Просто Мария

      Казалось, в ташлыке повисла такая тишина, что любое слово, сказанное шепотом, показалось бы криком. Я, затаив дыхание, наблюдала за происходящим. Гюльфем внимательно посмотрела на Дилару, потом перевела взгляд на калфу и спросила:       — Дамла-калфа, скажи, какое наказание положено наложнице, которая проявила неуважение к хасеки?       — Смерть, госпожа, — ответила калфа.       Дилара удивленно посмотрела на Гюльфем.       — Я — фаворитка султана Сулеймана, — сказала Дилара. — Меня нельзя наказывать.       — Стража! — распорядилась Гюльфем. — Уведите эту женщину в темницу.       Стража немедленно подошла к Диларе и увела ее с глаз долой. Гюльфем повернулась ко всем и сказала:       — Правила и обычаи, принятые здесь, будут соблюдаться неукоснительно. И нет никакой разницы, кто ты: простая рабыня или фаворитка султана Сулеймана хана.       Хасеки развернулась и вышла из ташлыка.       «Интересно, а что будешь делать-то дальше? — подумала я. — Решишься отдать приказ о казни или нет?»       В принципе, желание Гюльфем сразу же напомнить, кто здесь хасеки, было просто и понятно. Однако я не ожидала, что наложницы могут позволить себе подобные вольности.       Вспомним, что все можно узнать из первых уст, я решила спросить Гюльфем напрямую и узнать, к каким выводам она пришла.       — Ну что, хасеки, с возвращением, — сказала я. — Что будет фаворитке?       — Темница да подольше, — ответила Гюльфем. — Чтобы надолго запомнила, кто здесь госпожа.       — Справедливо, — сказала я. — Теперь главное, чтобы султан Сулейман хан не возмутился подобным решением. Что случилось-то? Почему эта хатун посмела распускать свои руки?       — Хатун не посчитала возможным встать, чтобы поприветствовать меня, — ответила Гюльфем. — А после того, как я к ней обратилась, ответила, что слишком занята. Интересно знать, чем. Я напомнила ей, что она — всего лишь простая рабыня, а в ответ эта женщина посмела ударить меня.       — Совсем ничего не боится, — ответила я.       Прошла неделя. За это время я была один раз приглашена в покои султана для весьма нейтрального разговора обо всем на свете и игре в шахматы, пару раз в покои падишаха сходила и Гюльфем. А потом, как я узнала, Сулейман распорядился, чтобы к нему привели и Дилару.       — Прошу прощения, повелитель, — ответил евнух. — Дилара-хатун уже неделю находится в темнице.       — Кто посмел отдать приказ об этом? — то ли изумился, то ли возмутился Сулейман.       — Гюльфем-султан, повелитель, — ответил евнух.       Немедленно в главные покои была вызвана Гюльфем.       — Почему Дилара-хатун находится в темнице? — спросил падишах.       — За неуважение, — ответила Гюльфем. — Эта женщина позволила себе не вставать в моем присутствии, дерзить и ударила меня по лицу.       — Достаточно, можешь идти, — сказал падишах.       Сразу же после этого разговора Сулейман спустился в темницу. Я даже не сомневалась, что падишах даст указание освободить свою фаворитку, однако все произошло чуть не так.       — Ты была не раз предупреждена, что в гареме есть правила и ты должна им подчиняться, — сказал Сулейман. — Поэтому наверх ты вернешься только тогда, когда это решит Гюльфем-султан хазретлери.       — Повелитель, прошу вас, простите меня! — воскликнула Дилара, однако Сулейман развернулся и ушел.       Прошло еще два дня. Памятуя о том, каково мне было в темнице, и пусть и жалея Гюльфем, но жалея Дилару тоже, я решила спросить хасеки:       — И надолго Дилара в подвале?       — Пока не скажет страже, что готова извиниться, — ответила Гюльфем.       — И она до сих пор не сказала этого? — изумилась я. — Что за желание сидеть на соломе?       — До сих пор, — ответила Гюльфем. — Я спустилась в подвал на пятый день, спросила, не желает ли эта женщина извиниться, она ответила, что падишах спасет ее. Я сказала, что если она передумает, то должна известить об этом стражу. Стража до сих пор мне ничего не говорила.       — Не понимаю… — еще больше изумилась я. — Я была в той темнице, помню ее не так уж и плохо. Да тут, лишь бы выйти оттуда, на все готов, а она не желает просто попросить прощения!       — Пусть посидит, подумает, — ответила Гюльфем.       Прошло еще три дня. Обеспокоенная состоянием здоровья Дилары, я чуть ли ни упросила Гюльфем спуститься в темницу, посмотреть на все своими глазами и, возможно, простить неумную наложницу.       — Гюльфем, тебя Бог миловал, ты в темнице не была, — сказала я. — А меня судьба туда отправляла дважды. За дело и без вины. Тебе не понять: ты сидишь на охапке соломы, рядом никого. Где-то вдалеке скребутся крысы и ты боишься, что они скоро придут к тебе. Тебе повезло, ты этого не пережила, но подумай и об остальных.       — Не пережила, потому что не грешила, — ответила Гюльфем. — Не оскорбляла хасеки, к примеру.       — Может, все-таки, спустишься сама? — вздохнула я. — Вдруг Дилара увидит тебя и решит извиниться?       — Нет, Гизем, не пойду, — ответила Гюльфем. — Успокойся уже, а то тоже можешь быть наказана за неуважение к хасеки.       Последняя часть фразы явно была шуткой, однако такая шутка мне не особо понравилась.       — С вашего позволения, госпожа, — поклонилась я, сделала несколько шагов спиной вперед, а потом вышла из покоев Гюльфем.       На следующий день ко мне пришла Гюльфем лично и попросила не обижаться. Решив, что не стоит ссориться с единственным человеком, который выше меня по статусу в этом дворце, но которому я могу пусть в некоторой мере, но доверять, я ответила, что обижаться не планирую.       — Сегодня утром ко мне пришла весть от стражи. Дилара больна и не может встать, поэтому они ждут моих дальнейших указаний. Я ответила, чтобы хатун отнесли в лазарет и начали лечить. Вот упрямая! Лекарша сказала, что Дилара в бреду несколько раз повторила, что вместо быстрой казни ее решили навсегда запереть в темнице, чтобы она умерла сама, поэтому она решила отравиться. Яд был в кулоне.       — Дура, — сказала я. — И чем же она понравилась падишаху?       — На все воля Аллаха, — вздохнула Гюльфем. — Падишах увидел ее в нужную минуту. Как, например, тебя.       Вспомнив свое первое знакомство с Сулейманом, я кивнула Гюльфем.       Через несколько дней я узнала шокирующую новость: на хасеки, которая шла по коридорам Топкапы, было совершено нападение. Неизвестная — Гюльфем запомнила женские руки — начала душить ее, подкравшись сзади. Сулейман начал расследование, но так и не смог найти виновную. Однако сразу же нашлось пара свидетелей, которые ясно слышали четкий шепот:       — Не смей оскорблять Гизем-султан, Гюльфем-хатун.