Сага: Старый Аламат

      Погода радовала. И это, быть может, могло удивить невольных узников этих суровых ущелий, однако Хан, уверенно шагающий впереди своего маленького отряда смельчаков (а может быть, просто глупцов), принимал это как должное. В его душе творилось что-то непонятное ни для него, ни для его Бродяг, которые, впрочем, давно уже привыкшие к такой жизни, не пытались ставить волю Хана под сомнения. Наверное, вся причина внезапного прилива сил последнего, внезапной уверенности в исключительной правильности действий и, наконец, бесконечной смелости, крылась в произошедшем недавно. Наверное, все дело было в том, что, не получив никакого практического результата от разговора с тем юнцом, Хан готов был уцепиться теперь за любую ниточку, которая могла бы, хотя бы теоретически, привести его к брату.       Были ли надежды на эту спасительную нить обоснованными? Кто знает. Что сказал Сати? "Ушел и больше не вернулся". Куда мог уйти Моар, бывший таким же узником Границы, каким теперь является его брат? Конечно, не дальше, чем несколько ближайших ущелий. И Хана теперь совершенно не волновало, что все они были исследованы в первые дни пребывания беглецов в стенах Старого Аламата. И, наверное, совсем не волновало и то, что к долгой экспедиции его отряд не был готов от слова "совсем". Хан не был жестоким тираном или идиотом, нет, только не он. Все, кто шел теперь подле него, пусть и вздыхая иногда как-то особенно тяжело, выбрали этот путь сами. Выбрали не сейчас, согласившись на эти безнадежные - Хан прекрасно понимал это какой-то частью своего сознания - поиски. Нет, не сейчас: многие и многие годы назад, еще там, Дома, за неприступными горами Лимба. И ту самую верность, которую вождь Бродяг так высоко ценил, его люди не растеряли и теперь. Это, кажется, было единственным, что грело сейчас сердце мужчины.       Горная тропа вилась по пологому склону от реки все выше. Они шли уже несколько часов и, несмотря на достаточно прохладную погоду, уже дышали тяжело и скидывали теплые плащи - шли довольно быстро. Хан беспрестанно оглядывался, точно пытаясь уловить хоть какую-то подсказку, даже самую малейшую, хоть намек на то, где мог находиться теперь Моар Арайа. Но помощи ждать не приходилось: горные твердыни оставались немыми зрителями, и в величественном их молчании, казалось, крылась тайная насмешка.       Первым не выдержал Хэлбрих. Забежав чуть вперед с неожиданной прытью, он встал, раскинув руки, точно останавливая скачущего коня, и стукнул посохом о землю. Хан вопросительно вскинул бровь.       — Бунт на корабле? — тихо спросил он и, не дожидаясь ответа, устало продолжил: — Я не держу, Хэл. Глупость? Знаю. Не желаешь делать и шага дальше? Милости прошу, возвращайся.       Ара тихонько присвистнул. Хэл скрестил руки на груди.       — Никакого бунта. Но это же ерунда. Неужели самое полезное, что мы можем сейчас делать, это бесцельные скитания по горам?       — Хэл, закрой рот, бога ради, — поморщился Рыжий, — баб с собой не взяли, так ты ныть начал?       — Баб, — хохотнул Ара, — как раз лучше бы взяли. Толку было бы больше.       Хэл в каком-то отчаянном отрицающем жесте вскинул руки и, перехватив посох, хотел было уже, наверное, высказать все, что думает по поводу принижения своей значимости в Братстве Бродяг, однако сделать этого не успел. Хан издал непонятный вопль и совершил такой скачок вверх по склону, что его ловкости могли бы легко позавидовать горные туры, раскапывающие копытами снег на соседнем холме.       — Хан? Да куда ж его несет... — простонал Ара, пытаясь повторить маневр мужчины. Удалось это ему плохо: из-под ног, угрожающе шурша, покатились камни, и картограф отступил, признавая свое поражение. — Хан!!       