого не мог быть уверен — было ему двадцать шесть, двадцать семь или двадцать восемь. Было несколько досадно, но не более. Слава по этому поводу страдать не стал, всё равно Хмурому, с его частотой употребления грязной, сваренной в подвалах дряни, оставалось не больше года или двух. Он мог продавать неплохой товар, но сам жрал всё, что попадало в его руки от криминальных дружков, прозвавших себя химиками лишь потому, что те смогли осилить учебник по этой науке за девятый школьный класс. Так оно и складывалось обычно: у него был товар хорошего качества, купленный оптом в даркнете и продающийся за соответствующую цену. А была откровенная дрянь, которую он чуть ли не за упаковку шоколадных конфет из Магнита готов был толкнуть. Хмурый называл это клиентоориентированностью. Самое интересное, что любой хоть немного уважающий себя барыга, который употреблял то, что продаёт, — если это вообще совместимые вещи, — для себя как водится берёг то вещество, которое вышло из наиболее приличной лаборатории. Хмурый же предпочитал в себя пихать самоё дешёвое из всего, что имелось. Позволить себе кокаин, который у него покупал Слава, он мог разве что по особым случаям, праздничным. В другое время он предпочитал не упускать возможность хорошо заработать, уничтожив ноздрями то, что продаётся подороже. Дурак, одним словом, поставивший быстрые деньги выше своей собственной жизни. Но это было его дело. Славе никогда не было жаль, Слава никогда не сочувствовал и не волновался. Он просто был готов к тому, что в один день может увидеть сообщение о его смерти. Откровенно говоря, вряд ли над этим событием плакал хоть кто-нибудь. Его даже родня высоко не ценила, у них поди от этого извещения только камень с плеч грохнулся. Подумалось только, что так удачно Славе в нужный момент подвернулся другой вариант взять с рук, поэтому, когда ему снова понадобился кокаин, он без раздумий написал Никите. У него цена была повыше, но и качество соответствовало. Хмурый обычно не пытался сунуть Славе кокаин, разбавленный какими-нибудь таблетками, но поставщик у него был не самый ответственный. Слава бы сказал, что получал вещество, чистое процентов на девяносто и вынужден был с этим мириться, чтобы не шарахаться по подъездам в поисках закладок. Люди Содды готовы были предложить своим покупателям товар совершенно безупречного качества, и это, несомненно, радовало. Он чувствовал ощутимую разницу в полноте эффекта, и ему даже казалось, что толерантность от этого кокаина растёт не так быстро. Что отхода гораздо мягче, особенно если под утро перекрыть всё это безобразие свежим косячком, который снимет напряжение и поможет уснуть, не беспокоясь о том, что стимулятор наполнил организм излишней бодростью. Домой Слава вернулся под утро, успевший пару часов поспать. Арине про притон, — прискорбно, но это действительно было ничто иное, как притон, отговариваться низко, — он не рассказывал и обычно врал, что будет ночевать у Киры, если собирался туда. Она знала, что Слава нюхает практически всегда, когда встречается с Вадимом. Но то, что Слава делает это не раз в неделю, а раз в два-три дня, от неё лучше было утаить, поэтому он заботился о том, чтобы заходить в квартиру более-менее свежим, трезвым и хотя бы на вид выспавшимся. Будто он действительно ночевал у девушки, где максимум опрокинул бокальчик-другой вина, как следует отоспался и перед уходом принял душ. Помимо кокаина, с которым следовало обращаться осторожно, — Слава мог только успокаивать себя тем, что он это делает, — Третьяков странно приноровился к курению травки. Окружающее его общество марихуану воспринимало гораздо более безобидной, чем полусинтетический наркотик из Южной Америки. Поэтому его маленькую страсть Славе готовы были простить, и он мог закурить косяк при любом из своих друзей. Самому Славе это было нужно, чтобы без последствий избавиться от всё ещё преследующего его чувства пустоты, от душевной тяжести и тоски, чтобы поднять себе настроение и контактировать с людьми, не ощущая себя забитой мышью, чудом вылезшей из прищемившей лапу мышеловки. Транквилизаторы Слава старался не использовать после своей недавней оплошности на съёмках. Хотя Слава был ярым поклонником эффекта грабель и исправно совершал все свои прошлые ошибки, именно эта ошибка в число повторов не вошла. Был риск, но пронесло. Славе нужно было выглядеть вменяемым. Трава и кокаин не делали из него неадекватно заторможенного дебила, а вот сильнодействующие таблетки — да. Всё-таки, было у него немного силы воли. Отказаться от препаратов оказалось сложно на ментальном и физическом уровне, но он сделал это. Да, заместил травой. Но из двух зол принято выбирать меньшее. Сегодняшним вечером он должен был выступить на зимнем фестивале рэп-музыки. Подъехать туда, чтобы лишний раз не нервировать Ефима, нужно было пораньше. С Ариной они пересеклись не дольше, чем на десять минут. Она не горела желанием, чтобы каждое утро старший брат водил её в университет, поэтому спокойно прыгнула в такси и умчалась грызть гранит науки. Зато Стас был не против увидеться со Славой с утра пораньше. Собрав и проводив его на учёбу, он вернулся домой и доспал ещё несколько часов, прежде чем начать готовиться к выступлению.

«Нужно порепетировать и подписать плакаты. Такая тоска. Я планирую приехать попозже, чтобы избежать необходимости распеваться на сцене. Поэтому я начал готовиться дома, приеду уже при параде. На самом деле, я давно не выступал. Уже почти полгода.»

Перед тем, как выйти из дома, Слава выпрямил волосы, освежил изображающую веснушки хну на своих щеках, подобрал сияющие богатством украшения с бриллиантами и, разумеется, упаковал в шоппер парочку плотных сативных косячков благородного сорта. Выступать трезвым он не собирался, а оставаться таким ещё и на афтер-пати вовсе было недопустимо. У него была возможность совершенно законно напиться глинтвейном, но желания это делать не было. Много глинтвейна Слава выпить не мог. К тому же, его друзья-наркотики были ему гораздо ближе, чем спирт. Как Слава и полагал, организационные моменты оказались настолько скучными, что убили всё настроение. Теперь Слава не мог представить, чтобы ему было весело на этом фестивале. Учитывая то, что не стоило покидать гримёрку до и после выступления, это звучало ещё правдивее. Слава, например, планировал нагло нарушить это правило. Да, у него будет доступ к настольному хоккею, катку и будке с временными татуировками после фестиваля. Но что, по мнению организаторов, он должен делать на протяжении семи часов до этого? Окна располагались под высоким потолком. Это арт-пространство, как и многие другие, было обустроено на месте бывшего промышленного здания. Славе так вообще казалось, будто он ходит по школьному спортзалу. Свет из этих окон, тем не менее, освещал помещение наряду с висящими под потолком прожекторами. Когда откроются двери для посетителей, на улице уже стемнеет, а в зале приглушат свет, и все эти украшения, которые сейчас выглядели блеклыми и бесполезными, заиграют новыми красками, оттенив множество акцентов для восторженных взглядов. Зажгутся ползающие по голым стенам и тканевым крышам ларьков гирлянды, запылают еловые венки, декорированные лампочками, похожими на снежинки. Но пока что просто школьный спортивный зал. Сейчас была возможность гулять по всей территории. Слава, не желая запираться в гримёрке, перекурил с Баженом на улице и зашёл внутрь. Они решили расположиться на синих пуфах, раскиданных для гостей возле стен. Именно сюда, зацепив с собой Леру, они пришли со стопками плакатов, которые нужно было подписать. — Какую дурацкую мою фотку выбрали… — удручённо отметил Бажен, разглядывая глянцевый плакат со своим изображением. Слава, зажавший в зубах перманентный чёрный маркер, посмотрел на своего недовольного друга, а затем на его фотографию, которая вышла очень даже недурной, вопреки его стенаниям. Буквально на днях они фотографировались для фестивальных плакатов в центре города, а потом все вместе пошли есть пиццу по идее Леры. У Леры вообще было много идей, невзначай отсылающих на то, что он страстно желал всё-таки пережить детство, которого у него не было. Можно было понять пиццу и каток, но иначе было не оправдать то, что вот совсем недавно он вытащил Кристалайз в полном сборе кататься на ватрушках с ледяных горок. Перед этим всем им пришлось зайти в О’кей и дружно приобрести себе эти самые ватрушки, потому что своя была только у Дани, да и та принадлежала его дочери. Вспомнил Слава об этом приключении из-за того, что он с непривычки на первом же заходе виртуозно улетел в сугроб, о чём ему не давал позабыть периодически саднящий копчик.

«19 января, 2021» «Должен признать, это было весело. Я бы назвал это игрой «сдохни или умри». Или даже игрой «блять или пиздец». Потому что мой лексикон ограничивался строго двумя этими словами. Вокруг было много детей. Включая Элю и Глеба. Но я же не мог сказать «ой-ёй-ёй, какова оказия!», пизданувшись щекой об лёд с этой сраной ватрушки. Больше меня падал и орал только Федя. Он вообще заставил меня подумать, что мы совершаем над ним нечеловеческое насилие, заставляя его кататься на ватрушке. Но, клянусь, когда я ебанулся головой в сугроб, он на долю секунды улыбнулся и почувствовал себя счастливым. Пришлось сказать, что я это специально, чтобы хоть на миг переменить его грустную харю. Сейчас сидим в Папа Джонс и ждём свой заказ на десять пицц. Как я хочу пиццу с креветками и ананасами. Я дико голодный.»

