«Мне кажется, будто всё настолько неправильно, что нет смысла что-то менять. В смысле, я даже не знаю, с чего начать. Слишком много всего. Я просто стал тенью того яркого мальчика, которого все так любят. Сегодня двенадцатое февраля, и за этот месяц я употреблял одиннадцать раз. Четыре раза кокаин и семь раз траву. Трезвым был только в день рождения Бажена. И сегодня. Но ещё не вечер. Мне очень хочется нюхать. Постоянно. Я себе в этом не отказываю. Потому что надеюсь, что перехочется. Может, звучит глупо. Но так бывает. Когда, к примеру, каждый день ешь в Макдональдсе, и через недельку тебя уже тошнит от запаха их бургеров. Как и от бургеров в целом. С кокаином такое тоже бывает. Но начинаю думать, что это не тот случай. Опять торчу как последний чёрт и каждый свой вздох ненавижу.»
Сегодня Слава встал пораньше. Пятница не то что бы обещала быть безумной. Часы показывали восемь тридцать пять, и Слава, немного сонный, ходил по квартире, помогая Арине собирать вещи. Казалось, будто она их даже толком не раскладывала, но в каждом углу Слава находил что-нибудь, что ей принадлежало. Приученный к аккуратности и порядку, Слава обычно не видел в своём доме бардака. Как правило, он сразу всё за собой убирал: ставил на место любую вещь, которой пользовался, придирчиво натирал столешницы после готовки, сразу мыл за собой тарелки, из-за чего посудомойка стояла без дела неделями. Да, порой у Славы случались короткие или длинные вспышки полного безразличия. Когда он, подавленный апатией, не считал нужным чистить обувь и ставить её на полку, мыть за собой посуду, когда не видел ничего страшного в том, чтобы бросить поношенную вещь на пол и забыть о ней как о страшном сне. Но это случалось не так часто, как можно подумать, поскольку гораздо чаще он ловил импульсивные приступы, заставляющие его носиться со шваброй по всей квартире. Однако, Арина была той ещё неряхой в бытовом плане. Может, сама она выглядела идеально и безупречно владела навыком глажки белья, — даже постельного, чего Слава решительно не понимал, — но её вещи валялись везде и всюду. Вешать и складывать одежду ей не нравилось — та хранилась комками, а потом избивалась утюгом и обругивалась за свою помятость; баночки и скляночки для ухода вечно словно сами разбегались по тумбочке в ванной, кровать не застилалась, а кляксы от чая на полу вытирались носком. Не сказать, что Слава полностью примирился с этим, но обычно он не начинал с ней из-за этого ругаться. За тот месяц, что Ри прожила в его квартире, он лишь пару раз отпускал по этому поводу злобные претензии, когда был в плохом настроении. Но, в общем и целом, Слава был к этому готов и очень быстро привык к тому, что дома что-то поменялось. Порой было даже приятно оглянуться и увидеть свою квартиру настолько обжитой — ведь этот беспорядок говорил о том, что кому-то здесь вполне комфортно, чтобы совершенно бессовестно свинячить на каждом шагу. Но вот наступил день, — ещё трое суток назад наступил, — и родители прислали ей деньги на аренду жилья. К тому времени она уже договорилась о съёме комнаты в квартире, где также арендовали жилплощадь Есения и Эмма. И ещё две их подружки. Как понял Слава, одна комната пустовала ещё с середины осени, но хозяйка квартиры не особенно озаботилась тем, чтобы её сдать. И вот чистенькая, светленькая комната в коммунальной квартире на Васильевском острове, совсем рядом с университетом, всё это время будто только Арину и дожидалась. Вот уже третий день, сданная, дожидалась особенно активно. А Арина всё никак не могла собраться. Какую-то незначительную часть вещей она уже туда отвезла вместе с подругами, пока Слава был непонятно где и занимался непонятно чем. Справедливости ради, в один из вечеров, вчера, когда они это делали, Слава водил Киру в театр на Алису в стране чудес. Впрочем, Арина не возмущалась, что он ей не помогает, но сегодняшним утром довольно чётко дала понять, что скоро начнёт это делать. — Пожалуйста, детка, — Слава пронёс красный кусочек ткани на указательном пальце через всю квартиру и повесил на её недоумённое лицо, с которого предмет одежды сразу уронился ей в руки. — Ответь мне, что твои кружевные трусы делали в шкафу для специй? — …Да ты же сам их туда положил. Вор трусов, бессовестный, — ловко выкрутилась Арина, чуть покраснев, и сама задумалась: а как же так получилось? — Пьяная была, ничего не знаю. Отстань. И может, это вообще не мои. — Ну конечно, я же просто безостановочно сюда блядей вожу, особенно тех, которые пиздец любят готовить. Не приватное жильё, а публичный дом. Не так ещё со мной настрадалась бы, поживи тут чуть дольше, — заворчал Слава притворно, вернувшись к упаковке коробок. — Мне кажется, когда ты приезжала, вещей было меньше. — Ну да, блядей ты сюда не водил, хотя моя мама была уверена, что ты только этим и будешь заниматься, — Арина цокнула языком, небрежно швырнув трусы в распахнутый чемодан. — Но кто сказал, что это… Скажем, не твои трусы? Кокаин ты в какао положил, вот и трусы в шкафчик для специй пихнуть было недолго. Слава обернулся и осмотрел её критическим взглядом. — Эти трусы и тебе-то толком ничего не прикроют, что уже про меня говорить. Я же не совсем кретин, захотел бы себе кружевные стринги — купил бы соответствующий фасон. Так что не надо на меня всё сваливать. Кокаин мой, а к трусам я никакого отношения не имею. — рассудил он со страшной серьёзностью на лице. — Будто там прямо есть, что прикрывать. — мерзко хихикнув, поиздевалась Арина. — Нормально же общались, что началось? — цокнув языком, Слава картинно закатил глаза. С одной стороны, было немного грустно, что Арина уезжает. Завтракать вдвоём и смотреть вместе кино по вечерам было весело — с ней Слава правда чувствовал себя так, словно вновь вернулся в детство. Они бросались попкорном в экран телевизора, читали книги в темноте, покупали кучу сладостей и заваливали ими весь стол, будто последний раз в жизни едят сахар, выходили на улицу в полночь, кидались друг в друга снегом и лепили снеговиков, которых потом безжалостно рушили. Разумеется, у каждого из них были свои дела и планы, которые съедали большую часть времени. Порой они вовсе могли пару дней не пересекаться, приезжая домой в разное время. Но учитывая то, что последние три с половиной года они жили по разные стороны государственных границ и виделись только по праздникам, совместное времяпрепровождение ощущалось более заметным. С другой стороны, Слава не чувствовал опустошения по поводу того, что сестрёнка покидает его родное гнёздышко. Всё-таки, комфорт от единоличного владения квартирой было не сравнить ни с чем, а привычка делать дома абсолютно всё, что душе угодно, приставала к мозгу слишком быстро. К тому же, Арина, конечно, переехала на противоположный конец города. Но не в другую страну. Они всё также могли видеться хотя бы пару раз в неделю, что было гораздо больше, чем раньше. — Уже нашла, с кем будешь отмечать день всех влюблённых? — поинтересовался Слава невзначай. — О, да, — заговорчески улыбнулась Арина, феерично скользя носками по мраморному полу. — Мы с девочками договорились устроить день «без пацанов». Даже футболки себе сделали с этой надписью, в них и будем сидеть. Закажем пиццу, посмотрим «дрянных девчонок» и «тело Дженнифер». — Звучит, как вечеринка, на которой я хотел бы побывать. Что за дискриминация по половому признаку? — дёрнув бровью, усмехнулся Слава. — Разве я виноват, что у меня нет вагины? — Ещё как виноват. Ты себе и представить не можешь, как тяжело нам приходится с вами, полудурками, — скептично вздохнула Арина, изобразив во взгляде поддельное высокомерие. — Хотя если ты наденешь юбку и чулки, то я попробую уломать девчонок впустить тебя. — Думаешь, мне слабо? — спросил Слава азартно. — Я-то не против, ты для меня всё равно, что девчонка, — своеобразно выразилась Арина, и столкнувшись с недоумением на лице Славы, поторопилась объяснить. — Ну свой человек, типа. Вон Олег всё детство забегал ко мне в комнату только ради того, чтобы разбросать мои вещи и смачно пёрднуть. А ты со мной в куклы играл. — Вот так и играй с любимой сестрой в то, во что она хочет, — недовольно буркнул Слава, очень натурально сделав вид, что ему никогда и не нравились эти игры в куклы. — А потом она говорит, что ты для неё как девчонка. — Ну тебе по любому придётся притворяться девушкой, — так или иначе, сообщила Арина. — Скажешь, что голос охрип от курения, а фигура — ну, прямоугольник, знаешь. И скажешь, что ты много занималась плаваньем, поэтому у тебя широкие плечи. Есения и Эмма точно нам подыграют, но если ты как-нибудь спалишься, то Анжелика тебя выгонит, а мы скажем, что правда ничего не знали. — Что за Анжелика? — уточнил Слава с любопытством. — Ну смотри, в квартире четыре комнаты. В одной Эмма, в другой Еся, третья будет моя, а в четвёртой живут Лика и Саша. Я с ними обеими пока не очень хорошо знакома, но знаю, что они встречаются. Саша просто би, а Лика радикальная феминистка. Она терпеть мужчин не может, один факт вашего существования заставляет её дрожать от злости. — последовательно разъяснила Арина, бесполезно пытаясь застегнуть чемодан, в котором оказалось слишком много вещей. — Вот оно как, — усмехнулся Слава, поставив руки в боки. — В любом случае, я же не серьёзно к вам напрашиваюсь. Не собираюсь портить девичник, а «дрянных девчонок» и «тело Дженнифер» мне есть с кем глянуть. К тому же, думаю, Кира не очень меня поймёт, если на четырнадцатое февраля, вместо того, чтобы поехать с ней в ресторан и отель, как мы и договаривались, я поеду смотреть кино в компании пятерых других девушек, пусть даже одна из них моя сестра. — Я думала, Кире плевать, с кем ты проводишь время и что в это самое время делаешь? — удивилась Арина, притом озвучивая свои мысли без полного понимания и согласия с чужой точкой зрения. — Ну да. Триста шестьдесят четыре дня в году это действительно так, — Слава прокатил глаза над веками, стараясь максимально легко посвятить Арину в сложность их взаимоотношений. — Но не четырнадцатого февраля, понимаешь? Должна понимать. Она меня придушит, если я испорчу ей роскошные сторис с букетом роз и бокалом игристого. — Что логично. Вы же в целом друг у друга вроде как только для красивой картинки. — для себя