***
День второй. Проснувшись, Шэнь Цинцю пару минут чувствовал себя счастливым, как обычно в те редкие дни, когда удавалось выспаться без снотворного и прочих ухищрений. Потом вспомнил о паразите, сопляке, проигранном вчера споре и прочих своих проблемах и мысленно выругался. — Прекрасный новый день! — поприветствовал он паразита вслух. Шэнь Юань никак не прокомментировал его замечание. Неужели, спит? Или просто отмалчивается? Шэнь Цинцю встал, умылся, позавтракал оставленной на подносе рыбой и рисом. Того все не было. Пацан тоже куда-то делся, вероятно, убежал что-нибудь стирать или готовить перед учебой. Последнее время Шэнь Цинцю редко удавалось побыть одному в собственном теле. Паразит тоже стал плохо спать и большую часть времени доставал его придирками и тупыми шутками. От внезапно свалившегося счастья Шэнь Цинцю не знал, чем себя развлечь. Пойти за что-нибудь отругать учеников, чтобы не расслаблялись? Заняться каллиграфией? Слетать в город? Просто валяться в постели весь день? Последнее — точно нет, сопляк ведь придет и начнет его дергать, а там и Шэнь Юань проснется, у него словно колокольчик в голове звенел каждый раз, как сопляку было что-нибудь нужно. Нужно придумать что-то вдали от паршивца. Иногда Шэнь Цинцю казалось, что Ло Бинхэ и Шэнь Юань уже давно втайне объединились против него. Иначе как объяснить его вчерашний проигрыш? Поначалу два обитателя тела честно делили неприятные обязанности, по очереди занимаясь уроками и тренировками (со скидкой на скромные познания Шэнь Юаня в чем бы то ни было), посещая мероприятия ордена и разгребая управленческие задачи. Шэнь Цинцю и рад был бы свалить на паразита больше дел, но паразит был невероятно ленивым и безответственным, поэтому твердо стоял на равном разделении работы. Довольно быстро Шэнь Юань заподозрил, что Шэнь Цинцю специально сортирует дела в таком порядке, чтобы на его долю выпадали самые неприятные, и настоял на том, чтобы каждый раз подбрасывать монетку или кидать кости. Разумеется, пару недель спустя паразит решил, что и это его не устраивает, якобы, Шэнь Цинцю жульничал. Шэнь Цинцю, разумеется, жульничал. После этого Шэнь Юань предложил новую схему: они по-прежнему играют в чет-нечет, но их монеткой стал Ло Бинхэ. Они выбирали определенный промежуток времени, например «с этого момента до обеда» или «за весь день», и подсчитывали, сколько раз за это время ученик их дернет. Можно было подумать, что загадавший «чет» был в невыгодном положении, ведь вероятнее, что ученик окликнет их всего один раз... Но счет шел на десятки. Конечно, играли в чет-нечет они нечасто и только на крупные неприятные задачи, иногда даже группировали несколько дел за весь месяц на одну партию. Но, несмотря на неудобство игры в отличие от простого броска костей, она в каком-то смысле сама по себе была развлечением. Можно было повлиять на исход, манипулируя поведением маленького паршивца, посылая ему строгие или, наоборот, приветливые взгляды. Можно было, увидев паршивца издалека, куда-нибудь уйти, придумав убедительную причину и обосновав необходимость действия. И чем крупнее были ставки, тем грязнее становились методы. Тем обиднее было проиграть, споткнувшись на ровном месте, когда выигрыш, фактически, лежал в кармане. Вчера Шэнь Юань должен был просмотреть отчеты по закупкам. Это было совершенно плевое дело, Шэнь Цинцю даже слегка жалел, что оно досталось не ему. Но паразит полдня