Просто Мария

      День прошел достаточно спокойно. Сулейман просто гостил в санджаке сына, попутно оглядывая все вокруг, как идут дела. Однако ближе к вечеру, как выяснилось, Элиф решила разыграть настоящее театральное представление.       Сулейман пришел в покои своей наложницы, чтобы провести с ней время и увидел синяк и шишку на лбу.       — Что с тобой стряслось? — спросил падишах.       — Простите меня, повелитель, — слабым голосом сказала Элиф. — Я выказала неуважение Гизем-султан, госпоже этого дворца, за что и поплатилась. Даст Аллах, я скоро поправлюсь, голова болит уже не так сильно, как днем. Днем я думала, что предстану перед Творцом, как мне было плохо.       Сулейман велел срочно отправить к Элиф лекаршу, после чего распорядился привести меня к нему.       Я сидела в своих покоях и увидела, что в них вошел взволнованный Энгин-ага.       — Госпожа, — поклонился евнух. — Повелитель желает вас видеть. Как бы не стряслась беда, он слишком зол.       Понимая, в чем может быть дело, я пошла в покои Сулеймана.       — Повелитель, — поклонилась я.       — Гизем, — резко развернулся падишах. — Я вспомнил все. В том числе и то, за что, в конце концов, принял решение отправить тебя сюда. Ты слишком своевольна, Гизем. Кем ты себя возомнила?       — Повелитель, — ответила я. — Элиф-султан набросилась на меня и ударила дважды по лицу, я всего лишь ее оттолкнула.       Наверное, меня бы не удивило ничего: ни фраза: «Уведите эту женщину в темницу», ни приказ, к примеру, наказать меня на фалаке. Однако Сулейман на удивление коротко ответил:       — Можешь идти.       Я поклонилась и вышла из покоев падишаха. Умом я прекрасно понимала, что все окончилось на удивление хорошо: на меня ничего не повесили и Сулейман поверил в мою версию.       Однако что-то пошло не так. Переодевшись в простую одежду, Сулейман решил походить по городу и пособирать сплетни, будто базарная баба. Как я позже узнала, все сплетни сводились к следующим моментам: шехзаде Батур уделяет большое внимание благотворительности и тратит немало денег на улучшение жизни простых людей. Эта сплетня мне понравилась, так как положительно характеризовала моего сына. Другие же сплетни были не такими радостными. Во-первых, обе брошенные султанские наложницы ненавидят падишаха: одна при любом удобном случае желает ему смерти, вторая, увидев дроги с телом лалы, подумала, что в таком обличье вернулся из столицы ее сын и, устроив истерику, клялась отомстить. Во-вторых, Мехмед-ага, который служит во дворце санджак-бея Бурсы, явно имеет какую-то любовницу, потому что стал выглядеть свежее, бодрее, а еще к нему в дом приходила какая-то женщина и однажды ушла только утром.       Поблагодарив судьбу за то, что никто не узнал, что эта самая женщина — это я, я пообещала себе, что больше не буду видеться с Мехмедом в его доме — это слишком опасно. Хотя, если уж на то пошло, дворец тоже был не самым надежным местом для любовных утех.       — Гизем, — сказал мне Сулейман, вернувшись во дворец. — И все же я правильно сделал, когда лишил тебя содержания и оставил только пособие. Люди говорят, ты разбрасывалась словами, когда посчитала, что шехзаде не вернулся из столицы.       С изумлением поняв, что Сулейман каким-то образом узнал, что именно я кричала, когда думала, что Батур умер, я ничего не ответила.       — Я не желаю больше оставаться в этом дворце, — добавил Сулейман. — Своего сына, шехзаде Батура, я готов буду увидеть в столице, если в этом будет необходимость. Тебя — нет. Можешь идти.       — Как прикажет наш великий падишах, — ответила я и вышла из покоев Сулеймана.       С одной стороны, мне было мерзко, что султан подобным образом поговорил со мной. С другой стороны, кто знает, что бы он мог накопать после того, как остался бы здесь еще на неделю. Поэтому, когда Сулейман на следующий день покинул Бурсу, я вздохнула с облегчением.       — Нина, — сказала я. — Принеси с кухни сладостей и щербет. Будем праздновать отъезд падишаха.       «Хоть бы ты сдержал свои слова и больше никогда сюда уже не вернулся», — подумала я.