отметила Арина, понимающе кивнув. — Вот тут ты не права, — Слава мягко отодвинул её от чемодана, и уставший смотреть, как она с ним мучается, стал перекладывать вещи из комков в аккуратные стопки. — Она, по-своему, дорога мне. И я чувствую, что это взаимно. Просто у нас другие взгляды на личные границы. — Наверное, это хорошо, — по лицу Арины стало заметно, что она задумалась. Сев на пол возле чемодана, который Слава пересобирал, она внимательно прищурилась и хмыкнула, о чём-то размышляя. — То есть, у вас типа… Всё серьёзно? — Прикол в том, что никто из нас не думает о «серьёзно» и «несерьёзно», — растолковал Слава, методично перекладывая смятые кофточки на пол. — Мы живём сегодняшним днём. Она знает, что я люблю Лену. А я знаю, что она недавно вышла из токсичных отношений, после которых у неё нет ресурса тратить себя на преданность, клятвы в вечной любви и обещания быть вместе до гроба. — Она вышла из токсичных отношений? — изумилась Арина, вдруг неожиданно увидев новую деталь на туманном портрете Киры Ледовской. — Ага, — кивнул Слава и даже отвлёкся от перебора вещей, посмотрев в лицо сестре. — Её бывший был конченым козлом. Но больше всего меня удивляет, что мизогиния по отношению к женщинам чаще всего исходит от самих женщин. Вы так часто судите друг друга за что-то, даже не задумываясь над тем, что является корнем чужого поведения. Я тут недавно, кстати, ебало начистил одному придурку. — Ну дело не в мизогинии, — стыдливо заявила Арина. — Я же ничего плохого… Ну ладно, допустим, я её не понимаю. Но… Подожди, за что начистил? — За то, что он назвал её шлюхой, — Слава только вздохнул, да продолжил укладывать одежду в чемодан. — Мол, она мало того, что спит с другими парнями, так ещё и от меня этого не скрывает. Больше всего мне в этой ситуации нравится, что он к ней подкатывал, а она ему ответила, что он не в её вкусе. Не дала, вот и начал беситься. — Классическая ситуация, — Арина неприязненно цокнула языком и закатила глаза. — Для таких все женщины шлюхи. И те, которые дают, и те, которые посылают. Он бы в любом случае развонялся о том, какая она недостойная единица общества, хотя сам небось ничего в этот мир не привнёс, кроме порции отборного кринжа. Наверное, хорошо, что есть кому заступиться… Но я всё равно немного удивлена. — Чем, например? — заинтересованно переспросил Слава и закрыл крышку чемодана, зажужжав молнией, которая наконец-то сошлась. — Вот эти худаки не поместились. В мою спортивную сумку переложи. Так и быть, одолжу. Он так буднично заговорил о бытовых вещах, — об одежде, которая не влезла в чемодан, — что Арина поначалу немного растерялась. Она кивнула, махнув на это рукой. Время не поджимало, а разговор был слишком интересным, чтобы идти в другую комнату за чужой сумкой. — Я вроде как тоже из токсичных отношений вышла, — напомнила Ариша, расслабленно укладываясь на диван, возле которого они всё это время ссорились с чемоданом. — Знаешь… Раньше я любила всякий безобидный флирт, свидания с разными мальчиками. После Миши, с которым я была всего несколько месяцев, мне… Вообще не хочется ничего. Если ко мне начинают подкатывать, даже если парень нормальный и делает это красиво, в ответ мне хочется дать ему по морде, чтоб не лез. Слава на миг вспомнил разговор с Лиёном недельной давности и подумал, что, как хороший друг, обязан ему это передать хотя бы в общих чертах. По трепетному тону и отведённому вдаль взгляду Слава видел, что Арина говорит о том, что готова обсудить далеко не с каждым. С какой-то стороны выносить содержание этого диалога из комнаты было некрасиво, но лицо Лиёна было жалко. Зная свою любимую Аришу, Слава мог уверенно заявить, что она вполне способна влезть в драку с парнем, который делает что-то, что ей не нравится. — Все люди разные, — напомнил Слава о простейшем постулате, на котором держалось всё человечество. — Ты не хочешь даже слышать невинные комплименты от парней в свой адрес, а Кира выбрала не лишаться секса, прогулок за ручку и возможности покапризничать, чтобы получить что-нибудь в подарок. У меня некоторые знакомые после мирного обоюдного расставания с хорошей женщиной на других ещё год даже смотреть не могут. А теперь взгляни на меня. Неделя без отношений, и я чувствую себя ничтожеством. Даже если от прошлых я ещё не отошёл. Не вижу ничего плохого в том, что наши с ней потребности совпали. — Ты вообще у нас главная шлюха, — само собой разумеется сказала Арина, а Слава в ответ на это гордо улыбнулся. — Может, ты и прав. Не переживай, я не осуждаю её. Помимо того, что ты очень мило заступаешься, я имела в виду… Что тяжело иногда понимать людей, которые живут по другим принципам и понятиям. — Жить без предрассудков весело, хотя зачастую, чтобы начать это делать, нужно смертельно устать от всего окружающего, — Слава легко пожал плечами, рассуждая о такой серьёзной теме, имеющей море подводных камней. — И это не значит, что держаться каких-то устоев скучно и стыдно. Какой бы взгляд на мир не бросали твои глаза, самое главное, что обязательно должно быть посредине твоего обзора — умение не осуждать других людей за то, что они и их потребности отличаются от тебя. И это единственное, в чём «ты» и «они» должны сходиться — в терпимости друг к другу. На этой ноте их психологический тренинг окончился, и разговор плавно направился в иное русло, коснувшись каких-то бытовых, несерьёзных тем. Вместе с этим они бродили по квартире, наводя финальные штрихи в задаче собрать вещи. Одолжив пыльно-розовую спортивную сумку Славы, Арина вдруг решила, что ей нужно забрать из его дома как можно больше памятных вещей. Поэтому она, состроив щенячий взгляд, принесла Славе несколько его футболок и завела несвойственную себе пластинку капризной девочки с классическим «Славочка, можно-можно-можно-можно?». Просто Арина знала, что именно это безотказно прокатывает с её братом, который, конечно, почти без колебаний согласился подарить ей три своих футболки. Вся гадость ситуации заключалась в том, что эти футболки Арина выбрала будто нарочно. Так как у Славы было очень много разных вещей, многие из которых он носил один-два раза, ему, чаще всего, было совершенно не жалко их лишаться. Когда у него на ночь оставались девушки, он, уже просёкший эту хитрую фишку, в ответ на «можно взять твою футболочку, чтобы в ней поспать?», отдавал какую-нибудь забытую вещь с дальней полки. Она принадлежала Славе, и лежавшая среди прочих его вещей, имела на себе его запах, так что никто не оставался разочарован. Но были у него и любимые вещи, в которых его видели довольно часто. Арина, имея свободный доступ в его шкаф, взяла себе в подарок именно такие. Но как же ей откажешь?FB
Погода за окном на редкость радовала. Хотя сугробы по-прежнему лежали на своих местах, температура сегодня вышла теплее обычной, а на небо вышло солнце, которое лишь изредка игриво пряталось за клочками облаков. Время перевалило за полдень, а Слава всё ещё лениво лежал в тёплой белой постели, бесцельно залипая в телефон. Идея прогуляться родилась на устах ещё часа два назад, но пока что Слава продолжал лежать в кровати. Разве что уже помывшийся и побритый. Дело было в том, что находился он не один и не в своей постели. Вчера вечером он приехал в гости к Кире и остался у неё с ночёвкой, а сегодня никто из них никуда не торопился. Особенно Кира. Собиралась она неприлично долго, ещё и учитывая то, что Слава предложил ей прогуляться со стаканчиком кофе и потом пообедать в Токио-Сити, а не поехать на ежегодный Мет Гала. Не то что бы Славу сильно это раздражало, но он хотел бы, чтобы они успели погулять до того, как сядет солнце, которое в зимние месяцы никогда не задерживалось на небе лишнюю минутку. Пока Кира кропотливо прихорашивалась, он листал ленту в Инстаграме, время от времени отрывая взгляд от смартфона, чтобы украдкой полюбоваться тем, как она крутит локоны и старательно наносит на лицо тональный крем от Диор. — Сла-ава, — протянула Кира устало, заставив его в очередной раз отвлечься от телефона. — Я устала. Он заинтересованно пронаблюдал за тем, как она, опустив руки, отворачивается от зеркала, утыкается коленями в постель и мешком валится рядом с ним. Одетая точно также, как и Слава, — а он был одет в одни только трусы, — она всем своим видом показывала, что после часа сборов понятия не имеет, в чём пойдёт. — Хочешь остаться дома? — спросил Слава, пытаясь догадаться, что именно она пытается донести через свои неопределённые жалобы. — Нет, не хочу, — Кира запищала, потянувшись, и закинула руку на горячую грудь Славы, прижавшись к нему поближе. — Тебе вообще плевать, в чём я пойду? — Если честно, абсолютно, — ответил Слава с лёгкой улыбкой и обнял её в ответ. — Главное, чтобы ты не замёрзла. — Вот и понимай тебя, как хочешь, — Кира вздохнула с огромной тяжестью и разорвала объятия, пружинисто поднявшись с кровати. — Дурак. — Я должен подобрать тебе одежду? Услуги личного стилиста не бесплатны, — Слава постарался пошутить, но Кира, обернувшись, не показала весёлой улыбки. Её что-то явно напрягало, но Славе было неясно, что именно. — Ну, и в чём дело? — Ни в чём, прости, — буркнула Кира смешанно и отвернулась. — Не ты дурак, а я дура. — Почему ты допускаешь только один из вариантов? А как же классическая схема «тупой и ещё тупее»? — вновь отшутился Слава, попытавшись тем самым замять странный момент в диалоге. Кира была любительницей безобидно покапризничать, и Слава это знал, поэтому вёл диалог налегке. Её лицо часто омрачалось из-за какой-нибудь мелкой ерунды, и либо Славе хватало пары глупых шуток, чтобы отвлечь её, либо она сама переключала свой фокус внимания с вещей, о которых ей не нравилось думать. Стоило полагать, в этот раз пройдёт та же схема, но через несколько долгих минут Кира снова пришла к нему в постель как кошка и залезла на него сверху, притом прижавшись всем своим телом к его. — Прости, — протянула Кира кукольно, надув пышные губы. — Я никак не могу привыкнуть, что… — Что? — спросил Слава, когда ему показалось, что он не услышит ответа. — …Что ты не станешь со мной ругаться, если моя юбка будет сильно выше колена, — вздохнула Кира обрывисто, и увидев, как Слава ошарашенно взмахнул бровями, невольно отвела глаза в сторону. — Моему бывшему вечно