отлынивал, а потом и вовсе перепоручил бумаги Ло Бинхэ, заявив, что дело все равно считается выполненным, неважно, какой выбран способ. Одно это довело Шэнь Цинцю до белого каления — положение главы пика обязывало хотя бы такие документы просматривать самостоятельно, в крайнем случае, поручать их первому ученику, а не любому попавшемуся. Так потом мелкий паршивец еще и заявился к учителю с отчетом чуть ли не в полночь, добив счет до «нечета», что значило, что на послезавтрашнее собрание горных лордов идет Шэнь Цинцю, все усилия за день впустую. «Вы сговорились, вы точно сговорились, чтобы меня довести», — повторял он. Но найти доказательства или вычислить схему, по которой Шэнь Юань управляет учеником, не мог, поэтому не мог и оспорить результат игры. Возможно, у них просто ментальная связь. Понимание с полувзгляда. Его невероятно раздражал этот сиропно-сладкий комок, в который парочка слиплась, как две перележавшие на солнце конфеты, хуже матери с младенцем, даром, что деточка уже вымахала ростом с мамашу. Вчера они с паразитом поругались и на этот счет, хотя разговор начался обнадеживающе: «Ты ведь понимаешь, что он тебе врет? Нагло и беззастенчиво?» — спрашивал Шэнь Цинцю, с неудовольствием наблюдая, как Шэнь Юань возится с волосами мелкого паршивца. Шэнь Цинцю бы его лучше обрил. «Конечно, понимаю», — отвечал тот. «Да неужели… Погоди, что ты там понимаешь?» «Что он не падал в лопухи ни на какой тренировке. Он неловкий, конечно, но не настолько…» По мнению Шэнь Цинцю, сопляк был очень даже ловким. Иначе каким образом он ухитрялся во время тренировки с учителем неизменно на него заваливаться, а во время боев с другими адептами демонстрировать чудеса гибкости и баланса? Но Шэнь Юань ничего не замечал и не понимал: «Думаю, старшие ребята опять его дергали. Надо снова их отругать». Шэнь Цинцю только закатывал глаза на эту чушь. «Он сам напихал себе репьев в волосы, ты вообще ничего не понимаешь». «Ты идиот? — возмущался Шэнь Юань. — Никто не будет запихивать себе репьи в волосы, зачем ему это? Он бы наставил себе синяков и сказал, что его избили, если бы хотел подставить Мин Фаня». «Ты ничего не понимаешь, совсем». «Так объясни, умник». Но Шэнь Юаню бесполезно было объяснять, что сопляка давно не трогают ни Мин Фань, ни другие ученики. Это было правдой еще год назад, но чем дальше Ло Бинхэ продвигался как в духовном совершенствовании, так и в подлизывании к учителю, тем меньше к нему рисковал лезть хоть кто-нибудь. Скорее сопляк сам к кому-то полезет! Шэнь Цинцю не забыл его паршивый нрав. Но перед Шэнь Юанем сопляк прикидывался белой овечкой, которую обижали так незаслуженно, будто специально, чтобы выставить Шэнь Цинцю законченным параноиком. Словно не от паршивца разило демонической энергией и не он когда-то целыми днями только и делал, что злобно пялился на учителя. Впрочем, он и теперь продолжал пялиться, в основном, с глупым влюбленным видом. Шэнь Цинцю передернуло. Этого еще не хватало. Это было бы неприемлемо, даже не дели они с паразитом одно тело. Нужно было разобраться с этой проблемой. К счастью, Шэнь Юань пока ни о чем не догадывался — или ловко это скрывал. Иногда он проявлял чудеса проницательности, а иногда вел себя до безобразия нелепо. Из них двоих сопляк, и то лучше чувствовал атмосферу и хотя бы смущался, когда учитель пытался намазать ему синяки мазью или случайно заходил во время переодевания. Шэнь Цинцю