Впрочем, это всё была лирика, которая, тем не менее, заставила Славу улыбнуться. Да так ярко, что у друзей появились вопросы, и им пришлось разъяснять, что стало причиной глупого хихиканья. Нет, Слава ещё не курил траву. Он просто пытался убедить себя в том, что ему не очень обидно каждое утро чувствовать себя дедом, хватаясь за копчик и этим побуждая Арину звонко смеяться. Так вот, фотосессия для плакатов. Фотограф, кажется, был на диком отходняке после пьянки или же просто от природы имел кривые руки и замыленный взгляд, но и Славе тоже показалось, будто они напечатали не лучшую его фотографию. Спасало только что, Слава, как водится, считал своё лицо безупречным с любого ракурса. По крайней мере тогда, когда на нём лежали тональник и пудра. Так или иначе, эта фотосессия была довольно скучной. — Подумываю изобрести печать со своим автографом. Мне за эту разработку такую премию дадут… — сосредоточенно пролепетал Лера, сноровисто подписывая десятый по счёту плакат. — Запатентуй и открой бизнес, — сказал ему Слава и со вздохом отложил на пол ещё один подписанный лист. — Я буду первым в очереди на заказ печати со своей подписью. Это дико бесит. — Ну да, не самая весёлая часть праздника. — подтвердил Бажен и тоже отложил один плакат. Слава справлялся быстрее всего, потому что у него была чёткая цель поскорее отделаться от этой монотонной бумажной работы. Медленнее всего расписывался Лера, поскольку ему было очень важно, чтобы все подписи выходили аккуратными и идентичными с предыдущей — ведь нельзя же, чтобы одному фанату достался первый, почти каллиграфический автограф, а другому уже грустная и уставшая каракуля. Это была прямая цитата Патронова, которую он на время превратил в свой личный манифест. Надо сказать, от природы у Леры был ужасно кривой почерк, но всё, что он писал от руки, выглядело как искусство. Он всегда писал медленно, потому что старался делать это красиво. Какое-то время Патронов даже посещал курсы каллиграфии, а ещё он тайно покупал и заполнял прописи для первоклашек, чтобы восполнить то, что он, по детской глупости, упустил, когда учился использовать прописные буквы. Теперь почерк Леры выглядел гораздо лучше. У Славы, например, рука всегда разработана, так как он практически не расставался со своим дневником. Это, конечно, совсем не значило, что все его рукописи выглядели безупречно. Он дорывался до дневника в самых разных состояниях. Иногда он был нетрезвым, иногда уставшим, иногда сильно торопился, а иногда нарочно концентрировался на том, что выходит из-под его руки, и оно получалось чересчур аккуратным. Будто бы этот дневник вело сразу несколько разных человек. Так смотрелось и по внешнему виду, и по содержанию. После подписи автографов оставалось ещё около часа до открытия дверей. Люди понемногу начинали подходить ко входу, желая попасть на праздник самыми первыми. Слава проводил хмурым взглядом небольшую очередь, от которой его отделяла запертая стеклянная дверь и охранник, приставленный к ней следить, чтобы никто не попытался учинить какой-нибудь беспорядок. Было даже немного интересно вспоминать, что и он когда-то был по ту сторону, съедаемый чувством предвкушения и приятным волнением. Но не сегодня. Больше нет. Слава не был поклонником посещения таких концертов. Концерты, на которых он бывал, либо его, либо его друзей. В обоих случаях он проходил в клуб до начала мероприятия и коротал время в гримёрке, а потом становился на сцене под блеском софитов. Или же сидел в вип-ложе и смотрел на выступление с самого выгодного ракурса. Ему нравилось ходить на выставки, на театральные спектакли, на городские ярмарки. Последнее иногда становилось больше испытанием, чем приятным отдыхом, поскольку слишком часто его стали узнавать. Не чувствовать своего личного пространства всегда неприятно. Оставшееся до открытия время они решили провести на катке. Зимой не было предела посещению катка, и Слава надевал коньки уже в четвёртый раз за прошедшие полтора месяца. Пустой, свежий, ровный. Когда они ступили на лёд, над ними загорелись гирлянды, бросающие наземь разноцветные блики. Лера сразу устремился в центр катка. Он набрал космическую скорость, тяня за собой находящегося в животном ужасе Ефима, который совершенно не умел и терпеть не мог кататься на коньках. Бажен неловко споткнулся и схватился за Славу, из-за чего они, не успев даже отдалиться от входа, оба феерично полетели на лёд. Слава опять ударился копчиком, а Бажен придавил его сверху, добив тем самым окончательно. Со стороны послышался звонкий смех Данилы. Этот предатель, отказавшийся кататься вместе с ними, хохотал как бесноватый, стуча ладонью по бортику. Ровно до тех пор, пока сзади к нему не подкрался Адам. Он уже был в коньках, и его попытки остаться незаметным со стороны выглядели поистине смехотворно. Он, свесив с локтей предплечья и широко расставив согнутые в коленях ноги, напоминал страшную чупокабру, которая схватила беспечно хохочущего Данилу сзади за плечи с громким «бу!». Данилу чуть инфаркт не хватил, и по делом ему было. От этого Слава с Баженом тоже засмеялись, позабыв про синяки. Хотя какие у Бажена синяки? Разве что на локте, от того, что этим самым локтём он треснул Славе по рёбрам. «Надо было их всё-таки удалить, столько плюсов бы было» — подумал Слава поначалу. Бажен, стараясь загладить вину, крепко обнял Третьякова, но это вышло настолько неуклюже, что ему стало лишь больнее, и смех моментально превратился в крик. — Давай, конечно! — вопил Адам, по бортику подползая ко входу на каток. — Убей Славу к ебени матери, мы же миллионеры, нового купим! — Ага, такой в любом бутике ДЛТ продаётся! — поддержал Лера весело, и отпустив Ефима, поспешил на помощь своим неловким друзьям. Ефим, оставшись посреди катка, напомнил брошенного щенка. У него подогнулись колени, и всё, что он мог делать — звать Леру, обругивая его за такое наглое предательство, и пытаться удержать равновесие. Их шумная компания привлекала взгляды организаторов мероприятия, которые, посмеиваясь между собой, аккуратно тыкали в них пальцами. Да, именно так в жизни выглядит эта кучка мрачных пафосных клауд-рэперов, которых так любит вся страна. Они успели зайти в гримёрку буквально за пять минут до открытия фестиваля. Музыка уже гремела в помещении, отскакивая от стен так звонко, что басы выбирались на улицу и приятно беспокоили ожидающих открытия дверей гостей. За временем никто из парней не следил, и если бы не менеджер — катались бы до глубокой ночи, пропустив всё мероприятие. Обстановка тоже преобразилась, как и прогнозировал Слава, когда только приехал. Он украдкой окинул заинтересованным взглядом всё пространство, прежде чем закрыть за собой дверь подсобных помещений. Свет немного приглушили, но потолочные лампы по-прежнему бросали своё отражение на чёрный линолеум. Вместе с блеском различных гирлянд и лампочек, которые превратили зал в долину светлячков. Такое освещение было выбрано для встречи гостей. Когда открылся концерт, большой свет вовсе исчез из зала, и весь блеск собрался возле сцены. Находясь в тесной гримёрке, пропитанной холодным светом и запахом имбирного печенья, Слава медленно пил остывающий глинтвейн и чередовал эти горячие глотки с плотными затяжками. Он слышал, как за дверью, в отдающих сюда эхом басах, растворялись разговоры менеджеров и выступающих. В зале играла песня Levi High. До сих пор он практически не пересекался ни с кем из других артистов. Кристалайз держались особняком, в частности не столько из-за напускной нелюдимости и показательной сплочённости, сколько из-за общих рабочих вопросов. Может, Лера и Адам успели наладить коммуникацию с прочими приглашёнными звёздами, но Слава не очень стремился это сделать. Жирный косяк Слава разделил с Адамом, с которым делил и гримёрку. Их здесь было три или четыре, поэтому предоставить каждому артисту личное помещение организаторы не могли — их, гостей сегодняшней сцены, было на порядок больше. К тому же в их гримёрку определили Леру, но он слишком скоро упорхнул донимать Ефима, который вот-вот должен был выступать. — Данила сказал, что двадцать три твоих плаката было продано ещё до того, как ты их подписал, — Адам сделал всего пару затяжек, пока Слава, успевший хорошо приучить организм к курению травы, со смаком поглощал остальную часть косяка. Боялся, что не убьёт. — Это почти двадцать тысяч рублей в гонорар. Сейчас продажи тоже идут очень хорошо. — А твоих? — поинтересовался Слава сухо, с любопытством разглядывая своё отражение. Не то что бы он так нагло любовался собой, но своё лицо Слава рассмотрел со всех возможных ракурсов, пока сидел перед зеркалом, закинув ноги на белую столешницу. — Семнадцать. — Адам легонько пожал плечами и вдруг непонятно почему хихикнул. — Я такую шутку придумал… Короче, Слав, слушай: я покурил травы. И теперь я кто? Весёлый молочник! — Адам от души расхохотался, услышав собственную шутку вслух, и схватился за телефон. — Я сейчас это в Твиттер выложу… Не могу… — Что, уже накрыло? — Слава хрипло усмехнулся и вильнул рукой, держащей косяк, чтобы проследить за тем, как изящно завивается в воздухе плотный сативный дым. Адам не успел ничего ответить. Дверь бесцеремонно распахнулась, и Славу это искренне возмутило, поскольку к востребованным артистам принято стучаться. Он посмотрел на просунувшуюся в проход девушку через отражение в зеркале и не удосужился даже повернуться. Адам её словно бы вообще не заметил. Он был слишком увлечён идеей не упустить момент со своим великолепнейшим приколом, который позарез нужно было обнародовать как можно скорее. — Дурью воняет на весь коридор. — сказала нежданная гостья. Слава, всё также сквозь отражение, присмотрелся к ней. Намалёвана была как фасад Эрмитажа после реставрации. Огромные стрелки длиннее самих глаз, отдающие ядерным блеском зелёные тени, глянцевая помада с фиолетовым оттенком и такой толстый слой тональника со скульптором, что было сложно угадать, действительно ли девушка под всем этим макияжем имеет что-то общее со своей нарисованной внешностью. На голове у неё были чёрные дреды, завязанные в высокий хвост. Ему хватило нескольких секунд, чтобы потерять интерес, после чего он рвано хмыкнул и перевёл взгляд на летающий в воздухе дымок. — Детка, передай своему начальству, что мне глубоко плевать, — ответил ей Слава с явным пренебрежением. — Я буду курить, пока моё лицо не станет зеленее твоих теней. — Начальству?! — вспыхнула девушка и вклинилась в проход всей своей точёной фигурой. Наряд у неё был такой, что едва прикрывал все нежные женские места. Не сказать, что Славе не понравилось. Выглядело так развратно и плохо, что этот наряд в пору было назвать отменным. — Рестинпис, ты и правда конченый еблан в жизни. Всё, как и говорят. — Я рад, что про меня так говорят и рад, что ты это слышала. Прикрой дверь с той стороны, — Слава небрежно махнул рукой и на мгновение устало сомкнул веки. Открыв глаза и обнаружив, что это наваждение никуда не испарилось, Слава-таки удосужился повернуть голову через плечо. — Почему ты ещё здесь? — Потому что я жду извинений, — твёрдо отчеканила девушка и деловито поставила руки в боки, выпиливая взглядом отверстие в смазливом лице Третьякова. — По-твоему, я похожа на обслуживающий персонал? Я выступаю с тобой на одной сцене, блестящий подонок. — Что у тебя за проблема? Стой, неужели я только что случайно задел хрупкое эго восходящей