что-нибудь не нравилось, и я слишком к этому привыкла. — Значит, отвыкай, — настоятельно посоветовал ей Слава. — Нужно быть очень плохого о себе мнения, чтобы злиться на свою девушку, когда она решает надеть короткую юбку. — Сначала он говорил, что не выйдет со мной из дома, пока я не замажу прыщи, а потом заявлял, что я «намалевалась как эскортница», и что мы никуда не пойдём, пока я не накрашусь нормально, — поведала Кира с тяжёлым взглядом. — Говорил, что хочет, чтобы я одевалась красиво на зависть его друзьям, а потом заявлял, что «эта юбка какая-то блядская, и вообще в ней видно весь твой жир». — Малышка, ты же понимаешь, что он совершенно конченый? — в лоб сказал ей Слава, понимая, что крупно разочаруется, если она сейчас же этого не подтвердит. — Таким людям невозможно угодить, и не нужно даже пытаться это делать. Пускай сам прыщи замазывает и перед друзьями красуется. — Ну… Я хочу, чтобы моему парню нравилось, как я выгляжу, — ответила она неопределённо. — Я тоже считаю, что мне есть смысл похудеть. А оценивать со стороны свой внешний вид… Слава слабо вздохнул, но так как Кира лежала у него на груди, это сразу же почувствовалось и заставило её замолчать. Не зная, что ответить, Слава обеими руками залез в её светлые кудри и подтянул её к себе, поцеловав в лоб. — Тебе не надо худеть. Я безумно люблю твою шикарную задницу, — заявил он откровенно и как-то странно смягчился от её неудачной улыбки, заговорив с искренней заботой. — Дорогая, ты прекрасна независимо от того, что на тебе надето. Единственное, чего я хочу — чтобы ты чувствовала себя комфортно и уверенно, выбирая как выглядеть, не глядя на какие-либо ограничения и ожидания. — Правда? — спросила Кира наивно, отчего-то почти готовая расплакаться. — Правда. — нежно улыбнулся Слава, погладив её по щекам. Взгляд Киры смягчился, когда она впитала в себя его слова и немного покатала их по корке сознания, пытаясь осмыслить. Наклонившись, она поцеловала Славу в щёку и с удобством улеглась на нём, ткнувшись носиком в тёплый изгиб шеи. — Спасибо, — прошептала Кира едва различимо, прежде чем заговорить громче и чётче. — Я думала, тебе должно быть плевать, потому что мы друг другу никто. Но… Знаешь, это большая разница, когда тебе просто наплевать на человека и когда ты уважаешь его личное пространство. В смысле… Мне так приятно слышать твои тёплые слова. Никто раньше не говорил мне такого. — Это самое простое, что я мог тебе сказать, — поглаживая её по затылку, Слава уронил тоскливый взгляд на Киру, что рассуждала о своём прошлом опыте, о котором он раньше даже не подозревал. — Сколько вы были вместе? — Мы встречались с десятого класса и расстались в начале осени, потому что весной он ушёл в армию и стал изменять мне с проститутками, — хмуро рассказала Кира. — Получается, что четыре с половиной года. — Какой пиздец. Первые отношения? — уточнил Слава с неприятным волнением; так и хотелось, чтобы прямо сейчас на этого подонка, где бы тот ни был, с неба свалилась наковальня. — Да, — ответила Кира, немного смутившись, что обсуждает это со Славой. — Я понимаю, что это не очень нормально. Арина мне много раз это говорила, да и не только она. Но знаешь… Если бы он сам не бросил меня, я бы никогда с ним не рассталась. А ему просто не понравилось, что я обвиняю его в изменах. — Конечно, какому же уёбку это понравится, — злобно фыркнул Слава. — Но всё же немного удивительно, что это заставило его бросить тебя. Обычно они говорят не закатывать истерик и на этом всё заканчивается. — Ну просто… Мне об этом рассказали наши общие друзья. А когда я приехала к нему и спросила об этом, наивно надеясь, что он скажет мне «и ты им поверила, дурочка? Как я мог тебе изменить?», он ответил что-то типа: «ну это не измена, войди в положение, мы не виделись полгода, что мне ещё было делать? Я же не спал с другими девушками, когда мы были вместе, а это так, несерьёзно», — пересказывала Кира, будучи не в силах лишить свой тон отвращения и невылеченной обиды. — Меня это очень задело, и от злости я сказала, что тоже ему изменила «потому что мне было одиноко», хотя это было не так. А дальше своё дело сделали двойные стандарты. Он сказал, что ему не нужна поюзанная шлюха, и дал мне по лицу. — …И сделал что, блять? — глупо похлопав глазами, переспросил Слава и отягощённо вздохнул, когда Кира посмотрела на него очень виноватыми глазами. — Ну, не сильно, — начала оправдываться Кира, словно и здесь её могли осудить и обвинить за действия другого человека. — Пощёчину просто… — Меня напрягают только твои слова о том, что ты бы не рассталась с ним, если бы этого не сделал он. То есть ты бы просто проглотила измену, оскорбления и насилие, продолжив планировать с ним совместное будущее? — спросил Слава испытующе, при этом стараясь быть достаточно мягким, чтобы Кира не расценила это как упрёк. — Пожалуйста, уважай себя. Я понимаю, нет ничего хуже, чем быть влюблённой. В первых отношениях я тоже позволял вытирать об себя ноги, чем не горжусь, но всему ведь есть предел. — Ты?.. — изумилась Кира и даже легонько стукнула его по плечу. — Позволял вытирать об себя ноги? Не верю. — По тебе тоже так сходу не скажешь, что тебе может быть настолько не похуй на чужое мнение, — внимательно усмехнулся Слава. — И очень жаль, что это не так. — Просто чтоб ты знал, я предложила тебе встречаться только из-за того, что была… На кураже, так скажем, — Кира показала задумчивое выражение лица, которое вызвало у Славы новую волну интереса. — Ну, знаешь, когда мы проснулись непонятно где с отшибленной памятью, и тебя бросила твоя девушка… Даже не знаю, что меня заставило подойти к тебе, но я скорее даже шутила, чем была серьёзна. Типа, я не думала, что ты ответишь «да». Но в любое другое время, к такому парню, как ты, я бы ни за что не подошла с таким предложением. — Это к какому же «к такому»? — спросил Слава строго. — Что во мне такого волшебного, интересно. — Ну знаешь… — Кира немного приподнялась, сложив руки в локтях на его груди, и хотя Славе стало не очень удобно, он этого не показал. — Ты, конечно, тот ещё истеричный придурок. Но всё это можно потерпеть ради твоего хорошенького лица. — Имея такую внешность, в свою очередь, ты заслуживаешь не меньшего. — поспешил заверить Слава, пока костяшки его пальцев плавно скользили по бархатной девичьей щеке. — Неправда. У меня отвратительные кривые зубы, мерзкий беременный живот и убожеские растяжки. — остервенело перечислила Кира, и в её лице показалась эмоция отторжения к собственному телу, которое Слава так нахваливал. — Неужто? Не замечал, — промурлыкал он, настаивая на своём, и его рука поднялась до нежного ушка, когда он погладил её как кошку. — Если так хочешь, можем поставить тебе брекеты, ребёнка воспитаем, а растяжки уж точно никто, кроме тебя не замечал. Кому они вообще могут мешать? — Тебе легко говорить, — мрачно вздохнула Кира, отчего-то испытывая дискомфорт от нежных прикосновений, из которых она поспешила выпутаться. — Мистер Идеал. — Я не идеал. У меня всё лицо в идиотских родинках, которые я ненавижу, губы поссорились с носом и пытаются съебаться с лица через подбородок, и ноздри смотрят в разные стороны. Ещё и член кривой, а про свой шрам на полруки я вообще молчу, — критически оценил Слава, да с таким взглядом и интонацией, что Кира не смогла звонко не рассмеяться. — Только я уверен, что это всё волнует одного меня. Точно также и со всеми твоими недостатками, которые никогда не бросаются в глаза другим людям. Я бы назвал этот феномен «хорошо там, где нас нет, потому что мы где-то есть». — Ну посмотрите на него, в философию ударился, мистер Идеал, — Кира инертно свалилась с его тела, и схватив подушку, шутливо прихлопнула ею Славу. — Что скажешь про эффект бабочки? — Оставляет хорошие такие раны, — не задумываясь, ответил Слава и прикрылся руками от этой самой подушки. Кира совсем не поняла, что именно он имеет в виду, поэтому пришлось пояснять строчкой из своей песни. — Сажаю бабочек в желудок, я не про любовь, про ножи. — Ломаю свои рёбра для тебя, и мне тяжело дышать. Бабочки кружатся в тени, распыляя всюду яд? — тут же догадалась Кира. — А говорила, что не слушаешь такую музыку. — внимательно поддел Слава, и почувствовав, что Кира отвлекается от своих переживаний, поспешил завалить её на кровать, чтобы окончательно переменить колющие душу темы на бессмысленное баловство. — Ну я должна была! Каждая уважающая девушка рэпера хоть раз садилась переслушать все его песни, чтобы хотя бы иногда понимать, о чём он вообще говорит! — через хохот оправдалась Кира. — И вообще, я не из-за тебя слушала этот трек, а из-за Яши. Я его преданная фанатка. — Ну вот оно как, — Слава очень артистично обиделся на это заявление, что решил показать демонстративным отстранением. — Пускай тогда он тебя роллами кормит и скидывает тебе деньги на настольную лампу в виде фаллоса в три часа ночи, будь проклят твой грёбаный Вайлдберриз. — Тебе не нравится эта лампа? — Кира сложила руки, ненавязчиво прикрыв свою прекрасную пышную грудь, и тоже изобразила неписаное недовольство. Слава невзначай бросил взгляд на обсуждаемую лампу. — Я уверена, что у Яши нет денег кормить меня роллами. — Зато он гениальный музыкант, не то что я! — Слава взмахнул руками, нарисовав невероятное восхищение виртуозному дару Яши. — Да ну тебе, — Кира резво подскочила и сзади закинула Славе руки на плечи, показывая, что бежать у него не получится. — Если честно, мне твой куплет гораздо больше понравился, я его даже наизусть помню. Честно-честно! — Теперь оправдывайся, — упёрто протянул Слава, не желая так просто рассеивать по воздуху свою отменную актёрскую игру. — С тебя как минимум причитается моральная компенсация после такого. — Ложись, — строго велела Кира, надавив ему на плечи. — Сейчас договоримся о компенсации. — Я так понимаю, гулять мы сегодня не пойдём… Прискорбно, — посетовал Слава, послушно притом опрокидываясь на постель и позволяя Кире нависнуть над ним своим фигуристым телом. — На дом закажем твои запечённые мидии и роллы с угрём. И мою Филадельфию. — хозяйственно разрешила Кира, вместе с тем придавливая его бёдрами к постели, чтобы точно никуда не делся.FBE
