Просто Мария

      Вести из Бурсы пришли уже довольно скоро. Ясмин-калфа, которая должна была стать казначеем будущего гарема шехзаде, написала мне, что все хорошо, Батур осваивается в новых условиях и вполне доволен. Подобное письмо пришло и от Батура — по словам сына, у него все было просто замечательно.       Следующей задачей было создание гарема для Батура. Памятуя о нехороших и корыстных наложницах, которые могли быть чьими-то лазутчицами и попытаться убить шехзаде, я лично отобрала некоторое количество девушек. Принцип был донельзя простой: они не должны были пересекаться ранее с Баязетом или Джихангиром и их наложницами и быть примерно ровесницами сына. И если первый пункт был достаточно простым, то со вторым пришлось повозиться. Ведь как бы я себя не убеждала в том, что традиции должны быть превыше всего, нельзя привязываться к одной фаворитке, чтобы никто не мог вертеть тобой, будто марионеткой, я понимала, что к кому-то Батур, скорее всего, привяжется больше всего и лучше было бы, чтобы эта наложница была не слишком далека от сына по своему возрасту.       В следующем письме Ясмин писала, что у Батура появилась фаворитка и произошло это достаточно необычным образом: после праздника, устроенного в честь шехзаде, Батур больше по необходимости выбрал одну из фавориток, быстро провел с ней чуть ли не пятнадцать минут вместе, а потом, решив прогуляться по коридорам дворца, увидел там другую наложницу, Эсму, разговорился с ней и уже вскоре сказал главному евнуху Энгину о том, что завтра в своих покоях он желает видеть именно эту девушку. Конечно, как велят традиции, Батуру подкладывали и других девушек, однако других наложниц он встречал с меньшей радостью, нежели Эсму.       Я понимала Батура и прекрасно осознавала, что сердцу не прикажешь, но боялась, что на фоне ревности во дворце в Бурсе могут возникнуть какие-то конфликты. К счастью, их не было или они были настолько незначительными, что мне о них решили не сообщать.       Тем временем, в Топкапы тоже кипела жизнь. В один из дней ко мне пришла Гюльфем. После разговоров ни о чем хасеки намекнула, что хотела бы поговорить наедине. Я выполнила эту просьбу и приготовилась слушать.       — Гизем, — сказала Гюльфем. — Я ценю преданных людей и рада, что у тебя есть такой человек. Без твоего позволения Нина не намерена увести в сторону ни акче. Даже слова о том, что она эти деньги сможет потратить на благотворительность, ее не убеждают. Говорит, что хотела бы, но без позволения своей госпожи не готова на подобное. Поэтому я предлагаю тебе такой вариант: деньги будут разделены на пять равных частей. Одна часть — тебе, вторая — Нине, третья и четвертая — Махидевран на строительство мавзолея Мустафы, пятая — мне. Как тебе такой вариант?       Я задумалась. В принципе, от Сулеймана бы не убыло, даже если бы Гюльфем провернула особо крупную сделку. Кроме того, вряд ли бы Сулейман решился казнить или выслать из дворца сразу двух своих дорогих женщин, ведь остальными наложницами падишах не интересовался, они больше жили в качестве персонала, который обслуживал дворец. А возможная ссылка во дворец Батура меня мало пугала, в конце концов, я бы уехала к родному сыну, а не в старый дворец, как когда-то давно. С другой стороны, мне это было совершенно не нужно, денег и без того хватало.       Именно это я и решила сказать Гюльфем:       — Нет, Гюльфем, не вижу смысла. Мне денег более чем хватает, не вижу смысла так рисковать.       — Можем и твою часть отправить Махидевран, вместе с моей, — ответила Гюльфем. — Четыре части пойдут на строительство мавзолея Мустафы, пятую Нина явно пожертвует на храм. Благотворительность.       Подобная благотворительность мне слишком напоминала «Берегись автомобиля» и Робин Гуда, однако я пока что решила ничего не отвечать.       — Подумай, Гизем, — сказала Гюльфем. — Твой Батур — санджак-бей Бурсы. А кто сослана в Бурсу? Правильно, Махидевран. Вот представь: придет Махидевран во дворец Батура просить аудиенции, он ее, скорее всего, примет. А Махидевран скажет: «Шехзаде, наша надежда, наше солнце, наша восходящая звезда, будущий султан али-османов, единственный достойный сын султана Сулеймана, нужны деньги на постройку мавзолея Мустафы, предательски казненного повелителем. Не откажите в милости!» И все, Батур поплывет, ему сразу станет жаль посетительницу. А потом дыра в бюджете, нежелание огорчать мать, какие-нибудь ростовщицы, обо всем узнает повелитель, будет недоволен юным шехзаде… Оно тебе надо? А еще Махидевран может попросить назначить ей какие-нибудь денежные выплаты, в красках пожалуется на свою тяжелую жизнь, расскажет о султане Сулеймане, который оставил ее на пособии, которого едва хватает на хлеб, Батур проникнется, назначит Махидевран какое-нибудь жалование, а потом в столице будет такой скандал! Это тебе надо, Гизем?       — Не надо, — уже не так радостно ответила я.       — А так и Махидевран будет при деньгах, и Батуру не будет ничего угрожать, — подытожила Гюльфем.– Просить деньги у того, чья мать косвенно поучаствовала в судьбе этих денег, Махидевран вряд ли станет.       — Хорошо, — упавшим голосом сказала я. — Итак, рассказывай, что ты решила.       — Во-первых, в гарем нужно заказать новые ткани, — начала Гюльфем. — Для пошива платьев наложниц, да много для чего. По бумагам будет одно количество, в реальности — совсем другое. Во-вторых, ожидается закупка посуды. Но это можно сделать не в той лавке, где это делается обычно, а совершенно в другой. Цена будет значительно ниже. Кроме того, стоимость посуды по бумагам можно будет завысить. Да и далеко не всю посуду есть смысл менять, многое до сих пор в хорошем состоянии, еще прослужит не год и не два. В-третьих, духи, ароматная вода, мыло… Кто проверит, сколько этого уходит в реальности? Ну, а мелочевку, вроде еды, я даже не беру. Куплен мешок риса или два — это не доказать. Потом книги для обучения девушек, тот же Коран, бумага, чернила, плата учителям… Да тут на десять мавзолеев хватит!       — Не боишься — вперед, — сказала я. — Уговаривай Нину.       — Нину даже уговаривать не надо, одно твое слово — и она с радостью потратит сарацинские деньги для спасения собственной души, — ответила Гюльфем.       — При падишахе так не скажи! — возмутилась я. — Сарацины… Это только надо было придумать!       — Воспитывай своих служанок сама, чтобы не говорили, что не следует говорить, — ответила Гюльфем.       Когда хасеки ушла, а позвала в свои покои Нину.       — Если ты считаешь для себя возможным, я разрешаю тебе соглашаться на предложение хасеки, — сказала я.       — Спасибо вам, госпожа, спасибо! — чуть ли ни плача, сказала Нина и поцеловала мне руку. — Клянусь, ни акче из этих денег не потрачу на себя!       — Трать, куда хочешь, — ответила я. Подумав, я спросила. — Может быть, ты хочешь получить свободу и уехать в родные края?       — А кому я там нужна? — вздохнула Нина. — Здесь я с вами, а там буду вообще одна-одинешенька. Вы мне дали возможность достойно жить, что еще для счастья надо?       — Как хочешь, — ответила я, в глубине души радуясь, что Нина не хочет никуда уезжать. — Только будь осторожна. Кару Ахмеда-пашу уже казнили за взяточничество, хасеки тоже не миновал гнев повелителя. Береги себя.       — Непременно, — ответила Нина.       Хазнедар ушла, а я подумала:       «Только бы все обошлось… Наверное, только ради Батура готова на такое, иначе бы не рискнула. Хотя, так-то, если что — виноватой буду не я. Если другие соучастницы меня не выдадут…»