Паразит

Пусть член Ло Бинхэ все еще стоял, желание улетучилось, словно его и не было, сменившись липким тошнотворным страхом. Зачем он только затеял все это? Он ведь знал. Прекрасно понимал, чем все закончится. Он растерянно отстранился, и рука учителя, до этого сжимавшая плечо, потянула его обратно на себя, прошлась по шее и ухватила за волосы на затылке. Казалось, учитель совсем не задумывался над действиями, он потянулся к Ло Бинхэ и прильнул к его губам, неловко провел по ним языком, скользнул по щеке и уткнулся в шею, что-то прошептал, выцеловывая влажную дорожку к ямке на плече, прикусил кожу губами, словно в отместку за свой несчастный сосок. Раньше Ло Бинхэ, пожалуй, мог бы и умереть от нахлынувших чувств при одной мысли о подобной ласке, но сейчас… Страх охватил его внутренности и черной масляной лужей затопил сознание. «Виноват-виноват-виноват», — шептал на ухо хорошо знакомый голос, свой собственный голос. Зачем он это начал? Ло Бинхэ задрожал. Так он и замер, не в силах шевельнуться, не в силах ни продолжить, ни оттолкнуть учителя… Тот заметил, что что-то случилось, сам: — Бинхэ, все хорошо? — тихо спросил он, оторвавшись от шеи ученика и опустившись обратно на подушку. Ло Бинхэ нашел в себе силы только механически улыбнуться. — Да, учитель, я просто подумал… — он замялся, но продолжил, стараясь унять трепыхающееся в горле сердце. — Мы оба устали, нам лучше и правда лечь спать. Он отвел взгляд, потому что не в силах был видеть разочарованное выражение на лице своего любимого. А может, и злость. Лучше не смотреть и не знать. Зачем учителю любовник, который не мог заниматься любовью? Который распалял в нем страсть и неизменно убегал? Вопрос времени, когда учителю все надоест, и он убежит сам: под бок к Шэнь Цинцю или Лю Цингэ. Наверняка они только того и ждали, недаром нарезали вокруг круги, словно хищные птицы. «И кто тогда мой двойник — падальщик?» Ло Бинхэ осторожно отцепил руку учителя от своих волос, выпрямился, и, поправив одежду, поднялся с постели, а затем шагнул к выходу из спальни. — Бинхэ, подожди, — позвал учитель. — Куда ты идешь? Ло Бинхэ с опущенной головой замер в дверях, ругая себя последними словами. — Я посплю там, — ответил он, не оборачиваясь. — Там? Если в Хэйцин у них были отдельные спальни, гостевой домик на Цинцзин не мог похвастаться такими размерами: спальня была одна и никакого другого места для сна не имелось. Он собирался уйти и лечь хоть на чайный диванчик, хоть на пол, хоть на снег на улице — лишь бы не встречаться взглядом с учителем, не отвечать на его вопросы, не слушать ласковых увещеваний… Ло Бинхэ правда хотел бы, чтобы они помогали! — Расстелю циновку, — неопределенно махнул он рукой, чувствуя сковывающий все тело холод, словно, стоило ему отодвинуться от учителя, в комнату ворвался морозный ветер. А на губах, казалось, до сих пор оставался вкус чужой кожи, но ее сладость обернулась горечью. — Останься, пожалуйста. Давай поговорим? — Учитель… Я не хочу это обсуждать. Что тот мог сказать? Что Ло Бинхэ не виноват? Он знал, что виноват. Что все будет хорошо? Он знал, что не будет. От подобных разговоров он просто устал. Ответив учителю так резко, Ло Бинхэ уже и не знал, зачем продолжал стоять у дверей. По-хорошему, теперь ему следовало убраться куда-нибудь подальше: можно сразу в Хуаньхуа или в свои владения в Царстве демонов. И не возвращаться. Это был конец. Учитель поднялся с постели, подошел к Ло Бинхэ и обнял со спины, положив подбородок ему на плечо. — Хорошо, тогда не будем обсуждать. Но ты вернешься в постель. Ло Бинхэ помотал головой, он сомневался, что сможет ответить недрогнувшим голосом, у него так пересохло во рту… — Пойдем, ляжем спать, — учитель потянул его за руку к кровати, крайне серьезным тоном добавив: — Я без тебя замерзну. Что ж, теперь Ло Бинхэ не мог уйти. «Впрочем, обходился же он без меня целую неделю?» Ло Бинхэ лег с таким чувством, будто укладывался в собственный гроб. Он разместился на краю кровати, отвернувшись от учителя. Простыни все еще были теплыми, напоминали о том, что могло бы случиться, не будь Ло Бинхэ таким чувствительным идиотом, а будоражащий ноздри аромат благовоний казался теперь душным и слишком резким, будто нарочно дразнил его. Учитель позади Ло Бинхэ долго возился и, кажется, тоже повернулся на бок, протянул руку, чтобы обнять его со спины — и Ло Бинхэ съежился, стараясь уйти от прикосновения. Наверное, учитель заметил это неосознанное движение, и