В одиннадцать утра Арины уже не было в квартире Славы. Когда он захлопнул за ней дверь такси, слабая тоска всё-таки овладела им. Слава побоялся, что теперь станет употреблять ещё больше. Особенно, если Арина вдруг не сможет находить время для их встреч так часто, как хотелось бы. С другой стороны, — подумал Слава, — и до того, как Арина уехала, он почти каждый день находил возможность чем-нибудь закинуться. Так что вероятность этого скорее зависела от него, чем от неё, и об этом следовало помнить. Однако, конкретно сейчас у него не было времени сокрушаться о расставании с сестрой и пагубном влиянии мнимого одиночества на его жизнь. У Славы на сегодня были планы, которые требовали особенной пунктуальности, а Арина уехала сильно позже, чем планировала. Разумеется, Слава полагал, что такое может случиться, и заранее отложил определённый промежуток времени, который ему не очень страшно потерять, но Арина и за этот промежуток умудрилась выйти. Именно поэтому в домофон позвонили уже тогда, когда Слава сидел возле зеркала в ванной с утюжком и кропотливо колдовал себе прямую укладку с чёлкой-шторкой, слегка волнующей кончики волос. Было очень хорошо, что душ Слава принял заблаговременно вместе со всеми уходовыми процедурами, но полностью собраться заранее ему не удалось.«Это свершилось. У меня будет собеседование в модельное агентство! Точнее, у Мирона будет. Я своё модельное портфолио давно получил. Хотя пользуюсь я им не так часто, но оно есть и кажется мне довольно вместительным. Тем не менее, сегодняшний кастинг явно больше мой, чем Мирона. Он слишком волнуется, с утра уже трубу мне оборвал. Нужно собрать его и поддержать как следует. Я очень надеюсь, что он не сдаст назад. Когда я знакомил его с Кристалайз в новый год, он сидел полвечера у меня в ногах. А когда я отходил, то всюду шатался как неприкаянный. Благо, с Лерой они подружились хорошо. Не очень понимаю, почему. Но сегодня ему надо будет общаться именно с ним.»
FB
Новогодняя ночь была довольно сумбурной. Сначала волнующие приготовления, означенные чётким сроком, затем торжественный бой курантов, после и вовсе полное рассредоточение компании. Музыка рвала собой воздух, гирлянды разбавляли темноту лишённых света помещений, а шампанское ударяло в голову, ещё сильнее размазывая обзор. Мирон не мог сказать, сколько было времени. Он благополучно посеял свой новенький айфон среди чужих телефонов, разбросанных по всей квартире. Для него это был первый новый год в декорациях многокомнатной евро-квартиры из самого сердца большого холодного Петербурга. Предыдущие восемнадцать лет Мирон встречал новый год в Сочи, в тёплом курортном городе, в котором никогда не было жутких морозов. Кроме того, его окружение обычно справляло любые праздники довольно скромно, конкретно Мирону даже икры поесть удавалось не каждый год. Да и немногие праздники выпадали на дни, когда сердце Мирона было особенно тёплым. Ему искренне хотелось быть поближе к Славе, и хотя Мирон отлично понимал, что у того найдётся множество других забот, он всё же тосковал, оставаясь без внимания. Вишневский не ожидал, что Слава будет настолько сильно востребован. Прежде они были наедине, и Слава всё своё внимание дарил ему одному, а сейчас буквально кто угодно окликал его с периодичностью в минуту, и это заставляло Мирона потеряться. Слава, яркий и притягательный, обладал неоспоримым обаянием, которое очаровывало всех вокруг. Будучи успешным музыкантом, он наслаждался своим денежным достатком и популярностью, имея, казалось бы, абсолютно всё, о чём может мечтать человек. По другую сторону баррикад находился Мирон, обездоленная душа, нищий и одинокий парнишка, который прост как белый лист. Казалось, Мирон сразу понял, что необратимо влюбился. Слава источал невероятные флюиды. Восхищаясь его живой харизмой, божественно сложенным лицом и топящей душу добротой, которую Слава оказывал, сердце Мирона замирало всякий раз, когда Третьяков входил в комнату. Они были знакомы всего пару месяцев и виделись не так уж часто ввиду большой занятости с обоих сторон. Слава рассказывал о себе с лёгкостью, умудряясь делать это так, словно раскрывает душу нараспашку, но притом совершенно не касаясь некоторых ключевых моментов своей судьбы. Когда Мирон задумывался о том, что он в сущности знает об объекте своего обожания, ему приходилось с ужасом отмечать, что практически ничего и изумляться тому, как Слава мог так много и углублённо разговаривать, но ничего не говорить. Вместе с тем, Слава всё равно казался ему самым близким человеком на планете. Мирон сначала боялся этой мысли, имея стереотипные представления о долгом общении и доскональном изучении личности партнёра. Но, в конечном итоге, Мирон подумал, что со Славой так не получится. Это не тот человек, с которым нужно пройти огонь, воду и года. Это тот человек, внутренней энергии которого достаточно, чтобы запылать от любви и удариться в неё без остатка. Весь вечер Мирон наблюдал за тем, как Слава общается со всеми своими близкими, успевая только удивляться, как чей-нибудь круг общения может включать такое количество разнообразных личностных типажей. Больше всего Мирона волновало общение Славы с Кирой. Тот не слишком много говорил об этих отношениях. Сказал только, что вместе они пару недель и совершенно не от любви, а скорее от скуки. Это Мирона обожгло, и ему стало очень сложно анализировать происходящее. Вишневский столкнулся с до жути странным диссонансом. Глядя на то, как Слава бесстыдно хватает Киру за бёдра у всех на виду, — у него на виду! — на то, как он тут же переключается на Стаса и вдруг идёт к нему, Мирон лишь неловко поджимал губы и пытался разобрать, чувствует ли при этом какую-то горечь, которая должна его захлестнуть. Но, кажется, никакой обиды и ревности у него не было. Или же он всякий раз забывал об этом, когда взгляд Славы вдруг его нежно касался. Мирон знал только то, что ни в коем случае не полезет к Славе со своей любовью. Он знал, что не имеет права претендовать на его руку и сердце. Конечно же, он это знал. Ноги вывели Мирона на кухню. Страшно пьяный, он даже толком не почуял, что комнату занесло морозным воздухом от распахнутого окна. В этой квартире было шесть комнат, полы с подогревом, ванна с гидромассажем и целых четыре ванных комнаты, но ни одного балкона. Поэтому курить сигареты было принято в распахнутую кухонную форточку, что и делал одинокий силуэт Славы. Мирон заметил, что Кира окружена девчонками, и намеренно направился искать Третьякова. — Как ты? — первым спросил Слава, определив появление Мирона, когда тот запнулся ногой о стул и звонко матюгнулся. В руке у Мирона был стакан виски с колой, и во время удара тот чуть всколыхнулся, выпустив на пол несколько липких клякс. — Нормально, — заплетающимся языком ответил Мирон и косолапо пошагал к подоконнику, на котором Слава сидел, чтобы отставить стакан и прильнуть к возлюбленному. — А ты? — Тоже. — немногословно отозвался Слава вполне трезвым тоном. Кроме торжественных глотков шампанского из бутылки, Слава не пил. Его вечер был украшен персиковым соком и колой, поэтому к двум часам ночи он был самым трезвым человеком в этой квартире. Он просто знал, что если переступить черту алкогольного опьянения, то захочется вмазаться. А так как неподалёку бегал Вадим, допускать такого желания было нельзя — оно грозилось воплотиться. Однако, Слава был немного обеспокоен тем, что случилось между Ефимом и Лерой. Они помирились удивительно быстро, но Слава будто ощущал, что Лера сделал это из чувства вины. Будучи человеком очень проницательным, Слава гораздо лучше других определял настроение окружающих, и интуиция подсказывала ему, что Лера своего возлюбленного не простил. Он помирился с Ефимом лишь ради того, чтобы никому не испортить праздник. Весь вечер Славе хотелось обсудить это с Патроновым, но, как назло, им не удавалось и минутки побыть наедине, чтобы поговорить по душам. Сейчас Лера активно заливал в себя алкоголь в компании, которую не хотел покидать, и Слава видел, что не может подозвать его на откровенный диалог, а потому стоял здесь один и задумчиво курил, бездушно разглядывая салюты. Мирон, к слову, никогда не разбирал людей, особенно таких сложных как Слава. Психика человека для него была неизведанной абракадаброй, и, пожалуй, он бы догадался, что Слава не в духе, только если бы тот горько рыдал взахлёб или громил кулаками всю кухонную утварь. Слава же ничего такого не делал, он просто молча стоял возле окна, уменьшая сигарету длинными затяжками, и для него это состояние не было атипичным. Ко всему прочему, Мирон был очень порядочно пьян, поэтому не слишком активно думал, а гораздо быстрее делал. Прижав Славу к подоконнику поплотнее, Мирон вклинился между его ног и напал на него с объятиями. Слава на эти объятия ответил, но очень осторожно, так как побоялся ненарочно обжечь Мирона сигаретой. Во избежание неприятных казусов, Третьяков быстро потушил недокуренную сигарету о пепельницу и с чистой совестью отдался смазанным поцелуям, которые оказывались на его щеках, скулах и шее. — Ты такой красивый, — промлеял Мирон восхищённо. — Тебе так идут эти уши эльфийские и всякие макияжи. Ты прямо принцесса. — Может, принц хотя бы? — усмехнулся Слава, охотно наслаждаясь комплиментами и лаской. — Ну да. — промямлил Мирон и замолчал. Поцелуи тоже прекратились. Слава ярко заулыбался, а Мирон вдруг завис, разглядывая его лицо. Сегодня на нём скопилось особенно много румян, и это делало Славу очаровательным. На зубы он наклеил мелкие красные стразы, которые великолепно сочетались с новогодним колпаком, чей мех украсила скрепка с цепочками. За время празднования этот колпак неоднократно съезжал, и Слава вечно поправлял его, но без зеркала не всегда очень успешно. — Что? — хохотнул Слава, поглаживая Мирона по шее. — Что ты залип, Рось? Я смотрю, кто-то напился сказочно. — Ага, — бессознательно согласился Мирон и вдруг совершенно необдуманно ляпнул то, что заставило улыбку Славы моментально испариться. — А я тебе правда нравлюсь, или это… Ну… Как со всеми? — «Как со всеми»? — переспросил Слава, грамотно сыграв дурачка, когда чутьё подсказало, что сделать это просто необходимо. — Не очень понимаю, Рось. Мне кажется, что ты слишком пьян для серьёзных разго… — Я люблю тебя, Слав, — оборвал его