Родственные души (Kindred Spirits)

      Парнишка завалился на прохладные простыни своей новой постели. У него теперь много чего нового: кровать, комната, дом.       Жизнь.       — Стайлз, — прошептал он в темноту, улыбаясь так широко, что стало почти больно.       Здесь, в безопасном и, на его взгляд, богато обставленном доме шерифа Стилински не было никаких ссор, вспыхивающих буквально из ниоткуда. Не было наседки миссис Хаммонд, которая спихивала ему визжащих близнецов, дабы он их успокоил. Не было печального взгляда мисс Александер Спенс, которым она одаривала его, завидев в холле приюта, — долговязого, усыпанного родинками подростка, слишком взрослого по сравнению с другими детьми, которых наверняка бы разобрали по семьям в первый же год их пребывания в детском доме Хоуптауна.       Мальчишки, которые вырастали в стенах приюта, частенько попадали на улицы, дикие и неконтролируемые. Прежислав знал, что ему повезло. На самом деле, он знал это намного лучше, чем остальные, ведь взрослые редко пренебрегали возможностью напомнить, каким он был счастливчиком.       И сейчас настал тот момент, когда он действительно чувствовал себя счастливчиком, буквально каждой клеточкой души. Вместо постоянного гомона шумных и вечно брюзжащих бродяг, заполоняющих холодные улочки Хоуптауна, за окном раздавался только негромкий цокот запряжённых лошадьми повозок, следующих по истоптанной грунтовой дороге мимо дома. Вместо грубой ткани формы, что приходилось носить в приюте, — мягкий хлопок лоскутного одеяла, которым заправлена его новая постель. Нет спёртого воздуха верфей и железнодорожных депо постоянно растущего Портленда, вместо этого — тихий городок, расположенный в лесной глуши северной Калифорнии. Поезд, что перевозил зерно, скот или случайных путников, ходил тут только три дня в неделю: единожды по средам и пятницам, и дважды по субботам.       Шериф Бикон-Хиллз отправил в сиротский приют Хоуптауна письмо: он не так давно похоронил свою супругу и хотел взять кого-нибудь под своё крыло. Кого-то, кто смог бы помогать ему по дому и при этом был достаточно юн, чтобы поддаваться воспитанию. Вместо восьмилетней крохи ему послали Прежислава — первого в семье, кто родился в Новом Свете, шестнадцатилетнего пацана, единственным признаком грядущей зрелости у которого были худощавые, но всё же широкие плечи.       — Ещё немного — и попрощаешься с приютом, дорогой, — пролепетала монахиня, погладив его по короткому ёжику волос (в тесных условиях приюта такие стрижки были необходимой мерой борьбы со вшами). — Возможно, это твой последний шанс. Так что помни о манерах, делай всё, о чём тебя попросят, и, ради всего святого, следи за языком!       Прежислав покраснел и понурил голову, уставившись себе под ноги. Его болтливость постоянно доставляла ему кучу неприятностей, но как быть спокойным, когда вокруг столько всего интересного?       — Не будь богохульство грехом, я бы поклялась¹, что у тебя язык на шарнирах подвешен, — прокудахтала она, заключая его в крепкие объятия, после чего усадила на поезд, следующий на юго-восток к Бикон-Хиллз. Попутчик Прежислава чётко дал понять, что болтовня его совершенно не интересует, так что все вопросы, наблюдения и нервозность по поводу своей первой в жизни поездки на поезде Прежиславу пришлось оставить при себе, хотя впечатлений было в избытке: «Во время закладки свай на перевале Сиския погибло четырнадцать человек, интересно, а мы увидим их могилы?», «Не думаю, что я был рождён для подобной скорости — пятидесяти километров в час как-то многовато для того, чтобы удержать свой завтрак в желудке», «Понятия не имею, почему они назвали такое прекрасное место таким отвратительным словом как “топь”, а вы что думаете?».       Прежислав стоял на деревянном настиле платформы, напевая себе под нос, и чуть подпрыгивал от нетерпения в ожидании шерифа. Послеобеденное солнце немного грело макушку, а тёплый ветерок приятно обдувал лицо, принося с собой восхитительный аромат клевера и душистого сена. Было странно не чувствовать уже привычный запах океана, вонь гниющей рыбы и удушливую гарь угля, которым отапливали здание приюта.       Каждый шаг Прежислава сопровождался громким стуком каблуков его ботинок, так что, как только все пассажиры разошлись, он принялся ходить по платформе, измеряя шагами сначала её длину (тридцать два шага), а затем и ширину (пятнадцать шагов). Он улыбался, слушая непривычные слуху звуки, и резко замер, стоило мужчине за кассой кашлянуть и многозначительно посмотреть в его сторону. К счастью, он остановился как раз у столба — хотя бы было, на что опереться.       Но спокойно стоять Прежислав просто не мог. Он относился к тому типу людей, про которых говорили «шило в одном месте». Из-за этого ему постоянно доставалось от монахинь и других детей, но он ничего не мог с собой поделать — без движения всё начинало зудеть. Служители приюта обычно справлялись с этим розгами (что было намного лучше порки ремнём, например, так как после него всё заживало куда дольше), поэтому он радовался, что поехал один и не стоял сейчас в окружении монахинь. Хотя рядом с ним сейчас не то что монахинь, а вообще никого не было — только билетёр, стоящий за кассой чуть поодаль.       И хотя Прежислав никогда не мог вести себя спокойно, сейчас он замер, аккуратно прижимая к груди свой старый саквояж с «секретом» — стоило взять его неправильно, и от него отваливалась ручка.       Он прилично подрос, из-за чего вся его одежда теперь была похожа на обноски: потрёпанный картуз², короткие брюки, едва достающие до костлявых лодыжек, и рубаха, которая в плечах едва ли не по швам трещала. Но он был тщательно вымыт, знал, как вести себя подобающим образом, и, конечно, до ужаса не хотел возвращаться обратно в приют. Он был слишком добродушным по сравнению с местной шпаной. Мальчишек забирали в окрестные города на сельскохозяйственные работы и по завершению всех дел тут же отправляли обратно, потому что никто из приличных людей не мог вынести их ужасного поведения. Увлечения у него тоже были иными: борьбе на руках он предпочитал чтение; азартным играм за приютской кухней — учёбу; и вместо того, чтобы запугивать местную малышню, он просто разговаривал с тем, кто соглашался слушать.       Отмывая как-то от сажи старый, вымощенный камнем пол приюта, он случайно услышал, как о нём говорили монахини. Одна из них ласковым голосом сказала, что это была возможность отправить его в хороший дом к хорошему человеку, который позаботится о нём и убережёт от неприятностей. Из всех детей они выбрали именно его, так что той ночью благодарный Прежислав упомянул в своих молитвах каждую монахиню приюта.       Он ждал на станции уже час, но шерифа Стилински всё ещё не было. Он уже начал переживать: а вдруг за ним никто не приедет? Вдруг его обманули и таким образом просто избавились от неугомонного подростка, который постоянно болтал и совал свой нос куда ни попадя?       