Все твои раны

Следуя многолетней привычке Серхио предпочёл бы удержать всё, что творится у него на уме, в пределах собственной головы. Выстроить план, отыскав источник и решение проблемы в одиночку. Но этим утром он далёк от привычного контролируемого состояния настолько, насколько был лишь дважды в своей жизни: в крепком захвате Андреаса, что всем своим весом давит на него, отчаянно стремящегося вскочить с больничной койки. Позабыв и про опутывающие его измождённое тело провода капельниц и строжайший запрет врачей, лишь бы разбить враз ставший ненавистным крошечный больничный телевизор; изничтожить людей, равнодушно зачитывающих такие несправедливые вещи с мерцающего экрана. Да в руках Найроби и Хельсинки, удерживающих его, изо всех сил рвущегося в рушащийся туннель, стальной хваткой людей, которым всё ещё есть что терять. И пусть смерть на сей раз не сверкает ему в лицо своим надменным оскалом, ощущение надвигающейся потери такое же неотвратимое, как и в те проклятые секунды, когда голос Андреса в динамике рации отдавал последний приказ. Но кто сказал, что искупление будет стоить дёшево? Да и он уже принял решение. Ракель, застывшая напротив, напряжена в подборе вариантов того, что с ним происходит. Похожа на оголённый нерв. На саму себя, что так жаждала противоположных ответов в холодной серости дома в Толедо. Однако в этом случае что правда, что ложь одинаково приведут к неутешительному концу. И, как бы ни было больно, отмолчаться попросту не выйдет, он итак уже заметно ухудшил ситуацию своим затянувшимся молчанием. И Серхио кратко, дозированно, и всё же безостановочно вываливает на неё все те откровения, что, по его мнению, делают его последним человеком, что Ракель хотела бы видеть в своём доме, своей постели. Под своей защитой. Каждое слово - будто свинцовый шарик добавляемый на чашу весов, и он сам не замечает как всё ниже склоняет голову, уходя от взгляда её подёрнутых слезами глаз. Пока между ними не остаётся ничего, кроме единственного секрета, что, он надеется, не придётся озвучить никогда. Пауза тянется бесконечно долго: череду секунд пока Ракель переводит дыхание. Пока дрожь на её губах сменяется едва заметной кривой улыбкой. Пока руки привычным движением забирают волосы, разметавшиеся по плечам, в пучок на затылке, едва держащийся благодаря изгрызенному фломастеру с тумбочки. Кто бы сказал ей пару дней назад, что придётся отговаривать сдаться того самого преступника, что она столь активно преследовала всю эту неделю; того, что сам явился на порог её дома в поисках убежища - Ракель бы рассмеялась тому в лицо. Однако сейчас это именно то, что она собирается сделать. Ведь если Серхио уверен в том, что его заключение будет тем, что окажется её спасением, то у Ракель на этот счёт совершенно иное мнение. От мягкого прикосновения её мокрых пальцев к его коже Серхио вздрагивает, как от удара. Вскидывает на неё полные стыда глаза, явно желая покончить со всем этим как можно скорее. Вот только во взгляде Ракель нет и намёка на гнев или разочарование. Лишь затаённая застарелая боль, в самой глубине глаз. Её пальцы утешающе гладят его запястье, когда Ракель выдаёт, улыбаясь измученно, но искренне: - Ты такой глупый, Серхио. Такой безнадёжный идиот, несмотря на всю свою гениальность... Однако закончить мысль она не успевает - от резкой мелодии радио телефона на прикроватной тумбочке они оба непроизвольно вздрагивают и быстро переглядываются, не ожидая от взаимодействия с внешним миром ничего хорошего. Узнав номер на экране, Ракель бессознательно, едва ли не рефлекторно морщится, подтверждая соединение быстрым