Мирон, остро ощутив, что сказать ему это здесь и сейчас, пока где-то поблизости находится его девушка, будет правильнее всего. — Ты — моя единственная причина просыпаться. Ты — весь мой мир. Я просто… Люблю тебя, да. Очень. Мирон взял его ладони в свои и принялся целовать их, а Слава в это время стал выглядеть так, будто сейчас порвётся. Привыкший к жизни, полной обожания и бесчисленных поклонников, Слава вынужден был научиться не только отказываться от сердечных признаний, но и не пропускать всякий свой отказ через себя самого. Да, Слава очень легко вступал в отношения через двадцать минут после знакомства. Но количество ситуаций, в которых он кого-то отшивал, было куда значительнее, чем количество раз, в которых он говорил «да» или даже первым стремился проявить симпатию. В данном случае что-то пошло не так. И хотя Слава догадывался о том, что Мирон в него влюблён и даже чувствовал, что он решит заявить об этом именно сейчас, Славу это признание всё равно огорошило. Просто потому что подсознательно Слава знал, что ему будет тяжело оставить Мирона без взаимности, на которую обыкновенно рассчитывают люди, когда набираются смелости на признание в любви. А учитывая ещё и то, что Мирон был страшно пьян, это могло вылиться во что-то более болезненное. Молчание продержалось недолго. Хотя Славе казалось, что прошло полчаса, на деле ему удалось собраться с силами за минуту, которая для колотящегося сердца Мирона пролетела как одно мгновение. — Я по девочкам, Рось, — шепнул Слава, поджав губы, и обрывисто выдохнул через нос, когда Мирон испытующе посмотрел в его лицо. — Правда. Ты мне нравишься, но я… Я скорее считаю себя гетерогибким, чем бисексуалом, понимаешь? Я не влюбляюсь в мальчиков. Мне не хочется, чтобы тебе больно, так что… Не надо меня любить, ладно? — Ну… Я типа… Уже люблю тебя и не могу просто перестать? — немного сбито пробормотал Мирон, невольно переняв потерянную тишину Славы в тоне своего голоса. — Нет, ты… Ты меня не так понял. В смысле, я люблю те… Тебя, да, но… Это не значит, что ты мне что-нибудь должен. Я не имел в виду, что хочу быть твоим парнем. То есть, я бы, конечно, этого хотел… — Мирон задышал вдвое чаще и стал очень неловко и пьяно пояснять свою точку зрения. — Но мне неважно. Пожалуйста, не думай, что ты теперь мне обязан или подобное. Я просто захотел тебе сказать об этом. Без всякого. И ты можешь меня не любить тоже, не менять ради меня свою жизнь, просто… Я бы хотел бегать где-то на фоне. Быть в ней тоже, в твоей жизни, понимаешь? Слава неуверенно кивнул. Он не думал, что его сможет так подкосить что-нибудь сегодняшним вечером, и тремор, коснувшийся ладоней, заставил Третьякова выдернуть их из Мироновых рук. Тихое «понимаю» едва слышно слетело с его сухих уст, и тут даже Вишневский понял, что сильно ударил Славу по голове своим признанием. Будучи очень непроницательным и выпившим, Мирон вдруг осознал, что он наделал страшную глупость, потому что эти слова заставили Славу до неузнаваемости поменяться в лице и тоне. Однако, обратно забрать своё неожиданное признание он уже не мог. — Всё ведь хорошо? — обеспокоенно уточнил Слава, даже не зная, что он может, а главное, хочет услышать. — Да, — слабо утвердил Мирон и снова прикоснулся к Славе, что вызвало в нём беспочвенный взрыв. — Послушай, я… — прежде, чем Мирон успел сказать что-то ещё, начал Слава и с тем нервозно отпрянул от чужих прикосновений, бездумно шлёпнув Мирона по рукам. Его беспомощность, пытаясь спрятаться, заменила себя злостью. — Не пойми неправильно. Но я не умею нормально любить и поэтому… Блять, пожалуйста, не говори мне этого больше никогда. Если не возражаешь, мне нужно отойти от этого разговора, как и, наверное, тебе, так что давай просто разойдёмся в разные концы квартиры и помолчим друг с другом, ладно? Ради бога, не трогай меня. — Конечно, — растерялся Вишневский. — Я пойду… В туалет. В туалет, да. Мне нужно. Слава снова кивнул. Мирон растворился в коридоре, в котором его щёки съели слёзы. Его подкосил не столько сам отказ, сколько агрессия, которая внезапно почувствовалась в голосе и мимике Славы. Всего минуту назад он с удовольствием позволял целовать себя с готовностью на нечто большее, а сейчас уже бил его по рукам за безобидные прикосновения. Мирона захлестнул переизбыток эмоций, и он попросту не знал, куда себя деть, пока не наткнулся на дверь ванной. На резкой смеси потерянности, стыда и разочарования Мирон даже не заметил, что эта ванная не была пуста. Лера сидел на полу за унитазом, и хотя он был достаточно высок ростом, сгорбился так, что Мирон и его два с копейками заметили человека только спустя секунд пять, и то только потому, что человек начал издавать звуки. — Ты плачешь? — послышалось с пола, когда Мирон вдруг дёрнулся и отстал от зеркала, обернув взгляд вниз. — Ой… Прости пожалуйста. Я тебя не заметил. Я сейчас уйду, — оторопело проболтал Мирон, ринувшись к двери. — Нет, стой, — Лера беспомощно схватил его за ногу, сильно накренившись, и аж упёрся второй рукой в пол. — Это мне надо извиниться. Как чувырла выгляжу, по полу катаюсь. — Да брось! — Мирон обернулся и скоренько опустился к нему. — Ты что. Ты не выглядишь как чувырла. Ты… Очень красивый. — Я тоже плакал, — невпопад признался Лера, отведя глаза, но глупо и подпито улыбнувшись от комплимента. — Потому что сильно напился, и меня вырвало. Всё лицо опухло… — Только поэтому? — нетрезво изумился Мирон. — Ну да… Знаю, глупо, — печально хмыкнул Лера, всё ещё буравя взглядом пол. Хотя взгляд у него был рассредоточенный и замыленный, а глаза жутко покрасневшими. Конечно, он плакал не только из-за того, что напился. Не только из-за того, что его вырвало смесью салатов с горькой водкой, газированным шампанским и терпким виски. Он полагал, будто Мирон не может не заметить, что он не плакал. И хотя Мирон очень даже мог, Лера решил подействовать на опережение и заявить о своих слезах вот так, наврав, что они имеют совершенно незначительную причину. — У меня всё хорошо, а я… Плачу. Потому что пьяный. Ну, а ты? Почему плачешь? — А я… — Мирон тяжело вздохнул, чувствуя одинаковую тяжесть и от необходимости умолчать, и от необходимости признаться. Лера вызывал у Мирона неподдельную симпатию; почему-то Патронов, такой красивый, нежный и изящный, ассоциировался у него с мамой, которой в его жизни никогда не было. Чаша весов плавно перевесилась. Был бы здесь Ефим, который Мирону жутко не нравился из-за того, что он встречался с Лерой и собственнически поглядывал на Славу… Был бы Федя, который казался очень чужим и нелюдимым… Была бы Кира, которой элементарно дико стыдно сообщить о попытке признаться её парню в любви… Мирон бы молчал. Но здесь был Лера. Чудесный, тёплый Лера, который одним своим видом магнетически располагал к себе не хуже, чем это делал Третьяков. И если Слава притягивал к себе в основном нездоровое, иррациональное и болезненное обожание, то симпатия к Лере казалась такой правильной и гармоничной, какой действительно бывает только любовь к родной матери. — Я дурак, — погасши усмехнулся Мирон. — Кажется, я только что поссорился со Славой. Право, Мирон действительно считал, что он с ним поссорился. Слава был из другого общества, и если он, несмотря на свою агрессию, постарался изъясниться адекватно и донести до оппонента, что лишь хочет взять передышку в разговоре ради того, чтобы привести мысли в порядок, то Мирон знал два состояния в общении: мир и ссора. На «мир» просьба не разговаривать не казалась ему похожей. — Ну… Кто не ссорился со Славой, тот с ним не общался, — хохотнул Лера, да опустил крышку унитаза, чтобы приземлить на неё своё резко потяжелевшее тело. — А из-за чего поругались? — Да я типа… В любви ему признался, — Мирон грохнулся задницей на пол и попятился к стенке, заняв противоположную от унитаза сторону. Таким образом, они будто бы сидели за столом. Почти. Практически. — А он… Не очень обрадовался. — Ого… — обомлел Лера, аж заставив красные щёки Мирона запылать ещё жарче. — Смелое решение. Учитывая ещё то, что он в отношениях и любит свою бывшую. — …Любит бывшую? — удивлённо открыл для себя Мирон. — Ты не знал?.. — Лера внезапно посмотрел на него, поняв, что сболтнул лишнего. — Тогда и не говори ему, что знаешь, пожалуйста. А то я тоже с ним поругаюсь. — Да я… Хорошо. Не знал, да, — налепил Мирон аляповато. — Ну он… Я в целом ничего от него не ждал, но… Я его не понимаю. Правда, не понимаю. Он встречается с красивой девочкой, любит, оказывается, другую девочку, а я… Я вообще не очень понимаю, почему он даже посмотрел на меня. Типа… Я люблю его, и мне больше никто не нужен. Я не знаю, как можно воспринимать любовь иначе, и его знаки внимания, которые кончились грубым отказом… Опять же, я не рассчитывал. Просто я подумал, что могу сказать ему, что люблю его, раз уж… Ну, мы с ним… Знаешь, я даже с Глебом попытался подружиться. Хотя я терпеть не могу детей, но… Ребёнок Славы… Я увидел его и не смог сказать, что он вызывает у меня ненависть или даже неприязнь. Потому что мне нравится абсолютно всё, что связано со Славой, даже его сын. Просто от того, что он так на него похож… Я увидел в нём частичку Славы, и всё. Полюбил как родного. — Понимаешь, солнце, — Лера тягостливо вздохнул и невзначай утешительно укрыл грубую ладонь Мирона своей бархатной и тонкой. — Бывает так, что люди отличаются от других людей. Не столько в плане характеров, сколько… В плане здоровья. У одних есть ноги, у других нет. И если нам с тобой сразу видно, есть ли у человека ноги или нету, то… Существуют ещё и такие вещи, которые находятся внутри, а не снаружи. Они происходят не с телом, а с головой. Лера затяжно промолчал, Мирон тоже. Он только мелко дрожал от шквала эмоциональных вспышек и прикосновений тёплых рук. Наконец Мирон постыдно сказал, что не очень улавливает суть этих слов, и Лера продолжил, предварительно подумав над своими будущими словами настолько, насколько его пьяный и уставший от тошноты организм мог думать. — Слава, он… Бывают такие несчастные люди, которые лишены возможности чувствовать также, как и все. У них особая система чувств, очень шаткая и непостоянная. У них вечно без причины резко меняется настроение, они не могут правильно идентифицировать собственное я, которое