звезды? — Слава сверкнул клыками, бесстыдно ухмыльнувшись. Было видно, что вины по этому поводу он не чувствует. — Прости меня, Бейонсе. Я обязан был узнать тебя, ты ведь чертовски известна. — Следи за своим паршивым языком. Не там им чешешь, где следовало бы. — хмуро ответила неприятельница. — Может, если бы ты догадалась постучаться, тебя бы встретили теплее, — едва собирался Слава ей что-то ответить, как заговорил Адам, который с трудом угомонил глупейшую улыбку и наконец-то, довольный новым твиттом, который уже набрал парочку десятков лайков, смог отвлечь взгляд от телефона. — Ты не похожа на обслуживающий персонал. Но я не знаю, кто ты. — Не знаешь, Адам? Как так? — издевательски протянул Слава. — Ой, я тоже не знаю. Если так хочется, можешь постоять здесь, но пока дождёшься моих извинений — состаришься. — Я Алина Шайн. Теперь можете считать себя чуть менее невежественными, — высокомерно выкинула Алина Шайн. — Я пришла проверить, есть ли здесь хоть один настоящий мужчина, который способен угостить красивую девушку травой. Но видимо я перепутала двери и зашла в комнату девственников, которые совершенно не умеют разговаривать с женщинами. — Докуривай и уходи. Если бы все женщины были такими же, как и ты, то я бы точно остался девственником до самой смерти. — Слава протянул ей почти законченный косяк, и она, сделав три шага вперёд, с до невозможного гордым видом, выхватила этот косяк из его рук. Так, будто отняла его против воли, а не взяла после снисходительного разрешения. Алина сделала пару затяжек, затем, не удосужившись даже затушить, бросила тлеющий косяк мимо пепельницы и как ни в чём не бывало ушла. Не сказала ни слова, только дверью хлопнула. Слава безразлично потянулся, глядя на валяющийся на столешнице окурок. — Какая она неприятная. Надеюсь, люди покупают её плакаты только ради того, чтобы их порвать, — прорычал Адам, бросив окурок в пепельницу и схватившись за влажные салфетки, чтобы вытереть со стола пепел и копоть. — Зачем вообще поделился с ней? Я надеялся, что ты сейчас обольёшь её говном и выставишь отсюда к чёрту, как ты это умеешь. — Если после такого крепкого косяка она не проблюёт всё своё выступление, то я, пожалуй, начну уважать её достаточно, чтобы мне было не жалко поделиться. — сказал Слава лениво и прикрыл глаза, чувствуя, как его плавно размазывает. — Впервые слышу это имя и в такие моменты начинаю немножко понимать Ефима. Нет, я люблю, когда в нашей среде появляются талантливые новички, — пояснял Адам, сосредоточенно натирая столешницу, зацепляя уже не только пепел, но и пудру с крошками от синнабона, которые не прибрал Лера. — Но когда они начинают вести себя так… Кризис ста тысяч подписчиков. — Что ещё за кризис ста тысяч подписчиков? — взыскательно взмахнув бровью, переспросил Слава. — Ну знаешь… Когда у начинающего блогера или музыканта набирается число подписчиков, близкое к сотне тысяч. Может, даже двести или триста. Периодически люди забывают, что они люди, и начинают вести себя так, будто сам Майкл Джексон их в щёки целовал. — недовольно пробурчал Адам и швырнул салфетку в мусорное ведро. — Не помню у себя такого. — нахмурился Слава, раздумывая над вполне правдоподобным явлением, которому Адам умудрился выдумать почти научное название. — Конечно же, не помнишь, ты же лежал в рехабе, когда у тебя в Инсте стукнула сотня. А как мы отмечали полмиллиона в твоём Инстаграме? Когда ты в три часа ночи пьяный как турецкая сабля ходил по Москва-Сити и на весь район орал, что ты рок-звезда. — припомнил Адам с доброй улыбкой. — Как раз после этого появился локальный мем, что никто не знает, рэпер ты или рокер. — Да пидорас я сказочный, что тут думать, — хохотнул Слава, зачесав назад выпрямленную чёлку, и изнова посмотрелся в зеркало, подмечая, как же всё-таки шикарно выглядят его чёрные тени и нарисованный подводкой крест на щеке. — Это было давно, триста тысяч подписчиков назад. Я был совсем другим человеком. — Скоро миллион, — присвистнул Адам, торжественно схватив Славу за плечи и тоже уставившись в их совместное отражение. — Выпустить бы тебе альбом наконец-то… Слава только успел подумать о том, как бы ему красиво соскочить с темы недописанного релиза, как дверь открылась и снова без стука. На этот раз за ней оказался великолепный, непревзойдённый Лера Патронов, поэтому ругаться за наглое вмешательство в личное пространство никто не желал. — Парни, Ефим выходит через пять минут. Идёте посмотреть? — испытующе спросил Лера, придерживая в пальцах уже далеко не первый по счёту стакан глинтвейна. По ощущениям, этот стакан к его ладони просто-напросто прилип, потому что Лера не расставался со своим любимым зимним напитком чуть ли не с самого приезда. Выступать он предпочитал в наиболее трезвом состоянии, поэтому Адам со Славой удивлённо переглянулись и почти в один голос озвучили вопрос. — Всё пьёшь? — Нет, вы что, уже часа полтора как безалкогольный, — помотав в руке стакан, хихикнул Лера и свободной рукой заправил завитые волосы за ухо. — В общем, идёте или нет, Адам, ты выступаешь следующий. А ты, Слава, после меня и Бажена. — Мы знаем? — с долей упрёка ответил Слава, пока Адам начал лениво подниматься со стула, чтобы отправиться на поддержку Ефима. — Решил напомнить. — Лера безвинно пожал плечами и улыбнулся так, будто глинтвейн в его стакане всё-таки не был безалкогольным. Они покинули гримёрку втроём, за дверью ждали Бажен с Данилой. Из-за этого коридор показался невыносимо тесным. Разделившись, они последовали друг за другом в самый конец длинной комнаты. Там пряталась лестница, ведущая на второй этаж. Оттуда можно было выйти на закрытый от посетителей праздника балкон, чтобы без всяких нежелательных казусов полюбоваться шоу. Вид на сцену был достаточно выгодным, как и с противоположного балкона, вход на который был открыт для владельцев вип-билетов. — Народу — тьма! — со смесью восхищения и некоторой потерянности воскликнул Бажен. Он, перевесившись через балкон с глазами жадного до изучения окружающего мира младенца, рассматривал огромную толпу, которая неизбежно сгущалась к сцене в преддверии выступления крупного артиста. Зал разделился на две части: фан-зона сцены и более-менее свободное пространство, по которому люди бродили, желая приобрести выпивку, еду, сувениры и развлечения. — Я тут добрую часть вечера провёл, — сообщил Данила, глянув на тёмный угол, из которого он наблюдал за происходящим. — Плакаты разлетаются как горячие пирожки. Вы все хорошо заработаете, пацаны. — Ты случайно не знаешь Алину Шайн? — Адам вклинился между Баженом и Даней, обратившись к последнему. — М-м-м… — Данила надолго задумался и прищурился, пытаясь вытащить из своего мозга хоть какие-то крупицы информации. — Она здесь выступает, да. Одно из последних имён в списке. Типа сотки подписчиков или что-то подобное. Честно, до сегодняшнего вечера вообще про неё не слышал. — О чём я и говорил! — победно заявил Адам, обернувшись на Славу, и гордо вскинул вверх указательный палец. — Кризис ста тысяч. — Какой ещё кризис ста тысяч? — спросил у него Данила. — Ты не знаешь про кризис ста тысяч? — одноголосо ответили Лера и Бажен. Слава беззвучно усмехнулся и тоже подошёл поближе к перилам. Между Адамом и Лерой должны были выступить ещё пару артистов. Список был довольно странным. Пока что сцена пустовала, колонки распыляли по залу какую-то танцевальную музыку. Каждый смотрел вниз со своими мыслями, которыми делился с друзьями. Слава же старался высмотреть Арину, которой подарил три билета на этот фестиваль. Она пришла сюда с новыми подружками, и это очень радовало Третьякова. За эти две недели она ни разу не пожаловалась на то, что ей некомфортно в новой среде. Питер Арину восхитил до глубины души и бесповоротно влюбил в себя, хотя про Киев она тоже говорила только хорошее. Музыка стихла. Все прожектора резко устремили белые лучи в центр сцены, занесённой холодным дымом. Лера почти запрыгал от счастья, когда из-за кулис вышел Ефим. Он с улыбкой помахал парням и затянул какую-то историю для едва затихшей аудитории. Как и всегда, Ефим безупречно общался с поклонниками и прекрасно исполнял каждую композицию из своего трек-листа. Иначе быть и не могло. Ефим мог слыть не самым лучшим и понимающим человеком, но лидер из него выходил отменный. Местами чересчур грубый и настойчивый, однако, это приносило свои плоды за счёт того, что в рабочем плане Ефим был потрясающим примером для подражания. Славе подумалось, что таким он, в своё время, начал Нестерова обожать. До того, как они познакомились, и мнение о Ефиме пополнилось воистину чёрным списком не самых приятных пунктов, перед глазами Славы был День Смерти. Талантливый музыкант, положивший всю свою жизнь на это дело. Принц расцветающей империи, ведущий за собой вдохновлённых творцов. Хмурое лицо молодёжи, с треском выходящее за рамки и призывающее делать то же самое. Все рабочие требования, которые Ефим без конца выставлял членам объединения, он выполнял сам. Ефим считал корпоративную этику фундаментальной частью организационной культуры. Ему было недостаточно, чтобы человек, находящийся в центре его детища, просто был приятным собеседником с чистой кармой. Творческий склад ума, сильный вокал, безукоризненное умение подать себя на публике, влюбить, вдохновить, повести за собой. Нестандартное мировоззрение с уклоном в нигилизм или скепсис, нацеленный в общепринятые нормы и ценности. Готовность меняться, развиваться, стремиться к идеалам, обгонять время, задавать новые тренды. Вытекая из этого: неординарный запоминающийся и западающий в душу образ, неповторимый стиль подачи своих свежих мыслей через музыку, эстетичные посты в социальные сети (хотя бы те, что направлены на рекламу новых релизов), яркие продуманные клипы. — Неполный список того, что должно составлять личность члена экипажа флагманского объединения KristallaezCrew по скромному мнению Ефима. Хотя это может звучать практически не осуществимо, Ефиму удалось собрать возле себя именно таких людей. Каждый совершенно не похож на другого, и вместе они создают невероятно гармоничную картину, являясь элементами чего-то, на первый взгляд, абсолютно несовместимого. Разумеется, абсолютно никто не пришёл в этот коллектив, соответствуя каждому заданному идеалу. Даже сам Ефим. И в этом заключалась вся изюминка. Ефиму было важно увидеть в глазах человека маленькую искорку, подающий слабые сигналы потенциал, подтапливаемый невоплощёнными амбициями, желающими вырасти и стать большими. Чего греха таить, остальным основоположникам Кристалайз тоже это было важно, просто они, в частности Руслан и Адам, высказывали это менее резко. Федя, к примеру, вовсе был против наполеоновских идей Ефима, но то, что он сегодня по-прежнему был частью семьи, тоже многое значило с его стороны. Человеку такой закалки, которая имелась у Феди, ничего не стоило в один день перечеркнуть прожившее несколько лет общение, и гордо уйти восвояси. Ему в целом было очень комфортно в абсолютном одиночестве, но что-то держало его здесь. И это что-то было гораздо больше его усидчивости и лени. Они постоянно росли вместе, развивались, познавали новые горизонты. Не без размолвок, но постоянная поддержка приносила свои плоды. Сплотившись, им было легче совершенствоваться в профессиональном и личностном плане. Было легче находить аудиторию и одолевать губительные айсберги в ледовитом океане жизни.