Мимо прошёл мужчина — высокий, с добрыми глазами и волосами цвета песка. Он не обратил на Прежислава практически никакого внимания, лишь кратко поздоровался. Он подошёл к билетёру в конце платформы и спросил про поезд, который должен был прибыть в четыре часа. Прежислав напрягся, пытаясь расслышать их разговор, но до него доносились лишь обрывки.       — Моложе, чем этот. Может, совсем маленький? Но он же почти взрослый!       Прежислава замутило и бросило в жар — если он не понравится опекуну, тот без всяких объяснений может легко отправить его обратно. Но, как бы то ни было, мужчина обернулся, направился в его сторону и замер на ступенях прямо напротив. Почесав голову и недоверчиво посмотрев на Прежислава, он пожал плечами.       — Голоден?       — Не стоит беспокоиться, я перекусил яблоком в поезде, пока ехал.       Мужчина бегло осмотрел его с головы до пят и нахмурился — кажется, ответ его не устроил.       — Для растущего организма одного яблока явно недостаточно.       Прежислав не сдержал смешка.       — Господи, вот бы кто-нибудь сказал это дамам, которые приносили нам еду. Они часто говорили мне, что другие дети не получают даже этого, и... думаю, они не врали. Но я действительно не хочу есть.       — И как тебя зовут?       Прежислав принялся медленно выговаривать мудрёное имя по слогам, но тут же прервался, стоило мужчине замотать головой и, смеясь, постучать по виску костяшками пальцев.       — У меня всё равно не получится его выговорить. С этим хорошо справлялась моя жена, но не я.       Он замер, будто раздумывая о чём-то своём, затем моргнул и поинтересовался:       — Ты не против, если я буду звать тебя «Стайлз»?       Прежислав дёрнулся, едва не уронив свой саквояж, но вовремя спохватился и перехватил его под нужным углом, чтобы все вещи не оказались на платформе.       — Простите, сэр. Стайлз?       На груди собеседника что-то блеснуло, и Прежислав наконец заметил значок шерифа: перед ним точно стоял его опекун. Мужчина улыбнулся, робко и тепло, и внутри Прежислава что-то ёкнуло. Кажется, это была надежда.       — Ну, моя фамилия Стилински, и раз ты едешь ко мне домой, я решил, что…       Прежислав уставился себе под ноги, улыбнулся и закивал.       Его мать умерла во время родов, так что имя ему дал персонал больницы — наткнулись на него в письме из ее личных вещей. Вот уже шестнадцать лет «Прежислав» было для него настоящим проклятьем, но «Стайлз»... Это имя несло в себе доброту и чувство некоторой принадлежности — оно значило, что он теперь может стать частью настоящей семьи, и эта мысль отозвалась в груди приятной тянущей болью. Похоже, что судьба преподнесла ему шанс начать всё заново, и новое имя было отправной точкой.       — Нет, сэр. Я не против.       Шериф направился к оставленной неподалёку бричке³, и Пре… нет, Стайлз поспешил следом, пытаясь подстроиться под его размашистый шаг. Перехватив саквояж повыше, он неожиданно почувствовал прилив бодрости и буквально запрыгнул на повозку.       — Если хочешь, я могу забрать твой багаж, — предложил шериф, но Стайлз только замотал головой.       — Не переживайте, несмотря на то, что в нём все мои пожитки, он совсем не тяжёлый. К тому же, от саквояжа отваливается ручка, если взять его неправильно, и тогда все мои книги, платок, что сшила для меня мисс Александер Спенсер, как только узнала, что я поеду жить к настоящему шерифу…       Стайлз украдкой покосился на мужчину — он никак не мог поверить, что всё это взаправду, что кто-то наконец забрал его из приюта, — и продолжил.       — Я не мог выглядеть как обычный сирота, тем более живя под одной крышей с таким прекрасным и добропорядочным человеком, и она сшила мне платок, чтобы я хоть немного походил на настоящего джентльмена. Ещё там мои бумаги и колода карт, что я выиграл в конкурсе правописания. Это всё в саквояже, конечно, не в платке. Да и колода у меня не полная, потому что другие мальчишки частенько любят брать чужое. Когда-то у меня была действительно хорошая карта, на одной стороне был нанесён катехизис⁴, а на другой — красивый закат, и как-то раз она оказалась у других детей. Как мне потом объяснила миссис Томас, я сам был виноват, так как не следил за своими вещами, но, в любом случае, когда я попытался забрать её назад, карта случайно порвалась надвое, ровно посередине. Мальчишки выкинули доставшийся им кусочек, так что у меня не получилось её склеить. Но теперь, когда я живу с настоящим, добросовестным шерифом, держу пари, никто больше не покусится на мои вещи.       Шериф недовольно хмыкнул, встряхнул поводьями, и повозка тронулась с места.       Стайлз — Стайлз! — устроился поудобней на своём месте, поставил на пол старый саквояж, обхватив его ногами, и начал засыпать шерифа вопросами.       Сначала он спросил про пригород, потом про деревья вдоль дороги, что красиво цвели белым; спросил, почему в городе было больше коричневых овец, а не привычных бежевых. Спросил, нравится ли ему тушёная капуста и жареные яблоки с луком — в приюте его научили готовить несколько десятков блюд, так что он хотел бы заняться готовкой (тем более, что готовить надо только на двоих, а не на целую ораву). Спросил, много ли у шерифа домашнего скота; какую религию исповедует; в какую школу ходил, чтобы занять такую должность; сколько детей учится в местной школе, и надо ли ему, Стайлзу, туда ходить. И, конечно, ему было интересно, не слишком ли он оказался для него взрослым.       — Это ничего, что мне шестнадцать, да? — продолжил Стайлз. — Ну, раз вы не собираетесь вырастить из меня своего преемника и всё такое. А другие ребята из Бикон-Хиллз планируют поступать в колледж или?..       Он умолк, чтобы перевести дыхание, и посмотрел на шерифа — тот выглядел растерянным, будто не мог решить, на какой из вопросов ответить первым:       —Э-э...       Стайлз покраснел и понурил голову, уставившись на тонкую шерстяную нитку, которую он выдернул из растрепавшейся на коленке ткани (скоро придётся делать заплатку) и теперь нервно перебирал тонкими пальцами. Стайлз знал, что ему следует быть паинькой хотя бы на время испытательного срока. Его уже отправляли обратно в Хоуптаун только потому, что опекунов раздражала присущая ему болтовня и неуклюжесть.       — Простите, что много болтаю, раньше это приносило мне кучу проблем.       Шериф тихо рассмеялся и легонько пихнул его плечом.       — Я буду против разговоров только тогда, когда ты потребуешь от меня болтать в таких же объёмах.       — О Боже, нет, — засмеялся Стайлз, чувствуя облегчение. — Я счастлив разговаривать за нас обоих.       — В этом я не сомневаюсь.       Шериф прокашлялся и дёрнул поводья.       — В доме в последнее время было довольно тихо, так что я буду рад, если он снова оживёт.       Эти слова вызвали у Стайлза новую волну трепета, ведь он почти утратил всякую надежду на настоящий дом. В голове пронеслись воспоминания о сотне бессонных ночей, проведённых в приюте: из-за роста он с трудом умещался на узкой кровати и постоянно мёрз, так как небольшой кусок тонкой простыни, служивший одеялом, совсем не грел.       