включает их желания, приоритеты, чувства и привязанности, — трепетно поведал Лера, стараясь подобрать слова так, будто объясняет о психических расстройствах неокрепшему ребёнку. — Они понимают, что с ними что-то не так, но не понимают, что именно, потому что такое… Такое ещё не научились лечить и полноценно признавать в обществе. Это люди, которые болеют пограничным расстройством личности. И Слава один из них, один из таких людей. Он любит всех и никого. Может, он чувствует, что по кому-то сердце стучит чаще и по устоям знает, что должен быть верным, но когда отношения начинают трещать по швам, человек просто не может выносить одиночества и ищет поддержки в людях, с которыми не будет таких болезненных сложностей. Вроде Киры или вроде тебя. И я уверен, вы оба правда нравитесь ему. Но неудивительно, что признание в любви стало триггером. Ты главное постарайся не давить. Не жалеть, ни в коем случае. И всё будет хорошо. — Я не… Не знал, что это диагноз, — стыдливо пробурчал Мирон, повесив голову, пока захмелевший мозг пытался принять и обработать поступившую информацию. — В моей семье психические расстройства называют отмазками для слабых. Так что… Мы обсуждали это, и он сказал, что не может, но я не понял. Правда, — заклинал Мирон второпях, будто если не изъяснит свою точку зрения за минуту, Лера его возненавидит до конца дней. — Он мне очень дорог, я хочу для него стараться и быть лучше, но мне кажется, что я меркантильная обуза, которая просто решила жить в большом городе за чужой счёт. Мне тревожно от этого, мне жаль, что ты должен это выслушивать… Мне так стыдно. Но мне абсолютно не с кем поговорить здесь, а ты… Ты такой чудесный, и я просто… Мирон вытер влажные глаза костяшками пальцев и шумно всхлипнул, а Лера сильнее сжал его ладонь и сочувственно поджал губы. — Он тебе ни за что не скажет. Ему проще сказать тебе, что он просто мудила, потому что ему стыдно быть не таким, как все. Слава хочет, чтобы его считали ублюдком и ненавидели, потому что для него это… В смысле, ненависть… Она для него менее болезненна, чем жалость, — Лера продолжал раскладывать Славу по полочкам для Мирона, от пьяна даже не думая, что, возможно, должен промолчать из уважения к Третьякову. — Даже я про это узнал случайно. Он очень боится, что его будут считать больным психом. А что касается тебя… Не извиняйся и не держи в себе. Я здесь, чтобы слушать. Лера был критически подавлен. Этот спектакль, который ему устроил Ефим, засел глубоко внутри. После этой новогодней ночи Лера ещё не раз прольёт на подушку свои слёзы, но будет исправно делать вид, что всё в порядке. И для друзей, и для самого Ефима, поскольку поднимать эту тему вновь ему покажется лишним. Но сегодняшней ночью он ещё понятия не имел, как будет действовать дальше, поэтому был сконцентрирован на всём, что происходило здесь и сейчас. Он действительно помирился с Нестеровым лишь из-за неудобства перед друзьями. Ему не хотелось портить общий праздник, ведь раздор между двумя может сломить атмосферу целой компании, особенно, если один из двух — это Ефим, который точно не сдержит свою неудовлетворённость при себе. Чтобы загладить болезненную тяжесть на душе, Лера напился вдребезги. Он не имел аскезу не пить алкоголь, как Бажен, который на пушечный выстрел не брал на язык и капли его. Не имел нелюбви к спиртному такой же, как Слава, который напивался только тогда, когда очень сильно хотел употреблять, но не мог. Лера к алкоголю имел нейтральное отношение и всегда был не прочь опрокинуть пару стаканчиков, но обычно останавливался, когда был подшофе. Единственное, что Лера никогда не пил — это водка. У него были ужасные ассоциации с этим напитком с самого детства, которое было безвозвратно испорчено именно из-за того, что его родители имели нездоровое пристрастие к водке. И, что иронично, после того, как Лера услышал про фейковый роман с Яной, он схватился за бутылку водки и начал глотать её залпом, хотя до этого в жизни к ней не притрагивался. Ему стало так безбожно больно, его замучила ревность. Лера знал, что ревность бывает только от неуверенности в себе, но именно это он и чувствовал. Услышав, что Ефим планирует сыграть на публику в натурала, Лера забеспокоился, что такое непринятие себя со стороны Нестерова непременно окончится тем, что он его бросит. Оставит одного, когда родители скажут, что пора жениться и заводить детей — чего Лера ему дать не может. Сам Лера многие свои проблемы прорабатывал. Детское-подростковое отторжение к алкоголю и (культурно) пьющим людям он искоренил, свою ориентацию полностью признал и даже извинился перед Ритой Сиреной за то, что их отношения вышли неудачными, объяснив ей, что с девушками ему всё-таки не так хорошо. Со своей стороны, Лера приложил все усилия к тому, чтобы стать более-менее здоровой личностью и комфортным партнёром для отношений. Ефим же не выкидывал никаких родительских подарков в лице всех своих недостатков, которые отнюдь не были незаметными и незначительными. А Лера, чувствуя, что их любовь нездорова и разрушительна из-за абьюзивных наклонностей Ефима, не мог ничего с этим поделать. Не мог поставить точку и уйти в здоровые отношения, хотя так часто обещал это сделать. Сейчас он просто сидел и утешал Мирона, которому тоже не повезло влюбиться в такого сложного и противоречивого человека.FBE
Мирон выглядел очень взвинченным. Они со Славой заранее договорились, что он одолжит ему свои вещи для кастинга, поэтому почти сразу после того, как они поздоровались, Слава указал ему на аккуратную стопку вещей, а сам ушёл обратно в ванную, потому что понимал, что опаздывать очень нежелательно. — Там ничего особенного. Белая футболка и чёрные джинсы, в соответствии с дресс-кодом. Футболка на кастинге должна сидеть плотно, поэтому померь и убедись, что подойдёт; я не ношу облегающие футболки, у меня почти все они оверсайз, — рассказывал Слава из ванной, зажимая кудри утюжком. — Джинсы мне как раз немного велики, так что тебе могут быть как раз. Мирон что-то несвязно промяукал, но выглянув за дверь, Слава убедился, что вещи исчезли с пуфика, а значит, оказались в руках Вишневского. Слава с чистой душой продолжил создавать на голове произведение искусства. Мирон зашёл к нему буквально через полминуты, красуясь свежими обновками. — Правильно ли я понимаю, что ты выпрямляешь волосы, чтобы завить их? — спросил Мирон каверзно, ткнув пальцем на завитые кончики волос. — Да, — невозмутимо подтвердил Слава, и отпустив утюжок, оценивающе посмотрел на Мирона. — Это другое. У меня прямые волосы, но я придаю образу завершённости и деталей. Это не то же самое, что просто быть кудрявым бараном. — Ну… Как по мне… — Мирон несмело прошёл вглубь ванной и осторожно опустился на мраморную тумбу. — Ты прекрасно выглядишь с любой причёской. Кудряшки тебе тоже очень идут. — Ой, да? Терпеть их ненавижу, — Слава картинно улыбнулся и дотянулся до лежащего вниз экраном айфона, чтобы разблокировать его отпечатком и сделать несколько быстрых снимков, которые полетели в истории с отметкой. — Я рад, что тебе всё подошло. Наверх можешь накинуть мой свитер Дольче и Габбана, чтобы не замёрзнуть. На тебя сядет как водолазка. — Я думал надеть олимпийку свою… — Мирон задумчиво почесал затылок, услышав громкое брендовое название, и непременно испугался, что умудрится непоправимо замарать дорогую вещь, если наденет её. — Которая «Казахстан»? Рось, дай ей хоть немного передохнуть, — тактично отвадил Слава, продолжая кривляться перед зеркалом на камеру. — Какой у тебя размер? — Ой… Да там… Пятьдесят четыре, пятьдесят шесть где-то. И размер ласты сорок пятый, хрен найдёшь на неё калоши, — сокрушался Мирон с каменным лицом, которое было обусловлено звуками затвора камеры. — А у тебя? — Сорок восемь, пятьдесят, пятьдесят два, обычно ношу L. Сорок второй, — автоматически перечислил Слава и отложил телефон в сторону, когда у Мирона в кармане что-то пиликнуло. — Не такая уж большая разница как будто бы. — Это так кажется, — заверил Мирон и интуитивно полез в телефон, проверить вибрирующее уведомление. — Стой, что ты сделал? Ты отметил меня в истории? — Да. Это плохо? — спросил Слава, встряхнув флакончик с лаком для волос. — Ну… Нет, — неуверенно отозвался Мирон, вновь почесав макушку. — Просто ко мне уже так много людей пришло от тебя, я уже не знаю, что мне с этим делать. У меня из публикаций-то только по сути фотка дворового кота и фотка с тобой, вот, когда мы в центре гуляли. — Привыкай, ты же едешь становиться моделью, — напомнил Слава невзначай, сконцентрировано глядя на своё отражение. — Там ещё в прихожей возле пуфика коробка с кроссовками, я их специально для тебя взял. Размер твой, так что должны подойти. — Ты серьёзно? — Мирон удивлённо охнул, скатившись с тумбочки, и застыл на ровном месте, ожидая ответа. — Нет, шучу, — Слава вытянул губы в тонкую полоску и исчерпывающе взглянул на Вишневского. — Рось, твои кроссы с вентиляцией в феврале ничем хорошим тебе не обернутся. Они уже почти как сандалии, аж смотреть больно. Так что считай ранним подарком на день всех влюблённых. — Спасибо! — Мирон наклонился к нему с благодарным поцелуем и радостно побежал смотреть свою обновку. — Какие планы на этот день, к слову? Не хочешь увидеться? — заранее предложил Слава и заменил баллончик с лаком в своей руке на баллончик с хной, которая должна была помочь ему освежить веснушки. — Четырнадцатого? — громко уточнил Мирон из соседней комнаты. — Я думал, что ты будешь с Кирой. — Так и есть, я буду с ней, — утвердительно сказал Слава. — Но знаешь, из двадцати четырёх часов я могу уделить тебе как минимум три. К примеру. — Ой, ну… — по тону Мирона стало слышно, что он чем-то отяготился. — Прости, я работаю в день и в ночь четырнадцатого. Сначала на одной работе, а потом на другой. Я был уверен, что ты будешь слишком занят, чтобы позвать меня на свидание, поэтому… Я взял себе смены, да. Но я всё равно принесу тебе подарочек! — Ясно. — исчерпывающе ответил Слава бесцветным голосом, и диалог свернулся за истощением собственного смысла. Мирон, тем временем, не только обулся в новенькие модные кроссовки, но и даже щёлкнул их для истории в зеркало, как делают все сникерхэды. Не потому что Слава велел ему привыкать пилить