Просто Мария

      Я посмотрела на Батура и спросила:       — И что же именно тебя интересует?       — Прелюбодеяние, — ответил Батур. — И то, как на него реагировать.       «Вот бесстыдник, с матерью как разговаривает», — подумала я, но вслух сказала иначе. — Что именно тебя так взволновало?       «То, что вы переспали с Мехмедом-агой», — приготовилась услышать я, однако Батур ответил иначе. — Я о Гюлай-хатун.       «Слава тебе, Господи, что о Гюлай-хатун, — подумала я. Вдруг меня что-то будто обожгло. — Гюлай! Прелюбодеяние! И то же произошло?»       — И что же произошло? — спросила я сына.       — Матушка, — грустно ответил Батур. — Мне сообщили, что Гюлай-хатун неверна мне. Что она встречается тайком с каким-то мужчиной в саду. Я узнал, что сегодня они должны встретиться и увидел их, обнимающихся под деревом. Изменники теперь в темнице.       — Нужно спросить у Гюлай-хатун, что произошло, — сказала я. — Если хочешь, мы можем спуститься вместе. Я поговорю, ты все услышишь.       — Хорошо, матушка, — ответил Батур.       С гулко бьющимся сердцем я спустилась в темницу. Лично для меня все было более чем понятно: бывший возлюбленный Гюлай приехал к ней в санджак и они попались кому-то, о чем и узнал Батур. Однако нужно было получить подтверждение этих слов от Гюлай.       Едва я подошла к камере Гюлай, наложница, услышав шаги, испуганно отошла в дальнюю часть камеры. Стражник открыл дверь и я, войдя внутрь, увидела синяк на лице девушки.       — Это кто тебя так? — спросила я.       — Простите, госпожа, ударилась, — ответила Гюлай.       — Я не для того пришла, чтобы ты обманывала меня, — ответила я. — Кто тебя так ударил?       — Стражник, — сказала Гюлай. — Он ударил меня и сказал, что у меня только одно будущее — смерть.       — Решение все равно за шехазде, — ответила я, отметив для себя, что стражнику нужно будет высказать за рукоприкладство. — Кто этот мужчина? Почему ты была с ним?       — Госпожа, пожалуйста, поймите меня, — заплакала Гюлай. — Я должна была выйти замуж за Эдгара, дело уже шло к венчанию, но тут родителям предложили за меня гораздо больше, нежели был готов дать Эдгар. И они приняли решение продать меня в гарем шехзаде. Эдгар приехал сюда, нашел меня, должен был организовать мой побег, но ему это не удалось.       — Что-то еще хочешь сказать? — спросила я.       — Нет, госпожа, — ответила Гюлай. — Не хочу.       Я вышла из камеры и пошла наверх. Батур поднялся вместе со мной и, уже в своих покоях, я сказала сыну:       — Что говорят традиции, знаешь и без меня. Я же считаю, что нельзя рушить счастье других. Гюлай нужно даровать свободу и пусть она выйдет замуж за своего жениха.       «Может быть, она надеялась на этот побег, догадывалась обо всем заранее, знала, что жених ее будет спасать, — подумала я. — Может быть, потому она и вела себя прилично, чтобы не выделяться из толпы, может быть, и задержалась в покоях Батура случайно. Может быть, предохранялась, а жениху вообще скажет, что до сих пор девочкой осталась. Да не мое это уже дело, в конце концов! Даже если она, попав в гарем, намеренно соблазняла Батура, за это ее осуждать нельзя».       — Гарему можно будет объявить, что изменница и мужчина были казнены, — добавила я.       Батур ничего не ответил и вышел из моих покоев, по-видимому, пытаясь осмыслить информацию. Однако вскоре я узнала, что Батур подготовил вольную для Гюлай и выделил некоторое количество денег на дорогу до Варны.       «Это хорошо, — подумала я. — Кто знает, как сложится жизнь Гюлай дальше, но она, хотя бы, попробует познать свое счастье с мужем, а не здесь, в этих стенах».       Гарему объявили, что бывшая фаворитка шехзаде была замечена с мужчиной и их обоих казнили в этот же день. Однако все пошло не так, как можно было догадываться, вместо ожидаемого затишья гарем разделился на две части: одна просто молчала, осмысливая произошедшее, а вторая устроила бунт.       Сперва цели у бунтовщиц не было, они просто хотели пошуметь. Однако впоследствии образовалась некоторая группка обиженных жизнью наложниц, в которую вошла Айше, Зейнаб, некоторые бывшие фаворитки Батура и, из достаточно мирного протеста все перешло в настоящие беспорядки.       Пока в гарем стекалась стража, евнухи не могли справляться с напором девушек и они, решив получить еще одну союзницу, оттеснив стражу, открыли покои Карасы, которая с радостью присоединилась к бунтовщицам. Недолго думая, недовольные пошли в сторону покоев Батура.       Стража начала оттеснять девушек, началась давка и паника. Четыре наложницы, среди которых была, казалось бы, приличная Эсма, которая не должна была участвовать в таком беспределе, и Караса, для которой это было неудивительно, получили травмы, несовместимые с жизнью, и умерли. Амина и еще несколько девушек, которые, наоборот, помогали страже, тоже пострадали и вскоре скончались. Кто-то просто получил травмы, у Айше начался выкидыш и, понимая всю бесперспективность своего положения, наложница решила отравиться.       Разбираясь с произошедшим, Батур принял, как мне казалось, наиболее верное решение: всех, кто был причастен к бунту, продали на невольничьем рынке. Я поддержала это решение сына: оставлять бунтовщиц во дворце было бы слишком страшно.       Однако у этого бунта был и другой, более печальный итог. Среди всех фавориток сына, особенно, беременных, оставалась только одна девушка: Келбек. Остальные как быстро пришли, так быстро и ушли.       Вздохнув, я сказала сама себе:       — В этих стенах нельзя быть ни в чем уверенным…