«На тренировках чувствую себя очень хорошо. Я убиваюсь в зале по три часа, но это приносит мне удовольствие. Как и танцы. Когда у нас намечается очередная тренировка, я будто чудом забываю о своих неприятностях. Меня радует и окружение, и то, что я делаю. Танцы как способ выпустить пар. Жаль, что я не могу заниматься ими целые сутки напролёт. Начинаю понимать Ли.»

День Смерти — Fallen Angels Падшие ангелы растворяются в лужах В лужах бензина, я видел, послушай Я никогда не был лучшим Я никогда не был стухшим Мои парни в подвале читали Евангелие Мои парни терялись в пещерах, чернея Мои парни теряли надежду, когда вечерело Мы просто падшие ангелы Мы просто служим лукавому Мы просто падшие ангелы Но, поверь, мы сжигали контракты То, что ты делал после нас — контрафакт Веяния запада? Блять, контрабанда Но ты ведь не трогал всё то, что запретно У тебя нет души, и ты живёшь бедно В трубку кричала мне пьяные бредни Соль под порог, хоть я не суеверный Нам дали достаточно времени Чтобы выбраться из этой бездны Мы просто падшие ангелы Мы просто служим лукавому Мы просто падшие ангелы Но поверь, мы сжигали контракты Твоя Ева вообще не упала Адаму Наши змеи не предложат ей яблоко Эта тварь и сама согрешит Нахуй ты зовёшь Федю в храме? Мы устроим минуту молчания Ты потонешь в своём самообмане Лицо Бажена в золотой раме В галерее, на пьедестале Он не как все эти пейзажи Он запомнится как смертельная рана Сияют те бирки Armani Birkin, Gianni Mora Покупаешь журналы с лицом Леры Патронова Будто бы он очень похож на то солнце Которого ты никогда не коснёшься Ты ищешь в толпе взглядом Славу Его нет ни слева, ни справа (Он наверху) Тебе это не надо, его взгляд как отрава Мы просто падшие ангелы Мы просто служим лукавому Мы просто падшие ангелы Но поверь, мы сжигали контракты

Этому треку было уже пару лет. Он зашёл в репертуар Ефима как интро с одного из альбомов, длился всего полторы минуты, что другим его трекам было несвойственно. Ефим определённо любил поговорить на битах на три с лишним минуты, проклиная всё, на чём свет стоит и подвергая сомнениям все возможные привычки общества. Не очень ровно его таинственный голос, тихий, спокойный, ложился на нежное женское пение, подобное тому, какое бывает в операх. Ни один концерт не проходил без напоминания, что он очень держится за чужих людей, ставших ему семьёй. Адам, ожидаемо, ничуть не уступал. Он не так часто выходил на сцену сольным артистом. Но его альбомы «Arachnid cassette» и «Мёртвый дом» заслуживали внимания. Многие композиции были с фитами, поэтому сегодня не прозвучали. Но Адаму было достаточно нескольких треков, чтобы погрузить толпу поклонников в уютный полумрак, овивающий шёлком флёр. Иногда на его концертах люди стеснялись подпевать, оказываясь в незримой паутине его завораживающего голоса. Каждое его выступление было как полёт кометы вблизи атмосферы Земли — особенным и запоминающимся. Если биты для песен Ефима по умолчанию были мрачными, нерасторопными и однотонными, то Адам, вопреки всей серьёзности своих текстов, предпочитал более живую, быструю, игривую музыку. И это он потрясающе сочетал со своими мрачными образами.

Moloko — Tayna У него нет крыльев, но он полетел У него нет глаз, он видел души вместо тел Получаю всё, чего я так хотел Я идеалист, и это ещё не предел Темной ночью запорхну в твоё окно Свист летучей мыши, разорвался телефон Мне звонят со студий Нет, спасибо, я себя уже нашёл Мою душу не продать Даже за самый большой нал Крупный вес, но не толкаю вещества Я толкаю в массу музыку, что я создал Ты хотел быть первым Но ты опоздал Мою душу не продать Даже за самый большой нал Знаешь, в жизни не бывает всё легко Кладбище амбиций, куда я пришёл? Люди не верили в меня Я как настоящий бог Чтобы стать тем, кто я есть Я восстал из пепла Видел ураганы, и я видел пекло Но не ел пачку таблеток Не залазил в петли Подыщи себе друзей Что не пихают саблю в бок Подыщи себе друзей Что не дадут тебе упрёк Подыши, я буду твоим летним ветром Подыши, я буду твоей сигаретой Реши нырнуть, я стану тебе морем Реши нырнуть, и я прольюсь дождём Вся прелесть в том, Что мы лезем на рожон.

Это была далеко не самая мрачная из имеющихся у него за пазухой композиций. Сегодня Адам был настроен потешить народ чем-то лёгким и позитивным, в связи с праздничной концепцией фестиваля. Всю чернуху стоило оставить до турового концерта Кристалайз, где они сами настроят нужную волну настроения и будут её поддерживать. Когда Адам закончил выступать, можно было выдохнуть, отлипнуть наконец-то от железных балконных бортиков и сесть за столик, чтобы обсудить прошедшие полчаса. Следующий должен был выступать Лера, но между ним и Адамом ещё был хороший перерыв, который они использовали, чтобы поговорить. У Леры тоже была не очень богатая дискография. Его единственный альбом «КУКОЛЬНЫЙ ДОМИК» состоял из десяти треков. Количество выпущенных синглов было даже чуть меньше. Но от этого Леру не обделяли любовью аудитории. Пожалуй, важную деталь составлял тот факт, что Патронов начинал как фотомодель, и для подавляющего большинства его поклонников решение Леры заняться музыкой было лишь приятным бонусом. Для Леры музыка была скорее хобби для отведения души после напряжённых съёмок. Наиболее свободный график у него был запланирован на этот месяц, но уже с начала года ему успели потрепать нервы в агентстве. Он безумно любил свою карьеру модели, но от периодических выгораний никто не был застрахован. Поэтому альбом «Кукольный домик», вышедший в две тысячи девятнадцатом году, скопил и подытожил многие его переживания. Не сказать, что продюсер был сильно доволен такой прямодушностью, с которой Лера говорил о всех подводных камнях бизнеса. Но его лицо было достаточно востребовано, чтобы за эту «шалость» ему не угрожали разрывом контракта.

LERA DREAM — Dollhouse [Куплет 1] Ящик сокровищ или ящик Пандоры? Инфоповод или личное горе? Отхода, модель снова в миноре Её жизнь — это лишь капля в море Еду на подиум в подарочной упаковке Которая стала мне гробом Пора прекратить рыдать на парковке Меня ждёт этот кукольный домик Мои крики раскрасят фломастером Моё сердце покроют пластиком И ты скажешь, что дело боится мастера Модный дом, новый творческий кластер Baby, be careful, baby, be faster Моё лицо на обложке журнала Чувствую, я — лишь кусок карнавала Из моих рук улетает последний журавль [Припев] Лучше всех в этом кукольном домике Инфополе берёт мою душу в плен Они спросят: где твоя Барби, Кен? Они скажут: Кукла, вставай с колен Лучше всех в этом кукольном домике Инфополе берёт мою душу в плен Они спросят: где твоя Барби, Кен? Они скажут: Кукла, вставай с колен [Куплет 2] Я не живой, я лишь манекен Отовсюду несёт парфюмом Это от полки их личной коллекции Их вопросы как интервенция Вы же все мне вокруг чужие Амбициозные и молодые Залезай в коробку, она так блестит Забирайся на трап, мы уже летим Залезай в эту грязь, но, прошу не лицом! Унижайся Вот чёрт, я что-то помялся Эти дети опять отрывают мне голову Стою в новой тройке Но будто бы голый Вспышки в лицо Охуительный кадр Налёт наглецов Терпи, ведь так надо Теперь на обложке журнала Не только моё ебало Поверь, они знают так мало Но им много не надо Чтоб устроить скандалы Запах сандала такой сладко-пряный Горячий песок и носки под сандалии Жарится мясо, кто там у мангала? Закрываю глаза и кручу педали Мои выходные проходят в спортзале [Припев] Лучше всех в этом кукольном домике Инфополе берёт мою душу в плен Они спросят: где твоя Барби, Кен? Они скажут: Кукла, вставай с колен Лучше всех в этом кукольном домике Инфополе берёт мою душу в плен Они спросят: где твоя Барби, Кен? Они скажут: Кукла, вставай с колен [Куплет 3] Всё лицо в пудре А разум обуглен Будто горел в пожаре Вокруг столько хищников Я зебра в сафари Я не курю и не нюхаю Не кручу романы с продюсером Я не ставил подножки модели Что была грациозна как кошка Пока не сломала свои длинные ножки Эта игра на манер горячей картошки Лови и бросай Не держи в руках шанс Послушай, им это не выгодно Ты же не хочешь получить уценку? Здесь сплошь продуманный трафик Стены всё слышат, окна всё видят Не прячься, это так бесполезно Просто отправь свои чувства в бездну Ведь это удел для слабых Ты так хотел признание и славу Скажи мне, что поменялось? Откуда вдруг эта усталость? [Припев] Лучше всех в этом кукольном домике Инфополе берёт мою душу в плен Они спросят: где твоя Барби, Кен? Они скажут: Кукла, вставай с колен Лучше всех в этом кукольном домике Инфополе берёт мою душу в плен Они спросят: где твоя Барби, Кен? Они скажут: Кукла, вставай с колен

После таких мощный текстов, зачитанных в нарочито ускоренном темпе, давать лишних комментариев не хотелось. Лера любил чарующую музыку. Бит состоял из звуков, одновременно напоминающих тиканье часов или стук каблуков, но не имеющих ничего общего ни с одним сравнением, ни с другим. Музыка подходила под кукольную, словно этой игрушке дали нечеловеческий голос, которым она и звучала. И этот мотив даже будто бы отсылал на одноимённую композицию Мелани Мартинес. Голос Леры вместе с тем был мягким, но плавно тёк лишь по припеву. Скорость повторить куплет была дана не всем. В отличие от него, Бажен предпочитал так сильно не торопиться. Да, порой он задевал своим необычным вокалом совершенно разные тональности и типы речитатива, но общий фон его музыки выглядел гораздо спокойнее. Преимущественный жанр лоу-фай, полный нежного пианино и пикантного шипения пластинки или шума дождя на заднем плане, всегда делал своё дело.

