Просто Мария

      Прошло около месяца моей ссылки. За это время я успела себя почувствовать полноценной валиде, разве что не в Стамбуле. Мое состояние наконец-то пришло в норму и уже ничего не напоминало мне о недавних событиях, кроме кошмаров. Чуть ли не каждый день мне снилось, как стража выводит нас во дворик, и я снова и снова переживала в глубине души те минуты позора. Иногда мне даже не хотелось ложиться спать, чтобы снова не видеть в кошмарах то, что произошло не так давно в Стамбуле.       У меня получилось убедить Батура в том, что нам есть смысл съездить на море, это очень интересно. Поездка получилась длительная, на целый день. Мы сидели в палатке, слушали шум прибоя, а потом, не привлекая к себе внимания, я решила искупаться. В столь жаркий денек это было просто необходимым и, пусть море было не слишком теплое, я вдоволь насладилась этим купанием.       «Вот бы пожить здесь, пусть даже в палатке, а не возвращаться обратно в Бурсу», — с явным сожалением подумала я.       После возвращения во дворец я долго не могла забыть этот чудесный день поездки и теперь именно он начал мне сниться по ночам. Да, эти сны были тоже болезненными — я понимала, что поехать на море сейчас, в шестнадцатом веке, дело непростое, однако они хотя бы не так пугали меня, как сны о позоре в Стамбуле.       В один из дней я сидела на балконе и любовалась горами. От скуки я решила попробовать вышивать гладью и, пусть мечтала вышить большое полотно с горами, решила для начала попробовать что-нибудь попроще. Перебрав в голове с десяток разных вариантов: от птичек до сакуры, я остановилась на каком-то достаточно простом цветочке. На моем полотне уже был нарисован эскиз: цветочек, который будет красным, и несколько лепесточков, которые будут зелеными. От мережки я решила отказаться: подобное я не видела у османов, техника была совершенно забыта, а наизусть я не помнила, как такое делать. Да и вообще, последний раз я вышивала в своей прошлой жизни в пять лет, причем совершенно безуспешно: цветочек, состоящий всего лишь из двух тонов: розового и зеленого, до сих пор оставался не вышитым.       Конечно, я понимала, что подобное занятие не особенно популярно для той, кто вправе называться госпожой, однако, насколько я помнила, в сериале даже Хатидже, сестра султана, вышивала, значит, мне уж тем более можно этим заняться.       — Госпожа, — прервала мои размышления Амина. — К вам гонец из столицы.       «Да неужели!» — подумала я.       Мой пульс, наверное, подскочил вдвое и я, отложив вышивку, быстро набросила на голову платок, вошла в комнату и села на тахту.       После драки и ночи в подвале Амина стала практически тенью, предпочитавшей верно служить, не отсвечивать и мгновенно и точно выполнять все указания. Складывалась какая-то странная ситуация: Амина была фавориткой шехзаде, пусть и не самой любимой, жила не в ташлыке, а на этаже фавориток, однако прислуживала мне. Догадываясь, что это все потому, что я до сих пор не сказала, что Амину можно заменить на какую-нибудь другую девушку, я не спешила отдавать такое указание: чем дальше Амина была бы от остальных фавориток, тем меньше было вероятности очередной стычки. Становиться мегерой и снова отправлять кого-то на фалаку или в подвал я не хотела, однако понимала, что в своих действиях стоит быть последовательной. Кроме того, мне нравилось, как прислуживает Амина: быстро и четко.       Тем временем, в мои покои вошел гонец.       — Госпожа, — сказал он. — Повелитель велел передать вам письмо и пособие за прошедший месяц и следующий. Кроме того, повелитель просил передать вам, что вам не велено покидать дворец шехзаде. В ином случае повелитель будет расценивать это как неуважение.       — Передай повелителю, что я поняла его слова, — ответила я.       Когда мужчина ушел, я с раздражением бросила на тахту платок и решила пересчитать деньги, которые мне были положены. Конечно, я не могла похвастаться тем, что хорошо разбиралась в ценах, однако этих денег хватало бы только на хлеб и рис.       — Да я лучше эти деньги на благотворительность отдам, больше толку будет! — выругалась я и сказала Амине. — Позови сюда Ясмин-калфу!       Девушка тотчас скрылась в коридоре, а я открыла письмо от Сулеймана.       «Гизем, моя неразгаданная тайна. Твоя вина слишком велика, чтобы ты смела просить меня о милости. Длительное покаяние пойдет тебе только на пользу. Ты можешь помогать своему сыну поддерживать порядок в гареме. Напоминаю, что тебе не велено покидать дворец шехзаде Батура. Иначе я восприму это как неуважение».       — Нашелся мне обиженка, — прошептала я и бросила письмо в камин.       Вскоре в покои пришла Ясмин.       — Подготовь мне карету, поедем в церковь, — сказала я.       Ясмин с изумлением выполнила мое указание. С нескрываемым раздражением на падишаха я пожертвовала на храм все присланные из столицы деньги, некоторое количество своих денег, а потом, на обратном пути, решила заехать к Гюльфем.       — Ну что, казнокрадка, тоже получила свои гроши? — спросила я.       — Да, — ответила Гюльфем. — Так что нам здесь придется прожить еще минимум месяц.       — Судя по письму — не месяц, дольше, — сказала я, пересказав то, что мне написал Сулейман. — А что тебе написал наш дорогой повелитель?       — То же самое, — ответила Гюльфем. — Мне велено смотреть на Махидевран и не допускать ее ошибок.       Я провела с Гюльфем какое-то время, после чего снова вернулась во дворец Батура. Вспомнив то, как мы с Гюльфем затеяли обман в столице, я сказала Ясмин:       — Давай проверим учетные книги. Нужно убедиться, что с финансами все в порядке.