Просто Мария

      Я не хотела ничего говорить. Конечно, можно было бы попробовать извиниться и, может быть, надеяться на смягчение решение Сулеймана и отправке в свои покои. Однако подобное я бы посчитала полным позором. Молча я спустилась в подвал и была закрыта в одной из камер.       «Зря я вообще все это затеяла, — подумала я. — Еще хуже Махидевран, если верить сериалу. Та против Хюррем высказывалась, а я — против родной дочери. Даже не любимой наложницы».       Прокручивая в голове события прошедшего дня, я все вспоминала и вспоминала то, что произошло совсем недавно и никак не могла продумать наилучший вариант выхода из положения.       «Остановиться после слов о Диларе? — подумала я. — И намекнуть на Михримах?»       На этот раз мне не спешили приносить хоть какую-то еду. Вспомнив, что вариант «отправить в темницу на ночь без еды и воды» нередко практиковался для обламывания рогов особо упертых новеньких девушек, я подумала:       «Значит, ненадолго. Значит, надо просто потерпеть».       Наутро мне принесли немного хлеба и кувшин воды. Вздохнув, что на этот раз мне снова придется пробыть в темнице какое-то время, я подумала:       «На эту дочь рыжей змеи наговаривать не надо, ее просто надо как-то ликвидировать…»       Я сидела и ругала себя за недальновидность. С одной стороны, я переключила внимание падишаха с попытки убийства Гюльфем на выказывание мной неуважения, с другой стороны, сделала себе хуже.       — Госпожа, — прервал мои размышления евнух. — Повелитель просил вам передать, что готов вас освободить, если вы поцелуете край платья Михримах-султан.       «Вот, значит, кто тебе дороже и Гюльфем, и меня, и всех остальных! — со злобой подумала я. — Единственная дочь, Разие брать в расчет не будем, она не в Стамбуле!»       Передо мной встал нелегкий выбор: наступить на горло себе и поцеловать край платья или упираться, как не так давно упиралась Дилара, и провести в темнице неопределенное количество времени.       — Я готова, — упавшим голосом сказала я.       Стража открыла дверь моей камеры и я вместе с евнухом начала подниматься наверх. Чем дальше я шла, тем меньше мне хотелось так унижаться.       В какой-то момент я не выдержала и остановилась.       — Госпожа, пойдемте, — попытался подбодрить меня евнух. — Вы же не вчера прибыли в эти стены, знаете правила дворца хорошо.       Я кивнула евнуху и чуть ли ни со слезами пошла вместе с ним.       В главные покои мы шли мимо ташлыка. Радуясь, что я не увижу, хотя бы, наложниц, я шла с все более и более тяжелым чувством.       Наконец, мы пришли в главные покои. Придав себе наиболее уверенный вид я вошла и, увидев ухмыляющуюся Михримах, потеряла остатки самообладания.       — Гюльфем фату ядом облила! — воскликнула я и ударила эту женщину по лицу. Евнух, не ожидая подобного развития событий, попытался оттащить меня, а я крикнула. — Меня до казни пыталась довести!       Если бы не евнух, наверное, я бы ударила Михримах снова. Теперь же я могла только кричать, не помня себя:       — Бунт в гареме организовала! Сплетни разнесла по всему Стамбулу, только падишаха опозорила! Что он казнокрадок во дворце держит! Неужели покойного Кары Ахмеда-паши, да пребудет он в раю, мало, дополнительно повелителя опозорить захотелось! Сейчас убить Гюльфем пыталась! Кто, я завидовала тому, что Гюльфем стала хасеки? Мне это было нужно? Да мне и рабыней неплохо живется! Кто захотел отомстить за мать, я?       Сулейман подал какой-то знак и подбежавшая стража выхватила меня из рук евнуха и поставила на колени.       — Достаточно, Гизем, — сказал Сулейман. — Тебе стоит замолчать, пока еще не поздно.       «Пока еще не поздно, — мысленно повторила я. — Значит, еще не все потеряно?»       Неизвестно по какой причине я подумала, что сейчас меня просто выгонят из дворца. Что делать в этом случае, я не представляла. Однако в своих мыслях я уже подумала о том, что можно будет продать колье, на полученные деньги поехать во дворец Батура и сын без единого вопроса взял бы к себе жить мать, попавшую в трудную жизненную ситуацию.       — Платье, — прошептал сзади евнух.       Плохо что-то понимая сквозь затуманенный злобой разум, я потянулась к краю платья падишаха и поцеловала его.       — Платье, — снова прошептал евнух.       Смекнув, что мне намекали на другого человека, я, выматерившись в душе, поцеловала край платья Михримах. Мне снова стало необычайно мерзко, поэтому, не в полной мере отдавая отчет своим действиям, я сказала:       — Повелитель, правду нельзя скрыть, она когда-нибудь прорвется наружу.       — Уведите эту женщину в ее покои, — распорядился падишах. — И следите за тем, чтобы она никуда не выходила.       Стража подняла меня с пола и повела в гарем.       «Трындец мне», — только что все окончательно осознав, подумала я.