Просто Мария

      Я прекрасно понимала, что мне снова повезло. Удачно спастись от палача было задачей не из легких, а сделать подобное, если бы меня решили душить, как мне показалось, было вообще невозможным делом.       Едва я переступила порог покоев, Нина воскликнула:       — Госпожа, с вами все хорошо! Не зря я молилась о вас Николаю Чудотворцу, просила помощи невинно обвиненной!       — Распорядись подготовить хаммам, мне нужно согреться, — ответила я, стуча зубами от холода.       Я прекрасно понимала, что в нынешней ситуации простудиться было делом элементарным. Побывать в холодной воде, провести какое-то время в мокрой одежде… Сидя в хаммаме и дав волю слезам, я более-менее успокоилась, согрелась и вернулась в свои покои.       Я никогда не относила себя к слабонервным барышням, всегда изумлялась, когда, услышав что-то из ряда вон выходящее какая-нибудь наложница начинала чуть ли ни задыхаться, однако именно сейчас меня накрыло, наверное, за все годы обитания в гареме. Я плакала, меня трясло, я не видела и не слышала ничего вокруг. Я то молча плакала, то кричала, то просто выла.       — Госпожа, вам принести чаю с ромашкой? — спрашивала Нина. — Или чего-то сладкого?       Однако я ничего не отвечала на эти реплики.       — Маша, — неожиданно сказала Нина и я изумленно уставилась на свою самую верную служанку.       «Это была программа «Розыгрыш», — подумала я, однако прекрасно понимала, что подобное просто невозможно.       — Не плачь, Маша, все будет хорошо, — произнесла Нина.       Я недоуменно уставилась на служанку.       — Маша, когда придет время, Христос его покарает, — продолжила Нина. — Может быть, еще при жизни. Не надо, не плачь, из-за него переживать не надо уж точно.       Я посмотрела на Нину и никак не могла понять, что происходит. Казалось, я сошла с ума, что, с учетом всех недавно произошедших событий, было немудрено.       — Не плачешь, Маша? — спросила Нина. — Вот и правильно, не надо, не стоит. Он недостоин того, чтобы плакать из-за него. Ты должна быть стойкой, и не такое переживем, если придется.       Я недоверчиво покосилась по сторонам — рядом никого не было.       — Хорошо, уговорила, — ответила я и неожиданно для себя заснула.       Я проснулась практически сразу же, хотя, как мне казалось, прошло несколько часов. Мне не было стыдно за недавнюю истерику, однако не давала покоя мысль: правда ли Нина сказала все то, что сказала и этим успокоила меня, или это все мне приснилось.       Конечно, я прекрасно понимала, что ни одна здравомыслящая обитательница Топкапы не будет называть султаншу «на ты» и русским именем и уж тем более не будет ругать султана и обещать, что его непременно постигнет кара небесная. Однако, с учетом моего состояния, могло произойти хоть что: хоть Нина могла решиться на подобное, хоть мне приснился странный сон.       Подумав, я решила осторожно поговорить с Ниной, чтобы узнать правду.       — Нина, — сказала я, оставшись наедине со служанкой. — Я тебе доверяю безгранично и ты это прекрасно знаешь. Так скажи мне правду, которую я просто обязана знать, приснилось ли мне что-то или это произошло на самом деле.       — Госпожа моя, прошу вас, простите меня, — сказала Нина и бросилась мне в ноги. — Я не со зла вас так назвала, я вправду не знала, как вернуть вас к реальности.       — Встань, я на тебя не сержусь, — ответила я. — Скажи, что именно ты мне говорила. Я должна это знать.       — Госпожа, пожалуйста, простите меня, — сказала Нина. — Мне неловко произносить эти слова еще раз.       — А я должна знать, что было на самом деле, — ответила я. — Говори.       — Я сказала: «Маша. Не плачь, Маша, все будет хорошо», — явно переступая через себя, сказала Нина.       — А что было потом? — спросила я.       — Вы перестали плакать и вскоре уснули, — ответила Нина.       — Ты что-нибудь еще говорила потом? — спросила я.       — Я несколько раз повторила: «Все будет хорошо», но вы уже спали, — ответила Нина.       «Значит, все остальное мне просто приснилось, — подумала я. — И то правда, не могла служанка говорить то, что мне привиделось».       — Госпожа, пожалуйста, простите меня, — наверное, в десятый раз сказала Нина. — Накажите, как считаете нужным, но только простите.       «Или и вправду говорила то, что просто не решилась повторить? — подумала я. — Раз уже в который раз просит прощения и говорит, чтобы хоть как наказывала, лишь бы простила».       — Я не сержусь на тебя, ты вывела меня из этого состояния, поэтому я могу только быть благодарна тебе, — ответила я. — Благодаря тебе я сейчас сижу и могу спокойно разговаривать.       Я более-менее успокоилась. Следующим пунктом в моих планах было пойти к Гюльфем, справиться о ее здоровье и, возможно, объясниться.       Приведя себя в порядок, я пошла в покои хасеки. Уже с порога я увидела, что Гюльфем мертвенно бледна, однако, едва увидев меня, хасеки приободрилась и сказала:       — Гизем, прости меня, я невольно подтолкнула падишаха к его решению. Я не думала, что повелитель решит, что в этом преступлении виновна ты. Поверь, я хотела, чтобы виновна понесла заслуженную кару, но не думала, что пострадает невиновная. Слава Аллаху, что все обошлось!       «Решила, что раз стала хасеки, так можно называть госпожу по имени и «на ты», — беззлобно подумала я, хотя ничего в речи Гюльфем меня не раздражало.       — Аминь, — ответила я. — Спасибо, что веришь мне. Но откуда ты знаешь, что я невиновна?       Я умышленно решила называть Гюльфем и дальше «на ты» и по имени, чтобы не возвышать ее относительно себя и, по виду женщины стало понятно, что она не против такого обращения.       — Тебе не было, за что мне мстить, — сказала Гюльфем. — Да и ты бы не решилась на подобное злодеяние. Я сказала об этом повелителю, он возобновил расследование. Меня пыталась отравить Михримах, нашлись свидетели того, как ее служанка мазала мою фату ядом. Жаль, что эти свидетели не нашлись раньше, я бы не пострадала.       — Иншааллах, виновная понесла достойную кару, — ответила я.       — Михримах-султан с мужем и дочерью были высланы из столицы, — сказала Гюльфем. На всякий случай шехзаде тоже вернулись в свои санджаки. Иншааллах, теперь наступит мир и покой.       — Аминь, — ответила я.       Я прекрасно понимала, что то, что Сулейман выслал дочь и Рустема из Стамбула — уже большое достижение, поэтому не могла мечтать о чем-то большем. И сейчас, оставшись во дворце только с одной соперницей, которая уж точно не принесла бы мне вреда, я наконец-то вздохнула с облегчением.       По-видимому, желая извиниться за все, Сулейман пригласил меня в свои покои, где мы долго разговаривали обо всем на свете. Я понимала, что мне есть за что просить прощения у султана, хотя бы за несдержанные речи, понимала, что Сулейман, в идеале, должен передо мной извиниться, хотя явно не будет этого делать, поэтому подобное начало отношений с чистого листа меня немало порадовало. Я сидела вместе с падишахом, поддерживала беседу о поэзии и была вполне удовлетворена жизнью.