Obraztsov — Biology [Интро] У-у-у У-у-у У-у-у [Припев] Я помню, твои щёки ел мороз Я помню, как ты Принимала душ из слёз Я помню поцелуи сигареты и бумаг В которые тогда вложил все чувства И сильнейший страх Что это не взаимно Что ты проходишь мимо Сторонясь излишних взглядов Это всё не вымысел Но мы это вынесем Ты научишься не плакать А я не сжигать свои стихи [Куплет 1] Ха-ха Хи-хи Спустя пять лет и зим Мы просто посмеемся Просто прикоснемся Друг к другу на постели Летели дни недели Январь принёс метели Но здесь так потеплело Твоя любовь согрела Мы спали у камина Я помню, было мило Твои волосы в лицо мне Твои руки на моей груди Может, ты останешься подольше? Стой, не уходи Держу тебя в ладони Ошпаренный любовью Твоим невинным взглядом И твоим сердцем рядом Вложила в мои пальцы Свою душу и свой разум Я готов дать тебе то же Я бегу по лезвию [Предприпев] Я мог бы утонуть И превратиться в айсберг Я мог бы словно пуля В небо взмыть звездою Или, хочешь, словно ветер Собой тебя накрою? Одно лишь твоё слово И буду кем угодно Одно лишь твоё слово И буду рядом снова Маленькие моли Кружились возле лампы Словно мы с тобой Смотрели на тот памятник Медный всадник не из меди А воздух из молекул Это так неинтересно Может, лучше биология? [Припев] Я помню, твои щёки ел мороз Я помню, как ты Принимала душ из слёз Я помню поцелуи сигареты и бумаг В которые тогда вложил все чувства И сильнейший страх Что это не взаимно Что ты проходишь мимо Сторонясь излишних взглядов Это всё не вымысел Но мы это вынесем Ты научишься не плакать А я не сжигать свои стихи

Что до Славы, он был верен себе и чаще других выдавал что-то новенькое. Совершенно не похожее на свои прошлые работы. Альбом «Небеса дьяволов», имеющий в народе ещё несколько схожих названий одного толка, публикой считался лучшим релизом за всю его карьеру. Славе порой даже было немного обидно, учитывая, что после него он выпустил ещё один альбом. Но, оставляя позади лирику и стенания по поводу не получившейся попытки прыгнуть выше собственной головы, Слава тоже считал, что его дебютный альбом под новым именем вышел гораздо лучше последующего. По крайней мере, сегодня этот релиз считался эталонным в мире музыки. В восемнадцатом году он произвёл большой фурор за счёт интересного, нетипичного звука и скандала, связанного с возвращением Славы под новым псевдонимом. Сегодня это уже был культовый дроп.

RESTINPEACE — TO GRAVE [Войстэг] A-a-arachne beats-s-s [Интро] Распахивается дверь, и на меня выливается крупный комок света. Я иду вперёд, начиная слепнуть, и падаю в могилу. Вот так я покурил эту дрянь. Хочешь со мной? [Припев] М-м-м, god damn Снова на измене М-м-м, god damn Это синдром отмены М-м-м, god damn Слава сидит на фене М-м-м, god damn Пьяный стою на сцене М-м-м, god damn Что я пустил по вене? М-м-м, god damn Твоя baby на коленях [Куплет 1] Довольно откровений Плюнул в душу и ушёл Теперь буду только лгать Потому что мне плевать Я отъявленный кретин Моё тело в паутине Прометазин, оксиконтин Кетамин, пенициллин Эфедрин, бензол, морфин What r u waitin', baby, come in Но она меня боится Джинсы рваные, пиджак Козерог по зодиаку Да, я весь — хуёвый знак У меня течёт чердак В моей голове бардак Нету окон, только мрак Воздух стух, но есть табак Выгляжу будто мертвяк Влил микстуру натощак Мощный ток и шум в ушах Я дышу, но кое-как Мёртвый лик, в крови худак [Припев] М-м-м, god damn Снова на измене М-м-м, god damn Это синдром отмены М-м-м, god damn Слава сидит на фене М-м-м, god damn Пьяный стою на сцене М-м-м, god damn Что я пустил по вене? М-м-м, god damn Твоя baby на коленях [Куплет 2] Бля, братан, ты чё, дебил? Я не буду крокодил Привезли метил, этил Ровно сколько я просил Я хочу себя убить Пару граммов? Я осилю В тучах спряталось светило Я иду по настилу Я иду, иду в могилу Череп треснул о перила Весь в крови иду на стиле Пахну смертью за три мили Где ваши ножи и вилы? [Аутро] М-м-м, god damn Слава наркоман М-м-м, god damn Все умрут, а я останусь М-м-м, god damn Водка и марихуана М-м-м, god damn Я себя смертельно ранил В ампулах фентанил Пол в крови, что я пролил Спичка или бензин? Не иду в магазин Я иду, иду в могилу

Полу-смех, полушёпот, напряжённая, жутковатая музыка и полный принятой безысходности текст. Слава написал это, находясь на лечении в реабилитационном центре. Этот трек он считал несправедливо обделённым вниманием, хотя весь альбом был выполнен в подобных полутонах. Таким он себя и чувствовал — тусклым, холодным, бесчувственным, психопатичным. Как же удачно, что он всегда мог переработать своё разбитое состояние в деньги посредством музыки. Иначе бы уже задохнулся с подобной тягой к постоянной апатии.

RESTINPEACE — X.FEELS [Интро] У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила У меня больше нет чувств [Куплет 1] У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила Сам себе уже не нужен Затяну петлю потуже Почему мне жить так скучно? Вино с таблами на ужин Почему с каждым годом Мне становится лишь хуже? [Переход] Моя новая малышка Тоже будет наркоманкой И мы будем вместе нюхать Запирая двери ванной Мне не нужно её тело Я хотел бы лишь общения Но моя новая малышка стерва Уничтожит твои нервы [Куплет 2] Буду пользоваться ей Будто бы она наушник Эти золотые серьги Залезают в её уши Буду пользоваться ей Будто бы она наушник Ведь у меня больше нет чувств У меня больше нет чувств [Припев] У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила И во мне сейчас текила Зачем ты мне позвонила? У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила Не желаю тебя видеть Зачем ты мне позвонила? [Переход] Я кидаю в чёрный список Удаляю наши фото Почему же ты такая сука Будто бы твоя работа Выносить мне мозг ночами Лишь упрёки, замечания Чтобы не шёл за мечтами Чтобы я их все оставил Гори, дура, в жаркой печке Или утопись на речке Я хочу, чтоб ты исчезла Больше не мотай мне нервы [Припев] У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила И во мне сейчас текила Зачем ты мне позвонила? У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила Не желаю тебя видеть Зачем ты мне позвонила? У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила И во мне сейчас текила Зачем ты мне позвонила? У меня больше нет чувств Ведь ты их сама убила Не желаю тебя видеть Зачем ты мне позвонила?

Этот трек уже относился ко второму альбому и совсем не имел ничего общего с настроением «Небеса принадлежат дьяволам». Как бы вышеупомянутый не нахваливали, а «X.FEELS» люди знали и пели гораздо лучше, чем «TO GRAVE», и с этим просто стоило смириться. Он замечал это не только по статистике прослушиваний, которая позволяла понять, что «Небеса дьяволов» до сих приносят хорошие отчисления, но и по реакции зала, которая стала гораздо сильнее. Может, текст был не слишком весёлым. Но его незамысловатость и простота вкупе с цепляющей, пристающей к мозгу мелодией, играла свою роль. Для гостей мероприятия вечер подходил к концу. К сожалению или к счастью, у Славы не было возможности пообщаться со всеми, кого он самолично пригласил сегодня. Но у него в голове был лёгкий туман, осевший на мозг после курения травы, поэтому Слава в целом не особенно парился о том, что что-то не успел. Для него время шло достаточно плавно, чтобы полагать, будто фестиваль длится целую вечность и будет длиться ещё столько же.

«Я тут уже три дня сижу, по-моему. Я выступил одним из последних. Какой же был долгий концерт. Но мощный. Я люблю такое. Голова пустая. Написать нечего. Взял ручку по инерции.»