Мужчина, уже начинавший благополучное восхождение по почти отвесной голой скале, остановился и, обернувшись через плечо, выкрикнул:       — Там проход! В скале! Давайте сюда!       Рыжий пробурчал что-то невразумительное, однако в ту же секунду полез вслед за Ханом. Ара, чуть помедлив, тоже устремился вперед. Не отстал и Хэл - обругав вождя Бродяг самыми красочными эпитетами, в числе которых был и "козел проклятущий", юноша все-таки уцепился за камни, не слишком внушающие доверие. Хан не сказал ни слова, однако всем очевидна была глубокая его признательность своим доблестным воинам.       Проход действительно нашелся: узкая щель в скале, ведущая на неизвестное расстояние в глубину. Не то чтобы в первый поход в Терскол этого лаза нельзя было заметить - он был вполне на виду, однако теперь беглецы, отчаявшиеся до крайности, не стали медлить и секунды. Запалили пару факелов, кстати захваченных с собой, и, кивнув друг другу, по очереди скользнули в узкую пещеру.       Темнота и затхлый запах в первую же минуту произвели пренеприятное впечатление, но Хан не замедлил шага. Мучения борьбы с клаустрофобией длились, к счастью, недолго, и были вознаграждены сполна: проход стал шире, а вскоре под ногами мужчина почувствовал ступени. Дело рук человека!       Дождавшись, пока все выйдут в более-менее просторное пространство, Хан поднял факел высоко над головой. Там, где заканчивалась лестница (хотя, конечно, вернее было бы сказать, то, что от нее осталось), начинался самый настоящий мраморный пол. Старый, потрескавшийся, местами провалившийся, однако очевидно такого же человеческого происхождения. Переглянувшись со своими спутниками, Хан пошел вперед, освещая факелом стены, стараясь не пропустить ни единой детали, которая могла бы помочь в его отчаянных поисках.       Достаточно широкий коридор спустя буквально пару минут пути в какой-то благоговейной тишине вывел безумных исследователей в поистине громадный зал. Пол и стены здесь сохранились гораздо лучше: добавить на потолок люстры с сотнями свечей, и вышло бы совершенно по-королевски. У маленького отряда Бродяг были только факелы, однако и их света хватило, чтобы все рассмотреть. Хан, что-то проворчав себе под нос, вдруг подорвался с места и стрелой метнулся куда-то вперед. Тьма расступилась, и остальным открылось то, что привлекло внимание мужчины.       Постаменты. Тринадцать массивных каменных глыб, обтесанных грубо, но, казалось, с каким-то особенным вниманием. На верхушке каждой из них, кроме одной-единственной, на высоте чуть больше человеческого роста, покоились камни поменьше, а на них...       — Арайа.       В зале повисла тишина. Бродяги обратили недоуменные взгляды к Хану, на лице которого от этой находки не дрогнул ни один мускул - наверное, открывающаяся стремительно тайна сейчас волновала его меньше всего.       — Арайа, — спокойно повторил он и, приподнявшись на мыски, дотянулся рукой до камня с высеченным на нем знаком. Вернувшись к отряду, мужчина на раскрытой ладони протянул им находку и поднес свет поближе. — Видите? Такие ставились на печатях во дворце. Я помню.       — Боже, это что, еще одна ниточка, потянув за которую, мы выйдем к какой-нибудь дряни, о которой лучше бы не знали никогда? — иронично поинтересовался Рыжий.       Хэл, видимо, разделявший его мнение, закатил глаза и фыркнул, а вот на лице Ары, видимо, как человека, по своей специализации наиболее близкого к исследовательскому делу, отразилось искреннее любопытство.       — Хан... — прошептал он, точно готовясь сообщить ему невероятную тайну. — Хан, это же... Подземелья, подземелья, ты помнишь?!       