рука его зависла в воздухе, а потом неуверенно погладила ученика по плечу и исчезла. Но Ло Бинхэ продолжал слышать чужое дыхание и чувствовать на себе чужой взгляд. Глаза заволокло пеленой слез, очертания комнаты расплылись и подрагивали. Он знал, что должен взять себя в руки, что никто, кроме него, не виноват в случившемся — учителя и так прервали на самом интересном месте и нахамили ему, не хватало только, чтобы тот вновь успокаивал глупого ученика всю ночь. Ло Бинхэ поморгал, прогоняя слезы, и взгляд его упал на нежно-зеленую ткань халата, небрежно отброшенного ими во время ласк, оказалось, Ло Бинхэ по неосторожности улегся на чужую вещь. Он скомкал пальцами ткань, стараясь, чтобы этот жест не был замечен учителем из-за его спины. Гладкий шелк смялся в пальцах. Поднеся его к губам, Ло Бинхэ вдруг вспомнил тот день перед Собранием Союза Бессмертных, когда он позволил себе сделать нечто постыдное с чужим ханьфу…. Тогда Ло Бинхэ так же, со слезами на глазах, лежал в кровати учителя, сжимал в ладонях ткань его одежд и чувствовал себя одиноким, бесконечно одиноким и несчастным… Казалось, учитель никогда не обнимет его и не приласкает, как вышло, что он снова оказался в таком положении? Учитель шевельнулся сзади и уткнулся лбом ему в шею, напоминая, что, как бы Ло Бинхэ сейчас того ни желал, он не был один в этой комнате. Не один, но так одинок… — Бинхэ?.. «Да это просто смешно». Учитель все же обнял его: обхватил Ло Бинхэ за пояс, мягко и бережно прижал к себе. Спина ощутила тепло чужого тела. Чужое дыхание обожгло шею, и на глазах вновь вскипели слезы, горячие и крупные, Ло Бинхэ сморгнул их, и они потекли по лицу на подушку, оставляя щекотные влажные следы. Ло Бинхэ старался не выдать себя случайной дрожью, пусть его и душили рыдания. Он не хотел, чтобы учитель чувствовал себя виноватым. Он должен был собраться… — Все хорошо, — нарушил тишину тихий шепот. Ло Бинхэ не выдержал, и его плечи дрогнули. Учитель поцеловал его в шею — и Ло Бинхэ впервые в жизни захотел отстраниться. Узкая ладонь проползла через грудь к лицу, кончиками пальцев утерла слезы, но новые тут же набежали на их место. Дыхание учителя щекотало шею, расползалось по телу, заставляя неосознанно ежиться. Чуть отодвинувшись, он отнял руку от лица Ло Бинхэ и потянул ленту, связывавшую его волосы: она медленно заскользила по прядям, и это движение показалось вдруг таким интимным, словно учитель уже его раздевал. Распущенные волосы волной легли на подушку. Ло Бинхэ не видел, но чувствовал, как учитель пропускает их сквозь пальцы, подносит к лицу и целует пряди. Заботливо убрав случайно упавшую на лицо Ло Бинхэ прядку, учитель чуть повернул его голову к себе — Ло Бинхэ сразу закрыл глаза. Он не хотел сопротивляться, но и посмотреть на лицо учителя не мог, так боялся увидеть на нем разочарование и нелюбовь. Прохладное прикосновение губ обожгло, словно раскаленное клеймо. Учитель сцеловывал его слезы: покрывал неспешными поцелуями мокрые щеки, утирал костяшками пальцев влагу в уголках глаз, прижимался обветренными губами к сомкнутым векам. — Ты же знаешь, что не было и одного дня, когда этот учитель винил бы тебя? Ло Бинхэ покачал головой. Он ничего не знал и не хотел знать. Учитель погладил его по щеке, провел по губе подушечкой большого пальца. — Не было, — повторил учитель. — Из нас двоих я гораздо больше виноват. Но зачем нам вообще винить кого-то? Губы снова прижались к губам, чужие пальцы скользнули к виску и забрались под волосы. Ло Бинхэ было неудобно, лежа на боку, выворачивать голову так, но ему не оставалось ничего другого. Учитель лежал сверху, опираясь на Ло Бинхэ и прижимая его руку к туловищу своей тяжестью — от этого Ло Бинхэ чувствовал легкую скованность и болезненность в плече, снова вспомнив день перед Собранием Союза Бессмертных. Тогда он наплевал на боль в сломанной руке и валялся на учительской кровати, бесстыдно лаская себя и воображая, как учитель, увидев это, поймет его чувства и утешит. Смешно и глупо, но мечты того дня, казалось, оживали на его глазах. Вот только проблемы с рукой на сей раз были не у Ло Бинхэ. Но учитель целовал и обнимал его, учитель говорил, что все понимает и не злится. Учитель собирал губами горькие слезы с его лица, учитель принимал его таким, какой он есть. «Примет ли он меня, когда узнает об очередном обмане или прогонит прочь?» Теперь Ло Бинхэ знал, что учитель навряд ли станет бить его или вышвыривать за волосы из спальни, как он когда-то