нажатием кнопки. - Анхель, что случилось? Почему ты звонишь на домашний? - Он у тебя, Ракель? - вместо приветствия выдаёт Рубио, тяжело дыша в трубку. - Кто он, Анхель? О чём ты вообще? - О, будь добра, Ракель, не разыгрывай со мной этот номер. Я знаю, что ты умнее, помнишь? Профессор, Сальва или как там его, он скрывается у тебя? - Ты серьёзно спрашиваешь об этом? Анхель, не оскорбляй меня, даже если накачан препаратами сверх меры! Однако он явно не ведётся на наигранное возмущение и, судя по тону, теряется остатки терпения, что пытался сохранить. - Боже, Ракель! Просто ответь на чёртов вопрос! - Нет. Он не у меня, - Ракель усиливает хватку на руке Серхио сама того не замечая, но продолжает врать с поразительной убедительностью. - И, даже если бы я действительно была замешана в этом ограблении, как все вокруг считают, то Профессор уж точно не был бы так глуп, чтобы искать укрытия в моём доме. Боже, Анхель! Да и какого чёрта ты опять занимаешь этим делом, когда должен быть дома и восстанавливаться? Завязывай уже с этим! Если Мари-Кармен узнает, то.. . - Да, да.. Я всё это знаю, Ракель, - непривычно отмахивается от неё напарник, и продолжает, непроизвольно понижая голос. - Я только что был в участке на допросе по твоему делу. И, Ракель, они планируют прийти к тебе с обыском, я видел как к капитану поступили необходимые бумаги. Сегодня. Поэтому я очень надеюсь, что его и правда нет в твоём доме. Ты понимаешь? Потому что руководить им, ввиду особых обстоятельств, планирует.. - Альберто. Ну кто же ещё... - Да. И мне жаль, Ракель, если я разбередил рану. Я .. просто беспокоюсь о тебе. Вот и всё. Как твой друг. Ракель?.. - Да, я тут, Анхель, - неподдельный тяжёлый вздох срывается с её губ, пока глаза панически мечутся по комнате, подмечая важные детали. - Прости, что сорвалась на тебя. И я правда ценю что ты сейчас сделал. Но это дело действительно последнее, о чём я хочу слышать. - Я понимаю. Так он правда не объявлялся? - Нет. И я не думаю, что сделает это в будущем. - Хорошо. Это чертовски правильно с его стороны, что бы он ни испытывал к тебе. Она горько хмыкает и Анхель вновь поспешно извиняется, но сейчас все эти расшаркивания её мало волнуют и Ракель спешно завершает разговор под первым пришедшим на ум предлогом. Когда она отрывается от телефона, то они выдают практически в унисон: - Полиция близко. - Они могут быть уже на подходе. Особенно, если специально дали Анхелю увидеть бумаги, чтобы спровоцировать нас. Чёртовы ублюдки! - Ракель бегло осматривает рану Серхио, и понимается на ноги, побуждая и его к действию. - Но сейчас не об этом - тебя необходимо спрятать. И как можно скорее. Наш прежний разговор мы закончим позже. Но, на всякий случай: что бы ты там не надумал себе, сдаваться полиции в моём доме точно неприемлемый вариант! - Безусловно, - сухо выдает он, жестом раздражения поправляя очки и оглядываясь по сторонам. - Моя одежда? - Я избавилась от неё. Сейчас выдам тебе замену, - и, замечая неприязнь, промелькнувшую на его лице, с невольной усмешкой поясняет, не переставая рыться в шкафу: Старые вещи моего отца, не Альберто. От этого мерзавца ничего не осталось в моём доме. Ты сможешь сам добраться до ванной? Мама! - Не знаю, должен. Спрячь аптечку. И.. твоя мать, Ракель... - Имеешь в виду стикеры? - не удивляется она, протягивая заранее отобранные вещи, пока Серхио осторожно поднимается с кровати, используя для опоры одну руку, и проверяет сможет ли удержаться на ногах без посторонней помощи. Головокружение сегодня значительно меньше. - Об этом мы позаботимся. Какое-то время их внешне притихший дом