снова задумался, что происходит в голове паразита. Эти навязчивые мысли мучили его весь последний год. Порой Шэнь Цинцю раскаивался в том, что сотворил в пещерах Единства Душ. Казалось, он обезумел и пытает невинного человека, которому просто не повезло оказаться рядом. Но потом паразит неизменно выдавал что-то в духе «Ты убьешь Лю Цингэ и Юэ Цинъюаня, кстати, тоже», и Шэнь Цинцю убеждался, что принял верное решение. Но сколько бы он ни пытался расколоть паразита, тот открывал ровно столько информации, сколько считал нужным. Он мог кричать и плакать, неделями нести какую-то чушь, а потом просто так выплюнуть те слова про Юэ Цинъюаня, словно демонстрируя свое превосходство: он всегда будет хозяином положения, ведь он знает больше. Шэнь Цинцю чувствовал себя старой развалиной. Что ему оставалось, кроме как смириться с жалкой участью заложника в собственном теле? Чтобы выжить, ему придется договариваться с паразитом, обманывать его, утаивать свои планы от него, и в нужный момент… «Просто сделать все, как он скажет? Ведь у него в заложниках не только я». Шэнь Цинцю помассировал виски, прогоняя головную боль. Нельзя слишком об этом задумываться. Он и так был опасно близок к черте в пещерах. Швырнул в паразита последнее, что у него было, и ничего не добился. Шэнь Цинцю считал себя устойчивым к боли, но сдался раньше. На что еще Шэнь Юань способен? Похоже, он все равно сделает, что собирался, сколько бы ни строил из себя жертву и ни обвинял Шэнь Цинцю во всех грехах. Самым ужасным было то, что Шэнь Цинцю все равно испытывал к паразиту жалость. Прошло больше года с их встречи, и эта жалость прорастала все глубже, спутывая Шэнь Цинцю по рукам и ногам. Сможет ли он в нужный момент быть жестоким? А Шэнь Юань словно и не волновался вовсе. Шэнь Цинцю понимал, что он так же затаился и так же ждет нужного момента, но когда они вместе пили вино или читали дурацкие книжки, соревнуясь, кто выльет в процессе больше помоев на автора, казалось, что не о чем переживать. Кроме маленького паршивца, что может притащиться в Бамбуковую Хижину в любой момент! Шэнь Цинцю привычным движением поправил волосы, чертыхнулся, вспомнив, что это даже не его привычка. Он совсем забыл про сопляка. Хорошо, что тот не заявился, пока Шэнь Цинцю предавался своим ежеутренним печалям. С улицы доносились отрывистые выкрики Мин Фаня, что командовал младшим адептам строиться для тренировки. Внезапно Шэнь Цинцю озарило, как можно остаться в Бамбуковой Хижине и обезопасить себя от вторжений сопляка и пробуждения паразита, выиграв несколько часов спокойной жизни. Главное, сделать все аккуратно, чтобы Шэнь Юань не проснулся в процессе. Шэнь Цинцю вышел на улицу, легкой походкой проследовал к тренировочной площадке. Пока он, изящно обмахиваясь веером, обсуждал с Мин Фанем планы на сегодняшний день — есть! — паршивец в очередной раз засмотрелся на учителя и упал лицом в землю, не заметив подсечку противника. Как можно быть таким нелепым? Они правда друг друга стоили. — Мин Фань, передай этому ученику, — Шэнь Цинцю указал веером на Ло Бинхэ, избегая называть имя, чтобы не потревожить паразита, — он последнее время слишком неловок, пусть пробежит пятнадцать кругов по тропе вокруг пика, возможно, научится смотреть под ноги. Это была стандартная тренировочная трасса для адептов Цинцзин. Узкая тропинка, вихляющая по горе вверх-вниз, изобилующая валунами, канавами и просто очень рыхлая