Глава 53. Планы мести
2 декабря 2020 г. в 07:00
Несколько дней я провела в полном одиночестве, не выходя никуда и не принимая посетителей. Пока я сидела или лежала, то чувствовала себя вполне удовлетворительно, а вот когда пыталась куда-то пойти, сразу вспоминала Михримах и от всей души совершенно искренне желала ей всего самого наихудшего.
Примерно на пятый день меня захотел видеть Сулейман. Я собралась с силами и, решительно отвергнув предложение привести меня под руки, чтобы не позориться на весь дворец, пошла в главные покои. Конечно, я до сих пор хромала. И только сейчас до меня дошла вся глубина слов евнуха, который усиленно отказывался от денег: он просто боялся за себя, а имитировать хромоту я бы явно не догадалась.
Мне было очень интересно знать, зачем меня позвал султан. Для очередной душеспасительной беседы или просто так? А, может быть, мне будет велено убираться из Топкапы куда подальше? отбросив все лишние мысли, я вошла в покои Сулеймана и поклонилась султану.
Падишах жестом пригласил меня сесть рядом. Вспомнив слова Гюльфем, я решила, в случае чего, не возмущаться, а всячески изображать покорность.
Однако, как вскоре выяснилось, я была приглашена для очередного разговора ни о чем — Сулейману, по-видимому, стало скучно. Я усиленно поддерживала разговор и почувствовала, что этому человеку я небезразлична.
«Еще бы ты относился ко мне помягче… — с некоторой горечью подумала я. — Тогда все бы вообще было прекрасно».
Шли дни, недели, месяцы. Я следовала советам Гюльфем и с изумлением заметила, что становлюсь все более любимой падишахом. Сейчас мне эта любовь уже была не нужна совершенно, однако сам факт, что ко мне хорошо относятся, радовал меня.
Вскоре Дилара-хатун окончательно была забыта Сулейманом. Это меня радовало, однако, видя, как злится Дилара, я была чуть напугана этим фактом. И именно тогда в мою голову пришла мысль в лучших традициях Хюррем и Михримах: стравить одну соперницу с другой, а самой остаться в тени.
На сегодняшний день меня раздражали только Михримах и Дилара. Это были женщины разного уровня, поэтому вариант был только один: натравить Дилару на Михримах, чтобы Михримах попрощалась с жизнью, а Дилару, возможно, за это казнили. Вариант с подставой Дилары и убийством Михримах самостоятельно мне пришлось оставить: он был неэтичным, я бы не смогла подставить кого-то, кроме того, за такой финт ушами вероятность быть казненной возрастала в разы. Да, мне было объявлено, что ко мне привыкли, однако некоторое время назад мне так же было объявлено, что за следующее казнокрадство я буду казнена. А, все-таки, убийство дочери султана по тяжести не могло сравниться с казнокрадством — это были совершенно разные вещи.
Наконец я, взвесив все «за» и «против» смогла решиться. Все-таки, лично мне Дилара не сделала ничего плохого. Да, она злилась, выказала неуважение к Гюльфем сколько-то времени назад, но мне не принесла никакого вреда. А Михримах мне мстила уже много лет и кто знает, остановилась бы она сейчас или нет. Именно поэтому я, понимая, что в живых должен остаться кто-то один, решилась на убийство.
Я потратила не один день на то, чтобы изучить хотя бы в теории то, что делал кто-то когда-то в гареме. Изощренный ум разных людей вовсю использовал яды в еде, яды для обработки чего-либо, попытки заразить какой-то смертельной болезнью через мазь, ядовитые свечи, в общем, убийства не своими руками. Я же, имея не слишком удачный опыт отравления Селима и Нурбану, просто боялась так поступать. Да и убийство собственноручно мне казалось более надежным методом. Да, я умудрилась отравить сына Сулеймана, однако оно, все-таки, было раскрыто.
Но, несмотря ни на что, мне было не по себе. Вариантов с собственноручным убийством было два: попытка задушить или ножевое ранение. Однако для этого нужно было застать Михримах одну, что было достаточно проблематично. Кроме того, был риск недодушить или чуть промахнуться ножом и ранить дочь султана.
От этих подробностей мне стало нехорошо. Я снова была готова отказаться от своей идеи, однако каждый раз, когда мне приходилось сталкиваться с Михримах в Топкапы, она смотрела на меня настоящей змеей и только пугала меня.
«Она меня все равно со свету сживет, — я попыталась настроить себя на нужный лад. — Особенно после той пощечины. Это тебе не Гюльфем, которая если не простила Дилару, то хотя бы не поднимает эту тему снова».
Однако жизнь внесла свои коррективы в мои планы. Совершенно неожиданно, пытаясь выследить Михримах, я узнала, что эта женщина встречается в Мраморном павильоне с евнухом. Мне не было дано узнать, как далеко заходят эти отношения, однако в мою голову сразу же пришла мысль: нужно донести на Михримах кади.
Я плохо разбиралась в законах Османской империи и не была в курсе, насколько противоправны эти встречи. Да, я знала, что оставаться наедине с мужчиной — это прелюбодеяние, прелюбодействовать будучи замужней — куда более серьезный грех, нежели прелюбодействовать, не будучи с кем-то связанным брачным союзом. А еще я знала, что евнух — это как бы не мужчина, поэтому они и служат в гареме. Кроме того, я не знала наверняка, подведомственны ли кади дела гарема или это — юрисдикция Сулеймана. Однако желание сделать ответочку было превыше здравого смысла. Об убийстве я решила пока что не думать.
Все было сделано точно так же, как когда-то сделала Михримах: я не действовала лично. Только, в отличие от своей обидчицы, я не пускала слухи, а написала анонимку в лучших традициях тридцать седьмого года о том, что некая женщина и некий мужчина в Мраморном павильоне предаются греху прелюбодеяния.
По-видимому, кади поступил так же, как и в случае со мной и Гюльфем: передал информацию султану и отстранился от этого вопроса. По приказу Сулеймана в один из дней, когда неизвестные тайком встречались, стража окружила Мраморный павильон. По слухам, там были застуканы Михримах и евнух. По менее проверенной информации, Михримах и евнух были обнаружены за слишком непристойным занятием.
Едва я узнала эти новости, меня затрясло. Я понимала, что просто обязана вести себя, как ни в чем не бывало, но страху было плевать на доводы рассудка. Желая и узнать как можно больше обо всем, и как-то отвлечься, я убедила Гюльфем пойти со мной на прогулку.
— Что с тобой, Гизем? — спросила хасеки. — На тебе лица нет.
— Неужели так заметно? — испугалась я.
— Заметно, очень заметно, — ответила Гюльфем. — Выглядишь так, будто тебя падишах застал за казнокрадством.
Упоминание больной темы испугало меня еще больше.
— Так в чем же дело? — спросила Гюльфем. — Что тебя так напугало? Или ты и вправду решила заняться казнокрадством?
— Нет, Гюльфем, — ответила я. — Я всего-навсего решила отомстить Михримах.
— Не с твоей пугливостью это делать, — ответила Гюльфем.
Хасеки посмотрела вдаль и сказала:
— Беру свои слова обратно, дело и вправду приняло слишком серьезный оборот.
— Что там? — еще больше испугалась я.
— Палачи пришли, — ответила Гюльфем. Взглянув на меня и увидев, что я в предобморочном состоянии, хасеки добавила. — Не за тобой, Гизем, пришли. А за другими людьми.