Просто Мария

      Мне показалось несколько странным место встречи и время. И если время можно было объяснить тем, что все правоверные в этот момент должны будут молиться, а не смотреть, кто чем занят, что место было для меня слишком удивительным. Решив, что кладбище — это просто непопулярное место, где риск быть замеченным минимален, я решила пойти на эту встречу.       Пока муэдзин всех призывал на молитву, я шла на кладбище. Казалось, я не опоздала, но Мехмед меня уже ждал. Решив, что он просто решил прийти раньше, я подошла к Мехмеду и, подумав, решила открыть лицо.       — Женщинам нельзя посещать кладбища, — начал Мехмед. — Но… Это место навевает на размышления. Заставляет думать о том, что будет, когда правда станет известна.       — На кладбище грешно разговаривать о мирском, — ответила я. — Может быть, мы чуть покинем его пределы?       — Да, госпожа, — ответил Мехмед. — Госпожа… Я трижды познавал счастье любви и дважды оно заканчивалось для меня печально.       Я ничего не ответила, хотя намек на себя, как на третью женщину, поняла.       — Я боюсь причинить зло вам, — продолжил Мехмед. — О себе не беспокоюсь. Моя жизнь полностью в руках повелителя.       — Султан Сулейман в Стамбуле, — ответила я. — Мы — в Бурсе. Просто нужна осторожность.       — В Бурсе есть шехзаде Батур и много слишком любопытных людей, — сказал Мехмед.       — Мехмед-ага, — сказала я. — Кто хочет, тот ищет возможности, кто не хочет — причины. А выбор за тобой.       «Еще я не упрашивала мужика о любви и внимании», — подумала я.       — Госпожа, прошу дать мне немного времени на осмысление, — ответил Мехмед.       Я кивнула. Попрощавшись с Мехмедом, я обогнула кладбище, пошла в сторону дворца и, чуть потеряв ориентировку в пространстве, вышла к мавзолею Мустафы и столкнулась нос к носу с Махидевран. По-видимому, бывшая султанша решила, как и положено, сходить после намаза на могилу родного человека и прочитать там суру из Корана.       — Какими судьбами, Гизем? — спросила Махидевран.       — Гуляю, — ответила я.       — По кладбищу, — уточнила Махидевран.       — Я неверная, мне можно, — сказала я. — Вспоминала бедняжек Акгюль, Армагана, Сенай, Айше… Вот кто виноват, Махидевран, что я не могу посетить их могилы? Так хоть просто могу пройти по кладбищу, подумать, повспоминать…       — Ты еще сомневаешься, кто в этом виноват? — изумилась Махидевран. — Тиран Сулейман, да гореть ему в аду, в этом виноват. Он отправил тебя в эти края, из-за него ты не в Стамбуле.       Начинающийся разговор минимум на полчаса о тиране Сулеймане меня совершенно не вдохновлял, поэтому я поспешила его окончить, сославшись на то, что уже поздно и пора возвращаться во дворец.       Всю оставшуюся дорогу я думала о своем выборе. В том, что мне никто не был нужен, кроме Мехмеда, я не сомневалась. Даже на многочисленных баб Батура уже было как-то плевать. Я понимала, что, устраивая личную жизнь сына, я пыталась отключиться от мыслей о своей личной жизни, а теперь этот блок был снят. Кроме того, меня откровенно веселила терминология о том, что я неверная. Было понятно, что это — всего лишь термин, чтобы подчеркнуть свою религию в слегка ироничном ключе, однако, в связи с последними событиями, это слово стало для меня слишком двойственным.       «Неверная, — подумала я. — Дважды неверная».       Шло время. Мехмед не показывался мне на глаза даже по делам санджака, решая все вопросы непосредственно с Батуром, а я, все поняв, подумала:       «Человек за свою жизнь испугался. Что же, его нельзя в этом упрекать. Это у меня основная, если можно так выразиться, жизнь впереди, а у него сейчас идет основная…»       В гареме настал относительный мир и покой. К декабрю 1559 года Батур принял решение выпустить Айше из-под ареста в покоях и, к моему удивлению, эта наложница стала настолько тихой, что даже пугала меня — я постоянно думала, что вот сейчас она уж точно что-нибудь устроит такое, что никому мало не покажется. Келбек, вроде бы, приняла к сведению мой совет и больше не провоцировала ссоры. Я уже успела испугаться столь резкой перемене характера наложницы и боялась, что это затишье перед бурей, однако все оказалось куда более прозаично: у Келбек начался запоздалый токсикоз и она лишний раз не хотела никуда идти, кроме как на прогулку в сад. Гюлай все никак не беременнела, отчего я подумала, что дело, возможно, не в том настое от Айше и Зейнаб, а каких-то физиологических особенностях наложницы.       Однако, в один прекрасный день, в мои покои пришел Батур.       — Матушка, — сразу же сказал сын. — Я бы хотел поговорить с вами о прелюбодеянии.       Сразу же подумав о том, что до Батура как-то успели дойти сплетни о Мехмеде, я испугалась, но усиленно старалась не подать вида.