и сыпучая. Шэнь Цинцю помнил, как сам по ней бегал, еще в бытность учеником. Отвратительное занятие, в самый раз для маленького репья. Может, свалится. — Пятнадцать? — округлил глаза Мин Фань. — То есть, конечно, будет сделано, учитель. И с готовностью отправился сообщить младшему брату приятную весть. Возможно, добавит еще пару кругов от себя. Шэнь Цинцю послал Ло Бинхэ милую улыбку в ответ на его радостный взгляд, и заметил, как лицо мальчика приняло настороженный вид. Не став смотреть, как оно вытянется после разговора с Мин Фанем, Шэнь Цинцю вернулся к себе. Неужели паршивец начал их различать? Это будет совсем некстати. Шэнь Цинцю подошел к зеркалу и задумчиво всмотрелся в свое лицо. Попытался улыбнуться, как Шэнь Юань. Вышло, и правда, неважно, неприязненный взгляд в сочетании с натянутой улыбкой сложился в откровенно паскудную рожу. Шэнь Юань перехватил контроль и лицо мгновенно преобразилось: взгляд потеплел, легкая улыбка заиграла на губах. Шэнь Цинцю вздрогнул, он не ожидал, что вселенец не спит. Плакал его отдых. «Смотри, — сказал тот. — Это совсем просто». Шэнь Цинцю рассматривал отражение. Напрягаются одни и те же мышцы, одно лицо. Почему результат настолько отличается? «Давно ты тут?» — буркнул он, возвращая контроль. «Застал конец твоего разговора с Мин Фанем. За что ты опять наказал Ло Бинхэ?» «А, чтобы не расслаблялся. Ты его разбаловал». «Ладно… Он и правда невнимателен на тренировках. Я думал, ты так и не смирился со вчерашним поражением. Но я и сам не ожидал, что он придет поздно ночью». «О, конечно». Еще покрутившись перед зеркалом, Шэнь Цинцю потыкал скулу пальцем, потом ущипнул себя за щеку. «Ай! Что ты творишь?» «Как ты раньше выглядел?» — спросил он у отражения. «Я?» «Кого я, кроме тебя, могу сейчас спрашивать?» «М-м, — задумался Шэнь Юань. — Сложно сказать. Я был… Обычный?» Это, конечно, ничего не объясняло. Шэнь Цинцю немного подумал и достал принадлежности для рисования, вышел из хижины и разложил их на низком столике в саду. «Давай попробую нарисовать?» «Давай», — паразит, кажется, был заинтересован. Шэнь Цинцю устроился поудобнее на бамбуковой подстилке, одернул рукава одежды, чтобы не испачкать, и принялся готовить кисти и тушь к работе, одновременно выясняя у паразита, в каком направлении двигаться. «Начнем с формы лица. Какая она была?» «Она… Была… Нормальная?» — задумчиво промычал тот. Шэнь Цинцю мысленно застонал. Кажется, это будет не так просто, как он представлял. «Круглая? Овальная?» «Овальная, наверно. У всех же овальные головы». «Я сейчас про лицо». «Нарисуй, как у тебя». «Так мы далеко не уйдем, — Шэнь Цинцю вздохнул, сосредоточенно растирая брусочек туши на камне. — Ладно. Нос?» «Был», — Шэнь Юань тупо заржал. С чувством юмора у него были проблемы. «Ты идиот?» «Простите, уважаемый мастер. Вы рисуете портрет этого недостойного, мне следует вести себя прилично. Мой нос был обычным. Вот как у всех». «…» Кое-как они пришли к такой идее: на отдельном листочке Шэнь Цинцю рисовал образцы носов и голов, а Шэнь Юань выбирал наиболее похожую форму и вносил коррективы. В конечном итоге Шэнь Цинцю закончил тем, что нарисовал совершенно невыразительную физиономию. Мимо такого человека можно было пройти десять раз и не заметить, что уже его видел. Это иррационально пугало. «Ты издеваешься надо мной, паразит?» «Я и правда так выгляжу! — возмутился тот. — Ты просто рисуешь без души, вот и вышел