Просто Мария

      Мне было так плохо, как не было, наверное, никогда. Именно сейчас, не зная ничего о своем сыне, иногда вспоминала Александра Ульянова, про которого любила читать в прежней жизни, но больше всего понимала его мать.       «Батур, ты куда и зачем полез? — думала я, не пытаясь сдержать слез. — Ты зачем вообще поддержал этот бунт Баязета? Что он тебе пообещал? Да неужели ты не понимал, что если бы Баязету удалось одержать победу, то именно он бы стал новым султаном, а не ты! А потом, спустя годы, престол заняли бы его дети! А ты, в самом лучшем случае, отправился бы куда подальше, а в худшем — прямиком на тот свет».       И именно сейчас, совершенно не к месту, я вдруг поняла, что мне небезразличен Соколлу Мехмед-паша. Именно его мне хотелось видеть как можно чаще.       «Вот только этого мне не хватало, — подумала я. — Пойти на поводу у своих чувств, чтобы окончательно потерять все, что имею».       Соколлу был пятьдесят один год, мне — тридцать пять. Подобная разница в возрасте всегда была для меня дикой, однако указать на это сердцу никак не получалось.       «Да как же такое возможно? — подумала я. — Как с этим бороться? Не потому, что я должна быть верна Сулейману, а потому, что мне не нужны новые проблемы!»       По-моему, Соколлу вряд ли догадывался о моих чувствах к нему и это было огромным плюсом: взаимную любовь было бы скрыть куда сложнее.       Однако все окончилось буквально в один день: едва я услышала о том, что в Топкапы привезли Батура, как все мои мысли сосредоточились только на сыне.       Батур шел по коридорам дворца в сопровождении стражи, однако с уверенным видом, будто ничего не случилось.       — Батур, милый мой! — забыв все правила приличия воскликнула я и, едва увидев сына, бросилась его обнимать.       — Матушка, — изумленно ответил Батур и, едва я отпустила его, поцеловал мою руку.       — Батур, — сказала я. — Покайся перед повелителем, от тебя не убудет. Даже если не виноват, все равно покайся. Знал бы ты, сколько раз я каялась без вины…       — Матушка, не переживайте, — ответил Батур. — Все будет хорошо.       Я бы хотела поговорить с сыном как можно дольше, однако стража повела Батура дальше. Не думая ни о чем, я побежала к главным покоям, сама не понимая, зачем.       Пока Батур был на ковре у падишаха, я нервно ходила по коридору из стороны в сторону, никак не в силах успокоиться.       — Гизем, — сказала Гюльфем. — Вряд ли ты что-то изменишь. Ты до сих пор не в санджаке только потому, что падишах привык к тебе, не более того. Не гневи Аллаха, иди к себе.       — Как я пойду к себе, если с моим сыном может быть хоть что! — воскликнула я. — Как я могу сидеть спокойно?       — Гизем, ты ничего не изменишь, — снова сказала Гюльфем. — Так что не рви себе душу зря.       Тем временем, Батур в сопровождении стражи вышел из главных покоев и пошел куда-то.       — Батур! — побежала я к сыну. — Что произошло?       — Все будет хорошо, матушка, — ответил сын.       Подобное упрямство я вполне могла понять: рассказывать о своих проблемах не хотелось никому: ни в шестнадцатом веке, ни в двадцатом, ни в двадцать первом. Больше руководствуясь эмоциями, нежели разумом, я влетела в главные покои.       — Повелитель, — поклонилась я. — Прошу вас, будьте милостивы к Батуру.       — Если это все, Гизем, то можешь идти, — ответил Сулейман.       — Повелитель, вы уже приняли решение? — спросила я.       — Я приму решение в ближайшие дни, — сказал Сулейман. — Иди, Гизем.       Мне хотелось сказать еще что-нибудь, однако по лицу Сулеймана было понятно, что он не настроен со мной разговаривать. Поклонившись, я вышла из главных покоев.       Поговорить с Батуром мне не дали, но, благодаря сплетням, я узнала, что Баязет предложил Батуру выступить против падишаха и молодой шехзаде с радостью принял это приглашение. О том, что султаном с высокой долей вероятности стал бы Баязет, Батур не подумал. Вскоре шехзаде присоединился к своему брату, однако из-за неопытности практически сразу же попался в плен.       «Он же еще совсем ребенок, — подумала я. — Еще совсем юнец… Как можно к нему предъявлять такие же требования, что и к Баязету?»       Не выдержав, я снова помчалась в главные покои.       — Повелитель! — воскликнула я. — Вы не можете судить Батура так же, как и Баязета! Батур еще неопытен!       — Батур — санджак-бей Бурсы, — ответил Сулейман. — А ты, Гизем, отправишься туда прямо сейчас.       — Как прикажете повелитель, — выругалась я. — Я с радостью отправлюсь в тот дворец, в котором была куда счастливее, нежели здесь.       Сборы были стремительными. Злясь на весь мир, я велела уехать сегодня же, не желая больше видеть Сулеймана ни секунды. С Батуром мне попрощаться не позволили и я уезжала в надежде, что встречусь с сыном в его санджаке.       Дорога пролетела незаметно. Я была настолько разозлена всем, что только что произошло, что не хотела ни размять ноги, ни есть, ни отдыхать. Поздней ночью мы прибыли в Бурсу.       Мой неожиданный визит снова всех шокировал. Никто не ожидал, что мать наследника приедет в отсутствие сына и так неожиданно. Однако Ясмин-калфа достаточно быстро подготовила мои покои и я сразу же туда пошла.       Ночь прошла будто в тумане и только наутро я поняла, что натворила: я спешно уехала из Стамбула, разругавшись с Сулейманом и бросив на произвол судьбы сына. Однако сделать с этим ничего было уже нельзя, поэтому я решила ждать, надеясь на добрые вести.