похож на растревоженный муравейник, в котором кипит активная жизнь, не приметная постороннему взгляду. Однако, даже не смотря на предупреждение Анхеля, они едва успевают завершить с подготовкой, когда краткий визг сирены, вероятно, включенной кем-то из новичков по ошибке, оповещает о прибытии полиции. Ракель знает, что бывшие коллеги злы на неё по многим причинам, и потому обыск не будет лёгким. Не будет быстрым, хоть им предстоит отыскать на просторах не такого уж большого здания человека, а не крошечный пакетик с героином. Их с матерью, как и ожидалось, разделяют, оставляя Мариви в привычном окружении спальни, в то время как Ракель наблюдает за царящим безумием с кухни, без нужды потягивая кофе, что, вскоре, едва ли не вытесняет кровь из вен. Подчинённые Альберто, что уже который месяц находятся под двойным давлением из-за расследования жалобы, переворачивая её дом вверх дном выглядят хмуро, но не пристыженно. За исключением, разве что, Пилар, старающейся не задерживаться в одной комнате с Ракель дольше, чем на пару минут. В то время как сам Викунья явно злорадствует, едко комментируя ту или иную смущающую Ракель находку, даже не пытаясь скрыть своего мрачного удовлетворения тем, как обернулось для неё это дело. День неуклонно клонится к обеду: минута за минутой, час за часом. Гараж и сад, все комнаты и даже заваленный хламом чердак, больше похожий на заготовку, чем на окончательно оформившееся помещение, тщательно осмотрены. Когда, порождая проклятия на её губах, Альберто запускает процедуру по второму кругу, припоминая ещё несколько мест, где можно было бы спрятать человека - его знания на сей раз её проклятье. - Ладно. Пилар, осмотрите ещё раз шкафы в спальнях - может заметите какое-то несоответствие. Потом ванны с ультрафиолетом. А я повторно осмотрю гараж. Суарес, что тенью слоняется из комнаты в комнату, прислушиваясь, будто гончая на охоте, не противится, кивком подтверждая распоряжение Альберто для своих людей, хоть сам явно не рад задерживаться здесь под испепеляющим взглядом Ракель дольше, чем это действительно необходимо. - Издеваетесь? Вы, оба? Что на счёт так обожаемого тобой протокола, а, Суарес? Вы ничего не нашли и не найдёте здесь, в сотый раз повторяю, так что убирайтесь ко всем чертям! Я по горло сыта вашими рожами. - Протокол не запрещает перепроверки, инспектор. - Боишься, что мы найдём его следы, а, дорогая? - хмыкает Альберто, отдирая от холодильника один из стикеров, напоминающих о расписании учёбы Паулы. - Ведь мы найдём, не сомневайся. А вот это тебе больше не понадобится, не утруждайся запоминать. До этой минуты он игнорировал все её вопросы о дочери, все претензии по поводу невозможности дозвониться и узнать как у Паулы дела, и сейчас Ракель побелевшими пальцами вцепляется в столешницу, едва сдерживаясь, чтобы не высказать всё, что думает об Альберто. Позабыв на миг и про спрятанную стопку стикеров, шуршащую, кажется, на всю Испанию, при каждом неосторожном движении в кармане брюк. И про чёткие указания как вести себя, что не так давно сама раздавала всем обитателям дома, когда на пороге кухни объявляется смущённый новичок. - Успехи, Антонио? - Ээ.. нет. Простите. Ваша мать, инс... сеньора... - Что с ней? - Что ещё? - Она покинула комнату, где ей велено было находиться, заперлась в ванной. Суарес и Альберто переглядываются, и, оттеснив даже не скрывающую неподдельного испуга Ракель с дороги, будто предмет мебели, выходят из кухни, дослушивая доклад парня на ходу. - Стойте! Гневные крики Ракель, несущиеся в спину, явно лишь подзуживают их. Особенно Альберто, шествующего по знакомому