фоторобот». Теперь настала очередь Шэнь Цинцю возмущаться. Пусть он не знал, что такое «фоторобот», и не был великим мастером, но, все-таки, должность главы пика искусств школы Цанцюн что-то, да говорила о его художественном таланте. «Вот Нин Инъин хорошо умела передать суть. Ее искусство до сих пор в моем сердце. И почему ты мне нарисовал свои длинные волосы? У нас так никто не ходит». Шэнь Цинцю скрипнул зубами и поверх готового рисунка укоротил волосы до плеч. «Нет, совсем короткие, до середины ушей. И челка. Короче. Ага, вот так». Теперь невыразительная физиономия обзавелась неподобающей прической и стала совсем непохожей на живого человека. Шэнь Цинцю смотрел и так, и эдак, но не видел в этом паразита. Взяв другой лист, Шэнь Цинцю быстро набросал свой портрет на левой половине. Потом, убрав с глаз долой «фоторобот» паразита, на правой стороне по памяти начал перерисовывать невыразительного типа, только при этом не слушал бубнеж Шэнь Юаня про «обычную» форму носа, а отдался на волю вдохновения и рисовал скорее лицо, которое представлял себе, обращаясь к паразиту, опираясь на первый рисунок лишь как на шаблон, основу. Получилось нечто среднее между его собственными чертами, раз уж паразит сейчас в его теле, его представлением о Шэнь Юане, как о симпатичном парне с насмешливым, но добрым выражением лица, и тем жутким «нормальным» типом с первого рисунка. Добавив легкую улыбку, Шэнь Цинцю удовлетворенно отложил кисть. «Похоже?» «Похоже. Твое искусство тоже будет жить в моем сердце». «Ну вот и славно». За рисованием они не заметили, как прошло полдня. Шэнь Цинцю скомкал и выбросил наброски, подумав, оторвал и половину со своим лицом от финального рисунка. «Эй! Ты же портишь картину. Двойственность учителя Шэня или как-то так». «Я могу и в зеркало посмотреться», — буркнул Шэнь Цинцю. Портрет Шэнь Юаня он отнес на стол в Хижине, пока окончательно не высохнет тушь. Шэнь Юань хмыкнул и оставил Шэнь Цинцю в покое до вечера, почти до отхода ко сну. Но, конечно, день не мог закончиться так прекрасно, и паразит вспомнил-таки о своем маленьком прилипале. «Шэнь Цинцю? А почему Ло Бинхэ не было на ужине? Сколько ты там сказал ему бегать?» «Пятнадцать кругов», — вздохнул Шэнь Цинцю, понимая, что сейчас они снова начнут ругаться. «А это много?» «Не очень». «Точное время, пожалуйста». «Дня три». Конечно, паразит поперся звать сопляка назад. Шэнь Цинцю же не видел в своем приказе особой проблемы: летом можно было спать под открытым небом, прерывая тренировку на ночь. А три дня не есть может любой человек, необязательно быть бессмертным заклинателем. Многие адепты так и тренировались. «Какой же ты злой, мелочный человек!» — возмущался Шэнь Юань. «На пике Байчжань все так тренируются…» «Мы не на пике Байчжань!» Шэнь Юань целый час дожидался сопляка у начала тропы недалеко от главных ворот пика. Тот вполне бодро бежал им навстречу, пока не увидел учителя, и, конечно, сразу принялся выделываться, изображая невероятную усталость. — Учитель! — измученно воскликнул ученик и чуть не свалился без сил им под ноги, пошатываясь и утирая со лба пот. Шэнь Цинцю поставил бы его актерской игре высшую оценку. А ведь он мог и не стараться, тусклый свет луны скрывал половину кривляний. Шэнь Юань, конечно, повелся и теперь хлопал вокруг ученика крыльями, как мама-утка, поил его водой из фляги и извинялся: — Прости, Бинхэ, учитель задумался о чем-то своем, и случайно