контент, а потому что очень хотел похвастаться. Первым делом он, конечно, скинул фотографию Ярику, а потом уже залил её в истории. Он был безмерно благодарен Славе, думая о том, что тот потратил свои деньги и время, чтобы приобрести ему новую обувь. Кроме того, они еще и направлялись в модельное агентство, чтобы Мирон мог пройти кастинг на обучение моделингу. Вишневский не то что бы был против, он хватался за любые способы заработать, но глядя на настоящих моделей, — на Леру и на Славу, — Мирон мог думать только о том, что ему такого уровня никогда не достичь. Просто потому что природа не подарила то, что для этого надо. Красивым он себя никогда не считал. Уродливым вроде тоже, однако, вдобавок, Мирон ничего не смыслил в модельном бизнесе, востребованных типажах и допустимых параметрах. Последнее, о чём задумывался Мирон со своим менталитетом — это идея податься в модельный бизнес. В его мире было не принято оценивать мужскую красоту, соответствовать модным тенденциям или искать собственный уникальный стиль, будучи единицей общества с мужским полом. В его среде скорее считалось, что мужчина внешне должен быть чуть более притягателен, чем заплесневелый батон хлеба и хотя бы не пахнуть также, как просроченные продукты. Что касалось предназначения мужчины — его задачей считалось быть воплощением грубой физической силы на работе и дома. Ему с детства вбили в голову, что неблагодарная работа, убивающая здоровье — это нормально, а если вдруг такой труд оплачивается справедливо или же вовсе рисковать своей головой на работе не приходится, то это очень большое везение, которое далеко не все способны ухватить за гребень. Поэтому многие простые парни отчаивались и уходили в криминал, привыкшие, что тюрьма — в общем-то, тоже незазорно. Что касалось моделинга или других медиа сфер, в которых можно было не только зарабатывать приятные суммы, занимаясь искусством, но и засветить своё лицо перед обширной публикой необъятных государств, то такое считалось невозможным. Не стоило даже пытаться пробиться в «проплаченный» мир знаменитостей, которые вовсе вышли не из народа, а прилетели откуда-нибудь с другой планеты. Возможно, именно такое восприятие повлияло на то, что сейчас Мирон чувствовал себя так, будто окружён инопланетянами. Вокруг него появились красивые ухоженные парни, не имеющие предрассудков по поводу своего общественного долга никогда в жизни не красить волосы и не использовать дезодорант. Появились счастливые раскрепощённые девушки, которые не только не боялись мужчин, чувствуя себя рядом с ними свободной личностью, но и считали нормальным выбирать для себя лучший вариант, от которого имели право оставаться независимыми. В конечном итоге, он просто решил довериться Славе, который, наверное, не стал бы говорить Мирону, что у него модельная внешность, если бы это было ложью. Тогда, когда Слава зарекался об этом при Лере, а тот безоговорочно эти слова подтвердил, Мирон решил, что ему стоит хотя бы попытаться начать жить хорошо и стать достойным тех людей, которыми он без памяти восхищался. Заложенная отцом установка «не жили хорошо, нечего и начинать» теперь могла размыться в голове Мирона, и он впервые этому не препятствовал, хотя и подумывал, что стоит это сделать. Чем ближе была конечная точка маршрута в навигаторе таксиста, тем сильнее укреплялось волнение Мирона. Он боялся провалить это собеседование как никакое другое, поскольку провал значил бы для него позор перед Славой и Лерой, а разочаровывать этих людей ему бы хотелось меньше всего. Погода была нелюдима. Несмотря на светлое время суток, на улице было сумрачно из-за зверской метели и чёрного покрывала облаков. Снег летел в лицо, прилипал к одежде и бессовестно заметал собой всю картину происходящего, заставляя идти, повесив голову. Благо, иномарка S-класса остановилась прямо возле раздвижных дверей бизнес-центра, которые находились глубоко под выступом и не подпускали к себе непогоду. Слава выбрал для выхода своё любимое чёрное пальто, свитер с высоким горлом и песочный шарф Gucci, а Мирона одел в тёплую дутую куртку белого цвета и заставил его нацепить шапку, чтобы лысина не замерзла. Сам он, конечно, вышел без шапки, весомо аргументировав это тем, что в ином случае испортит укладку. Лера поджидал их возле дверей бизнес-центра, грея руки в белых рукавицах о большой стаканчик с кофе, купленный в пекарне «Carrot», находящейся по соседству. Если бы не непогода, Мирон бы даже успел полюбоваться романтичной питерской архитектурой и видом на набережную обводного канала, возле которого стояло нужное им здание. Но, вместо этого, едва только они вылезли из машины, сразу бросились под козырёк, к Лере. — Тоже дико хочу кофе, — отметил Слава, разомкнув приветственные объятия с Патроновым. — Идите пока что, я зайду в пекарню и догоню вас, дорогу знаю. Рось, тебе взять что-нибудь? — Чебурек? — попросил Мирон неуверенно. — Чебурек? — уточнил Слава, бросив короткий взгляд на двери пекарни. — У них тут нет чебуреков. Но я думаю, тебе может понравиться киш с курицей и грибами, улитка со шпинатом или турновер с ветчиной. — …Из этого всего наиболее знакомо для меня слово «кыш», — Мирон почесал голову и тяжело вздохнул под смешки Леры и Славы. — Ну, тогда ничего не надо. Я не голодный, просто подумал, что было бы круто съесть чебурек. — После кастинга дружно пойдём в «Брынзу» и съедим по чебуреку. — торжественно пообещал Лера, приобняв Мирона за плечо. Слава отправился в пекарню, а Мирон и Лера зашли в светлый холл бизнес-центра. Первым делом в глаза Мирону бросилась не экстравагантная люстра, дождевыми каплями-жемчужинами свисающая к полу, не улыбчивая девушка с ресепшена с крабиком в волосах и даже не высоченный позолоченный лифт, двери которого были исписаны геометрическими узорами. Раньше всего Вишневского застопорили турникеты и мрачное лицо охранника, обмундированного в строгую форму с угрожающей дубинкой и крупной рацией. Пока Мирон забоялся, что его не пропустят и выгонят, Лера обаятельно улыбнулся и широко расправил плечи. — Добрый день, Валерий Александрович, — поздоровался он уважительно, сменив суровое выражение лица на тёплую улыбку. — Молодой человек с Вами? — Добрый день, Гриша. Да, он со мной. На кастинг в «Адама и Еву». Пропустите, пожалуйста. — объяснил Патронов доброжелательно, прикладывая к сенсору турникета свой пропуск. Когда они прошли, Лера также поздоровался с двумя девушками с ресепшена и свойски прошёл к лифту. Мирон же всё это время зажато семенил за ним и кривовато зеркалил его движения, отчаянно стараясь выглядеть своим. Без Славы ему было ещё неспокойнее, но Вишневский полагал, что будь здесь Слава, он бы нёс себя также чинно и спокойно, как это делал Патронов, который пришёл почти к себе домой. — Ого, ты тут прямо… Как хозяин. — буркнул Мирон в воротник куртки, опьяняюще отдающей в нос парфюмом Славы. — Он и есть, — гордо улыбнулся Лера, разматывая шарф и расправляя локоны перед зеркалом. — Ничего тут без меня не могут. На самом деле, это даже не из моего офиса. Здесь их несколько, а охрана и администрация на вход общая. Просто стараюсь со всеми поддерживать хорошие отношения. — Слушай… — Мирон ласково улыбнулся, поглядывая не то на сменяющий цифры этажей циферблат, не то на прихорашивающегося Леру. — Можешь немного… Если честно, я хочу знать о твоей работе всё. Где был, как прошёл первый кастинг и первые съёмки, есть ли шансы у кого-то вроде меня… Лера улыбнулся ему через зеркало, распахивая шубу, и стал отбирать друг от друга все прозвучавшие вопросы. В новогоднюю ночь они действительно неплохо сблизились за счёт откровенных разговоров о жизни, и сейчас Мирон, чувствуя лёгкий трепет, всё же не стеснялся заваливать его горой вопросов. — Думаю, что абсолютно всё мы обсудить не успеем. Но если тебе интересно… — Лера поглядел на наручные смарт-часы, мысленно отметив, что до кастинга у них есть ещё десять минут, и обернулся к Мирону. — Я много где был. Франция, Италия, Штаты, Германия. Москва, конечно же. Первый кастинг… Я прошёл его налегке, но, буду честным, только оттого, что всё это казалось мне какой-то шуткой. В бизнес я попал благодаря скаутам, которые разыскивали людей на просторах интернета. И от сообщения скаута в своих диалогах до звонка об успешном прохождении кастинга я совершенно не осознавал, что в моей жизни начался новый этап. Я был убеждён, что со мной попросту не может происходить подобного. Всю жизнь я провёл в трущобах, заедая куриную воду засохшим хлебом. Всю жизнь я видел неотёсанную пацанву, уверенный, что меня тоже рано или поздно затянет, и я закончу либо в каталажке, либо за бутылкой палёной водки. Но вот я здесь… На моменте, когда Лера это сказал, надо добавить, с яркой улыбкой на щеках, двери лифта распахнулись. Патронов воздушно выпорхнул в пропахший кофейными зёрнами и ароматизированными палочками офис, где его тепло поприветствовала знакомая девушка. В этот раз на стене за ресепшеном висела подсвеченная вывеска «Adam&Eve», а сама стена, что Мирона изумило, была сделана из матового голубого стекла, за которым находилось просторное офисное помещение с зонированными рабочими местами. Там, за плоскими экранами дорогих компьютеров, проводили свой рабочий день менеджеры. Белые мраморные полы, минималистичные белые стены, кофейный автомат и комфортабельные диванчики — зона ожидания Мирону показалась столь комфортной и приветливой, что он бы здесь хоть жить остался. Пока Мирон осматривался и параллельно думал о словах Леры, о том, как чем-то неотвратимо похожи их тяжёлые судьбы, ему протянули распечатанную анкету на листе А4 и чёрную ручку. Пока Мирон вписывал туда свои данные, Лера подвинул к нему вазочку со свежим овсяным печеньем и сам стал на него плотно налегать, вслух оправдывая своё обжорство тем, что печенье диетическое. Почти по каждому вопросу Мирон обращался к Лере, боясь заполнить что-нибудь неправильно, хотя анкета явно была не экзаменационной, а скорее ознакомительной. — …Мои первые съёмки прошли уже в процессе обучения, и это было очень круто. Нас фотографировали для местного шоу-рума, и моё лицо тогда оказалось на первом баннере коллекции, — воодушевлённо продолжил Лера, когда Мирон закончил с анкетой. — У тебя, конечно же, есть шансы, иначе