коридору с усмешкой победителя. Однако, когда замок неожиданно поддаётся слишком легко, и дверь широко распахивается, он замирает на пороге в нерешительности, явно сбитый с толку. - Что происходит, Альберто? Что ты делаешь дома так поздно? Мариви, удивлённая и смущенная ситуацией, переводит растерянный взгляд с полицейского на полицейского. Стряхивает крошечные капли с пальцев, сидя на краю ванны в одном лишь банном халате. За секунду до этого она, судя по всему, проверяла температуру воды, на поверхности которой начинает постепенно вздыматься пена, заполняя пространство комнаты стойким цветочным ароматом. - Это что ты здесь делаешь, Мариви? - раздражённо выплёвывает Альберто, делая несколько шагов вперёд и впиваясь в воду таким взглядом, словно под прозрачной толщей просто обязано показаться проклятое лицо Профессора, и он заметит его, стоит лишь приглядеться получше. - Принимаю ванну. Думаю, это очевидно, дорогой. - Какую, к черту, ванну?! Я же велел оставаться в комнате! - Когда? На лице Мариви проступает всё большая растерянность. Она что-то невнятно бормочет про девичью память, пока не вмешивается Ракель. - Ничего страшного, мама. У Альберто просто не задался день, вот почему он грубит. Не обращай внимания, мы оставим тебя. Но не закрывай двери, хорошо, как мы и договаривались? - Конечно, милая! И, всё-таки, как неудобно вышло... Суарес и криминалисты, привлечённые шумом, уже при беглом осмотре убедившись, что на столь маленьком пространстве просто невозможно кого-то спрятать, неспеша возвращаются на свои места. Что позволяет, наконец, разгневанной Ракель протиснуться внутрь ванной комнаты и силой вытолкать бывшего мужа за дверь. Хоть Ракель и кипит от едва сдерживаемого гнева, голос её при обращении к матери полон мягкости и мёда. Чего явно нельзя сказать о её обращении к Альберто, которого, словно поменявшись ролями, в этот раз она изо всех сил пригвождает спиной к стене, едва лишь они отдаляются от дверей, за которыми через пару минут раздаются характерные всплески. - Чёртов ты ублюдок, Альберто! Никогда так не говори с моей матерью. Никогда! Ты перепугал её. - Скажи спасибо, что я не арестовал её за попытку помешать обыску! - Какую ещё попытку, ты в своем уме?! Она просто хотела принять ванну, как зафиксировано в её распорядке дня. - Не смотря на дом, полный полицейских? Ты за идиотов нас держишь, Ракель? Сорвавшись из-за неоправдавшегося преждевременного ликования и смущенных, едва ли не осуждающих взглядов парочки оставшихся копов, Альберто изо всех сил стискивает повреждённое запястье Ракель и грубо встряхивает её, привычно отталкивая от себя, словно тряпичную куклу. Не обращая внимания ни на болезненно морщащуюся Пилар, что поднялась на второй этаж вслед за ними, ни на Суареса, что убеждает его не глупить, опустив руку на плечо: - Альберто. Хватит! - Отпусти меня! Они с Ракель скрещивают полные ярости взгляды, когда в дело вмешивается Суарес. От увиденного он явно испытывает дискомфорт и спешит оттеснить Мурильо, пока положение дел не осложнилось ещё сильнее, только сейчас вспоминая о запретительном приказе и накладываемом им ограничениях, что отнюдь не аннулируются необходимостью провести обыск. Да и просто думать о том, что в обвинениях Ракель в адрес бывшего мужа была хоть толика правды в сложившихся обстоятельствах не очень-то приятно. - Мурильо, ты можешь объяснить, что это было? Ракель, растирая ноющие запястья, какое-то время лишь хмурится и молчит. Она не знает, что здесь произошло в её отсутствие, но у неё есть только один козырь, чтобы выставить произошедшее в нужном свете. Вот только она