Какое-то время они ехали, погрузившись в приятную тишину, но вскоре Стайлз заметил большой, красивый дом, стоящий неподалёку от главной дороги, и снова подал голос.       — Шериф, а кто тут живёт?       — Это дом вдовы Макколл, — улыбнулся тот. — Кажется, её сыну примерно столько же, сколько и тебе. Вы с ним скоро встретитесь и, держу пари, станете хорошими друзьями.       Стайлз мечтал обрести друзей, но приютские мальчишки ясно дали понять, что никакой дружбы у них с ним не будет. За его манеры, непрекращающуюся болтовню и неспособность контролировать конечности они били его, подначивали, запирали в чулане и называли «чудилой». Стайлз испытывал своеобразную привязанность к людям, хотел заботиться о других, делиться с ними своим восхищением, но дети этого не понимали и издевались над ним, заставляя чувствовать себя каким-то неправильным. Разве в Библии не было сказано «возлюби ближнего своего, как самого себя»? Хотя, возможно, он понимал эту заповедь не совсем верно, ведь он был обычным необразованным сиротой — всего лишь мальчишкой, который надеялся встретить кого-то, кто смог бы разглядеть в нём доброту и окружить его заботой в ответ.       Стайлз был безмерно рад и тому, что его вот-вот усыновят, так что мысль о встрече с парнишкой Макколлом казалась ему чем-то заоблачным. И хотя он помнил, что не должен даже помышлять о чём-то большем, встречи с ним он ждал с нетерпением.       Вскоре они прибыли к небольшому двухэтажному дому. Стайлз помог шерифу распрячь коня и повозку, прошёл с ним в дом и принялся с интересом осматриваться. Он был предельно осторожен, так как боялся случайно зацепить, уронить или сломать что-нибудь ценное, иначе его точно отправят обратно в приют, и плакал тогда последний шанс на нормальную жизнь.       — Вверх по лестнице и направо — твоя комната. Надеюсь, тебе понравится.       Стайлз громко сглотнул и неверяще посмотрел на шерифа. Он думал, что ему выделят небольшой уголок где-нибудь на кухне, но никак не...       — У меня есть собственная комната?       — А ты как думал? Конечно! — тот легонько стиснул его плечо и улыбнулся. — А теперь иди, разложи свои пожитки.       Стайлз так разволновался, что вбежал наверх сломя голову.       В приюте ему, как и многим, приходилось спать на «перине» из старых и изношенных кухонных тряпок, сейчас же он лежал на своей новой, большой и мягкой постели и не мог поверить, что всё это взаправду. Теперь он мог пройти целых двадцать шагов в любую сторону комнаты, прежде чем натолкнуться на стену или мебель. Да, тут была мебель! Прекрасная кованая кровать; высокий комод, сделанный из дерева тёплых оттенков; и, Боже, книжная полка — такая широкая, что он мог раскинуть руки в стороны и всё равно бы не касался её краёв. Стайлз прикусил губу и изо всех сил постарался не расплакаться: тут были книги. Совсем немного, но и это было для него настоящим подарком. На небольшой тумбочке в красивом керамическом подсвечнике с петлёй вместо ручки стояла новая большая свеча. Совсем как на рисунке с Джеком Би Нимблом⁵ из единственной уцелевшей в приюте книги с картинками.       Стены комнаты выкрасили в нежный, бледно-голубой цвет, что кардинально отличало их от холодных каменных плит приюта. У него даже было собственное окно, в котором виднелся гигантский дуб и пышный зелёный лес, простирающийся до самого горизонта.       Неужели всё это для него одного? Для сироты, которого никто не хотел брать к себе в семью, потому что он был слишком взрослым? Для мальчишки, которого едва мог содержать детский дом, и так еле сводящий концы с концами?       Стайлз встал с постели, разгладил лежащее на ней покрывало и уселся на добротный деревянный стул, стоящий у окна. Поймав в стекле отражение своего старого — и единственного, честно говоря — друга, он улыбнулся.       — Итак, Питер, — тихо сказал он, — я рад, что ты тоже выбрался из Хоуптауна. Не думаю, что нас опять отправят обратно, не в этот раз. Кажется, мы и правда только что обрели дом. Шериф, он… Он отличается от тех, кого мы встречали раньше.       Стайлз прижал к подрагивающим губам ладонь и почувствовал, как по щекам покатились горячие слёзы. Это было слишком. Ни один человек не мог принять столько всего разом: добрый опекун, прекрасный и гостеприимный дом, книги... Стайлз — и тем более Прежислав — даже не рассчитывал на нечто подобное.       В детстве, попадая домой к очередной приёмной семье, он старался найти себе тихое местечко, засесть туда и вести себя как можно незаметнее. Большинство семей были как под копирку: вечно пьянствующие мужья, по самое горло заваленные заботами жёны и куча детей, которые постоянно требовали внимания. Так что маленькому, шумному и чересчур любопытному парнишке со странным именем — настолько труднопроизносимым, что его так и звали просто «пацан» — не было там никакого места. Он мог неделями ждать хотя бы одного доброго слова в свой адрес.       И вот однажды, сидя у окна в мрачном расположении духа, Прежислав с удивлением обнаружил в отражении Питера — мальчика, как две капли похожего на него самого: такой же вздёрнутый нос, усеянный веснушками; россыпь родинок на левой щеке и челюсти; слишком большие светло-карие глаза и плещущаяся в них тяга к знаниям. Прежислав начал разговаривать с Питером, делиться своими мыслями, и какое-то время спустя это стало настоящей привычкой. В конце-концов, он был не в том положении, чтобы привередничать в выборе друзей. Он даже воображал, что существует некий обряд или заклинание, которое позволяет пройти сквозь стекло и попасть в тихий и спокойный мир Питера. Так он отвлекался от того хаоса, коим была вся его шестнадцатилетняя жизнь.       И теперь, кажется, он нашёл дом своей мечты. Нашёл хорошего человека, который не станет ругать за то, что он не знает, как ухаживать за домашним скотом. Который не будет оскорблять ни его, ни его бедную матушку, скончавшуюся при родах. Судя по тому, что шериф разрешил болтать по пути домой, он был крайне терпеливым человеком. И, будучи вдовцом, он мог прекрасно понимать, какой одинокой, порой, бывает жизнь без близкого человека рядом.       Мечта маленького Прежислава казалась несбыточной.       До сегодняшнего дня.       Конечно, он был на испытательном сроке, и шериф всё ещё мог вернуть его назад, но что-то подсказывало, что этого не будет.       — Ну что ж, Питер, — продолжил он, — надеюсь, ты не обидишься, если я стану реже к тебе заглядывать. Думаю, я встретил человека, который нуждается во мне больше, чем ты. Ты всегда будешь моим первым другом, — Прежислав коснулся отражения костяшками пальцев, — но, быть может, я скоро смогу обрести друга и по эту сторону стекла.       Он прижался горячей щекой к холодному окну и попытался сдержать улыбку. Это было больше, чем просто слова — это было сродни обещанию. Он не помнил, когда в последний раз позволял себе почувствовать нечто, похожее на надежду, но то, что он увидел во взгляде шерифа, заставило его ослабить контроль и выпустить подзабытые чувства наружу.