себе представлял, обмирая от ужаса и какого-то странного волнения, но учитель все еще мог прогнать его. Отвернуться, забыть, никогда больше не посмотреть с этой мягкой улыбкой… Но сейчас учитель целовал его и шептал слова утешения. Сознание Ло Бинхэ стало таким спутанным и одновременно отстраненным, будто он находился не здесь. Будто он плыл по течению реки, широко распахнутыми глазами вглядываясь в звездное небо. Будто искал там кого-то. Казалось, в любой момент он мог оторваться от поверхности воды и упасть, навсегда затеряться среди тысяч звезд, а может, он сам был небом, и смотрел в собственное отражение на поверхности воды? Может, он упадет и утонет… Казалось, он заблудился — но он слышал тихий голос и понимал, что кто-то искал его в этой тьме: — Все хорошо. Рука Ло Бинхэ дернулась: неосознанно, будто и впрямь собиралась приласкать себя, как в тот день. Ткань халата, что он до сих пор сжимал в ладони, выскользнула из пальцев, и это ощущение немного вернуло его в реальность. — Учитель… — позвал он, сам не зная, что хотел сказать. Тот приподнял голову, весь превратившись в слух, но когда так и не дождался продолжения, спросил сам: — Тебе не нравится? Что мне сделать? Если бы Ло Бинхэ знал! Чего он вообще хотел? Попросить учителя остановиться? Попросить остаться с Ло Бинхэ навсегда? Попросить обещаний, гарантий, клятв перед лицом предков? Попросить сделать то, что сам Ло Бинхэ был сделать не в силах? Попросить уложить на шелковые простыни, вдавить в матрас всем телом и творить все, что заблагорассудится, чтобы самому Ло Бинхэ не пришлось беспокоиться и переживать, чтобы в голове не осталось ни единой мысли, кроме безумного, жаркого удовольствия? Чтобы у него не осталось выбора? Конечно, Ло Бинхэ не мог произнести подобное вслух, но он надеялся, что учитель поймет. Должно быть, что-то промелькнуло в его взгляде, потому что учитель вновь накрыл его губы своими, а его ладонь с жестковатыми от постоянных тренировок с мечом подушечками пальцев скользнула по шее, подцепила воротник нижней рубашки и потянула его с плеч. Ло Бинхэ хотел бы ответить на поцелуй, но не успел, учитель поднял голову, длинные пряди мазнули Ло Бинхэ по обнажившейся коже, и эта щекотка прошлась по всему телу, осев тяжестью в паху. Учитель поправил волосы Ло Бинхэ, разметавшиеся по плечам, еще немного приспустил рубашку, вытащил ее полы из-за пояса штанов, обнажая грудь и живот, и прижался губами к плечу, прошелся по коже языком, чуть задевая зубами, прикусывая, перемещаясь ближе к шее, так невыносимо медленно, что Ло Бинхэ невольно дергал плечом оттого, насколько чувствительной становилась кожа. Рукой учитель гладил Ло Бинхэ: то с нажимом проводя ладонью по телу, то невесомо очерчивая пальцами линии мышц, словно изучая их рельеф, как карту. Не зная, куда деть собственные руки, Ло Бинхэ положил ладонь поверх предплечья учителя, то ли направляя его движения, то ли не давая ему опуститься вниз, к паху. Член уже наливался желанием, хоть и не встал полностью, и, пусть подобное случалось с Ло Бинхэ не раз, когда они ласкали друг друга, он попросту не мог себе представить, чтобы учитель прикоснулся к этому месту. Это казалось… Неправильным? Ло Бинхэ столько раз фантазировал об их сексе, и какими только вещами ни занимался учитель в тех снах, но сейчас все происходило в реальности, и Ло Бинхэ не мог осознать и принять тот факт, что учитель не просто позволял ему делать что-то с собой, но и сам желал… Подождите-ка, а он желал? Если подумать — хотя Ло Бинхэ тяжеловато было думать в такой момент — разве сейчас не происходило то же самое, что и всегда? Разве учитель поступал так не из жалости? Видимо, специально, чтобы Ло Бинхэ не смог и дальше задумываться об этом, учитель провёл рукой вверх по напряженным мышцам живота, чуть задержался на груди, накрыв теплой ладонью сосок и осторожно поглаживая, словно в нерешительности, а потом с силой сжал чувствительную горошину, отчего Ло Бинхэ чуть не вскрикнул во весь голос, но сумел удержаться. Наверное, вздрогнул он, уходя от прикосновения, вполне однозначно, потому что учитель тут же разжал пальцы и спустя пару мгновений вернулся, чтобы легко погладить кожу, будто извинялся за то, что натворил. — Ничего? — тихо спросил он, в голосе сквозила неуверенность, и Ло Бинхэ вместо ответа перехватил его руку своей и поднес кисть к губам, целуя костяшки пальцев. Он позволил бы этой руке задушить его, утопить или перерезать ему горло. Что говорить о