Просто Мария

      Даже после возвращения во дворец меня не покидала мысль, что я веду себя как-то неправильно и, по сути, похожа то ли на канонную истеричку-Махидевран, то ли просто на идиотку. Потому что, осмысливая все то, что произошло за годы жизнь в Стамбуле, я понимала, что так быть не должно, это неправильно и надо было вести себя гораздо тише. Однако я совершенно не жалела ни о чем, ведь жизнь во дворце Батура была просто прекрасной.       Едва я успела присесть на тахту, чтобы отдохнуть, в мои покои принесли письмо. Во дворце оставались мои глаза и уши, которые вроде бы как обещали хранить мне верность, но на все сто процентов я не была в них уверенной. Однако, по крайней мере, мне кто-то написал и этому я была рада — не живу в полной изоляции от последних новостей.       С немалым волнением я прочитала письмо от калфы. Примерно за неполный месяц моего отсутствия, к маю 1559 года, у шестидесятипятилетнего деда появилась фаворитка. Произошло это вроде как случайно, но, как известно, случайного в стенах Топкапы было не так уж и много. Некая одалиска Энрика, убирая покои Сулеймана, как будто случайно задержалась, поправляя подушки, была замечена султаном, после чего задержалась уже по воле Сулеймана в главных покоях еще на часок. А следующим вечером по приказу Сулеймана эту наложницу уже специально подготовили для него.       Энрика начала посещать покои Сулеймана с завидной регулярностью, переселилась на этаж фавориток и стала регулярно получать дорогие подарки. Других наложниц Сулейман видеть не желал.       Я не понимала, почему Сулейман выбрал именно эту девушку, пока не прочитала в письме, что она тоже была рыжеволосой.       «Наверное, Хюррем напомнила», — подумала я.       Кроме того, в письме было сказано, что гаремом отныне управляет Фатьма — бывшая калфа, вроде бы, занимавшая нейтральную сторону, но, все-таки, я всегда ее считала верным человеком Гюльфем. Хазнедар была Басар — калфа, которую я считала своей ставленницей. В общем, бывших людей Хюррем у руля гарема не было, поэтому опасаться, что кто-то из нынешнего руководства будет как-либо лоббировать интересы Джихангира или Баязета, я не могла. С другой стороны, та же Фатьма или Басар могли больше симпатизировать сыновьям Хюррем, а не Батуру, поэтому, чисто теоретически, могли пойти на поводу у собственных симпатий.       Однако именно сейчас меня беспокоило другое: до даты предполагаемой смерти Сулеймана оставалось всего лишь семь лет, а у Батура до сих пор не было наследников. Конечно, я понимала, что если задаться целью и, грубо говоря, за пару недель попробовать осеменить весь гарем, кому-нибудь из девушек, наверное, повезет. Однако вариант с отношениями по любви мне нравился больше. Но эту любовь предварительно надо было найти.       Я осознавала, что Батур мог взойти на престол и не имея детей. Но тогда он мог бы побояться пойти согласно закону Фатиха, чтобы не прервался род османов, хотя, чисто теоретически, мог и не воспользоваться этой возможностью. Я надеялась на то, что Батур влюбится в кого-нибудь из имеющихся девушек, ведь у меня в последний раз со сводничеством совершенно не получилось, но судьба решила иначе.       Санджак-бей Бурсы возвращался во дворец после объезда своих владений. Неподалеку от города Батур увидел достаточно шокирующую картину: прилично одетый мужчина вел явно измученную девушку, связанную по рукам и ногам веревкой. Периодически он награждал несчастную оплеухами.       — Ты что себе позволяешь? — возмутился Батур.       — Веду на невольничий рынок, — раздалось в ответ. — Лишний рот, прокормить не могу. А она упирается, будто коза на веревочке!       — Сколько хочешь за нее? — спросил Батур.       — Сто акче, — буркнул мужчина.       Такая скромная сумма была для Батура совсем незначительной, поэтому мой сын бросил неожиданному собеседнику кошель с деньгами и вернулся во дворец уже с девушкой, велев отправить ее в свой гарем.       Пока калфа с лекаршей осматривали новенькую, я растерялась. С одной стороны, поступок сына был более чем ожидаем. И если дети двадцать первого века могли притаскивать домой бездомных котят и щенят, то вполне логично, что пятнадцатилетний парень шестнадцатого века притащил во дворец бесхозную и никому не нужную девушку. Вообще подобный поступок был достоин уважения, но я переживала, что подобный номер могли подстроить братья Батура, желая устранить его со своего пути.       Девушка оказалась полностью здоровой, девственницей и, что самое удивительное, на ее теле не было ни одного синячка, что было достаточно странно. Ведь если этот мужчина распускал руки и раньше, то на теле новенькой должны были остаться хоть какие-то следы, в противном случае все это могло быть просто представлением, разыгранным специально для Батура. Именно поэтому я решила поговорить с нежданной гостьей.       — Как тебя зовут? — спросила я.       — Караса, госпожа, — ответила девушка.       — Расскажи о себе все, начиная с самого рождения, — велела я.       — Я родилась в Венеции, — ответила Караса. — Меня похитили, привезли сюда. Сперва меня купил один мужчина, а потом, наверное, передумал и решил продать на невольничьем рынке. Буквально на следующий день. Наверное, я ему не понравилась. А потом меня купил шехзаде.       — Можешь идти, — сказала я.       «Может, ты просто затеряешься в гареме, а потом я тебя куда-нибудь отправлю, — подумала я. — Лишь бы ты Батуру не приглянулась».       Совпадений было слишком много: красивую девушку сперва купили, а потом решили продать за копейки, все это совершенно случайно увидел мой сын. Я поделилась с Батуром своими опасениями, однако он ничего не ответил. А чуть позже я узнала, что именно Карасу готовят для ночи с Батуром.       Если бы я знала на все сто процентов, что эта свежая кровь не принесет вреда Батуру, я бы только порадовалась тому, что хоть кто-то привлек внимание моего сына. Однако опасения, что Караса может попытаться убить Батура, не давали мне покоя.       Батур провел с Карасой всю ночь и даже не сразу отпустил утром. Наутро Карасу, только-только попавшую в гарем, перевели в отдельную комнату, в которой уже лежал большой сундук с подарками от Батура: там были ткани, немного золотых монет, диадема.       «Ну все, приехали, Батур так неудачно влюбился», — подумала я.