Просто Мария

      Несмотря на то, что уединиться в Топкапы было делом не слишком простым, меня заметили далеко не сразу. Я не ориентировалась во времени и, как позже поняла, была в состоянии аффекта, но, по своим ощущениям, просидела на холодном полу в слезах минимум минут сорок.       Меня и Гюльфем нашла какая-то наложница, которая шла по своим делам и, увидев шокирующее зрелище, спешно вернулась обратно и позвала евнуха. Евнух же распорядился, чтобы Гюльфем перенесли в лазарет, после чего отвел в лазарет и меня. Лекарша, видя мой шок, сунула мне стакан с какими-то каплями, однако я не хотела ничего принимать.       — Госпожа, выпейте, — сказала лекарша. — Вам станет легче.       «Я человека убила, перед вами труп лежит», — вертелось у меня на языке, однако я не сказала ничего.       Вскоре в покои пришел взволнованный Сулейман.       — Гизем, что произошло? — спросил падишах, однако я ничего не ответила.       — Повелитель, госпожа еще не пришла в себя, — ответила лекарша, имея в виду то ли меня, то ли Гюльфем.       — Как только Гюльфем-султан очнется, сообщите об этом мне, — сказал падишах.       Сулейман посмотрел на лежащую Гюльфем, потом на меня и сказал евнуху:       — Проводи Гизем-султан ко мне.       «Проводи… — подумала я. — И что на этот раз? Что опять? За хасеки он меня вряд ли простит, за Михримах же прощать не хотел…»       Я кое-как встала и подумала:       «Плевать, пусть уже палачей зовет. Надоела эта жизнь в этом месте».       Взглянув на стакан с каплями, до сих пор стоявший на столике, я одним махом осушила лекарство и, морально настроившись идти к султану, увидела, что Гюльфем пошевелилась.       Лекарша спешно начала хлопотать возле Гюльфем и дала указание евнуху известить обо всем Сулеймана. Я же растеряно осталась стоять рядом.       Падишах не успел уйти слишком далеко, поэтому вскоре вернулся, решив поговорить с Гюльфем.       — Гюльфем, радость моя, счастье мое, что произошло? — спросил Сулейман.       «Радость его, счастье его, — подумала я. — А я… Кто я? Хрен с лукошком!»       Однако о ревности не могло идти и речи, завидовать Гюльфем в таком состоянии я не могла.       — Я разговаривала с Гизем, вдруг почувствовала, что мне стало дурно и упала, — ответила Гюльфем. — Больше ничего не помню.       Сулейман взял хасеки за руку, а я подумала:       «Вправду не помнит? Или меня хочет прикрыть, помнит, как за ее фату меня должны были в мешке в Босфор сбросить?»       Не понимая ничего, я увидела, что Сулейман решил спросить обо всем меня.       — Повелитель, — ответила я. — Мы с госпожой разговаривали в коридоре. В какой-то момент она покачнулась и упала. Я так испугалась, что ничем не смогла помочь, и так и сидела, пока госпоже не пришли на помощь.       — Если с тобой все хорошо, можешь идти, — сказал падишах.       Я поклонилась и, еле перебирая ногами от шока, вышла в коридор.       «Поверил? — пронеслось в моей голове. — В такую примитивную ложь? Или просто не захотел вникать во все?»       С трудом добравшись до своих покоев, я сказала испуганной Нине:       — Принеси мне чай с ромашкой, нужно успокоиться.       Я протряслась недели две, время от времени ненавязчиво интересуясь здоровьем хасеки лично или через служанок. Гюльфем медленно, но стабильно шла на поправку. И только недели через три после происшествия, когда уже хасеки вернулась в свои покои из лазарета, я решила навестить Гюльфем.       Собравшись с духом, я пришла в покои хасеки.       — Как себя чувствуешь, Гюльфем? — спросила я.       — Хвала Аллаху, уже гораздо лучше, — ответила Гюльфем.       — Иншааллах, — сказала я.       Я прекрасно понимала, что мне теперь стоит извиниться, но даже не представляла, как это лучше сделать, ведь кто знает, вдруг Гюльфем и вправду не помнит нашу с ней ссору.       — Госпожа, простите меня, — сказала я, решив начать нейтрально и, в случае чего, выкрутиться, списав свои извинения на какую-нибудь мелочь.       — А я все думала: придешь ты, не придешь, — ответила Гюльфем. — Не захотела ухудшать твое положение, падишах и без того не особенно милостив к тебе.       — Спасибо, — сказала я.       — Станет легче — сама отдам приказ тебя наказать и потом прощу, — произнесла Гюльфем.       Я чуть испуганно посмотрела на хасеки, но не сказала ничего. В том, что Сулейман вряд ли бы погладил меня по головке за подобное, я не сомневалась. Ссылка, и это в лучшем случае, была мне практически гарантирована.       — Иди, Гизем, мне не настолько хорошо, чтобы разговаривать, — сказала хасеки и я вернулась в свои покои.       Еще около недели я провела как на иголках. Я понимала Гюльфем и не могла осуждать ее, однако желание, чтобы хасеки стало легче и все окончилось и для меня тоже, изматывало меня.       Наконец, в гареме раздался знакомый возглас:       — Дорогу! Хасеки Гюльфем-султан хазретлери!       Я вышла из своих покоев и увидела, что хасеки идет через ташлык. Решив, что Гюльфем стало лучше, иначе бы она не пошла никуда, я решила сегодня же пойти в покои хасеки.       — Госпожа, — сказала я. — Из уважения ко мне и к тому, как я к вам относилась, когда была выше по статусу, прошу вас не тянуть. Давайте закончим уже эту историю, отправляйте уже меня в темницу или что вы хотели и успокоимся на этом.       — Гизем, — ответила Гюльфем. — Не надо никого смешить. Что я сейчас должна под предлогом того, что ты выказала мне неуважение, отправить тебя в темницу? Или отдать приказ наказать на фалаке? Если бы я хотела, Гизем, насладиться возмездием, то просто рассказала обо всем падишаху. Разумеется, немного переврав свои слова. А раз я этого не сказала, значит, не хотела мести.       Хасеки замолчала. Понимая, что Гюльфем или передумала, или сказала о том, что накажет, ради красного словца, я облегченно подумала:       «Все, на этот раз точно обошлось».       Я опустилась на колени и поцеловала край платья Гюльфем.       — Госпожа, я могу надеяться на ваше прощение? — спросила я.       — Можешь, — ответила Гюльфем. — Только в последнее время ты что-то слишком изменилась. Гордости никакой. Не забывай, Гизем, ты — мать наследника. Твой сын должен стать следующим падишахом. Не Баязет, не Джихангир, а Батур.       Подобную информацию я не была готова услышать, поэтому молча кивнула. Однако, уже осмысливая слова Гюльфем в своих покоях, я вдруг поняла, что, по сути, недалеко ушла от простой рабыни: слишком много всего произошло.       «Да, Гюльфем, ты права, я — мать шехзаде, который станет следующим султаном, — подумала я. — И вести себя надо соответственно».       На какой-то момент я представила себя валиде и тихо сказала сама себе:       — Скоро мы с тобой, Батур, станем хозяевами этого дворца.