Каннабис понемногу выходил из сознания. Слава бесцельно просидел в гримёрной не меньше десяти минут. Он смотрел в одну точку, сидя с раскрытым дневником на коленях, ровно до тех пор, пока не понял, что его отпускает. Он потёр лицо, тихо фыркнул в пустоту и сильно зажмурился. После этого всё вокруг пошло странными пятнами. Слава чувствовал себя пристёгнутым к дивану. Собравшись с мыслями, убедив себя в своей нормальности, он вышел за дверь гримёрной и пошатался по коридору в сторону идущей вверх лестницы. Когда Слава поднялся на балкон, он обнаружил, что артист, поставленный в списке за ним, уже закончил своё выступление. Это значило, что фестиваль закрывается. Поэтому Слава увидел, как зал стремительно пустеет. Люди, полные впечатлений, толпились возле выхода в раздевалку. Другие оставались поближе к сцене, намереваясь миновать толкучку и выйти, когда станет посвободнее. Бывалые тусовщики уже отлично знали, что никто не выгонит их из зала прямо сейчас, в эту же секунду. Точно также, как знали эту чёртову дорогу до метро, которая сейчас будет вся занята подвыпившими парочками и компаниями. Со сцены играла совсем тихая музыка, которую снова сделают громче, когда из зала исчезнут все посторонние. Минут через пятнадцать здесь останутся только владельцы голубых браслетов, являющихся пропусками на афтер-пати. Похожий был и у Славы на руке. Он кратко посмотрел на этот браслет. «Артист» — довольно многословная надпись. Наверное, Слава был далеко не единственным человеком, которому нравилось коллекционировать такие браслеты. У обычных гостей они были белыми, у вип-гостей — вроде бы, красными. Всё, чтобы можно было сразу вычислить, где должен и не должен находиться человек, посетивший мероприятие. В общем и целом, этот вид вызвал у Славы некоторое умиротворение. Он закинул локоть на металлический бортик балкона, сверху на предплечье легло запястье второй руки, которой Слава вяло, с уставшей улыбкой помахал Арине. Она стояла снизу, запрокинув голову вверх, и активно махала ему рукой, одетой в голубой браслет. Две её подруги по университету стояли по бокам от неё. По одним только лицам, столь отдалённым, было видно живой восторг. Арина предупредила Славу, что одна из приглашённых ею подруг, по счастливой случайности, оказалась его фанаткой. Она клялась и божилась, что это совпадение. Ей самой нехило досталось, когда девочка ненароком выяснила, что задружилась с двоюродной сестрой своего любимого музыканта. Столько вопросов, дескать, даже на выпускном экзамене не было. Они играли в гляделки секунд десять. Затем Слава плавно обвёл взглядом всё помещение, заметно опустевшее, будто сытый лев осматривал свои владения. Бажен, подошедший к нему, тихо толкнул его в плечо и весело заявил, что Слава выглядит сонным птенцом. Это заставило самого Славу посмеяться. — Я представлял себя иначе. — хрипло сообщил Третьяков, едва сдержав зевок, чем только подтвердил чужое сравнение. — Ты хорошо спал этой ночью? — поинтересовался Бажен заботливо, а сам сделал руками сердечко, увидев свою ненаглядную возлюбленную в редеющих рядах гостей мероприятия. — Прекрасно, — бессовестно солгал Слава. — Просто вымотался. Нужно немного взбодриться. — Не кокаин высшего качества, но, может, хочешь чай с лимоном и льдом? — ласково предложил Бэби, протянув ему почти полный пластиковый стакан с трубочкой. Слава благодарно кивнул, перехватив напиток тонкой рукой и с удовольствием сделав несколько крупных глотков через край стакана. Будто трубочки вообще не существовало. — Я видел Лиёна. Не знаешь, останется ли он на афтер-пати? — Останется, — кивнул Слава, оперируя данными из вчерашней переписки, в которой Лиён рассказывал, что ему приглашение на фестиваль выслала аж сама компания. Он протянул стакан обратно его владельцу. — Спасибо. — Да пей, тебе нужнее охладиться, — Бажен лишь махнул рукой, а Слава пожал плечами и без лишних возражений сделал ещё пару глотков. На этот раз через трубочку. — Я недостаточно холодный? — Слава хвастливо блеснул изысканными бриллиантами на своей шее и ушах, после чего ярко улыбнулся. — Айс на шее, айс в стакане. Красавчик, — улыбнулся Бажен и с любопытством склонил голову, разглядывая крупные караты в чужих ушах. Обычно Слава выбирал чуть более скромные украшения. Не то из серебра, не то вовсе совершенно дешёвую, но чертовски стильную бижутерию. Было что-то жутко красивое в том, как он сочетал бесценные ювелирные шедевры и рыночные цацки, купленные по цене билета за автобусный проезд. — Знаешь… Ли тут сказал, что его рейтинги неплохо взлетели, когда стало известно, что он нас учит танцевать, — почему-то заговорил Слава, моментально позабыв о своих дорогих камнях. — Оказывается, он вообще не особо афишировал, что стажируется у Серёжи Шефера. Может, организаторы его бы и не позвали в ином случае. Но тогда позвал бы я. — Он снимает чудесные танцевальные тик-токи, — высказался Бажен, начиная искать его глазами. — Ох, Ника в восторге от сегодняшнего вечера! — Ну конечно. — усмехнулся Слава и про себя добавил: «какая потреблядь не будет в восторге от возможности похвастаться перед своими подружками такой привилегией?». Слава по-прежнему считал, что это всё немного странно. Бажен всегда был симпатичным интересным парнем, но вот только в университете она его отшила, а теперь вдруг загорелась взаимными чувствами к нему. Может, конечно, дело было не в деньгах и популярности, а в наступлении эмоциональной зрелости и полном формировании романтических предпочтений. У Славы не было доказательств ни к одному, ни к другому. Точно также, как и опровержений. Одно он знал точно: в ту ночь он был на нервах и явно вспылил, несправедливо облив её грязью. Но резкой симпатии к ней от этого Слава чувствовать не начинал. — Это уже обидно, — сказал Бажен, явно прочитав часть Славиных мыслей по его пренебрегающему выражению лица. — Солнце за полярным кругом, — тихо протянул Слава, почти распевая эти слова. — На охоте все ублюдки… Солнце за полярным кругом… — Что? — растерялся Бажен, выронив из головы свои претензии. — Ничего. Вдохновение. Пойду запишу. Спасибо! — Слава хлопнул его по плечу и ломанулся прочь, стараясь донести эти мысли до телефона или дневника. — Пожалуйста… Рад быть полезным. — недоумённо стрельнув глазами, кинул Бажен ему вслед.

«Солнце за полярным кругом, на охоте все ублюдки Солнце за полярным кругом, я не буду твоим другом Твоя шкура продаётся, я не буду её трахать. Мои новые кроссовки стоят как твоя зарплата»