*

      На следующий день Стайлз встал ни свет ни заря и приготовил шерифу завтрак.       — Я не увидел на заднем дворе курятника, поэтому не решился пожарить яйца, не спросив у вас.       Он подтолкнул к шерифу большую тарелку с кукурузными лепёшками и жареной ветчиной. Тот казался приятно удивлённым.       — Стайлз, если ты и дальше планируешь так вкусно меня откармливать, то можешь брать всё, что захочешь, — пробубнил шериф, уплетая ломтик ветчины. — Миссис Линд, что живёт по соседству, не даёт мне прохода каждый раз, когда видит меня с очередным куском бекона. И это только одна из наседок, которые носятся со мной, как с яйцом, — добавил он, вызывая у Стайлза приступ хохота.       Успокоившись, Стайлз принялся за свою порцию завтрака, радуясь тому, что хоть что-то наконец сделал правильно. Мгновение спустя он вспомнил, что, вообще-то, сидит за одним столом с настоящим шерифом — у него в запасе наверняка была парочка интересных историй, связанных с работой.       И, конечно, он не смог сдержать любопытства.       — Сэр? А вам когда-нибудь встречались грабители банков?       Шериф отрицательно покачал головой, делая большой глоток кофе.       — А грабители поездов? Конокрады? Самовольные захватчики⁶? Может, вооружённые бандиты? Грабители дилижансов⁷? Или угонщики скота? Мошенники? А, может, взломщики?       Тот озадаченно моргнул и снова отрицательно покачал головой.       Стайлз грустно вздохнул и уткнулся в свою тарелку — видимо, жизнь шерифа была не такой увлекательной, как её описывали городские газеты.       — Боюсь, «пинкертоны»⁸ к нам редко захаживают, — пояснил шериф и откинулся на спинку своего стула. Он немного помолчал и продолжил: — Несколько лет назад в нашем городке произошла одна серьёзная трагедия, но мне не очень-то хочется её вспоминать, так что расскажу об одном громком инциденте, случившемся в прошлом году на Кармоди-Роуд.       Стайлз подался вперёд, готовясь внимательно слушать. Конечно, ему было до безумия интересно, что же такого случилось несколько лет назад — он всегда любил различные происшествия, правда, только до тех пор, пока сам не попадал в гущу событий, — но раз шериф не хотел об этом рассказывать, он не будет настаивать.       — В городе живёт одна семья, Уиттморы. Они владеют почти всем, что расположено на чёртовой... Прости, проклятой Мэйн-Стрит. Парнишка Макколлов — с которым ты скоро встретишься, кстати, его зовут Скотт — случайно налетел на сына Уиттморов, выходящего из продовольственной лавки. Джексон нёс кучу пакетов с продуктами, и всё это вывалилось из его рук, рассыпавшись по дороге. Можно подумать, он нёс там семейный фарфор — такой скандал устроило его семейство. Они настаивали, чтобы Макколлы возместили стоимость всего, что было в пакетах, даже того, что уцелело при падении. И Уиттморы совсем не подумали о том, что миссис Макколл недавно потеряла мужа, — покачал головой шериф. — Вот что состояние делает с людьми.       Было ясно как Божий день — Уиттморов шериф недолюбливал.       — А теперь небольшой совет — держись подальше от Джексона, и в Бикон-Хиллз у тебя не возникнет сложностей.       Стайлз был весьма сконфужен. Как же ему себя с ним вести?       — Понятное дело, вы встретитесь в школе послезавтра, — продолжил шериф. — До конца занятий осталось только несколько недель, но, думаю, мы всё равно можем тебя туда устроить, — радостно добавил он.       — Уже послезавтра? — Стайлз моментально застыл: сердце стучало как безумное, лицо покраснело, а из открытого рта торчал кусок ветчины. Он запихнул его в рот, проглотил, даже не разжёвывая, и предсказуемо закашлялся. Он всегда хотел пойти в школу, в настоящую школу. В приюте у них не было ни нормального класса (выделенный на кухне уголок на класс похож совсем не был), ни нормальных преподавателей.       Шериф заулыбался, наблюдая за тем, как Стайлз едва ли не подпрыгивал на своём стуле.       — Я соображу, что приготовить нам на ужин, а ты можешь подняться наверх и изучить лежащие там книги — среди них должно быть несколько учебников. Выбери те, которые больше всего подходят к той программе, которая была у тебя в Хоуптауне.       Шериф опустил взгляд на стоящую перед ним тарелку и аккуратно положил рядом нож.       — Миссис Стилински работала учителем в местной школе. До того, как скончалась.       Стайлз выпрямился и уставился на него во все глаза – от грусти, промелькнувшей на его лице, сжималось сердце. Видимо, быть вдовцом было так же ужасно, как и никому ненужным сиротой.       — Я буду беречь эти книги. Даю вам слово.       Шериф мягко улыбнулся и посмотрел ему в глаза. Стайлз видел, что ему всё ещё было больно, но он изо всех сил старался с этим справиться. В этом они были похожи.       — Я уверен, Стайлз, что так и будет.       Стайлз прокашлялся, чувствуя себя одновременно и смущённым, и, в какой-то мере, счастливым — шериф уже ему доверял.       — Я приберу со стола и вымою посуду, а потом вы покажете, какие обязанности мне надо будет делать по хозяйству.       — Звучит здорово. И я тут подумал, может, ты захочешь пойти со мной на вечерний обход? Ну, как закончим с делами. Можем заглянуть к Макколлам, узнаем про нового учителя, которого наняли в школу. После того, как Клаудия… — шериф запнулся, но потом продолжил. — Мы с ним не сходились во взглядах касательно одной ситуации, что произошла несколько лет назад. Я не уделял особого внимания тому, как он справляется со своей новой должностью, потому что не было больше нужды посещать школу, да и с законом у него не появлялось проблем, так что… — он хлопнул в ладоши. — Давай за дело?       Стайлз так разволновался из-за возможности встретиться со Скоттом, что тут же вскочил из-за стола и чуть ли не спотыкаясь принялся сгребать всю посуду. То, как шериф говорил о Макколле, вселяло надежду, что тот был хорошим малым. Шериф был явно невысокого мнения о Джексоне Уиттморе, и Стайлз уверился на все сто, что приютские мальчишки ему бы тоже не понравились.       — Эм, Стайлз?       Тот спешил к раковине: на пальце болталась кружка, в руках кренилась гора посуды, а изо рта торчал кусочек недоеденной лепёшки. Он развернулся на полпути, поскользнулся и едва не выронил всё это на пол, чудом устояв на ногах.       — Да, сэр?       — Может, стоит отнести посуду в несколько заходов, как думаешь?       Стайлз залился краской и кивнул. Миссис Томас постоянно злилась на него, когда он помогал ей на кухне, но шериф не выглядел раздражённым. Если он и волновался о сохранности посуды, то совсем чуть-чуть — похоже, вся эта ситуация его больше забавляла.       — Э-э, конечно, сэр.       Он сосредоточился на посуде, стараясь не натворить дел, и расслабился только тогда, когда услышал за спиной смешок — оказывается, шериф остался сидеть за столом и следил за ним, попивая кофе.

*

      Одежда начинала заботить Стайлза только тогда, когда она переставала прилично выглядеть. Например, ботинки, что подарили ему в приюте на Рождество, были неудобными, но он наловчился подгибать пальцы и ступать так, чтобы они не казались такими тесными. Видимо, шерифу они ни капли не понравились, раз он бросил запрягать в повозку гнедого коня и посмотрел на его ноги.       — Что ж. Это многое объясняет, — пробурчал он, почёсывая затылок. — Удобные, наверное? Просторные и выглядят неплохо, да?       Стайлз переступил с ноги на ногу — он не хотел стать обузой. У него и так уже имелась чудесная комната, регулярная и вкусная еда, возможность ходить в школу. К тому же, ботинки не были в таком уж удручающем состоянии, так что необходимости покупать новые не было. И, конечно, он не хотел, чтобы шериф посчитал его повесой и отправил обратно в Хоуптаун.       — Думаю, их ещё надолго хватит, — сказал Стайлз, проведя ладонью по короткому ёжику. — Когда мне исполнилось тринадцать, одна из сестёр приюта сказала мне, что, даже несмотря на щуплый вид, я могу быть полезным. Но для этого я должен следить за собой и поменьше размахивать конечностями. С последним у меня не всегда складывалось…       Со стороны шерифа раздался тихий смешок.       — … но зачем вообще такому неказистому сироте, как я, новая обувь? Я же буду только на кухне, уголь разгребать или ещё что по дому делать. Для этого не нужно наряжаться. К тому же, — Стайлз провёл ладонью по повозке, восхищаясь искусной резьбой и гладкостью древесины, — лучше уж быть умным и порядочным человеком, чем красивым, правильно? Как-то раз мне досталось новое пальто. Ну, для меня оно было новым, во всяком случае, — до меня его носил только один мальчик, что был постарше, — он пожал плечами и улыбнулся. — У меня появилась вещь, которая выглядела куда лучше того, что я носил обычно, но это никак не повлияло на мою жизнь.       Шериф задумчиво угукнул и смерил его внимательным взглядом. Он проверил крепления брички, погладил по боку запряжённого жеребца и кивнул на повозку.       — Запрыгивай. Думаю, мне надо прикупить кое-что в Центральном Универмаге. Не возражаешь, если по пути туда мы сделаем небольшой крюк?       — Нет, сэр!       Убедившись, что сарай надёжно закрыт, Стайлз запрыгнул на повозку и устроился рядом.       — Это хорошо. — Шериф легонько дёрнул поводья и, к удивлению Стайлза, привалился к нему плечом, стоило повозке выехать на проулок. — Ты можешь присмотреть себе там пару рабочих ботинок.       Стайлз хотел было возразить, что у него и так уже есть всё необходимое, но его перебили:       — А вдруг мне понадобится твоя помощь, чтобы поймать преста? Ну, знаешь...       — Знаю! Это слово означает преступника! — широко заулыбался Стайлз. Он обожал детективные истории и загадки и выискивал их в каждой газете, что удавалось раздобыть. Собственно, поэтому жизнь шерифа и казалась ему такой увлекательной. — Вы действительно считаете, что однажды я смогу помочь вам по работе?       Шериф не ответил — только улыбнулся и снова дёрнул поводьями.