предпочла бы не использовать его так. Однако, Суарес, не дающий времени на поиск иного ответа, не оставляет ей выбора. - Ну? - Она просто не помнила, что вы здесь. Большинство криминалистов, закончив осмотр, спустились на первый этаж и она, вероятно, просто забыла.. - Что? Это ещё что за чушь? Словно услышав какую-то плоскую шутку Альберто кривится и Ракель на мгновение прикрывает глаза, болезненно морщась. - Заткнись уже, Альберто. Я сыт вашей семейкой по горло. Как это возможно, Мурильо? - Я не знаю точно что это, но она больна. С недавних пор симптомы только усилились. Она теряется во времени, путается в событиях настоящего и прошлого. Соблюдает распорядок дня только благодаря стикерам с заметками.. Можете заглянуть в шкаф в её комнате и убедиться сами. - То есть, она тронулась умом? - Нет! Это может быть склероз, или Альцгеймер, я не знаю. Я ещё не успела отвести её к врачу со всем этим дурдомом. По тому как бывшие коллеги переглядываются и жалостливо косятся в её сторону, Ракель понимает, что они весьма близки к тому, чтобы поверить ей. Все, кроме Альберто. Которого убеждает лишь пачка стикеров, что вскоре выносит Пилар, о чём-то тихо перешептываясь с Суаресом. - Ладно, Мурильо. Мы не будем трогать её, чтобы не усложнять ситуацию. Но у двери до нашего ухода останется охрана, чтобы она не вздумала куда-то ещё забрести. Это понятно? - Да. Спасибо .. Суарес, - Ракель наступает себе на горло, чтобы выдавить это крошечное слово, но он отмахивается от неё, словно от надоедливой мухи. Однако негромкая команда свернуть поиски как можно скорее, если у них нет ничего стоящего, райским гимном отдаётся в ушах Ракель по мере удаления группы. В то время как Альберто, пробегаясь по ней взглядом, полным отвращения, помещает переданные Пилар стикеры в пакет для улик. - Ты ещё более отвратительная мать, чем я думал. Все эти дни моя дочь проводила с полоумной старухой, пока ты развлекалась по ангарам с этим уродом. А что если бы что-то случилось? - Ничего бы не случилось! Моя мать не допустила бы этого. - Ну, конечно. Посмотрим, как на это взглянут в суде за опеку. Он резко шагает вперёд, сталкиваясь плечами, и мрачно покидает коридор вслед за остальными. Оставляя Ракель дрожащей, обессиленно наваливающейся спиной на стену, на глазах у одного из новичков. Однако, не смотря на отсутствие желания затягивать процесс обыска до бесконечности, окончательно они покидают её дом лишь к двум часам по полудню. Оставляя Ракель измотанной и угнетенной как эмоционально, так и физически. Словно противостояние каждой последующей нападке Альберто стоит ей всех возможных сил. Когда последняя полицейская машина скрывается с глаз, Ракель медленно заходит в дом. Методично запирает двери на все замки. Плотно зашторивает окна. После чего сломя голову взлетает на второй этаж, напрочь позабыв о возможности свернуть себе шею при падении на крутой лестнице. Вместе с Мариви, что всё это время напряжённо сидит на кровати в комнате Паулы, бросается в сторону собственной спальни. Когда им удается сдвинуть в сторону защитный экран, закрывающий пространство под ванной, отнюдь не съёмный и имеющий значительный вес за счёт слоёв клея и керамической плитки, украшающей основу из гипсокартона, Ракель напряжённо выдыхает, боясь даже представить чего стоил ему этот затянувшийся обыск: - Серхио! Как ты? По началу в узком тёмном пространстве не раздаётся ни звука и сердце Ракель сводит болезненным спазмом. Однако уже в следующую секунду Серхио что-то сдавленно бормочет и протягивает ей руку, перепачканную кровью и почему-то в мокрой насквозь рубашке, липнущей к коже.