каком-то неосторожном щипке? Учитель хмыкнул, обдав щекотным дыханием шею, и снова прижался к ней губами, его пальцы выскользнули из руки Ло Бинхэ и пробежались по горлу, подразнили чувствительное местечко под кадыком, погладили грудь и мышцы пресса, а потом… Рука прошлась через низ живота к паху и накрыла член ладонью сквозь ткань штанов. Казалось, учитель ужаснулся этому не меньше самого Ло Бинхэ, потому что на невыносимо долгий промежуток времени оба просто замерли, лежа без движения и не нарушая тишину пропахшей благовониями спальни даже звуком дыхания. Сердце Ло Бинхэ колотилось теперь где-то в горле, в ушах гудело от приливающей крови… Прилила она и к другому месту. При мысли, что от него теперь ничего не зависело, и учитель все сделает сам, внутри Ло Бинхэ что-то сладко сжалось, разлилось дрожью предвкушения по мышцам, оставило солоноватый привкус на языке… Нет, это Ло Бинхэ прикусил щеку, сам того не заметив. Та дикая тварь, что постоянно следила за учителем сквозь прутья решетки ребер в груди Ло Бинхэ, казалось, сходила с ума, выла в ожидании положенного ей удовольствия. Ей всегда было мало, всегда хотелось большего, хотелось догнать и разорвать на части добычу. Быть может, она наконец-то насытится? Учитель осторожно гладил член сквозь ткань, словно исследуя, с чем придется иметь дело. У Ло Бинхэ не раз вставало во время их ласк, но, если учитель и замечал это, если Ло Бинхэ не старался это скрыть, в те моменты они соприкасались лишь телами, и вряд ли учитель мог животом или ягодицами хорошо почувствовать детали. Пальцы медленно скользили по выпуклости вниз и вверх, натягивая ткань, осторожно сжимали и гладили, обводили полукругом головку, теперь хорошо прощупываемую даже сквозь ткань штанов. Пусть эта ткань была тонкой, Ло Бинхэ так хотелось прикоснуться кожей к коже, ткнуться в теплую ладонь. Губы учителя, до этого остановившиеся на его шее, снова припали к ней в неосторожном поцелуе — Ло Бинхэ каким-то краем сознания даже зафиксировал это наблюдение и подумал, что наверняка останется след, впрочем, он был этому только рад. Иначе как он сможет проснуться утром с такими воспоминаниями, и не решить, что сошел с ума? Доказательства не повредят. — Все хорошо? — тихо спросил учитель, не прекращая сводить Ло Бинхэ с ума осторожными поглаживаниями, от которых кровь пульсировала в напряженной плоти, отдаваясь стуком молоточков в ушах, путая мысли и кружа голову. Голос учителя звучал неразборчиво из-за того, что тот шептал, едва отрывая голову от чужого плеча, волнуя голую кожу щекоткой дыхания. Ло Бинхэ рад был бы что-то ответить, но он забыл, как говорить, поэтому только простонал что-то неопределенное. Все было очень хорошо! Лучше, чем в самых жарких мечтах. Вот только… Он немного повертелся, теснее прижимаясь задом к животу и паху учителя. Опасения подтвердились, учитель совсем не был возбужден. «Почему?» Конечно, Ло Бинхэ понимал, что вряд ли его вид и состояние сейчас могли вызвать какие-то положительные эмоции, но все же… Учитель ведь его любил? И разве Ло Бинхэ не был красив? Если учитель делал все это, чтобы его утешить, а не потому что сам хотел… «Может быть, позже?..» Ло Бинхэ так хотел, чтобы учитель тоже желал его! Рука учителя, неспешно и слишком мягко проходившаяся вверх и вниз по напряженному, полуприжатому тканью к животу члену, остановилась, и у Ло Бинхэ перехватило дыхание от волнения перед тем, что произойдет дальше. Неужели учитель передумал? Что, если он поднимется с постели и насмешливо скажет: «Я захотел спать»? И уйдет в другую комнату. Ло Бинхэ это заслужил. Или он продолжит? Вдруг он собирался… — Можно? — спросил учитель, нащупывая неловкими пальцами узел на поясе штанов и оттягивая его в сторону. Ло Бинхэ накрыл его руку своими и быстро разобрался с завязками. Учитель медленно вытащил ткань из его дрожащих пальцев, помог приспустить штаны, освобождая стоящий член. Вряд ли учитель, лежа позади Ло Бинхэ и обнимая его со спины, мог хорошо все рассмотреть, рука на ощупь нашла горячую плоть, осторожно пробежала пальцами по стволу и несильно сжала у основания, словно примеряясь. Ло Бинхэ охнул сквозь плотно сжатые зубы и немного развернул бедра, чтобы учителю было удобнее. Кожа наконец прикасалась к коже, казалось, Ло Бинхэ чувствовал каждую оставленную бесконечными упражнениями с мечом мозоль на ладони учителя. Несколько мучительно медленных, дразнящих движений, которым не хватало смазки — вся, что была, видимо, размазалась