Ара заметался из стороны в сторону, размахивая руками, силясь совладать с собой и завершить мысль. Остальные молча наблюдали за ним.       — Подземелья! С лестницей той странной, помнишь? Где Гвен позвал... понимаешь?!       — Клетки? — осторожно предположил мужчина и, когда Ара утвердительно закивал, нахмурился - осознание, что это не он дошел до такой простой мысли, было неприятным.       Однако ситуация не прояснилась до конца, и Хан, приняв вид спокойный и рассудительный, ударился в дедукцию: — Итак, на двери одной из клеток был такой же камень. Печать, пусть будет печать. Остальные же здесь. Значит?..       — В замке кто-то был, — перехватил мысль Ара, чем снова немало огорчил Хана, а остальных немало встревожил. Но волнения вскоре были успокоены находчивым юношей. — Точно! Варго же. Он так подробно рассказывал о внутреннем устройстве клеток...       — Так и знал, что он темнит чего-то, — фыркнул Хэл.       — Ну, — пожал плечами Ара, — думаю, сейчас он во всем сознаётся нашим. Это же не так важно, да? Хан? Мы идем дальше? Коридор ведет вглубь...       — Да, да, — отрешенно согласился мужчина. — Постойте... Надпись на древнем арайском, печати... Нет, я знал, что замок - наших рук дело, точнее, его почти разрушенное основание... но подземелье? Клетки? В одной Пшегун, что же тогда за другими?       — Так сходится же, — заметил Ара, видимо, не нашедший в имеющихся данных никаких противоречий, — набедокурили... не в обиду, Хан. Набедокурили в Диких Землях, сбежали сюда, возвели замок. А твари пошли следом. Убить их - мы уж получше многих знаем - не вариант. Вот и придумали способ запирать, чтобы не поедали бедняг?       Хан недоверчиво глянул на юношу. Версия была неглупой, но звучала как-то чересчур... неблагородно? Что ж, ему, очевидно, предстояло поразмыслить над этим. Но, рассудив, что, как он любил говорить, "это проблемы нас завтрашних", вождь Бродяг покачал головой и, не говоря ни слова, направился вперед.       Шли долго. Достаточно долго, чтобы позади Хана начали раздаваться неоднозначные перешептывания. Мужчина понимал их, однако шага не замедлял. Да и Бродяги не вступали в открытый конфликт, покоряясь своей доле. Спустя какое-то время монотонного движения - наверное, оно исчислялось часами - впереди вдруг забрезжил свет. Но не белый, не дневной: то был свет пламени.       Стоило ему появиться, и Бродяги, не сговариваясь, остановились как вкопанные. Молча переглянулись. Медленно, стараясь не издать ни звука, обнажили короткие клинки. Хан кивком приказал двигаться вперед. Напряжение натянутой струной повисло в воздухе. Свет приближался, становился ярче, и вскоре в нем стало возможным различить резко очерченную темную фигуру. Хан замер, а потом вдруг вскрикнул и ринулся прямо туда, полностью игнорируя возмущенное шиканье своих спутников.       — МОАР!!!       Фигура вздрогнула и повернулась. Хан стоял, тяжело дыша и дрожа всем телом. Сомнений быть не могло. Перед ним действительно был его брат. Хан бросил факел в сторону и ринулся к нему, но... его руки прошли сквозь тело Моара, обдав мужчину сначала лютым холодом, а вслед за тем обжигающим жаром - так было, когда они проходили через Камни. Хан отшатнулся. Поднес руки к глазам. Зажмурился. Снова посмотрел на брата.       Моар не пошевелился. Глаза его смотрели точно мимо Хана.       — Моар? — прошептал Хан, и хриплый его голос было едва слышно.       Моар дернулся, словно его кто-то ударил. Поднял голову. Взгляд императора на мгновение прояснился, но он не вымолвил ни слова. Бродяги, успевшие подойти, стояли поодаль, не решаясь что-либо делать.       — Моар... — не то умоляюще, не то с плохо скрываемой злостью пробормотал Хан. — Всевышние боги, да что же это...       — Хан?..       