Просто Мария

      Увидеть Батура мне было радостно в любое время и любой ситуации, хотя, безусловно, я бы с большей радостью узнала, что Батур приехал в Стамбул для того, чтобы просто меня навестить.       — Матушка, — обрадованно сказал Батур. — Как я рад, что с вами все хорошо!       — Спасибо тебе, Батур, — ответила я. — Откуда ты все узнал?       — Мне обо всем написала Нина, — сказал Батур. — О том, что вас бездоказательно обвинили в столь тяжком преступлении.       — Спасибо тебе, Батур, — ответила я. — Ты молодец. Ты догадался, как стоило объяснить повелителю, что я невиновна.       — Матушка, — обратился ко мне Батур. — Так вы, наверное, и в прошлом были невиновны.       — Да, можно и так сказать, — задумчиво произнесла я, понимая, что вина лежала на Гюльфем в большей степени и Нине в меньшей. — Но пусть прошлое останется в прошлом.       Я вдоволь наговорилась с сыном, после чего решила отблагодарить Нину. Однако эта женщина была настолько рада знать, что со мной все хорошо, что отказывалась брать в благодарность колье.       — Госпожа, для меня — высшее счастье знать, что вы оправданы, — радостно ответила Нина.       Кое-как мне удалось вручить колье взволнованной женщине, после чего вернулась к Батуру.       — Как ты живешь? — спросила я. — Все ли хорошо?       — Да, матушка, все хорошо, — ответил Батур. — Я учусь управлять санджаком и, надеюсь, делаю в этом успехи.       Вскоре я узнала, что у Батура так и не появилось любимой наложницы и в его покои приводят разных девушек. Понимая, что это и хорошо: никто не злится из-за того, что некая наложница ходит в покои шехзаде слишком часто, и плохо — вероятность беременности слишком мала, я решила пока что ничего не говорить. По моему мнению, в силу возраста Батур мог себе позволить не спешить с рождением наследника.       Узнав, что я признана невиновной, в мои покои пришла Гюльфем. Я не знала, как относиться к этой женщине, ведь, как мне сказал Батур, во время очной ставки свидетельница по очереди опознавала то совершенно левых наложниц, то Гюльфем. Однако, так как каких-либо доказательств против сговора Гюльфем с Рустемом у меня не было, я приняла решение относиться к этой женщине нейтрально.       — Ты достойно воспитала своего сына, Гизем, — сказала хасеки. — Рада тому, что все кончилось хорошо.       — Рада она… — буркнула я и сказала уже громче. — А могло, Гюльфем, не обойтись. И за твои грехи могли казнить меня.       — А какие есть против меня доказательства? — спросила Гюльфем. — Против меня доказательств нет.       — Тебя опознала свидетельница, — ответила я.       — И тебя она опознавала, — сказала хасеки. — И самых разных наложниц. Так что это не доказательство.       — В любом случае, за грехи той, которая должна быть казнена, могла пострадать я, — произнесла я.       — Гизем, — ответила Гюльфем. — Все уже окончено, можешь не переживать.       — А если бы Батур не смог доказать мою невиновность? — спросила я. — А если бы на него по дороге напали разбойники и убили? Что было бы тогда?       Гюльфем ничего не ответила. Подумав, я сказала:       — Гюльфем, прекращай свои занятия. Это была ты, я не сомневаюсь. И за твои грехи я отвечать не желаю.       Неизвестно, к чему бы привела эта беседа, если бы не отворилась дверь покоев и евнухи не внесли внутрь немаленький сундучок явно с золотом. Сперва я не поняла, что к чему и уже хотела спросить, как услышала слова евнуха:       — Госпожа, повелитель просил передать вам эти деньги.       «Возвращает конфискованное», — подумала я.       Больше всего мне хотелось сказать, чтобы этот же сундучок тотчас вернули обратно Сулейману и предложили запихать золото в одно место, однако Гюльфем притронулась к моей руке, будто желая сказать, чтобы я молчала. Подумав, что евнухи ни в чем не виноваты и просто выполняли приказ султана, я, дождавшись, когда останусь одна в покоях, открыла сундучок и увидела записку, лежащую на золоте.       «Моей неразгаданной тайне», — гласила краткая запись, сделанная рукой Сулеймана.       Я закрыла сундучок и велела служанкам убрать деньги. Тем временем, Гюльфем оглядела золото и сказала:       — Здесь раза в полтора, а то и два больше, нежели была недостача.       — И откуда же ты знаешь, сколько денег не хватало в султанской казне? — спросила я. — Если не виновата.       — Не забывай, Гизем, что я управляю гаремом и мне положено знать все, — ответила Гюльфем.       — Надеюсь, ты мою Нину в свои дела не втягивала, — сказала я.       — Нина уж тем более ни в чем не замешана, — ответила Гюльфем.       Однако едва Гюльфем ушла, я решила сразу же поговорить обо всем с Ниной.       — Нина, — сказала я. — Тебе хасеки ничего не предлагала?       — Предлагала, госпожа, — ответила Нина. — Но я отказалась. Я не могу больше рисковать вашим спокойствием.       — В следующий раз что-то предложит — говори сразу же об этом мне, — сказала я. — Я должна обо всем знать. Может быть, если бы я все знала, то могла бы что-то предотвратить.       — Как прикажете, госпожа, — ответила Нина.       Чуть подумав, я задала тот самый вопрос, который мучил меня столько времени:       — Как считаешь, Нина, Гюльфем хотела меня подставить или это вышло случайно?       — Госпожа, я не знаю ничего, — ответила Нина. — Но… Рустем-паша был настолько зол все это время, что мне кажется, что это была его идея и его попытка оговорить вас, а не госпожи.       — Посмотрим, — бросила я.       Больше всего мне хотелось сейчас отомстить Рустему. Я была готова тщательно продумать месть, чтобы и отомстить, и не быть узнанной, однако внезапно мою голову посетила другая мысль: умереть должен другой виновник моих бед.       «И тогда султан Батур поставит другого великого визиря, того, кого посчитает нужным», — подумала я.       От этих мыслей мне стало слишком страшно, а еще более страшно стало от осознания того, что если я ошибусь, прощения уже ждать не стоит — вспомнить того же Мустафу. Решив, что с этой мыслью надо прожить хоть какое-то время, чтобы все детально обдумать, я попыталась успокоиться и начать заниматься чем-нибудь другим.