о штаны — и учитель опять убрал руку. Чуть отодвинулся и потянул Ло Бинхэ за плечо, укладывая на спину. Уперся рукой в стенку кровати над головой Ло Бинхэ и склонился, практически ложась грудью на его обнаженный живот, задевая длинными прядями волос кожу. Член уперся в его бок, отчего учитель смешно попытался отодвинуть зад и замешкался, наверное, смущенный нелепой позой или неожиданным контактом. Отбросив стеснение, учитель поцеловал Ло Бинхэ в губы, страстно и торопливо, перекинул через него ногу — но снова остановился, уставился на его член и, казалось, о чем-то задумался, мотнул головой, словно спорил сам с собой. Поставил коленку между его бедер, сел на пятки, озадаченно посмотрел на ученика. Внезапно спросил: — Можешь сесть? Ло Бинхэ, конечно, мог. Наверное, учителю было неудобно просто навалиться сверху, как делал недавно сам Ло Бинхэ, не хватало опоры. Он поспешно сел на кровати, прислонившись спиной к резной деревянной стенке, потянулся к учителю и, не дожидаясь, пока тот двинется сам, подхватил его за бедра, помогая усесться верхом себе на колени, подвинул — разумеется, это вышло по чистой случайности — так, чтобы пах учителя оказался как можно ближе к оставленному без внимания члену. — Положи под спину, — абсолютно серьезным тоном сказал учитель и протянул ему небольшую подушечку. Ло Бинхэ ничего не оставалось, кроме как покорно запихать ее между стенкой кровати и поясницей. Посмотреть учителю в лицо Ло Бинхэ все еще не решался, лучше было прикрыть глаза. В голове осталось очень мало мыслей, но каким-то остатком сознания Ло Бинхэ подозревал, что учитель просто пожалел его и лишь поэтому решил приласкать. Ло Бинхэ не хотел увидеть на его лице что-либо, что подтвердит эти опасения. Лучше было не знать — тогда можно без угрызений совести пользоваться возможностью. Он с нажимом провел ладонями от талии учителя вниз, сжал руки на его бедрах, пожалев, что не успел стянуть с учителя штаны, а теперь тот сидел на его коленях слишком удачно, чтобы поднимать. Пальцы смяли гладкую ткань, ощущая под ней горячую кожу, напряженные крепкие мышцы. Ло Бинхэ снова подтянул учителя к себе, желая, чтобы тот стал как можно ближе, настолько близко, насколько возможно… Вдруг учитель уперся ладонью Ло Бинхэ в грудь и мягко поцеловал в лоб. Прикосновение горячих обветренных губ на миг прояснило туман в его голове, и Ло Бинхэ приоткрыл глаза — чтобы увидеть, как пальцы учителя, бледные и такие изящные, что не верилось, как они удержали беснующийся Синьмо в Ледяной Усыпальнице, опускались по его поджимающимся от напряжения мышцам пресса к паху. Ло Бинхэ не поднимал взгляд на лицо учителя, так и смотрел на собственный член, на неплотно запахнутую рубашку учителя, на перекинутые через его правое плечо волосы, на обтянутые белой тканью бедра и на узкую ладонь, нежно огладившую низ живота и сомкнувшуюся у основания члена. Возбуждение накатило горячей, почти неприятной волной. Ло Бинхэ вздрогнул, когда учитель резким, более сильным, чем раньше, движением, провел кулаком вверх по стволу, подушечкой большого пальца следуя по выступающей вене. Потом вниз, размазывая выступившую на головке каплю. Снова вверх. Тонкая кожица двигалась, то обнажая, то скрывая розовую блестящую головку. Ло Бинхэ застонал сквозь зубы, и учитель заткнул ему рот поцелуем, жадным и влажным, толкнулся языком в рот, и на этот раз Ло Бинхэ ответил, совсем позабыв о привкусе крови во рту из-за прокушенной щеки. Учитель тоже не обратил на это внимания. Ладонь его снова чуть расслабилась, нежно проходясь сверху вниз, а потом сжимаясь и с силой следуя снизу вверх. На взгляд Ло Бинхэ, слишком медленно, но он совсем не желал, чтобы учитель двигался быстрее — ведь тогда все быстрее и кончится. Через несколько неторопливых, мучительных движений учитель вновь сбавил темп, нет, это было уже невозможным. Ло Бинхэ отстранился от чужих губ, собираясь сказать что-то, но замешкался, ему вдруг показалось неловким раздавать указания. Учитель спросил сам: — Все в порядке? Мы можем остановиться, если… Скажи, если ты не хочешь. Если тебе неприятно? Его частое горячее дыхание обжигало щеку, голос, тихий и хриплый, был все еще немного неуверенным, словно сомневающимся, но теперь Ло Бинхэ был готов поклясться, что слышал в нем и желание. Но… Нет, не мог же он спросить, почему у учителя не стоит? Что он должен делать? Ло Бинхэ помотал головой. Его затапливало волнами жара, сознание снова казалось раздробленным, словно