Склонившись над столом, Слава наскоро записывал протекающие в голове строчки. В его новом альбоме было почти готово уже шесть треков. Ещё парочка, и можно будет прогревать аудиторию в преддверии нового крупного релиза. Когда последний гость покинул двери раздевалки, можно было расслабиться. Кажется, теперь в огромном помещении осталось человек сорок. Все они, если никак не относились к медиаиндустрии, то были друзьями тех, кто относится. Как, например, та же Ника или Арина с её подругами. Не сказать, что вечеринка после закрытия стала гораздо веселее. Убавилось народу и стало свободнее, вот и всё. Появился небольшой фуршет, выкатили столы с шампанским и закусками. Слава плотно налегал на последнее, потому что курение травы оставило сильный осадок в виде голода. Может, основной эффект уже успокоился, но еда по-прежнему выглядела крайне аппетитной. Адам присоединился к нему. — Так и набрать недолго… — рассудил он с набитым ртом, неуклюже запихивая в себя сразу несколько бутербродов. Вот он, истинный дух детдомовского парня: видишь еду, пихай за щёки как можно больше, пока другие не отняли. И это с учётом того, что большинство предпочитало пристраститься к алкоголю, а канапе и фруктовая нарезка была лишь приятным дополнением, чтобы углубить кисловатый вкус шампанского в горле. — Угу. — бессмысленно поддакивал Слава, знающий, что он уж точно не наберёт. Лишние калории, набранные от острого аппетита после курения, он всегда компенсировал парой белых дорожек. В тот момент, когда Слава яростно жевал тарталетки с красной икрой, — не очень вкусной, к слову, — его настигли сзади. Арина и две её однокурсницы, одна из которых очень желала с ним познакомиться. Со стороны они выглядели как троица закоренелых подружек, и даже нельзя было предположить, что в жизни только две из них общаются очень близко. Арина была не так сильно вхожа в их общество, хотя отношения у них были исключительно положительные. — Ты Слава, да? — его хлопнули по спине, заставив развернуться, и Слава от неожиданности поперхнулся, выронив в ладонь разжёванную тарталетку. — Я Эмма, а там моя подруга Есения. Она очень стеснительная, но всегда хотела с тобой познакомиться. Лучше бы тебе быть с ней дружелюбным, иначе получишь по единственной своей мужской гордости. Слава закашлялся с новой силой и с трудом смог затолкать себе в рот остатки еды, чтобы не выглядеть полным идиотом. Нормальное такое знакомство. Полностью обернувшись, он увидел, что Арина и Есения только-только подходят к ним. Соответственно, ни одна из них не слышала, как именно Эмма решила представиться Славе. На лице у неё была самая невинная на свете улыбка. Даже и подумать было нельзя, что она только что угрожала кому-то ударом по яйцам. — Ну что ты молчишь как истукан? — спросила она взыскательно, поставив руки в боки. — Может, я доем, блять для начала? Бестактности тебе не занимать, Эмма. — протянул Слава с явным недовольством и наконец-то проглотил остатки еды через силу. Аппетит как-то пропал, когда ему вместо приветствия пообещали принудительную кастрацию в случае неудачного знакомства. — Ну прости, мальчик из хорошей семьи. Я на улице выросла. — не услышав в его словах никакого упрёка, отшутилась Эмма. Слава рвано вздохнул, процедив что-то из разряда «заметно». Эмма на лицо была очень симпатичная. На голове она носила два длинные русых колоска, а на лице аккуратный нос с изящной горбинкой, тонкие губы интересной формы, выразительные скулы, загорелую кожу и потрясающе глубокие карие глаза, которыми сейчас она сканировала Славу так, будто он конвой проходит перед заключением в колонии строгого режима. Всё старалась в нём что-то высмотреть, чем его как-то можно принизить. — Нормальные цацки носишь, — сказала она с пристрастной оценкой и придирчиво приблизилась к его лицу, заметив, что Арина и Есения уже совсем рядом. — Обидишь мою подругу: проснёшься в канаве без своих драгоценных брюликов, симпатяга. — Малышка, это уже сто девятнадцатая статья уголовного кодекса. — невзначай бросил Слава и сияюще улыбнулся Арине, оказавшейся в компании ещё одной обладательницы дико притягательной внешности. При этом при всём, не было впечатления, что знакомство окажется приятным, чему её подруга умело поспособствовала. — Уголовного кодекса? — спросила Есения первым делом вместо приветствия. Видимо, у них была особая традиция нестандартно начинать диалог. — Эми, ты что ему уже сказала? Опять запугивала человека ножом просто потому, что он мужского пола? — У нас с Анжеликой денежная договорённость. Ничего не могу поделать, — невинно улыбнулась Эмма. — И если ты помнишь, сестёр на хер не меняют, так что не надо тут расплываться в лужицу и строить красивому мальчику глазки. Соберись! — Кхм… Я Слава. — с усилием проигнорировав эту странную ситуацию, Слава протянул ей свою руку, которую тут же перехватили активным приветствием. — Я знаю. Я Есения. — улыбнулась она дружелюбно, помотав его ладонь так, будто ей вообще впервые приходилось жать кому-то руку. — Я знаю. — в аналогичной манере ответил Слава, ненароком подумав о том, что всё это знакомство какое-то ужасно неловкое. Так или иначе, следующие минут двадцать он провёл в компании Арины и её необычных подружек. Есения и правда оказалась довольно стеснительной. Было видно, как сложно ей расслабиться рядом со своим кумиром. То и дело она запиналась, мяла руками свою юбку и прятала глаза. Эмма же была не очень разговорчивой, и Арина украдкой поклялась Славе на ухо, что это вообще на неё не похоже. Что она, мол, та ещё зажигалочка и обычно ведёт себя очень шумно. Славе было не сложно поверить на слово своей сестре, но сейчас Эмма больше походила на личного телохранителя, приставленного следить за Есенией. Она много молчала и пристально следила за диалогом, однозначно в мыслях уже успешно составляя психологический портрет Третьякова. Слава чувствовал, что эта хрупкая девушка в приталенных светлых джинсах и терракотовом топике просто вынесет его вперёд ногами отсюда, если на лице её подруги, во время диалога с ним, промелькнёт хоть малейшее разочарование. Потому на протяжении всего разговора Слава находился в лёгком утомлении. Может, в обычной жизни, в университетском классе, в своём женском кругу, они обе были очень приятными собеседницами. Арине неоткуда было знать, что и та, и другая поведут себя совершенно неожиданным образом в присутствии Славы. Но так или иначе, он не получил большого удовольствия от общения. Просто набрал в уши воды и сконцентрировался на том, что ему банально приятно смотреть на их красивые лица. В какой-то момент Слава без лишних сантиментов объявил, что устал и хочет завершить разговор. Эмма отреагировала неоднозначной усмешкой, будто всем своим нутром только того и желала. Он просто расстался с ними, как со своей головной болью, дежурно сказав Арине, чтобы они веселились и отдыхали. Стоило ему выдохнуть, как он обнаружил, что его преследуют. Обернувшись на мягкий тихий голос, Слава терпеливо втянул носом воздух и заставил себя улыбнуться. — В чём дело? — спросил он, глядя в голубые глаза Есении. От этого она, разумеется, засмущалась. — Слушай… Ты очень милый и классный. Прямо такой, каким я тебя и представляла, — сказала она на одном дыхании, сложив руки в замочек. Слава просканировал её бесстрастным взглядом и обязано поблагодарил за тёплые слова. Когда он уже собирался уйти, она снова окликнула его. — Стой! Просто… Может, мы погуляем как-нибудь? — Послушай, ты тоже очень милая, и всё такое, но у меня есть девушка. Так что нет. — ответил ей Слава, очень стараясь не выглядеть раздражённым. — Нет, ты что! Ты просто… Ты выглядишь очень интересным человеком, поэтому… Я просто хотела бы пообщаться с тобой. Без всякого такого. — настаивала она робко. Да, звучит несовместимо — «робко настаивать», но Есения буквально выглядела так, будто по непривычке вышла вперёд, заявив о своём существовании миру, и пытается ухватиться за первый и последний шанс в своей жизни. Хотя Слава бы удивился, если бы услышал, что за такой симпатичной девочкой с шёлковыми волосами и бездонными глазами никогда никто не пытался ухаживать. Сам он знал, что она в его вкусе только внешне. С первых минут общения Слава понял, что будет скучать рядом с ней. Речь шла не о воображаемых отношениях, о которых могла бы мечтать Есения, а о взаимодействии двух полярностей в общности. В данном случае, ему нужно было не больше минуты живого общения, чтобы понять, что это не его человек. Пожалуй, ему симпатизировали более харизматичные и уверенные в себе люди. Но на каждую диковинку найдётся свой любитель. Нет, это уже почти звучит так, будто ни её внешность, ни характер совсем никуда не годятся. Это не так. Слава прекрасно знал, что очень многие парни предпочитают скромных тихих девочек, которые краснеют и смущённо отводят взгляд от самых крохотных комплиментов в свою сторону. Слава не был в числе таких парней. Он на секунду представил себе эту ситуацию. Он соглашается с ней погулять чисто по-дружески, и она оказывается довольно приятной собеседницей, но… Слишком уж закрепощённой, неловкой, неуверенной. Её вечно придётся тормошить, нужно будет излишне заботиться о своей речи и интонации — ведь таких очень легко задеть и морально уничтожить обыкновенной шуткой. Нет, не то пальто, пожалуй. — Без всякого такого, значит, — усмехнулся Слава, прекрасно зная, что именно такие формулировки обычно ведут к обратному. Он взял её за руки, погладив бархатные ладошки пальцами, и приблизился к её лицу своим. Она замерла так, будто сейчас рассыпется. — Есения, посмотри на меня. Если ты хочешь, чтобы твоё впечатление обо мне оставалось положительным, то нам лучше сохранить интригу и не общаться больше. Хорошо? Ты очень красивая и прелестная девочка, так что тебе это всё просто не нужно. Слава на секунду отвёл взгляд вверх, услышав свой голос, и удивился тому, какой первоклассный бред он несёт. Вздохнув, Слава отпустил её, и не дождавшись ответа, резко развернулся на пятках, чтобы пойти прочь. К его сожалению, прямо перед ним выросло препятствие в виде другой девушки, имя которой он вспомнил не сразу. — Ты это специально, да?! — воскликнула Алина Шайн, когда Слава вписался в неё корпусом и вынужден был схватить её за талию, чтобы она не грохнулась со своих гигантских каблуков. — Конечно же. Только и думал ходил, как бы уебаться об тебя. — рыкнул Слава недоброжелательно и отпустил её так, будто схватил голыми руками горячую сковородку. Разумеется, после того, как убедился, что она не упадёт и не сломает себе что-нибудь по его неосторожности. — Какой же ты идиот! — заявила Алина, сложив руки на груди. — Весь вечер на меня пялишься, теперь это! Слава даже немного растерялся и не сразу нашёл, что ответить. Может, он что-то упустил? Главное развлечение для представительниц прекрасного пола сегодня — мотать ему нервы и унижать его на пустом месте? — Пялюсь? Готов поспорить, я перепутал тебя с одним из прожекторов. На тебя же посмотреть невозможно так, чтоб не ослепнуть к хуям! — в ответ нахамил ей Слава и грубо пихнул её в сторону, желая поскорее свалить отсюда. — Стоять! Я тебе это так просто с рук не спущу! — решительно бросила Алина, схватив его за руку, которую Слава поспешил вывернуть. — Не трогай меня. — прошипел он враждебно. — А ты — хватит пялиться! — продолжала она гнуть свою линию. — Хочешь трахнуть меня, да? Так и скажи тогда! Ведёшь себя как девственник! — Нет. С чего ты взяла, мать его, что я хочу тебя трахнуть? — усмехнулся Слава удивлённо. — Как это «нет»? — искренно возмутилась Алина. — Ты что, гей, что ли? Она уставилась на него с явным осуждением. Слава выпал в осадок. Он широко распахнул глаза, и несколько секунд они просто смотрели друг на друга так, будто прилетели с двух разных галактик. И тут Славу пронзило осознание. — Это детский сад, малышка, — съязвил Слава с издёвкой. — Ты просто не в моём вкусе. — Ну конечно. Все вы так говорите, а потом члены мне в директ кидаете! — фыркнула она гордо, постукивая каблуком по полу. Слава закатил глаза и пожал плечами. — Меняй круг общения. У меня уже достаточно диалогов, в которых от меня ждут фотку члена. Долго ждут, милая, — Слава наклонился к ней так, что между их лицами осталось не больше пары сантиметров, а она не шелохнулась даже. — Какое совпадение, мне тоже нравится, когда за мной бегают. Так что твоя пизда в блестящих трусах в полной безопасности. Мне это всё нахер не упало. На этой весёлой ноте он наконец-то смог увидеть перед собой заветную дверь, за которой он сможет скрыться от всего этого бреда. И смешно, и грешно, как говорится. Нырнув в гримёрную, где сидели Лера с Ефимом, Слава рвано выдохнул. Вид у него был переполошенный, судя по тому, как на него посмотрели. — Я гей. — сообщил Слава бесцветно. — Добро пожаловать. — сказал Лера необъяснимо весело. — Поебёмся? — спросил Ефим в один тон с Лерой. — Нет, — сходу ответил Слава Ефиму, и грохнувшись на диван, посмотрел на Леру. — Спасибо, мне бы такой позитивный настрой.

«Что за цирк, блять? Оболью своё лицо кислотой, чтобы это кончилось. Если честно, эта вечеринка полный отстой.»

