Просто Мария

      Интуиция мне подсказывала, что меня пыталась отравить Караса, однако я никак не могла понять мотив этого преступления.       «Вдруг передумала? — перебирала варианты я. — Решила сперва отвести от себя подозрение, а потом перетравить всех?»       Вскоре мне пришла новость: в Манисе Белгин-султан заметила что-то неладное, возможно, догадалась, что не заказывала никаких подарков в ближайшее время, и уничтожила посылку, которая была предназначена ей.       — Энгин-ага, — позвала я евнуха. — Пусть это неправильно, грешно, опасно… Но допроси Карасу-хатун так, чтобы она заговорила. Раз она здорова для того, чтобы подливать яды, то здорова и для задушевных бесед.       Видя удивление Энгина, я добавила:       — Не переживай, шехзаде или госпожа родится. Поверь моему жизненному опыту.       «Шехзаде или госпожа родится, — подумала я. — А если не родится, значит, не такая уж и здоровая беременность была, раз летит все от малейшего волнения. Значит, у другой наложницы кто-нибудь родится».       Не понимая, озлобилась ли я настолько, что отдаю приказ фактически об избиении беременной наложницы, или просто не совсем в адеквате после отравления, я начала ждать новостей от Энгина.       Энгин поступил хитрее. Евнух вывел Карасу в какую-то каморку и просто сказал, что госпожа велела выбить из нее признание, но Караса может во всем сознаться раньше. Донельзя напуганная, Караса упросила Энгина привести ее в мои покои и вскоре я стала свидетельницей неожиданной картины: Караса упала на колени и начала в слезах каяться.       — Госпожа, пожалуйста, простите меня! — воскликнула Караса. — Мне пришло письмо из Манисы, от Белгин-султан. Белгин-султан писала, что я должна срочно отравить вас, иначе отравят уже меня. Я решила подлить беладонну в щербет, пока Нина-хатун отошла. Но Нина-хатун вернулась слишком быстро и я не успела вылить весь яд, мне пришлось срочно уходить. Госпожа, пожалуйста, пожалейте будущего шехзаде!       — Твою судьбу будет решать шехзаде Батур, — сказала я. Подумав, я добавила. — А перед этим ты расскажешь обо всем султану Сулейману, который, я надеюсь, захочет тебя выслушать. Энгин-ага, отведи хатун к шехзаде.       «Если бы Караса испугалась того, что ее будут избивать, она бы не стала называть именно белладонну, да что там говорить, она бы даже не знала, что меня белладонной траванули! — подумала я. — Значит, говорит правду, не врет».       Энгин повел Карасу в покои Батура, а я услышала слова Нины:       — Госпожа моя, пожалуйста, простите меня. Я не должна была оставлять ваш щербет без присмотра. Госпожа, накажите меня, как считаете нужным, только простите!       — Да прощаю я тебя, Нина, — вздохнула я. — Тут надо будет думать, что с другой грешницей делать…       «Другая грешница беременна и одна надежда на то, что Сулейман все узнает и предпримет какие-нибудь меры к Белгин, — подумала я. — И, в идеале, не будет предъявлять претензии мне. И вообще, захочет заниматься этим вопросом, я ведь теперь прелюбодейка, а у него есть две другие любимые наложницы».       Я тяжело вздохнула и сказала Нине:       — Принеси мне воды, хочу пить.       Батур поступил, как мне казалось, более чем логичным образом: Карасу было велено запереть в покоях, а Сулейману было написано письмо, в котором детально описывалось то, что произошло совсем недавно: его должны были отравить, но попытка так и не была претворена в жизнь, меня тоже пытались отравить, след отравителя шел из Манисы. Сулейман направил соответствующий запрос в Бурсу и в ответном письме прочитал, что Белгин пытались отравить, след вел явно из Манисы и если бы Белгин не сожгла подарки, то точно бы предстала бы перед Всевышним. Сулейман же, в лучших традициях, написал отцовское предупреждение сыновьям, порекомендовал навести порядок в гаремах и, как кот Леопольд, посоветовал жить всем дружно.       Вообще я разделяла подобный подход: жить нужно было дружно. Однако в том, что это осуществимо именно сейчас, я слишком сомневалась.       Известия из Манисы пришли достаточно поздно, но немало порадовали меня: Джихангир поступил достаточно разумно. Выбирая между безусловной поддержкой своей явно любимой наложницы и нормальными отношениями с братьями и отцом, шехзаде выбрал именно мир. Возможно, Джихангир понял, что именно от Белгин исходили все конфликты, поэтому выставил наложницу из дворца. Я допускала, что рано или поздно она все равно вернется в Сарухан, однако хотя бы на какое-то время противник был нейтрализован.       Караса сидела взаперти в покоях, к Батуру водили самых разных наложниц, а я все присматривалась, пытаясь найти ту самую, единственную и неповторимую, которая прочно войдет в сердце сына. Наконец, мой взгляд остановился на Айше.       Эта наложница была неглупа, но не сказать, чтобы амбициозна, вряд ли бы стала плести интриги в гареме, и, что самое главное, была достаточно красива.       Я велела Ясмин-калфе привести ко мне эту рабыню.       — Откуда ты? — спросила я.       — Не знаю, госпожа, — ответила Айше. — Меня вырастили чужие люди, а потом я попала в гарем. Мне говорили, что во время крушения европейского корабля нашли девочку, отдали меня в одну из семей, а потом из этой семьи я попала сюда.       «Ну зашибись приемные родители, — подумала я. — Сначала вырастили девочку, а потом решили срубить бабла на ней. А все потому, что европейка».       Какие-то нотки жалости невольно расположили меня к Айше. Я посмотрела на наложницу и подумала:       «Так-то она почти что местная, вряд ли скучает по своим родным краям и явно не скучает по якобы родителям, которые вот так продали ее. Наверное, будет неплохой партией Батуру».       — Сегодня ты пойдешь по золотому пути, — сказала я. — Если понравишься шехзаде — откроешь для себя ворота рая.       Конечно, эта фраза уже набила мне оскомину, однако она очень хорошо подходила под ситуацию. Если бы Айше понравилась Батуру, то она бы явно улучшила свое положение в гареме.       Наложница заверила меня, что она сделает все, чтобы понравиться моему сыну. Моя собеседница была вежлива, обходительна, поэтому я решила, что и Батур тоже не сможет остаться равнодушным.       Я велела Энгину достойно подготовить Айше. Вечером я уже могла видеть, как наложница, наряженная в красивое светлое платье, с каким-то украшением на голове, лучезарно улыбаясь, идет в покои Батура.       «Может быть, у них все сложится», — с надеждой подумала я.