разлетевшимся на миллионы осколков. Учитель то целовал его шею и плечи, то немного отстранялся, позволяя Ло Бинхэ следить взглядом за движениями нежной ладони. Он правда хотел бы и сам сделать что-то, но чувствовал такую усталость и опустошение, что сил хватало только на то, чтобы смотреть. И он смотрел. Смотрел, как напрягались мышцы предплечья учителя под тонкой тканью нижней рубашки. Смотрел, как ладонь с нажимом скользила вниз, оттягивая кожу, смотрел, как она возвращалась вверх, смотрел, затаив дыхание, как в какой-то момент ладонь остановилась, замерев у головки, как подушечка указательного пальца собрала выступившую на головке крупную каплю смазки и размазала по длине, надавливая и дразня, и пальцы снова сжались вокруг ствола. В этот момент нехватка второй ладони, которая могла приласкать головку, ощущалась особенно остро, пусть думать о чужом увечье в таком ключе и казалось бессовестным. С каким-то вялым удивлением Ло Бинхэ отметил, что хоть он и вспомнил о ранении учителя, у него попросту не хватило душевных сил, чтобы снова расстроиться. Какое-то блаженное отупение оказалось выходом? Член покачивался от размеренных движений, иногда чуть более резких, иногда совсем мягких, крайняя плоть оттягивалась, оставляя самую нежную кожу буквально умолять о прикосновении. Сначала Ло Бинхэ казалось, что учитель по чистой случайности не уделял ей внимания, двигаясь только по менее чувствительной коже ствола, но, поднимаясь вверх, он мягко сжимал ладонь на прикрытой кожей головке, обводил ее пальцами, оттягивал крайнюю плоть, дразнил и играл. «Он же специально!» — с некоторой обидой подумал Ло Бинхэ. Быть может, так было лучше, он все равно не хотел бы кончить слишком быстро, кто знает, предложил бы учитель продолжить? «Но где он так научился?» Учитель говорил, что у него не было опыта в подобных делах, значит, он ласкал так…только себя? «Вот бы посмотреть». Картина лежащего на разбросанных простынях учителя, возбужденного, с блестящими глазами и прерывающимся дыханием, с сомкнувшимися на собственном члене изящными пальцами, предстала перед его мысленным взором, как живая. Ее одной, казалось, могло хватить, чтобы кончить прямо сейчас. «О ком он думал в такие моменты?» Учитель не позволил Ло Бинхэ отвлечься на ревнивые мысли. Ослабив хватку, он вдруг провел кончиком пальца от основания члена до самого кончика, нежно обвел головку по кругу и с силой надавил на небольшую щелку. Ло Бинхэ едва мог сдержать желание закончить эту сладкую пытку, приподняв бедра и несколько раз толкнувшись в чужую ладонь, все тело измучилось от желания двигаться, кровь пульсировала в до болезненности напряженной плоти. Пальцы судорожно сжимались на бедрах учителя, словно стараясь удержать того на месте. Он чувствовал, будто задыхался или тонул. Кожа в тех местах, где ее заласкали чужие губы, горела огнем. «Никогда не отпущу», — думал Ло Бинхэ, насколько можно было назвать мыслью это выжигающее весь разум желание. — Бинхэ?.. Бинхэ? До Ло Бинхэ не сразу дошло, что его звали, что это было его имя. — Ты мне доверяешь? Это был странный вопрос. И голос учителя был странным, напряженным и сдавленным. Туман вожделения в голове немного расступился, и Ло Бинхэ кивнул, чуть вернувшись в реальность и, честно говоря, он был не слишком этому рад. И он позволил бы учителю снять с него кожу живьем, зачем вообще спрашивать? — Посмотри на меня. Ло Бинхэ вздрогнул. Но он не мог не подчиниться этому голосу. Он поднял взгляд и не пожалел: учитель смотрел на него с такой нежностью, что не оставалось никаких сомнений в его чувствах. Его волосы растрепались, глаза возбужденно блестели, плечи подрагивали от размеренных движений. И вдруг эти движения остановились. Учитель поднял руку и ухватил за воротник свою рубашку, потянул в сторону, белая ткань обнажила мускулистые плечи, мышцы груди и пресса, страшный багровый шрам под ребрами и короткую культю левой руки. Ло Бинхэ с шумом втянул воздух. Зачем учитель это сделал? Все шло так хорошо, зачем… Учитель отбросил рубашку на кровать. Его ладонь легла на левое предплечье Ло Бинхэ, и он вдруг заметил, что до сих пор стискивал пальцы на бедрах учителя. Он погладил напряженные мышцы, и Ло Бинхэ наконец расслабил хватку, только сейчас поняв, как его пальцы занемели от этого напряжения. Почувствовал и холодок от подсыхающей на нетронутом члене смазки. Учащенное дыхание замедлялось, сожаление и чувство вины снова начали подступать к границам сознания. — Я