*

      Когда шериф зашёл в лавку, Стайлз всё ещё был на улице — ему поручили привязать повозку, и он собирался отнестись к этому со всей ответственностью. Он перепроверял прочность привязи уже в третий раз, когда уловил краем глаза какое-то движение. По спине пробежал холодок — кажется, к нему шёл какой-то парень или мужчина. Он мог бы принять его за обычного прохожего, но тот двигался слишком уж медленно.       Стайлз обернулся и столкнулся нос к носу с симпатичным юношей, возможно, всего на несколько лет старше его самого. У него была широкая грудь, узкая талия и мускулистые плечи, буквально источающие силу и мощь. Закатанные по локоть рукава рубахи открывали вид на жилистые руки, и Стайлз гулко сглотнул, проследив, как забугрились мышцы, стоило тому закинуть повыше на плечо тяжёлый мешок зерна. У незнакомца были спутанные, лоснящиеся чёрные волосы — наверняка мягкие — и самые пронзительные зелёные глаза, что ему довелось видеть. И сейчас они хмуро смотрели прямо на него.       Стайлз собрался с мыслями и дружественно — как он надеялся — махнул рукой, но юноша не ответил, а лишь внимательно оглядел его с головы до пят. От напряжённого и будто вопросительного взгляда вспотели ладони, а сердце пустилось в безумный пляс. Почему он так внимательно смотрит?       А затем незнакомец неожиданно кивнул и поспешил прочь, не отрывая взгляда от земли под ногами.       Пока Стайлз пытался прийти в себя и понять, что это вообще такое было и почему он, собственно, так отреагировал, из лавки показался шериф.       — Мне кажется, что если ты попробуешь привязать Роско ещё крепче, то без помощи Гудини⁹ мы его уже не отвяжем. Давай заходи уже и выбери себе ботинки, ладно?       Стайлз боялся, что шериф расстроится из-за его нерасторопности, но немного расслабился, заметив на его лице слабую улыбку, когда тот нырнул обратно. Стайлз прошёл следом, глубоко вздохнул, ощущая каждый натянутый нерв и мускул, и попытался абстрагироваться от тех странностей, что приключились с ним минуту назад.       Но не тут-то было.       — Простите, сэр, я только… хотел…       Из него будто весь воздух выбили. Он чуть не врезался в, возможно, самую красивую девушку на свете. Он никогда ещё не видел никого красивее.       Девушка была ростом ему где-то по грудь. Розовые щёки, зелёные глаза (не такие пронзительные, как у того незнакомца с мешком зерна, но тоже красивого оттенка), перекинутая через плечо копна огненно-рыжих волос. Она посмотрелась в маленькое посеребрённое зеркальце, гордо подняв подбородок, а затем, склонившись, положила его на полку возле входной двери.       — Это Леди из Шалотт¹º, — прошептал Стайлз почти благоговейно. Коллекция стихов Альфреда Теннисона была чуть ли не единственной книгой в приюте, в которой не вырвали страницы, так что он регулярно перечитывал этот сборник, с восхищением рассматривая изображение рыжеволосой девушки, запечатлённой в фигурной рамке на одной из страниц.       Девушка выпрямилась и посмотрела на него почти с отвращением, что и понятно, ведь перед ней стоял беспризорник. Долговязый, неуклюжий, усыпанный родинками. Сирота, много лет не находивший себе места.       — Прошу меня извинить, — фыркнула девушка и, резко развернувшись на каблуках, вышла из лавки, всем своим видом демонстрируя раздражение. Она выглядела взбешённой, но при этом всё ещё милой, и Стайлз невольно задался вопросом: как это у неё вообще получилось посмотреть на него свысока при том, что именно он был намного выше? Следом за ней, нагруженный пакетами, последовал лощёный и весьма эффектный юноша — он прошёл к выходу, бросив на Стайлза яростный взгляд, и вышел из лавки, направившись тем же курсом.       На плечо легла тяжёлая рука и легонько его стиснула.       — Эх, парень, — вздохнул шериф и, снова потрепав по плечу, переместил ладонь на затылок, мягко направляя его вглубь магазина.       — Кто… Кто это был?       Стайлз споткнулся и едва не врезался в полку, заставленную банками с вареньем, но шериф вовремя придержал его за локоть, не давая наделать бед.       — Это была мисс Лидия Мартин. А молодой человек, что попытался испепелить тебя взглядом, её кавалер — Джексон Уиттмор.       Стайлз развернулся, чтобы глянуть на входную дверь, в надежде, что богиня Тициана¹¹ вернётся, но наткнулся на озадаченное лицо шерифа.       — Уиттмор? Тот самый, о котором вы рассказывали мне вчера?       — Именно.       Стайлз застыл, покусывая изнутри щёку: он встретил самую красивую девушку на земле, но за ней, будто собачка на привязи, ходил тот, кого ему следует остерегаться. Да уж, вот это везение...       — Кажется, я произвёл не очень-то хорошее впечатление, да?       — Можно и так сказать. Посмотрим, сможем ли мы тебя немного приодеть, чтобы увеличить твои шансы. В таком виде ты её точно не завоюешь, — сделал вывод шериф и кивнул на полки, заставленные чёрными кожаными ботинками.       Стайлз вдруг понял, что шериф подшучивал над ним вовсе не из-за злого умысла. Его разочарование в самом себе – в неуклюжести, непривлекательности и бедности перед лицом такой прекрасной леди – смягчалось счастливыми чувствами, которые он испытывал каждый раз, когда шериф делал для него что-то приятное.       — Ну, вы же знаете всю эту штуку про кашу и топор...¹², — пробурчал Стайлз, внимательно разглядывая полку с обувью.       Шериф рассмеялся и снова его приобнял. Стайлзу стало всё равно, что Лидия Мартин посмотрела на него так, будто он грязь на подошве её ботинка; ему было без разницы, что его брюки износились настолько, что больше походили на сито, чем на одежду; ему было плевать, что все посетители лавки таращились на него и перешёптывались. Его заботило только одно: странное и непривычное ощущение спокойствия, которое расцветало в груди каждый раз, стоило шерифу сказать или сделать для него что-то хорошее, или прикоснуться, даря ощущение тепла и отеческой заботы.       — Мне больше нравится поговорка про одежду ¹³, — ответил шериф и подозвал пожилую тучную женщину, стоявшую за прилавком.

