Просто Мария

      Я никак не могла прийти в себя от шока. Получается, Гюльфем настолько ненавидела Сулеймана, что хотела как можно быстрее избавиться от него. Кроме того, в дневнике были записи о том, что она несколько раз приходила в покои с ножом, но никак не могла найти удобный момент, чтобы нанести смертельный удар, а рисковать своей жизнью зря не хотела.       Тем временем, войско Мурада стремительно приближалось к дворцу. Я понимала, что лично мне вряд ли что-то грозит, мой Батур все равно находится в санджаке, однако какое-то беспокойство оставалось. Я не хотела, чтобы вместо Сулеймана на престоле появился Мурад. Заменить Сулеймана я хотела исключительно на Батура.       Еще я боялась, что меня или моего Батура могут как-либо обвинить в этом бунте. Однако все, вроде бы, было хорошо и спокойно. Сулейман ничего не говорил и не предпринимал, чем дал мне состояние полууспокоения.       Однако дело было достаточно плохо. Возможно, не зная каких-то тонкостей, янычары решили, что Мурад — это чудом выживший и долгое время считавшийся умершим сын Сулеймана, поэтому буквально за пару километров до дворца войско Мурада пополнилось и янычарами.       «А вот это вообще плохо, — подумала я. — И что теперь делать Сулейману?»       Впервые за все это время я задумалась о том, что при возможной смене власти мои дела будут достаточно плохи: меня вполне могут убить.       Вскоре к войскам Мурада начали подтягиваться войска ближайших к Стамбулу санджак-беев, которые пришли на помощь Сулейману. К моему удивлению, Батур тоже решил прийти вместе с войском. С замиранием сердца я ждала вестей, чью сторону он примет, однако Батур выбрал, по моему мнению, правильный вариант и решил поддержать Сулеймана.       «Мурад тебя не знает, он взойдет на престол да ликвидирует тебя сразу же», — подумала я.       Через несколько дней упорных боев войско Мурада было разбито. Глава корпуса янычар был казнен, Мурада привезли в Топкапы к Сулейману.       Как я позже узнала, Сулейман был уверен, что на его жизнь и престол решил посягнуть его сын, которого он считал умершим еще в детстве.       — Где ты жил все это время? — спросил Сулейман, спустившись в темницу к Мураду.       — Я — сын Гюльфем-султан и Селима-хана, — ответил Мурад. — Мою мать буквально обесчестил твой отец. Бедняжка была вынуждена временно покинуть Сарухан, родить меня в доме ремесленника и вернуться обратно. Я практически всю жизнь считал тех людей, которые вырастили меня, своими настоящими родителями, однако, умирая, моя мать рассказала мне правду. Я приехал в Стамбул, нашел свою мать, она была безумно рада меня видеть. Гюльфем-султан посылала мне деньги, много денег, чтобы я мог наконец-то собрать свое войско и свергнуть тебя, который причинил ей столько боли, с престола. А сейчас, похоже, мы наконец-то воссоединимся с матушкой навеки.       Сулейман, придя в себя после настолько неожиданного известия, вспомнил о том, что в государстве есть закон Фатиха, и немедленно решил им воспользоваться. Стамбул, 1558 год.       Гюльфем с некоторым любопытством держала в руках письмо, попавшее к ней в руки в обстановке строжайшей секретности. По словам человека, передавшего это письмо, бумагу нужно было скорее прочитать и тотчас сжечь после этого. Первое, что пришло в голову Гюльфем, была информация о невольно всплывших махинациях с деньгами, поэтому, оставшись наедине с собой, хасеки развернула бумагу.       «Госпожа, приходите завтра в полдень к шестому дому от порта. Мурад».       — Мурад… — прошептала Гюльфем.       В памяти всплыло сразу два Мурада: сын Сулеймана, умерший от оспы, и сын Селима, который, как утверждала та самая семья ремесленников, тоже умер от оспы. Однако Гюльфем спешно выбросила из головы эти мысли: Мурад — имя не слишком редкое, тот самый торговец, который помог ей провернуть аферу с закупкой посуды, казалось, тоже был Мурадом…       «Снова денег захотел?» — подумала Гюльфем.       