остановлюсь, если ты скажешь, — тихо сказал учитель. — Продолжу, если ты скажешь. Теперь он не смотрел на Ло Бинхэ, зато Ло Бинхэ смотрел во все глаза. Он хотел что-то сказать, понимал, что нечестно было просто взвалить все на учителя, но почему-то не мог. Тихий звук голоса и вид искалеченного тела вернули к жизни привычный страх: холодный и липкий, обволакивающий внутренности. Ладонь учителя с нажимом прошлась вверх по его руке, погладила шею, потрепала за щеку. — Хорошо, тогда… Ничего не говори. Коротко поцеловав Ло Бинхэ в губы, учитель взял его правую руку за запястье и положил на бугрящийся красный шрам на животе. Ло Бинхэ вздрогнул и попытался отнять руку, но учитель с силой удержал ее на месте. — Это просто шрам, — спокойно сказал он. — Он даже не болит. Ло Бинхэ сомневался. Кожа под пальцами казалась более тонкой, более гладкой и странно натянутой, ее рельеф ощущался отчетливо нездоровым, неправильным. Ло Бинхэ понимал, что должен любить в своем учителе все, просто не мог смириться с некоторыми вещами. Прикасаясь к горячей коже, он чувствовал биение сердца учителя, с удивлением понимал, что оно колотилось, как бешеное. Для вечно расслабленного, спокойного учителя это было необычно… Значит, он волновался? Он мог весь день жаловаться на ноющую поясницу или усталость, но о чем-то страшном никогда не говорил… Конечно, он тоже переживал. Глаза затуманились слезами. Не без некоторой паники Ло Бинхэ подумал, а вдруг учитель неправильно понял его поступки, вдруг он решил, что Ло Бинхэ избегал близости из-за отвратительного вида этих ран, а вовсе не из-за чувства вины? «Какой же я урод», — мрачно вздохнул он. Оставалось надеяться, что учитель не думал так. Ло Бинхэ осторожно погладил кожу. Конечно, он любил в учителе все. Словно удовлетворившись этим, учитель потянул его запястье в сторону. Ло Бинхэ знал, куда, сердце его сжалось в страхе перед этой затеей. — Не болит, — повторил учитель, кладя кисть Ло Бинхэ на обрубок руки. «Невозможно». Учитель напряг пальцы, заставляя Ло Бинхэ крепче прижать ладонь к культе. Из глаз Ло Бинхэ вдруг потекли слезы, неожиданно для него самого. Он задрожал, задышал часто, чтобы не разрыдаться, и учитель потянулся навстречу, поцелуями собрал влагу со щек. Ло Бинхэ прильнул к его губам и ощутил на них соленый привкус собственных слез. Ладонь продолжала удерживать пальцы Ло Бинхэ на культе, заставляя чувствовать нанесенную собственной рукой — пусть и не по собственному желанию — рану. Ло Бинхэ нашел в себе силы осторожно сжать пальцы — и ладонь учителя тут же оставила его руку, скользнула вниз, вернувшись к члену: обхватила, потерла головку по кругу с небольшим нажимом, вернулась к движениям вдоль ствола, вверх и вниз. Ло Бинхэ вдруг почувствовал, что все было не так уж и плохо. Губы учителя вновь скользнули к шее, прикусили кожу, немного дразня, потом учитель отстранился и повторил: — Смотри на меня. И Ло Бинхэ кивнул. Он с силой провел ладонями по спине учителя, заставляя его немного прогнуться в поясе, пригладил растрепавшиеся волосы, а потом сжал его лицо в своих ладонях и поцеловал настолько нежно и страстно, насколько мог, от этого размеренные движения руки на члене на несколько мгновений сбились, и учитель отстранился с таким видом, будто должен был полностью сосредоточиться на этой задаче и не хотел, чтобы его отвлекали. Не хватало только получить по голове веером! Впрочем, вряд ли учитель брал с собой веер в постель зимой. Ло Бинхэ положил ладони на бедра учителя, на этот раз не стискивая их слишком сильно, и чуть выпрямился, вжимаясь спиной в жесткую резную стенку кровати, подушка уже куда-то вывалилась, хотя, казалось бы, он сидел и почти не двигался. Ло Бинхэ расслабился, а учитель тем временем продолжал ласкать напряженную плоть, жадное возбуждение которой не смогла прогнать даже неожиданная идея учителя со шрамами. Быть может, теперь Ло Бинхэ сможет спокойно на них смотреть? Движения чужих пальцев на члене ускорились, стали более жесткими и требовательным, иногда учитель оттягивал тонкую кожу и накрывал чувствительную головку кулаком, чуть сжимая, иногда возвращался к основанию члена и легко поглаживал длину и мошонку, словно нарочно растягивая эту пытку, удерживая Ло Бинхэ на грани. Каждый мускул в теле кричал, чтобы Ло Бинхэ двигался: одной руки, казалось, не хватит для долгожданной разрядки. Он невольно подавался вперед бедрами в поисках облегчения. Кровь пульсировала в напряженной плоти, в