сказал тебе бежать пятнадцать кругов вместо пяти. — Но, учитель, Мин Фань говорил мне про двадцать кругов… — Это он уже от себя добавил, хе-хе. Я с ним поговорю. Пойдем домой. Сколько же ты успел пробежать? — Восемь, — соврал Ло Бинхэ. Ни один сопляк за день не пробежал бы столько, может быть, кроме Красавицы в его ученические годы. Надо, надо было отправить заразу на Байчжань. Тренировались бы там до потери пульса, как хорошо. — Ничего себе! Это похвальный результат, — паразит, конечно, всему верил. «Сам дойдет!» — окоротил его Шэнь Цинцю, когда тот собрался поддержать ученика за руку. «Он ведь устал». Ученик и правда еле плелся, отставая даже от неспешным шагом бредущего вверх по горе Шэнь Юаня. — Учитель, я… Немного отдохну и вернусь позже, хорошо? Вам не стоит меня ждать. Шэнь Юань оглянулся на ученика и смерил его оценивающим взглядом. У Шэнь Цинцю появилось нехорошее предчувствие. — Думаю, ждать и правда не стоит, — вздохнул Шэнь Юань, подошел к паршивцу и наклонился, обнимая его за плечи и подхватывая под колени. И выпрямился, держа ученика на руках и прикидывая вес, прежде чем хоть кто-то из них успел возмутиться. — А ты тяжелый! Шэнь Цинцю потерял дар речи. Как ему такое вообще пришло в голову? Ло Бинхэ, по-видимому, разделял возмущение Шэнь Цинцю. Сначала он тоже пораженно молчал, а потом, когда Шэнь Юань возобновил свою дорогу вверх по склону, завозился, пытаясь вывернуться из рук: — Учитель, вам не стоит… Это неудобно… — Да ладно, никто не видит, — беспечно отозвался паразит, слегка меняя положение рук для удобства захвата. — Не вертись, а то я тебя уроню и покатишься под горку. Сопляк послушно замер, но каждая мышца его тела была напряжена до дрожи. Он долго думал, куда деть свои руки, и не нашел ничего лучше, как положить их учителю на грудь. Шэнь Цинцю глазам своим не верил. И этот человек ругал его за поездку в одной повозке с ученицей? К счастью, экзекуция продолжалась недолго, и их правда никто не увидел. Иначе Шэнь Цинцю пришлось бы перехватывать контроль и выкидывать паршивца в кусты. У паразита никакого стеснения не было. Он донес ученика до его комнаты в пристройке и опустил на кровать. Потом сходил за едой и водой. Сопляк сидел тихо-тихо, видимо, тоже перепугался, как и Шэнь Цинцю. Шэнь Юань протянул мальчику влажное теплое полотенце: — Помоешься уже завтра, а пока протри руки и лицо. — Вам не стоило... — мямлил паршивец. «Редко с ним соглашаюсь, но он прав, паразит. Ты совсем спятил. Еще с ложечки его покорми». Шэнь Цинцю с ужасом ощущал, как в груди разливается какое-то теплое нежное чувство. Явно чужое. Что ему с этим делать?***
День третий. Лю Цингэ хмуро обозревал живописные окрестности пика Цинцзин. Он приземлился у ворот, и сейчас поднимался по ступенькам, рассматривая чистенькие дорожки, цветы и снующих туда-сюда адептов. На Байчжань садами никто не занимался, поэтому и натренированы адепты с его пика были лучше. Было бы проще долететь на мече прямо до Бамбуковой Хижины, но в прошлый раз Юэ Цинъюань это заметил и сделал вежливое замечание, что без особой нужды так поступать неприлично. По мнению Лю Цингэ, это была какая-то чушь, но спорить с главой Юэ он не стал. Около дома ублюдка Лю Цингэ встретил вежливый молодой человек и пригласил проходить внутрь. — Учитель ненадолго отошел по делам, наставник Лю. Он помнит о вашем приходе и не задержится надолго. Лю Цингэ помнил этого ученика, того