Дальше всё было не так уж и плохо, но Слава всё равно лелеял тёплую мечту куда-нибудь уехать. Он даже рассматривал вариант уехать домой, что было очень необычно. Учитывая, что Арина планировала задержаться и продолжить веселье уже после вечеринки, у Славы был шанс немного побыть в одиночестве. Не то что бы он не мог арендовать себе апартаменты в любое время для этой цели… — Ну хорошо. Допустим, ты мне понравился. — раздалось сзади, когда Слава стоял возле выхода с сигаретой в зубах, размышляя о том, по какой оси пустить свой вечер дальше. «Да сука!» — подумал он про себя и сделал вид, что ничего не слышит. Алина поравнялась с ним и остановилась рядом. На ней появилась ярко-зелёная шуба, которая стала мозолить Славе боковое зрение. — «Что с тобой не так вообще?». — Сочувствую. Ты мне — не очень, — огрызнулся Слава, догадавшись, что она не уйдёт просто так. — Травы у меня больше нет, так что можешь не задерживаться. — Знаешь, любой нормальный парень на твоём месте уже бы ноги мне целовал. — между прочим сообщила Алина, продолжая пилить Славу взглядом таким, словно он ей обручальное кольцо пообещал. — Как раз собирался это сделать, — фыркнул Слава тихо, делая глубокую затяжку и выталкивая дым через нос. — Почему именно я? Иди поищи «любого нормального парня» и до него доёбывайся. — Сердцу не прикажешь. — радикально высказалась Алина, легонько пожав плечами. — Сигареткой не угостишь? — Ага, конечно. А то ты прямо так и влюбилась по уши, — рыкнул Третьяков и с обязанным видом распахнул перед ней пачку сигарет. — Знаешь, мне срать, чего ты там от меня хочешь помимо табака и травы. Я уже занят, так что остынь. — Какая жалость, — протянула Алина бездушно и зажгла сигарету собственной зажигалкой. Наверняка, и свои сигареты у неё имелись, но грех их тратить, когда рядом кто-то уже курит. — Я видела твою девушку, она не очень. Жирная какая-то и ебало деревенское. — Тебя спросить забыл, достаточно ли она красивая, чтобы я с ней встречался. — Слава истинно изумился такой наглости. Назвать Киру жирной можно было только из чистой зависти её пышным бёдрам и большой упругой груди. Талия у неё была просто отменная, и Славе даже на секунду захотелось схватить её мягкую кожу ладонями, настолько приятные были ассоциации. Про лицо — вовсе вздор. Она была похожа на куклу Братц. Слава знал, что она подкачивала губы, но смотрелось это очень гармонично. Впрочем, Алина явно старалась придраться к несуществующим изъянам, лишь бы только сказать что-нибудь неприятное. Так что анализировать её оскорбления с излишней внимательностью не стоило. — Бедный мальчик без чувства вкуса, — сочувствующе протянула Алина. — К счастью, у тебя есть друзья, у которых предпочтения в женщинах получше. Увидимся, зайчик. Она затушила недокуренную сигарету, бросила её в снег и размашисто чмокнула Славу в щёку, предварительно схватив его лицо своими длинными острыми ногтями ядерной расцветки. Слава тихо зашипел, будто соприкоснулся с нечистью, и отшатнулся в сторону. Это только повеселило Алину. К счастью, сразу после этого она ушла, а Слава не мог не думать о том, как же ему жаль, что принципы не позволяют поднять руку на девушку. Потому что раздражала она его страшно. Когда Славу кто-нибудь раздражал своей тупостью или несговорчивостью, он видел единственный вариант отстоять свои права — как следует зарядить по черепушке, но в данном случае позволить себе эту роскошь он не мог. Как равного противника он мог рассматривать только человека своего пола, Алина таким человеком не являлась. Каждый раз, когда женщины вели себя подобным образом, ощущая вседозволенность и абсолютную власть над мужским полом, Слава мог только стиснуть зубы и терпеть. Чёрт подери, когда он ругался с девушками, он даже оскорбления подбирал и отсеивал, потому что некоторые из них, оказавшись озвученными, могли сильно понизить его честь называть себя мужчиной. «Зайчик, блять. Какой я тебе зайчик, шкура?» — всё думал Слава, топчась на месте. Возвращаться на тусовку он уже точно не хотел, хотя если бы он просто взял и уехал прямо сейчас, это значило бы только то, что Алина одержала победу в какой-то несуществующей войне между ними. Не плевать ли на это Славе? Нет. Он до чёрта принципиален, поэтому и вернулся. Однако, Третьяков старался держаться поближе к своим друзьям и минимально контактировать с незнакомцами.

«Как же меня всё бесит! Женщины ужасны. Клянусь, когда-нибудь они уничтожат этот мир к хуям собачьим. Уже почти двенадцать ночи. Я написал Мирону, что хочу увидеться. У меня уже просто никаких сил нет. Чуть не нахамил Лиёну. Мы с ним не так много общались за вечер. Он пришёл с подругой, я её знаю, приятная девочка. Но они тусовались с Ариной и… Вот этими блять персонажами. Эммой и Есенией. Просто две артистки блять. Заебало всё. Наверное, у меня какие-то проблемы. Потому что одному мне что-то не нравится. Но я больше так не могу.»

Мирон не смог прийти на фестиваль из-за работы. Сейчас Слава немного эгоистично надеялся, что тот уже освободился и не очень устал. Как оказалось, Мирон действительно освободился, только со смены он почему-то практически сразу поехал на другую работу. Слава приехал на Финляндский вокзал только ради того, чтобы «перекурить» вместе пару минуточек. Местная архитектура немного пугала, потому что Славе нужно было не прямо на Финляндский вокзал, а чуть дальше. Машина быстро миновала красивый фасад станции метро с внушительным зданием вокзала, живописным парком и аккуратными домами старого фонда. Затем проехала несколько грустных исхудалых районов и выпустила Славу возле промышленных помещений. Одинокая автобусная остановка, светящая во тьме заглюченная вывеска «Продукты 24 часа» возле второсортной столовки, металлические синие заборы с колючей проволокой. Большие бесформенные заводские здания, перекликающиеся странными пристройками, трубами и закоулками. Тёмной зимней ночью, в лёгкую метель, это выглядело устрашающе. Мирон вылез из железной двери в синем комбинезоне и старой куртке, из которой вываливался синтепон. Славе стало немного больно смотреть на него. Весь заляпанный, измученный. С таким нежным личиком и в таком грубом прикиде. Вокруг не было ни души, поэтому они поприветствовали друг друга долгим поцелуем в губы. Слава схватил его за горячие щёки руками, одетыми в перчатки без пальцев, и жадно впился в его рот своим, желая тем самым избавить их обоих от накопившегося стресса. Это правда действовало как анестезия. И на него, и на Мирона. Вот только причины для усталости у них были совсем разные — Мирон пахал уже восемнадцатый час за минувшие сутки, а Слава просто устал от женского внимания, любопытных взглядов поклонников и курения травки. Необыкновенный контраст. Слава будто здесь пришёлся ни к месту: заводы, пункты приёма тяжёлых грузов, Мирон, таскающий на своей спине мешки, и чёртов Слава, весь в бриллиантах и в брендовых вещах. Один его палец, одетый в серебряное кольцо Gucci с головой ворона, стоил больше, чем месячная зарплата Мирона на этой подработке. Он приехал сюда, в этот забытый богом район прекрасного Петербурга, прямиком с арт-зоны, в которой подписал пару десятков плакатов, спел четыре песни и напился глинтвейна за двести пятьдесят тысяч рублей. — Как твоё выступление? — спросил Мирон, переступая с ноги на ногу. Последние пару часов он трудился в поте лица без перерыва, потому сейчас на холодной улице чувствовал себя как в раю. — Хорошо. — кратко отозвался Слава, заставив себя улыбнуться. Хотя улыбаться не хотелось. Было огромное желание запихать Мирона в карман и увезти домой. — Ну, я даже не сомневался. Ты типа… Как всегда. Самый лучший. Жаль только, что я посмотреть не смог. — сказал Мирон, смущённо улыбаясь. Он разглядывал Славу не менее восторженно, чем в самую первую их встречу. — Рось, — серьёзно заговорил Слава, взяв его ладони в свои, из-за чего Мирон, напуганный, что сейчас кто-нибудь выйдет и застанет их за этими нежностями, заметно дёрнулся. — Ты уверен, что оно тебе надо? Может, мы всё-таки попробуем найти тебе более человечный источник дохода? — Да всё нормально. Мне тут даже нравится. Нам тут с едой приходить разрешают… — неловко отговаривался Мирон, почесывая затылок. — Ты почему вообще без шапки? У тебя все уши красные. Ты же застудишь их. Прийти к общему знаменателю им так и не удалось, а время стремительно убегало. Мирон пожертвовал своим «обеденным» временем, чтобы увидеться со Славой. И благо, что по пути сюда, Слава зашёл в кафе и привёз Вишневскому двойную порцию хинкали с бараниной, иначе тот бы так и голодал до конца смены. Мирон глянул на свой понтовый айфон, заботливо подаренный Яриком, и грустно огласил, что у них осталось десять минут. Звать посторонних в подсобные помещения было нельзя, поэтому они уселись на заледеневшем крыльце, и Слава достал из шоппера горячий контейнер с хинкали, которые Мирон слопал голыми руками вместе с хвостиками. Славу это только порадовало. Чем больше съест, тем больше сил получит. Мирон так много работал, потому что искренне хотел подкопить денег и снять себе отдельное жильё, но, помимо всего прочего, в первую очередь он откладывал не на переезд, а на очередной подарок для Славы. Подарок без повода, просто за то, что Слава такой хороший. Разумеется, Мирон имел в голове чёткую установку, что подарок должен стоить не меньше его месячного жалования, чтобы его было не стыдно показать Славе. Короткий отрезок времени, отведённый на их общение, истёк слишком быстро, и им пришлось попрощаться. Слава, улыбаясь, помахал ему рукой, когда они разомкнули прощальные объятия, но на самом деле, Третьяков был глубоко опечален. Он об этом не задумывался так, как стоило бы, но ему действительно хотелось провести с Мироном побольше времени. За эти несколько месяцев Слава ни разу не позволил себе подумать, что, возможно, питает к Мирону слишком тёплые чувства. Наверное, это было к лучшему, потому что задумайся он об этом всерьёз, наткнулся на бы на очередной кризис собственной личности и сошёл бы с ума. Но и отрицать тот факт, что он искренне скучает по возможности побыть вдвоём, Слава не спешил. Он честно сказал себе, что расстроен длительностью и обстоятельствами их встречи. И уехал. Потому что у него не было других вариантов, чтобы поступить иначе. Мирон бы ни за что не согласился бросить свою каторжную работу и уехать с ним. Ни за что не согласился бы взять денег. И принимать нематериальную помощь тоже не планировал. А Славе правда хотелось помочь ему. Мирон — мальчик, далеко не лишённый талантов. В конце концов, со своей внешностью он стал бы востребованной моделью, не говоря уже о его прекрасной игре на скрипке, которая трагически погибла в уличном переходе. Слава знал, что этот парень заслуживает лучшего. Он мог дать ему больше и хотел это сделать, но как убедить этого сорванца, что он достоин чего-то большего, чем разгружать вагоны и мыть посуду за копейки? Не то что бы эта работа казалась Славе слишком унизительной и неблагородной, но этот труд точно не благоволил его здоровью и несправедливо плохо оплачивался. Те же усилия на заводах старались компенсироваться хорошими выплатами и внеплановыми премиями. Да, для этого нужно было получать образование. Но и без того у Мирона были шансы выбиться в люди. Но и Слава не относился к людям, которые так просто сдаются. Мирону нужно внушить немного уверенности в себе, только и всего. На это потребуется время, особенно учитывая то, что Слава сам не всегда в ресурсе этому способствовать. Не сегодня, но когда-нибудь. Смирившись с тем, что вечеру суждено закончиться, Слава вызвал такси на домашний адрес. Дорога была изматывающей, ещё и встала в хорошую такую копеечку. Перешагнув порог квартиры, Слава вдруг ощутил, как на него камнем свалилась критическая усталость. Его едва хватило на недолгий душ, и после этого он сразу же упал лицом в подушку, которую обнял с огромным удовольствием. За последние пару суток он в сумме поспал не больше пяти часов, поэтому сейчас его мозг рисковал вырубиться часов на пятнадцать. Главное — не проспать завтрашнюю тренировку в спортзале перед танцами.