Решив, что такие письма не игнорируют, хасеки спешно собралась и направилась в порт. В голове невольно начали всплывать воспоминания: первый шаг Мурада, первое слово Мурада, первые успехи Мурада с деревянным мечом, болезнь, смерть… Параллельно с этим появились другие воспоминания: визит Селима-хана, она, молоденькая фаворитка, вспоминает, что прятала в покоях, подготовленных для падишаха, духи. А падишаху такое явно не понравится, надо их скорее убрать. Говорят, Селим вспыльчив, любая мелочь может вывести его из себя…       Духи найти не удается, видать, какая-то рабыня, которая готовила покои падишаха, украла их. Что же, невелика беда, всегда можно купить новые. А, может быть, духи как-нибудь найдутся, например, по запаху…       В покоях появляется Селим. Не помня себя от страха, Гюльфем кланяется и пытается скорее выйти в коридор.       — Сын хорошо подготовился к моему приезду, — говорит Селим.       Султан подходит к Гюльфем, берет ее за подбородок, целует. Платье на полу, сама Гюльфем на шелковых простынях… Минуты, кажущиеся вечностью и слова:       — Можешь идти.       Гюльфем спешно собирается, буквально бежит по коридору в первую попавшуюся комнату, приводит себя в порядок. Идут дни, но Сулейман никак не зовет ее к себе в покои. Да и до этой ночи она не была у него чуть ли ни месяц… Хоть бы все обошлось!       Где-то через месяц становится понятно, что она беременна. От султана Селима. Но это никому не скажешь: в лучшем случае навлечешь на себя гнев, в худшем — попрощаешься с жизнью. А тут, как назло, Сулейман хочет видеть ее в покоях, да так часто!       Мысль о том, что жизнь окончена в самом начале, не дает покоя. Но тут, к счастью, приходит известие: месяца через три шехзаде Сулейман должен будет отлучиться, а потом, может быть, удастся и самой как-то уехать…       Огромнейшая взятка достаточно доброжелательной, но сребролюбивой калфе, имитация тяжелой болезни, отлучка. Месяцы взаперти в семье ремесленника, рождение ребенка. Мальчик.       — Его зовут Мурад, — говорит Гюльфем, чтобы в один прекрасный день невзначай не выдать себя.       Возвращение в Сарухан, радость Сулеймана, взаимная радость от встречи и жгучий стыд: такое провернуть под носом любимого шехзаде…       Топкапы, более любимая наложница Махидевран, внезапно появившаяся русская рабыня. Взлет рыжей рабыни, все портящая своими руками Махидевран… Зато с ней можно поругать эту рыжую ведьму.       — Госпожа! — раздался окрик сбоку.       Гюльфем повернулась лицом к морю. Перед ней стоял какой-то мужчина лет сорока. Чем-то похожий на Селима, да гореть ему в аду, как любит выражаться Махидевран.       — Мурад, — ответила Гюльфем. Спустя паузу женщина добавила. — Шехзаде Мурад.       Мурад поцеловал руку Гюльфем, мать обняла своего сына.       — Как ты жил все эти годы? — спросила Гюльфем.       — Хорошо жил, — ответил Мурад. — Мои родители меня любили. Но пять лет назад умер отец, а совсем недавно и мать. Перед смертью она мне сказала, что я — не ее родной сын. Одна женщина из дворца Сарухана родила меня и попросила воспитать, как родного. Мне не говорили, кто моя родная мать, но матушка предположила, что это были вы. Иначе зачем вам было называть меня Мурадом? Потом они сказали вам, будто я умер, чтобы не тревожить ни вас, ни меня. Но, узнав всю правду уже сейчас, я не мог делать вид, будто ничего не происходит, наверное, вы хотели меня увидеть.       — Мурад, — расплакалась Гюльфем. — Я клянусь: ты вскоре получишь столько денег, что сможешь собрать войско и свергнуть этого тирана с престола!       В последующие часы Гюльфем рассказала сыну всю свою жизнь, как жила эти годы.       — Султан Сулейман — убийца собственных детей, ему не пристало жить на этой земле, — окончила свою речь Гюльфем.       Если бы рядом была Снежана Королева*, она бы подтвердила, что Сулейман отдал приказ о казни своего сына. Уже никто не мог узнать о том, что у Гюльфем была задержка на нервной почве, а второй Мурад был зачат месяцем позже от Сулеймана и родился раньше срока из-за постоянных переживаний своей матери. *эксперт по ДНК-тестам