Просто Мария

      Батур изумленно уставился на меня.       — Матушка, — с неподдельным ужасом сказал сын. — Как же так?       — Ты, Батур, пытаешься отступиться, — ответила я. — А отступившихся никто никогда не любит. Ты написал Джихангиру, что брат — это всегда союзник, а теперь идешь на попятную. Нет, Батур, так поступать нельзя.       — Матушка, я понимаю, вы скажете, что одно дело — говорить, а совсем другое дело — делать, но я не могу вот так взять и поднять бунт против падишаха. Один, — сказал Батур. — Я должен объясниться с падишахом.       — Баязет уже объяснился, — ответила я.       Я не знала и пока что не могла узнать всю суть плана Джихангира. Как позже выяснилось, шехзаде пошел следующим путем: Джихангир отправился к падишаху и сказал, что ему нужно поделиться срочной новостью государственной важности. По словам Джихангира, Батур собирает войско для восстания и даже присылал ему письмо с просьбой принять участие в этом бунте. В гневе от прочитанного, Джихангир немедленно бросил это письмо в камин, а потом, осознав, что он наделал, немедленно отправился к падишаху, чтобы предупредить его и спасти его жизнь.       Сулейман вполне обоснованно не поверил Джихангиру и потребовал доказательств.       — Повелитель, — сказал Джихангир. — Позвольте мне написать будто бы ответ для Батура. Я скажу ему, будто хочу присоединиться к нему, и отправлю это письмо в вашем присутствии. Ответное письмо шехзаде Батура прочитаете вы и только вы.       С некоторым недоумением Сулейман согласился на этот шаг. Однако в Бурсу пришло другое письмо.       В покоях Сулеймана Джихангир написал текст о том, что он получил письмо, в котором его приглашают к участию в этом бунте, и готов присоединиться, поэтому спрашивает о дате и месте, однако позже это письмо было перехвачено и подменено на письмо чуть другого содержания: «Я хочу поднять бунт и предлагаю тебе присоединиться к нему».       Ответное письмо Батура первым читал именно Сулейман.       «Брат — это всегда союзник… — говорили за все строки, написанные рукой Батура и подписанные его печатью. — Твой ум и знания в военном деле помогут нам одержать победу».       Однако самыми страшными были следующие слова: «О том, кто будет следующим падишахом, мы с тобой поговорим при личной встрече».       Слова Батура о том, что он спишет все на происки врагов, не убедили меня.       «Батур, ты перед походом к Сулейману наешься риса так, чтобы из ушей лез, — хотела сказать я. — И клещевина, если что, действует не сразу, у тебя есть час для первой помощи».       Однако вместо этого я произнесла:       — Подумай еще раз, Батур, обо всем хорошенько. Подумай…       Когда Батур уехал, мне стало не по себе. В мыслях я расталкивала всех вокруг, требовала подать карету и поехать вместе с Батуром в Стамбул. В реальности же я могла только переживать за сына и сетовать на то, что меня, беременную, тошнит из-за малейшего запаха и восемь часов в карете я могу просто не выдержать. Мехмед тоже не появлялся, хотя о сексе я в этот момент даже не могла думать: волнение не давало мне возможности расслабиться, а тошнота не отступала.       — Госпожа, вы совсем не едите, — как-то сказала Нина, глядя на то, что я съела половину яблока и спешно принялась запивать водой, чтобы на языке не осталось никакого привкуса.       — Не могу, — ответила я. — Не лезет.       — Еду оставлять или уносить? — спросила Нина.       — Пусть уносят, — сказала я.       Сказать по правде, я не могла есть еще и из-за переживаний за Батура. Гарему ничего не было сообщено, поэтому по официальной версии Батур поехал в столицу, так как его вызвал падишах.       Я с испугом ждала сплетен от Дефне, но их не было. Наложница, по-видимому, будучи под впечатлением от своего последнего похода в темницу, молчала, будто рыба. Однако наслаждаться спокойствием я не могла, переживания за сына были сильнее.       Тем временем, недоброжелатели Джихангира из Манисы нашептали падишаху о том, что все в этой ситуации не так просто и Джихангир посмел попытаться обвести вокруг пальца своего отца. Немало возмутившись подобным, Сулейман, пообещав всяческие кары на будущее, отправил своего старшего сына обратно в Манису и начал ждать Батура.       Батур, который надеялся на то, что Сулейман его выслушает, был немало изумлен, когда в Топкапы его сразу же повели в темницу. Вскоре к Батуру спустился один из пашей и Сулейман, который остался стоять неподалеку от двери камеры.       — Шехзаде, — услышал Батур. — Как же вы осмелились на подобное? Вы же знаете, что велят традиции.       — Это происки моих врагов, — ответил Батур. — Это не мое письмо, я такого не писал, оно было перехвачено и подменено.       — Шехзаде, не стоит отрицать очевидное, — раздалось в ответ.       — Я ничего не писал, — стоял на своем Батур.       — Шехзаде, — услышал Батур. — Повелитель просил дать это вам. Может быть, вам хочется сказать что-то напоследок?       Батур увидел пузырек явно с ядом и сказал:       — Я ни в чем не виновен и готов свидетельствовать об этом даже перед смертью. Меня оговорили. Моя госпожа, моя будущая валиде всегда твердо верила, что если ты невиновен, тебя яд не возьмет. У меня нет столь твердой веры, поэтому я просто скажу: долгих лет жизни повелителю. Да здравствует султан Сулейман, да коснется его сабля небес!       Батур за мгновение замолчал и выпил содержимое пузырька. Буквально через минуту шехзаде упал на пол темницы.