Просто Мария

      Поняв, что все это оказалось всего лишь сном, я более-менее успокоилась. Однако некоторое беспокойство все равно оставалось. Я и доверяла своему сыну, и переживала, что Батур может наделать глупостей.       Еще меня пугал Джихангир и то, что он мог снова подставить Батура. Я долго думала о том, как можно было бы отомстить Джихангиру или нейтрализовать его, но никакие мысли не приходили.       В гареме было тихо. Я бы даже могла сказать так: в гареме было слишком тихо. Обе беременные, что первая и постоянная наложница, что будущая хасеки, вели себя совершенно незаметно. Но если в случае с Анной это объяснялось достаточно тихим характером девушки и ее плохим самочувствием, Дефне изо всех сил пыталась вернуть к себе расположение Батура.       Как беременную, Батур не был вправе звать к себе Дефне. Однако Батур не желал видеть свою наложницу и днем. Иногда Батур велел служанкам Дефне принести к нему малютку Сюмейе, иногда приходил в покои Дефне сам, но всякий раз относился к Дефне примерно так же, как к тахте в ее покоях — с полным безразличием.       — Энгин-ага! — в слезах сказала Дефне евнуху. — Помоги мне! Скажи, как обратить на себя внимание шехзаде!       — Оскорби госпожу и шехзаде сразу обратит на тебя внимание, — ответил Энгин.       — Я же серьезно спрашиваю, — обиделась Дефне. — Как мне уверить шехзаде в том, что я его люблю?       — Приди, попроси прощения, встань на колени, поцелуй край платья, скажи, что тебе не мила жизнь без шехзаде, — ответил Энгин.       — Меня не велено пускать в покои шехзаде, — сказала Дефне.       — Подожди в коридоре и сделай все то же самое, — предложил Энгин.       — В коридоре люди, — изумилась Дефне.       — Не хочешь — не моя забота, — ответил Энгин. — Жди рождения ребенка. Может, тогда простит.       — Но ведь может и госпожа родиться, а шехзаде все равно не захочет меня позвать, — сказала Дефне. — Мне нужно, чтобы шехзаде простил меня.       — Тебя за твои речи продать на невольничьем рынке надо и купить новых рабынь, — выругался Энгин. — Которые не будут оскорблять госпожу.       — Энгин-ага, да что же ты меня так не любишь? — в слезах спросила Дефне. — Чем я хуже остальных?       — Остальные мне так не надоедают, — ответил Энгин.       Я узнала об этом случае сначала от Нины, которая оказалась случайной свидетельницей разговора, а потом и от Энгина: по-видимому, евнух решил попробовать помочь Дефне и получить за это денег. Но если пересказ Нины был явно близок к истине, то Энгин поступил иначе.       — Госпожа, — начал евнух. — Дефне-хатун места себе не находит, не знает, как вымолить у вас и шехзаде прощение.       — Пусть хатун придет сюда, — ответила я.       Вскоре в мои покои пришла Дефне.       — В глаза не смотри, больше кланяйся и проси прощения, — перед входом в покои напутствовал наложницу евнух.       — Хатун, — сказала я. — Подойди.       Дефне сделала несколько шагов вперед.       — Твое место, хатун, на невольничьем рынке, — начала я. — Из тебя получилась бы хорошая рабыня, которая занимается сельским хозяйством. Там твое место.       К моему удивлению, Дефне ничего не ответила.       — Ты не поддаешься воспитанию, не знаешь, как себя вести, — продолжила я. — Что же, не можешь трудиться головой — значит, пора начать трудиться руками.       Я хотела продолжить что-нибудь, вроде, «ты будешь прислуживать шехзаде во время еды и, может быть, он как-нибудь обратит на тебя внимание», однако приступ тошноты помешал мне.       — Госпожа, но ведь и вы не безгрешны, — неожиданно произнесла Дефне. — Вы беременны. От Мехмеда-паши. Каждый ошибается. Только одни ошибаются сильнее, а другие — не так сильно.       Пока Энгин-ага усиленно соображал, что ему лучше ответить Дефне и как велеть ей замолчать, я сказала:       — Хатун, думай, что говоришь. Я беременна от падишаха. А тебе во дворце не место. Сегодня же тебя увезут из дворца, а после того, как ты родишь ребенка династии, я велю продать тебя на невольничьем рынке.       — Госпожа, смилуйтесь! — воскликнула Дефне. — Мой грех — песчинка по сравнению с вашим!       — Была бы ты не беременна — велела бы казнить, — ответила я. — Энгин-ага, уводи с глаз моих эту негодяйку!       Поняв, что она только что натворила, Дефне в слезах вышла из моих покоев.       — Энгин-ага, милый мой, дорогой, помоги мне! — воскликнула Дефне. — Никакого золота не пожалею, если во дворце оставишь! Буду свои долги отрабатывать, сколько нужно!       — Не оставлю, — ответил Энгин. — Скоро я пойду в темницу за твое воспитание. Хочешь — иди к шехзаде, падай ему в ноги, скажи про козни Иблиса*, умоляй о прощении.       Дефне послушалась совета Энгина и действительно ворвалась в покои Батура. Как я позже узнала, наложница упала на колени, повинилась, попросила о милости и услышала в ответ краткое: «Иди прочь с глаз моих, до заката тебя увезут из дворца».       Дефне-хатун увезли из дворца буквально через час после всего того, что произошло. Гарему было объявлено, что у любого терпения есть свой предел и знать, что ты — мать госпожи, не означает то, что можно творить все, что душе угодно. Я не знала, куда вывезли Дефне, но интересоваться этим не захотела — этот вопрос меня не интересовал.       «Катись колбаской по Малой Спасской», — подумала я, услышав слова Энгина-аги, что Дефне покинула дворец и кратко ответила. — Можешь идти. *дьявол