мы бы сейчас не шли по этому коридору. Природа подарила тебе шикарные внешние данные, главное — позволь себе раскрепоститься, иначе красивого лица будет недостаточно. — Это уже сложнее, — Мирон невзначай окинул взглядом короткий коридор и повторил за Лерой; опустился на мягкий диванчик. Вишневский волнительно застыл, не зная, как сесть так, чтобы не показать своего напряжения. Он понимал, что здесь у людей глаз намётан на замечание интонаций жестов и всех проявлений невербального языка поведения. — Я не очень интересный. У меня даже на всех фотографиях лицо одно и то же. — Это наживное, — Лера осторожно взял его за руку, моментально почувствовав со стороны волнение. — Будь собой, и ты увидишь, что твой потенциал обладает свойством раскрываться. Я всегда говорю, что неинтересных людей не бывает. Бывают люди, которые не знают, как показать другим свою интересность. — Ты так любишь людей… — очарованно заметил Мирон. — Я бы никогда не сказал, что неинтересных людей не бывает. Вот что если мне просто нечего другим показывать? — Не может такого быть, — наотрез отказался Лера, сохранив на матовом лице чистую лучезарную улыбку. — Это твой внутренний ресурс. Иногда даже очень необразованные люди умеют влюблять в себя окружающих. Конечно, я не говорю, что, в таком случае, совсем не нужно быть образованным. Я имею в виду, что главное уметь настраиваться на нужную волну. Вот, например, Славой заинтересовались не потому что он известный, а потому что он как-то раз принёс мне в офис кофе, и директор, проходивший мимо, заметил его открытость и харизму. — Ну… Слава… Он безумно красивый, а я и рядом не валялся. Ну в целом валялся, но ты понял. А я… Люблю его пипец, да. — подавленно пробормотал Мирон, кажется, из всех слов Леры расслышав только то самое имя. — Я никогда не смогу таким стать. — Почему ты так думаешь? Слава, конечно, очень красивый, это бесспорно, — не смог не согласиться Лера. — Но дело ведь не в красоте, которой, как я и сказал, ты тоже обладаешь. Не принижай себя за счёт чужих успехов, постарайся перенаправить своё восхищение Славой в другое русло — не унижайся, а стремись возвыситься. Разожги в себе огонёк и преврати его в пламя, которое ты видишь в своём примере подражания. Не горби спину, не складывай руки друг на друга в знак отрешения, улыбайся, скажи себе, что ты лучший и поверь в это. Когда ты перестанешь сравнивать себя с другими, говорить себе, что ты ничего не достоин и не можешь быть интересным, всё начнёт получаться. Поначалу придётся прикладывать усилия, но потом это превратится в твои типичные повадки. Сейчас ты пройдёшь кастинг на обучение, и в модельной школе тебя обучат всему, что нужно знать, ты преобразишься на глазах. Я хочу быть с тобой честным, поэтому заранее предупреждаю, что модельный бизнес очень жесток. Если ты завалишь хотя бы один предмет на аттестации после обучения, то тебе не дадут контракт. Это, конечно, не будет концом твоей карьеры — у тебя останется портфолио, с которым ты сможешь отправиться в свободное плаванье. Но не будем смотреть так далеко, сейчас я сказал тебе это лишь для того, чтобы ты не упускал возможность. Чтобы ты брал от этого обучения максимум и позволял помочь тебе вырасти, а не тратил его на сомнения по поводу своей востребованности. — Я понимаю… — удручённо брякнул Мирон, будучи не в силах взять вдохновляющие рекомендации Леры в оборот. — Просто я тут чужой. У меня ни кола, ни двора. Это дома у меня папа со связями и друзья, которых боятся. А здесь… Я никто и звать меня никак. Единственная моя опора — это Ярик, да и то… Мне казалось, что мы были ближе, когда общались по интернету. Сейчас я просто влез в его жизнь, и мне жутко неловко обращаться к нему за любой помощью, потому что я и так у него живу практически за спасибо. — Не подумай, что я перетягиваю на себя одеяло, — заблаговременно предупредил Лера. — Но, может, мои слова всё-таки в тебе откликнутся. Когда я сюда приехал, у меня не было даже одного друга. Мне было не с кем поговорить, я жил на чемодане в отеле, который был оплачен в долг агентством. Я раздавал листовки, работал официантом, откладывал каждую копейку, боясь, что провалю обучение и буду должен до конца жизни. Мне тоже постоянно было стыдно за то, что я здесь. Я тоже постоянно думал, что переоценил себя, обнаглел, решив, что могу приехать в столицу и протиснуться в сливки общества. Возможно, сейчас у тебя нет твёрдой почвы под ногами, и ты чувствуешь, что увязаешь в болоте. Но это не значит, что нужно отказываться от протянутой палки, которая поможет тебе вылезти. Когда это кончится, и ты ступишь на берег, ты поймёшь, что всё это время у тебя всё-таки было кое-что важное — ты. Ты не никто, не пустое место. Ты Мирон Вишневский, и это звучит. Знай и помни это каждый раз, когда тяжело. Повторюсь, когда ты сам перестанешь считать себя невидимкой, другие тоже тебя заметят и зауважают. — Наверное, ты прав. — немногословно ответил Мирон, глубоко задумавшись. Он сощурил взгляд от яркой лампочки и тихо вздохнул. Ему очень хотелось найти себя в чём-то, но страх всё убивал. Он не знал, как от этого страха избавиться. Понимая, что люди, которых он ставил себе в пример, много работали над собой, чтобы стать лучшими, Мирон всё же подсознательно осекался, переживая, что не сможет также восстать из пепла. Хотя Лера говорил ему дельные вещи, воспринять их в действительности было сложно. Объём работы пугал не меньше, чем её тантрическая консистенция. Когда Мирону говорили растащить мешки с мукой из вагона грузового поезда и переместить их «вон в тот угол», он воспринимал эту осязаемую задачу куда лучше. Но когда речь заходила о незримой работе над собой, о ментальных усилиях, всё казалось бесполезным. Лера, волшебный мальчик с шёлковыми волосами и зачарованными небесными глазами, источал неуловимое магическое обаяние. Его лёгкий стан, выточенное изящество в каждом жесте и низкий, но нежный баритон вводили в транс, и Мирон не представлял, чтобы он смог также влиять на людей своим присутствием. Он был уверен, что такие качества невозможно заполучить в процессе жизни — только по крови, по удачным генам, которые в нового человека вкладывает природа. Самое интересное, что Славы эти разговоры не касались вовсе. Он — уникальный случай, у которого всё сложилось само собой. Словно первые клетки, из которых сформировался его эмбрион, в действительности отвечали именно за сногсшибательную харизму и щедрые поцелуи фортуны. — Никогда не сравнивай свою первую главу с чужой двадцать первой. — шепнул ему Лера ободряюще и чуть крепче сжал его ладонь, когда на том конце коридора показался силуэт Славы. Его присутствие немного угомонило Мирона. Утихшую тему они решили не поднимать, хотя Мирон и осведомил Славу о том, что ему немного не по себе. По большому счёту, у них особенно не было времени поговорить. Почти сразу после того, как Слава пришёл, дверь кабинета распахнулась, и Мирона пригласили. На кастинге ему всего лишь должны были задать несколько вопросов о его жизни и снять параметры тела, но Мирон едва мог спрятать мученическую гримасу со своего лица. Вопросы не были похоже на государственный экзамен, но от них всё равно зависел его успех и светлое будущее — так Мирон думал. Пока у него спрашивали откуда он родом, как заинтересовался модельным бизнесом, почему выбрал это агентство и имеет ли он какой-нибудь опыт участия в промо или модельном направлениях, Слава с Лерой сидели за дверью и мысленно поддерживали его. — Надеюсь, он не растеряется, — с нетерпением вздохнул Лера. — Я, конечно, замолвил словечко, но от Мирона тоже многое зависит. — Главное, чтобы ему не сказали цену обучения в конце, — помолился Слава. — Ты же попросил, чтобы, если что, промолчали про оплату? — …Да, — Лера неловко почесал голову, понимая, что и сам про деньги обмолвился. — Лишь бы у него вопросов не возникло к тому, что его решили «обучать по специальному гранту», пока все платят полсотни. — Я не хочу, чтобы он знал. В его понимании нормально, когда он на последние деньги дарит мне духи по стоимости одного месяца аренды вполне себе средней квартиры, а если я решаю потратить на него незначительную часть своих денег, то он нахлебник и содержанка, — немного возмущённо проговорил Слава. — Может, потом ему скажу. Как минимум тогда, когда ему уже выдадут аттестат. — Главное, чтобы он потом этот аттестат от обиды тебе в попу не запихнул. — внимательно отметил Лера, усмехнувшись при размышлении над этой героической аферой. — Мне будет приятно. — категорически оборвал Слава. — Вот оно у вас уже как, — мерзенько улыбнувшись, хихикнул Лера. — Я-то думал, что ты сверху. — Пока что да. Но лучше подстроиться под обстоятельства по возможности. — исчерпывающе рассудил Слава, и возразить на это заявление Лере было затруднительно. Мирон вышел довольно скоро и огласил, что ему пообещали перезвонить в течение недели. Его тоном это звучало как абсолютный и безапелляционный провал, однако, Лера экспертно заверил, что это вполне себе классическая практика при поступлении в модельную школу — ответ агентство может дать в течение месяца, и срок в неделю ещё совершенно божеский на фоне томительного ожидания судьбоносного вердикта. По окончании кастинга, как и решил ранее Лера, они отправились в «Брынзу» есть чебуреки. Покидая бизнес-центр, Мирон активно жестикулировал и рассказывал про содержание собеседования, а Слава и Лера заинтересованно его слушали.«Мы просидели в кафе почти два часа, а потом поехали на Рубинштейна курить кальян и играть в приставку. Лера очень смешно кашлял. Мирон, оказывается, никогда не курил кальяны. Потом поехали ко мне, но уже без Леры. Последние пару часов провалялись с Росей в постели, разговаривая обо всякой ерунде. Только что проводил Мирона и получил от Леры сообщение. Он написал, что связался с эйчаром. Она ответила, что Мирон, скорее всего, прошёл кастинг и будет зачислен в модельную школу. Кажется, я сделал что-то хорошее. Я так счастлив, неописуемо. Я хочу, чтобы у Мирона всё было хорошо. А ещё хочу громко включить музыку и танцевать. Поэтому сейчас написал Лиёну и спросил, в студии ли он. Да, он там, как раз приехал с пар и планирует немного потанцевать для себя. А я собираюсь к нему присоединиться.»