Мужчина вскинулся и снова бросился к нему, пытаясь обнять брата за плечи, но все повторилось точь в точь, как несколько секунд назад. Хан отступил. Руки его дрогнули, ноги подкосились, и он упал на колени.       — Хан... — снова прошептал Моар, завертев головой по сторонам, точно потеряв его из виду.       Хан согнулся почти пополам. Резким, отрывистым движением вложил клинок обратно в ножны. Прижал ладони к лицу. Его плечи вздрогнули, из груди вырвался не то стон, не то рык.       — Зациклился... — прошептал кто-то позади него.       Хан не услышал. Не услышал, не понял, но, точно почувствовав смысл сказанного, вдруг вскочил на ноги и, развернувшись, схватил Рыжего, стоявшего ближе всех, за воротник рубашки. В глазах его блестело что-то жуткое, незнакомое, чужое.       — Повтори-ка, — железно спокойным голосом приказал он, прожигая несчастного юношу взглядом. Рыжий отчаянно замотал головой, открыв рот в бессильной попытке что-то объяснить.       — Хан, он зациклен.       Мужчина резко разжал пальцы. Рыжий полетел на пол. Хан медленно повернулся. Ара смотрел на него прямо и смело.       — Что ты сказал?.. — все тем же жутким тоном, в котором так и скрежетала сталь, переспросил он.       — Моар зациклен, — повторил Ара, все так же глядя ему в глаза, — как Кёль. Как Ирима.       Звук глухого удара прорезал тишину, воцарившуюся на мгновение в коридоре. Ара схватился за лицо. Между тонкими пальцами картографа заструилась кровь. Хан сделал шаг назад, удивленно глядя на заалевшие костяшки.       — Да ты совсем с катушек съехал... — в голосе Хэла, закатывающего рукава, заклокотала почти звериная злость. Юноша двинулся к Хану, однако Ара, запрокинувший голову в бессильной попытке остановить бьющую носом кровь, схватил его за запястье и угрожающе покачал головой. Хан отступил еще. Почти упал спиной на стену, сполз по ней на пол.       — Хан?       Мужчина встрепенулся. Поднял голову. Моар смотрел прямо на него. Осознанно, по-человечески.       — Братец, что же такое ты делаешь?       — Моар!!! — голос Хана сорвался с крика на сдавленный хрип, и мужчина снова бросился к брату, но на этот раз не коснулся его, а остановился в нескольких шагах. Брат смотрел на него с каким-то отеческим укором.       — Ну что же ты... негоже так... с солдатами... — Моар говорил отрывисто, тихо, точно с трудом припоминая каждое слово.       Хан едва держался на ногах. Его шатало, как пьяного, и он то и дело вытирал щеки руками. Кажется, в таком состоянии вождя Бродяг еще не видел никто.       — Нам нужно уходить, — вдруг значительно более четко произнес Моар. Все обернулись к нему. — Нужно уходить. Как можно скорее. Они все знают... они скоро придут.       — Они?.. — осторожно прошептал Рыжий, боясь, видимо, снова спровоцировать Хана, но этого не произошло.       — Они скоро придут, — повторил Моар, будто декламируя заученный текст: точно так же говорил Кёль. — Нурхат все видит. Маги не могли остаться незамеченными. Нуги придут... Сати, мы должны уйти. Брось все это. Я должен выбраться. Должен найти моего брата.       Хан снова вздрогнул и припал на пол. Моар, казалось, перестал замечать существование Бродяг, и говорил теперь с невидимым Сати. Мертвым Сати.       Однако беглецам не в новинку было обращаться с зацикленными, и Ара, видимо, вспомнивший недавний маневр Хана в похожей ситуации, вышел вперед, еще раз утерев кровь с лица.       — Да, Моар, мы уходим, — кивнул он.       — Ну наконец-то! — воскликнул император. — Слава небесам... Где камни? Куда ты спрятал камни? Наконец-то, наконец-то...       Ара отошел на шаг, и Моар, видимо, снова "потерял его из виду", устремив невидящий взгляд куда-то в темноту и умолкнув. Юноша же опустился на колени рядом с Ханом и положил руку на его плечо.       — Если Моар пойдет за нами, — быстро зашептал он, — если мы приведем его в замок... может быть, мы найдем способ помочь ему... нужно только...       Хан поднял голову. В блестящих его глазах светились одновременно и бесконечная вина, и стыд, и благодарность, и какая-то невероятная, нечеловеческая скорбь.       — Да... — прошептал он. — Да. Действуй, прошу тебя...       Ара кивнул. Встал на ноги.       — Камни, Моар, — напомнил он о себе, — они снаружи. Идем. Отнесем их в подземелье.       Император встрепенулся.       — Наконец-то... — повторил он. — Только бы не увязались... Не хватало еще привести их к нашим...       Хан что-то простонал. Моар всегда был таким. Всегда заботился обо всех на свете. А о себе забывал...       И они пошли. Четверо человек и их добрый император, который даже теперь, даже не будучи собой, волновался о том лишь, чтобы не подвергнуть близких опасности.       Путь был долог и тяжел. Приходилось едва ли не поминутно останавливаться, потому что Моар то и дело забывал их и порывался вернуться туда, где мысли о свободе и скором воссоединении с братом превратили его в то, чем он теперь являлся. Представляясь именем Сати, то Ара, то Рыжий, то Хэл, а то и сам Хан, пришедший в себя, насколько это было возможно, убеждали императора: "Мы уходим". И Моар им верил, и соглашался, и радовался, и сам ускорял шаг.       Наконец впереди забрезжил слабый багровый свет - закат. Перед входом в узкий лаз, отделяющий их от свободы, отряд остановился. Хан пошел первым. Моар - в конце.       Пьянящий после нескольких часов, проведенных в затхлой пещере, холодный по-вечернему воздух ударил в легкие. Солнце садилось. Лучи его каким-то невероятным светом мерцали в снегах. Хан замер, закрыв глаза, запрокинув голову, раскинув руки. Злость прошла. Оставалась только печаль. И не потому даже, что он утратил теперь какую-либо надежду. Он и сам не понимал, отчего так болезненно сжималось его сердце. Однако вскоре все встало на свои места...       — Хан...       Кто-то положил руку на его плечо. Мужчина встрепенулся и обернулся. Ара смотрел на него, и во взгляде юноши печаль мешалась с виной.       — Что ты?.. — пробормотал Хан, чувствуя, что ответ зарождается где-то внутри болью такой силы, что, казалось, она вот-вот проломит собой ребра.       — Моар... — чуть слышно проговорил юноша.       Хан сбросил его руку. Бросился к лазу. Завертелся на месте. Ринулся в пещеру. Через минуту выскочил наружу, снова заметавшись по узкой площадке, отделяющей их от обрыва. А потом вдруг замер: все стало понятно.       — Тот механизм, да?.. — в абсолютном отчаянии прошептал Ара. — Кёль и Ирима исчезли... Сати погиб... И...       Хан поднял руку, умоляющим жестом приказывая Аре умолкнуть. Озвучивать то, что произошло только что, не было никакой необходимости. Действие механизма, конечно, охватывало не только замок - о том можно было догадаться, когда оно коснулось элементаля-Сати. Только отчего-то не проникало в сокрытый под толщей скал Дом Печатей - наверное, очередные фокусы Аффера... А он-то, дурак, поверил! Понадеялся, размечтался, как приведет брата в замок, как найдет способ вернуть его к жизни, как...       Снег жалобно скрипнул под тяжелыми шагами мужчины. Хан низко опустил голову. Ненадолго замер. Потом размахнулся и, что есть силы, ударил кулаками о камни, точно они были его главным врагом, точно на них лежала теперь вся вина. Ударил, отступил, а потом ударил еще и еще, не чувствуя ни боли, ни облегчения.       Внутри все горело. Это он. Все он. Он - убийца Моара Арайа, доброго и благородного императора Нирум. Он - палач своего брата.