самого, которого Шэнь Цинцю год назад попытался всучить ему, а потом передумал. Из-за чего только было отданный долг за спасение в пещерах вернулся обратно тяжкой ношей. Лю Цингэ сам не понимал, как они к этому пришли, и злился — на ублюдка, на себя и даже на этого вежливого мальчика. Ученик проводил его в комнату, по-быстрому расставил чайные принадлежности на столике и удалился с поклоном. Ублюдка еще и ждать придется! Если Лю Цингэ что-то и понимал в правилах приличия, то, раз ублюдку оказывают услугу, именно ублюдку и следовало прилетать к нему на пик. С другой стороны, одно дело, самому выбирать, когда заняться неприятной работой, и другое — в любой момент ожидать, что он заявится с требованиями. Лю Цингэ обычно посылал адепта с предупреждением и, если получал согласие, прилетал на следующий день. И все равно придется ждать. Лю Цингэ раздраженно мерил шагами комнату, разглядывал вазы, каллиграфию на стенах, изящные резные перегородки, разделяющие комнату на несколько зон. Подойдя к заваленному книгами и рукописями столику у окна, Лю Цингэ, наконец, увидел что-то, заслуживающее внимания — рисунок молодого мужчины с необычно короткими волосами. Очень знакомого мужчины. Лю Цингэ взял рисунок в руки, задумчиво разглядывая небрежно набросанные тушью черты. Ублюдок, к сожалению, хорошо рисовал, изображение вышло, как живое, и Лю Цингэ мог с уверенностью заключить, что видит это лицо в первый раз. Но общее впечатление... Насмешливый прищур. Играющая на губах полуулыбка, словно мужчина вот-вот рассмеется, подшучивая над собеседником. — О, брат Лю, как тебе мое творчество? Да, он определенно видел эту улыбку раньше. — Хороший рисунок, — ровным голосом ответил Лю Цингэ, протягивая бумагу Шэнь Цинцю. — А кто это? — Один старый знакомый, — пояснил тот и жестом пригласил Лю Цингэ за накрытый к чаепитию стол. Рисунок он свернул и спрятал на полку одного из шкафов. С некоторым отвращением Лю Цингэ покачал головой: — Давай быстрее покончим с ядом, и я вернусь к себе. — Как хочешь. А я, пожалуй, выпью. И уселся пить чай! Лю Цингэ заскрежетал зубами, устраиваясь чуть позади на полу и кладя руки на плечи «больного», пока тот разливал чай и открывал шкатулку с печеньем. «Да у него вообще совести нет, может, ему еще массаж сделать, пока он ест?» Сосредоточившись, Лю Цингэ пустил свою энергию по духовным каналам Шэнь Цинцю, очищая истерзанные ядом пути чистым сильным потоком. Нельзя сказать, чтобы от этого лечения наблюдался какой-то прогресс, каждый месяц он заставал ублюдка ровно в том же состоянии, что в прошлый. Но он хотя бы не умирал и в целом выглядел более здоровым, чем год назад, еще до отравления. И уж точно более жизнерадостным. — А ты отъелся, — ехидно заметил Лю Цингэ. — Совсем забросил тренировки из-за Неисцелимого? — Приходится следить за здоровьем, брат Му постоянно меня проверяет. Есть и спать побольше. Тревог поменьше. Будто у него раньше их много было! — Я очень благодарен тебе за заботу. Понимаю, непросто каждый месяц тратить время на полеты сюда. «Он издевается или нет?» Это теперь было трудно понять. Лю Цингэ на всякий случай неопределенно хмыкнул. Ему недоставало умения читать атмосферу. В нем не было обманчивой доброжелательной мягкости Юэ Цинъюаня, и он не умел пронизывающим взглядом, как Шэнь Цинцю, вытаскивать на поверхность грязь из потаенных уголков душ собеседников. Но все же, нельзя было сказать, что Лю Цингэ совсем не