Просто Мария

      Моя жизнь была размеренной. Я не любила больше Сулеймана, не испытывала к нему никаких положительно окрашенных чувств, видела, что это взаимно, и замечала, что хасеки гораздо ближе султану. Это меня не огорчало: было бы хуже, если бы тот человек, которого я вообще никак не любила, хотел меня постоянно видеть. После смерти дочери Сулейман слишком отдалился от меня и уже Гюльфем сопровождала падишаха в поездках на могилы Хюррем и Михримах. По правде сказать, это меня радовало, так как у меня могло не хватить терпения сопровождать падишаха в этих визитах, кроме того, Гюльфем могла помолиться рядом, а мне это не позволяла религия.       Я не понимала, как у Гюльфем хватает терпения ездить вместе с султаном на могилу его бывшей женщины, хотя, если так разобраться, Гюльфем родилась и выросла совершенно в других условиях. О своем прошлом Гюльфем не говорила, так же как и не требовала от меня откровенности, но кто-то когда-то говорил, что четырнадцатилетняя сицилийка попала в гарем шехзаде Сулеймана и чуть ли ни сразу же пришлась ему по душе. И если Гюльфем жила в условиях гарема с четырнадцати лет и вообще родилась в конце пятнадцатого века, то я, родившаяся в Союзе и воспитанная в совершенно других условиях, до сих пор не могла понять некоторых особенностей этой жизни в другой культуре.       Одновременно с этим не теряли времени даром и дети Хюррем. Джихангир написал Сулейману о том, что Баязет собирает большое войско и планирует двинуться с ним то ли на Манису, то ли на Стамбул. Когда я услышала эти новости, то сперва испугалась, а потом вспомнила, что у Сулеймана еще есть в запасе лет восемь жизни, поэтому Базяет может творить то, что его душе угодно — все равно мне рано переживать. Да, я знала, что события разворачиваются далеко не всегда по канону, но какие-то отправные точки все равно оставались и я надеялась, что Сулейман уж точно не умрет потому, что его убьет Баязет.       Впрочем, все решилось достаточно мирно: Баязету было передано письмо с требованием срочно прекратить собирать войско и успокоиться, пока не стало поздно. Не зная, примет Баязет эти слова к сведению или проигнорирует, я переключилась на свои проблемы, которые были мне в разы важнее.       К своим проблемам я могла отнести внезапно появившуюся активность Гюльфем в поставке Сулейману молоденьких наложниц. Меня пугали два момента: зачем Гюльфем это делает и не занимается ли она снова экономическими преступлениями, как я говорила про себя. И если экономические преступления были мне полностью безразличны, то понять мотивы Гюльфем я очень и очень хотела.       — Госпожа, — однажды сказала мне Нина. — Вы велели немедленно сообщить вам, если Гюльфем-султан предложит мне то, от чего я должна отказаться.       — И что же ты ответила госпоже? — спросила я.       — Как вы и велели, я отказалась, — ответила Нина. — А буквально сегодня я видела, как одна из наложниц передала что-то евнуху, а уже евнух передал это что-то госпоже.       Я ничуть не сомневалась, что что-то — это были деньги. Вероятно, хасеки снова начала торговать правом попасть в постель Сулеймана. Однако зачем ей это было нужно, я никак не могла понять.       «Хочет, чтобы наложница родила ребенка, потом эту наложницу бы убили и Гюльфем стала матерью шехзаде, раз сама родить не может? — подумала я. — А потом и валиде?»       Я никак не могла примириться с этой мыслью — Гюльфем уже был шестьдесят один год, она бы вряд ли дожила до того момента, когда ребенок бы вырос и она стала валиде. Да даже если говорить о возможном регентстве и, может быть, убийстве Сулеймана, сколько лет жизни оставалось Гюльфем? Десять-пятнадцать, не больше. Кроме того, я не понимала, чем хасеки не устраивало нынешнее положение — кроме таскания по могилам Хюррем и Михримах, все остальное в жизни Гюльфем было более чем достойным, она действительно была первым лицом в Топкапы с практически неограниченной для женщины властью.       Не выдержав, я решила поговорить с хасеки. Придя в покои Гюльфем, я спросила:       — Гюльфем. Давай говорить уже откровенно, не будем уводить друг друга за угол. Скажи мне правду: к чему этот маскарад с наложницами? Зачем ты водишь в султанские покои тех, кого через пять минут отправляют обратно, дав на память какое-нибудь кольцо или браслет? Зачем тебе это нужно?       — Гизем, — ответила Гюльфем. — Я настолько ненавижу Сулеймана, что готова на все, лишь бы он умер. Я хочу, чтобы его сердце не выдержало, когда он будет смотреть, как его пытается сделать счастливой очередная молодая девушка.       «Да у него, наверное, и не получится ничего», — подумала я и сказала. — Как видишь, никто из девушек не получил шанс сделать падишаха счастливым.       — Когда-нибудь, Гизем, я решусь на другое, — ответила Гюльфем. — Решусь на подушку или нож. Говорю об этом только тебе, потому что ты не разболтаешь. И поверь мне на слово: я буду счастлива увидеть на престоле султана Батура. Если хочешь, можешь помочь мне. Могу свой нож подарить.       — Спасибо, не надо, — сказала я, решив, что на меня пытаются переложить ответственность и, может быть, даже подставить.       Кроме того, я не была уверена в правдивости слов Гюльфем. Конечно, все звучало более чем логично: за все эти годы Сулейман не раз и не два обидел свою хасеки, однако я не могла представить, что такая спокойная и хитрая женщина может решиться на убийство или даже говорить об этом вслух.       «Ладно, посмотрим, что будет дальше», — подумала я.