*

      — ...но комната была заперта! Туда не попасть — окна заколочены, на двери тройной засов. И всё равно кто-то умудрился убить закрытого в ней полковника, укравшего подвеску с изумрудами, — оттараторил Стайлз, переводя дыхание: это была одна из его любимых детективных историй. — Можно вооружиться лупой, кисточкой с порошком, исходить всё вдоль и поперёк и всё равно не найти ни единой зацепки. Сложно представить, что туда смог кто-то проникнуть, и тем более — кого-то убить. А какой список подозреваемых! Сержант, вернувшийся с фронта; обиженный троюродный брат; подозрительно тихий сосед и чересчур дружелюбный доставщик молока. Да даже его старая тётушка Матильда должна быть под подозрением, пусть она и мучилась подагрой и не могла много ходить! Если бы я заключил пари, то поставил бы именно на неё — с ней явно было что-то нечисто. Но кто знает…       Стайлз тяжело вздохнул. Несмотря на то, что он перечитывал эту историю сотню раз, загадка этого убийства по-прежнему приводила его в неописуемый восторг. Как и в большинстве книг приюта, у рассказа не хватало последних страниц, так что он потратил кучу свободного времени, пытаясь вычислить убийцу и его мотивы.       Шериф провёл рукой по лицу и потянул поводья в сторону, сворачивая в нужный переулок.       — Значит, ты так и не узнал, кто убил бедного пьянчужку?       — Неа.       Стайлз свесил с подножки одну ногу и залюбовался сверкающими чёрными ботинками, на покупке которых настоял шериф. У него никогда не было такой просторной обуви. Он мог свободно пошевелить пальцами ног и даже растопырить их в стороны.       Помимо кучи непонятных для Стайлза вещей, шериф также прихватил ему пару новых шерстяных носков, так как нынешняя — и единственная — его пара, несмотря на все попытки Стайлза заштопать протёртости, никуда не годилась. «Пока мы тут, можем заказать тебе у портного новые брюки и несколько рубах: одну парадную, для воскресных служб, и парочку для школы. Ты же не хочешь, чтобы моя репутация пошла под откос только из-за того, что я не приодел своего нового воспитанника?» — настаивал шериф. Сняв все необходимые мерки — Стайлзу этот процесс показался жутко странным и смущающим, — пожилая леди пообещала, что всю одежду пришлют им тем же вечером прямо домой.       — Боже, готов поспорить, что Шерлок Холмс разобрался бы с этой лабуденью за одно мгновение...       Шериф кашлянул:       — Стайлз, надеюсь, при вдове Макколл ты не будешь так выражаться.       Тот смущённо прикусил губу и залился красными пятнами.       Что ж, поведёшься с неотёсанными мальчишками из приюта — готовься к тому, что обязательно понахватаешься у них всякой гадости.       — Кстати о вдове, — шериф остановил повозку и спрыгнул вниз, чтобы привязать Роско. — Она дама довольно суровая, будь уверен. — Стайлз, кажется, уловил в его голосе нотку восхищения. — Так что не глупи, веди себя вежливо и… — он прервался, накидывая на изгородь Макколлов узел внахлёст, и посмотрел на Стайлза. Тот мог бы решить, что мужчина смотрел на него умоляюще, но он же шериф. Разве добропорядочный служитель закона может хоть на кого-то посмотреть умоляюще? — Может, постараешься последить за своей речью? Пока она к тебе не привыкнет.       Стайлз быстро закивал и вдруг занервничал. А если он опозорит шерифа? Или не понравится вдове Макколл? Или не поладит с её сыном? Это была первая его возможность завести настоящего друга, и, конечно, он очень переживал.       — А теперь прекращай так трястись, — вздохнул шериф и приобнял его за плечи, подводя к входной двери. — Всё будет хорошо.       Он постучал в дверь и еле слышно добавил:       — Наверное...       Открыла им милая женщина с вьющимися чёрными волосами и красивой улыбкой. Выглядела она моложе, чем Стайлз себе представлял.       — Шериф Стилински! Какими судьбами? — она вдруг нахмурилась и, подавшись вперёд, серьёзно спросила: — Вы же не из-за Скотта пришли?       — Нет, конечно, — замотал головой шериф и улыбнулся, — ваш сын совершенно не доставляет никаких проблем.       Вдова Макколл хрюкнула. Красивая и элегантная дама — и вдруг хрюкнула!       — Ну не знаю, моя седина бы с этим поспорила. Ладно, давайте обойдёмся без церемоний. Заходите.       Шериф кивнул и позволил Стайлзу войти в дом первым.       — Вижу, вы привели гостя, — кивнула она в сторону симпатичного, накрытого покрывалом из конского волоса диванчика, предлагая присесть. — Вы представитесь?       — Меня зовут Стайлз, мэм.       — Стайлз? — она озадаченно посмотрела на шерифа. — Я думала, он тот самый польский мальчик из приюта в Орегоне, разве нет?       — Так и есть. Я просто решил, что его настоящее имя будет несколько сложновато для местных. К тому же, новое несколько роднит его со мной, не находите?       Стайлз лучезарно улыбнулся — он был согласен с каждым словом.       Миссис Макколл улыбнулась в ответ.       — Ну, значит, Стайлз. Почему бы тебе не пройти в ту комнату, — кивнула она на дверь, — чтобы мой сын Скотт показал тебе свои книги? Такое впечатление, что в последнее время только они его и заботят. Он так всё зрение себе посадит, если будет столько читать. Может, кто-то его возраста поможет ему почаще выбираться на улицу, — сказала она и обратилась к шерифу. — Доктор настаивает, чтобы он чаще бывал на свежем воздухе. Я заметила, что чем больше он проводит времени снаружи, тем тяжелее ему становится дышать, но, думаю, доктор Дитон знает, что делает. Он обучался на Востоке и смог поладить со Скоттом.       Оставив взрослых обсуждать болезнь Скотта, Стайлз отправился на его поиски. Чем дольше он шёл по красивому дому, тем больше нервничал — он ведь понятия не имел, каким будет Скотт. Он миновал несколько закрытых дверей и очутился в красивой комнате, до потолка забитой полками с книгами всевозможных мастей. Сбоку от кресла растянулся парнишка с такими же чёрными локонами, как у миссис Макколл. Видимо, это и был Скотт. Стайлз не мог разглядеть его лица — тот сидел, уткнувшись лицом в большую книгу.       Стайлз замер в дверях, не зная, что, собственно, делать — Скотт так увлёкся чтением, что совсем не заметил его прихода. Пытаясь привлечь его внимание, Стайлз несколько раз прокашлялся (конечно, безрезультатно), а затем шагнул в комнату, ощущая укол раздражения и обиды — он ведь весь день не находил себе места, думая о том, как бы всё не испортить. Он так распереживался, что еле-еле заставил себя съесть то яблоко, что дал ему шериф, когда они вышли из Центрального Универмага. Неужели Скотт не может хотя бы поздороваться, чтобы ему наконец стало легче?       Стайлз подобрался чуть ближе и понял, что тот читал вовсе не книгу, а то, что лежало внутри.       Интересно.       — Что это ты читаешь? — недовольно спросил Стайлз. Надо же, обманывать такую замечательную женщину...       Юноша вскрикнул и тут же захлопнул книгу, прижав её к груди.       — Ты кто?       — Меня зовут Стайлз, я пришёл вместе с шерифом, — он подошёл поближе и протянул руку, чтобы поздороваться как положено.       