мышцах, дергала в паху, сердце гулко стучало в ушах. В голове не осталось ни единой мысли, Ло Бинхэ полностью отдался этому мучительному ритму, сводящим с ума ощущениям, словно все чувства стеклись к одной точке и одной потребности, он искусал себе губы, чтобы хоть немного разогнать муть возбуждения, но дольше тянуть не было никакой возможности… Словно увидев это, учитель с несвойственным ему, казалось, садизмом убрал руку и приподнял подбородок Ло Бинхэ, чтобы посмотреть в затуманенное наслаждением лицо. Что он хотел в нем увидеть, оставалось загадкой. Зато Ло Бинхэ увидел собственное отражение в чужих зрачках: раскрасневшееся, с приоткрытым ртом и умоляющим взглядом. Губы его шевельнулись, но он не знал, что сказать, чтобы прекратить эту муку, быть может, потому что хотел растянуть ее навечно, а может, потому что все силы уходили на попытку удержать то безумное, чудовищное нечто, что жило в клетке его груди и мечтало наброситься на учителя, как дикий зверь на добычу. Сделать своим навсегда, привязать, запереть в такой же клетке, чтобы тот никогда их с Ло Бинхэ не оставил… Он не заметил, когда ладонь учителя покинула его лицо, но вздрогнул, едва она снова очутилась внизу, обхватила набухший, готовый к разрядке член. Из горла Ло Бинхэ вырвался звук, похожий скорее на хрип, чем на стон, он оказался совсем не готов к этому, инстинктивно подался бедрами вперед, и учитель резко, с силой продернул член в кулаке, наконец, даря ему долгожданное облегчение. Ло Бинхэ широко распахнул глаза, мышцы его словно натянулись, тело обожгло огнем, в котором сгорели все волнения и тревоги. Беспокойные мысли позабылись, Ло Бинхэ больше не чувствовал ничего, кроме жаркого, безумного удовольствия, слышал только звук пульсирующей крови в ушах. Он заставил себя смотреть вниз, чтобы навсегда сохранить в памяти эту картину. Горячее семя вытекало толчками, забрызгивая белесыми каплями живот и штаны учителя, пачкая его пальцы, но тот не отстранялся и продолжал мягко, с нежностью гладить и сжимать измученную плоть, словно успокаивая и расслабляя. Ло Бинхэ обхватил все еще ласкавшие член пальцы учителя обеими ладонями, пачкаясь в собственном семени, осторожно сжал, будто в благодарность за подаренное удовольствие. Частое дыхание Ло Бинхэ потихоньку замедлялось, он хотел сказать что-то, но сил пока хватало только на то, чтобы тяжело сглатывать и моргать. «Невозможно». Он растерянно протянул руку в сторону, нащупал какую-то ткань и поспешно принялся вытирать пальцы учителя, убрав их с собственного члена, сейчас, когда марево возбуждения чуть отступило, безумной казалась сама мысль, что они по какой-то причине находились там. Тщательно очистив каждый и насухо вытерев от липковатой жидкости ладонь, Ло Бинхэ небрежно утер собственный живот и… В ужасе уставился на несчастную тряпку, поняв, что именно сдуру схватил. Хриплым, будто чужим голосом он растерянно произнес: — Я испортил одежду учителя. Тот хмыкнул. Ло Бинхэ поднял взгляд и увидел улыбку на его лице, скорее даже, с трудом сдерживаемый нервный смех. Он тоже улыбнулся. Действительно, после сегодняшней ночи, стоило ли беспокоиться об одежде? Он просто постирает ее. Ведь сегодня учитель по собственной воле прикоснулся к подобным вещам. Разум все еще блуждал в тумане, Ло Бинхэ понял, что все его тело дрожало, только когда учитель потянул его к себе за плечо, отлепляя от стенки, и обнял, уткнулся носом в шею и с силой провел ладонью по спине, словно унимая тревогу. Ло Бинхэ расслабленно позволял гладить и целовать себя — долго и бережно. Учитель выглядел таким сосредоточенным и смущенным… Ло Бинхэ вновь затопило нежностью, он осторожно сомкнул руки на его спине, нежно покачивая учителя на коленях из стороны в сторону, словно ребенка. Учитель был таким заботливым и понимающим, всегда беспокоился об ученике больше, чем о самом себе… Кстати о нем! Сонные глаза Ло Бинхэ распахнулись. Сознание немного прояснилось и теперь его больше всего занимал вопрос, что же они будут делать дальше? Он немного поерзал, прижимаясь животом к животу и притискивая учителя к себе, и убедился, что его член по-прежнему не подавал никаких признаков интереса к происходящему. Сказать, что это расстраивало, значило ничего не сказать. Ло Бинхэ корил сам себя, он позволил себе так расслабиться и наплевать на все, что даже не подумал сделать что-то для учителя, как-то приласкать и возбудить его. А теперь с того станется, пожалуй, просто лечь спать… — Ну что, спать?