разбирался в людях. Его козырем была наблюдательность. И все, что он видел последний год, кричало: «С Шэнь Цинцю что-то не так». Он не так улыбался, не так ходил, не тем жестом брался за меч и поправлял волосы. Иногда все было почти в порядке, а в следующее мгновение ублюдок словно становился другим человеком. Лю Цингэ обсуждал свои подозрения с главой Юэ. Тот лишь отмахивался: если бы тело горного лорда захватил демон, они бы заметили чужую ци. Если бы Шэнь Цинцю потерял память или повредился рассудком, он бы «не напоминал мне о вещах, что кроме нас двоих никто не может знать», — говорил Юэ Цинъюань. Всех будто устраивали изменения в ублюдке, никто не собирался с этим разбираться. Закончив передачу духовной энергии, Лю Цингэ поднялся на ноги. Шэнь Цинцю рассеянно обернулся: — О, ты уже все, брат Лю. Постой-ка, не уходи. Бинхэ! — позвал он ученика. Тот появился за каких-то пару мгновений, словно сидел в соседней комнате и ожидал, когда понадобится. — Собери наставнику Лю с собой еды. Он много тренируется и не успевает поесть нормально, — с деланным сочувствием пояснил ублюдок, даже не пытаясь скрыть ехидный блеск в глазах. Пацан замешкался перед тем как кивнуть и удалиться с поклоном. Словно ему было жалко еды для Лю Цингэ. Чем они вообще тут, на Цинцзин, занимаются? — Мне не нужны ваши продукты. — Продукты! Это не просто продукты, брат Лю, творения Ло Бинхэ — это симфония вкуса, сосредоточенная в тарелке. Искусство, достойное пика Цинцзин не менее, а, возможно, и более, чем работы этого старого учителя. — То есть, ты сначала подразнил меня своим учеником, потом забрал его обратно и теперь хвастаешься, как он вкусно готовит? «Ты совсем обнаглел?» — хотел бы спросить Лю Цингэ, но сдержался. — А те его таланты, о которых ты все распинался, в конечном итоге свелись к готовке? — Это лучшая часть, — неопределенно повел плечами ублюдок. — Я возвращаюсь, — буркнул Лю Цингэ, выходя из хижины во внутренний дворик. Он собирался стартовать прямо отсюда, к черту приличия. В дверях он обернулся к Шэнь Цинцю. — Рад, что ты хорошо питаешься. Может, количество перейдет в качество. — Благодарю. Тот продолжал безмятежно смаковать чай. Лю Цингэ стало немного неловко. Он просто по привычке ляпнул грубость, хотя не собирался задевать ублюдка. Ведь сейчас это определенно был не Шэнь Цинцю. — Наставник Лю! — окликнул ученик, заходя в комнату с увесистым лоточком, перевязанным лентой. — Я собрал вам в дорогу закусок. — Спасибо, — кисло ответил Лю Цингэ, принимая угощение и жалея, что не успел скрыться. Что ему оставалось делать? — Бинхэ, проводи брата Лю до ворот. Лю Цингэ показалось, или «Шэнь Цинцю» специально упомянул ворота, ему назло? К воротам шли в молчании. Лю Цингэ никогда не был любителем бесполезной болтовни, а ученик, очевидно, не стал бы заговаривать первым. Впрочем… — Твой учитель талантлив в рисовании, — осторожно прощупал почву Лю Цингэ. Пацан оживился: — Учитель талантлив во всем, это правда! Подавив рвущиеся наружу возражения, Лю Цингэ продолжил: — Сегодня я увидел рисунок молодого человека с короткими волосами. Но забыл спросить о нем твоего учителя. Знакомое лицо, кто бы это мог быть? — Это родственник учителя, наставник Лю. — Ты уже спрашивал учителя, да? — Да. Родственник, значит. Шэнь Цинцю никогда не прокололся бы так, сказав двум людям, что могут поговорить друг с другом, разную ложь. «Надо будет поискать этого родственника».