Скотт пожал её с некоторым замешательством.       — Значит, ты скоро сядешь в тюрьму?       Стайлз рассмеялся.       — Хорошим же я бы был воспитанником, если бы угодил в тюрьму в свой первый же день вне приюта. В конце концов, я хочу, чтобы он меня оставил.       Скотт одарил его искренней улыбкой и быстро встал, положив книгу на пол.       — Я слышал, что он собирался кого-то усыновить, но я думал, что это будет кто-то помладше, — пояснил он. — Мне шестнадцать, кстати, а тебе?       — Тоже. И мне всё ещё интересно, что ты читаешь.       Скотт покраснел и застенчиво улыбнулся.       — Только не смейся… — Он подошёл к двери и выглянул в коридор, чтобы убедиться, что взрослые всё ещё были заняты своими делами. — Это бульварные ужасы¹⁴, мне дал их один парень, работающий в больнице. Я просто обожаю криминальные рассказы.       — Да быть не может! Я тоже! — заулыбался Стайлз. Он сунул руки в брюки и поморщился — похоже, прореха в одном из карманов стала больше. Но он не сильно расстроился — ему всё равно было нечего туда складывать. Кроме того, ему скоро сошьют новую пару. — Я прочёл все детективные истории про Дюпена¹⁵, все рассказы Уилки Коллинза¹⁶ и всё, что печатали в газетах. Про что твой рассказ?       Следующие полчаса они болтали чуть ли не обо всём на свете. Они обсудили любимые рассказы и то, что было интересней всего читать: Стайлз предпочитал криминальные истории, а Скотт — сенсационные романы¹⁷, так как они вызывали у него целую бурю эмоций. Затронули школьную программу: Стайлз понятия не имел, на каком этапе находился, а вот Скотту через год предстояло сдавать экзамен для поступления в колледж. Спорили, какой пирог был самым вкусным: Стайлз утверждал, что уксусный¹⁸ (так как только его и пробовал), но Скотт настаивал, что это пирог с крыжовником, который готовит его мама, и что он сделает всё возможное, чтобы Стайлз попробовал его как можно скорей. Обсудили и местных ребят: кто был дружелюбным, а кого стоило обходить стороной.       Скотт как раз собирался рассказать Стайлзу, у кого из девушек Бикон-Хиллз не было кавалера, как в дверном проёме показался шериф.       — Какой позор, что вы ещё не преуспели на этом поприще.       Мальчишки лежали на полу в окружении кучи книг и газет и лучезарно улыбались друг дружке. Чтобы не показаться невежей, Стайлз вскочил на ноги, и Скотт последовал за ним.       — Стайлз, я собирался закончить свой обход. Не будешь ли ты против остаться тут, пока я не доделаю дела? Миссис Макколл не возражает и сказала спросить у тебя, — обратился он к Скотту. — Что скажешь, глава семьи?       Ребята посмотрели сначала друг на друга, потом на шерифа и быстро закивали.       — Конечно, сэр, я совершенно не против, — ответил Скотт.       — Стайлз, постарайся не производить на миссис Макколл такого же впечатления, как на мисс Мартин, ладно?       Стайлз вздрогнул — инцидент с Лидией Мартин мог поставить пятно на его репутации, — но тут же расслабился, заметив на лице шерифа улыбку. Ему требовалось время, чтобы привыкнуть к таким подтруниваниям, но он не возражал. Такое общение ему даже нравилось. Оно будто создавало между ними настоящую связь, нечто особенное и, он надеялся, долговечное. Стайлз улыбнулся, снова ощущая в груди приятное тепло.       — Так точно, сэр!       Шериф одарил ребят довольным взглядом и, кивнув, скрылся в коридоре, оставляя их одних. Скотт легонько пихнул Стайлза в плечо и предложил доесть тарелку печенья, что накануне напекла миссис Макколл.       Стайлз был совсем не против.

______________________________________________

ПРИМЕЧАНИЯ: ¹ Не будь богохульство грехом, я бы поклялась (ориг. If it wasn't a sin to swear, I'd swear… ) — игра слов, построенная на значениях глагола to swear: ругаться/материться и клясться; ² Картуз — головной убор, представляющий собой фуражку с козырьком: https://ru.wikipedia.org/wiki/Картуз; ³ Бричка — лёгкая повозка, запряжённая одной лошадью; ⁴ Катехи́зис — (от греч. katechesis – поучение, наставление) – руководство, содержащее основные положения христианского вероучения; ⁵ Джек Би Нимбл (ориг. Jack B. Nimble) — персонаж из весьма популярного английского стишка, в котором он прыгал через подсвечник. http://ru.everafterhigh.wikia.com/wiki/Джек_Б._Нимбл; ⁶ Самовольные захватчики (ориг. claim jumpers) — этим термином обозначают людей, который незаконно используют чужую землю для собственных нужд; ⁷ Дилижанс (ориг. stagecoach) — многоместная карета, запряжённая лошадьми и служащая для регулярной перевозки пассажиров и почты; ⁸ «Пинкертоны» (ориг. Pinkertons) — «пинкертонами» называли криминалистов, которые работали в детективном агентстве, основанном американским сыщиком и разведчиком Аланом Пинкертоном. Алан считается лучшим детективом 19 века. http://www.e-reading.club/chapter.php/1043017/143/Malashkina_-_Ya_poznayu_mir._Kriminalistika.html; ⁹ Гарри Гудини — американский иллюзионист, филантроп и актёр. Прославился разоблачением шарлатанов и сложными трюками с побегами и освобождениями; ¹º Леди из Шалотт (ориг. Lady of Shallot) — одна из самых известных картин английского художника Джона Уильяма Уотерхауса, созданная в 1888 году. Это первая версия картины, посвящённая одноимённой поэме Альфреда Теннисона «Волшебница Шалотт». https://ru.wikipedia.org/wiki/Леди_из_Шалот_(картина_Уотерхауса); ¹¹ Богиня Тициана — вероятнее всего, ситуация с Лидией и зеркалом напомнила Стайлзу картину «Венера перед зеркалом», которую написал Тициан Вечеллио примерно в 1555 году; ¹² Кашу из топора не сваришь (ориг. make a silk purse of a sow's ear) — буквально означает «из свиного уха шёлковый кошелек не сошьёшь». То есть значение идиомы сводится к тому, что нужно трезво оценивать свои возможности и разумно распоряжаться своими средствами; ¹³ Одежда красит человека (ориг. fine feathers make fine birds) — буквальный перевод «красивые птицы красивы своим оперением». Таким образом, в оригинале прослеживается авторская шутейка: Стайлз говорит о свинных ушах, а Шериф — о птичьих перьях; ¹⁴ Бульварные ужасы (ориг. penny dreadful) — популярная в Британии в 19-веке разновидность дешёвой художественной литературы, эксплуатировавшей криминальную и мистическую тематику; ¹⁵ Огюст Дюпен — литературный персонаж, созданный известным американским писателем Эдгаром Алланом По. Дюпен представлен как умный детектив и сыщик, который раскрывает самые трудные загадки и преступления; ¹⁶ Уилки Коллинз — английский писатель, автор одного из первых и наиболее удачных произведений детективного жанра — романа «Лунный камень»; ¹⁷ Сенсационный роман (ориг. sensational novel) — роман с запутанным, сложным содержанием, заключающимся в раскрытии какого-нибудь таинственного, страшного преступления; получил широкое развитие в Англии в 1860-х гг..; ¹⁸ Уксусный пирог — впервые блюдо появилось в середине 19 века, предположительно, на юге США. Принято считать, что повара придумали пирог для бедных, заменяя яблочным уксусом более дорогостоящий лимон.