***
В последнюю субботу перед отъездом Стайлз был занят подготовкой к колледжу, так что на ранчо он не поехал. Новый комплект одежды дожидался его у миссис Клэй, и сейчас она подтрунивала над ним из-за того, сколько внимания Кора уделяла его пошиву. — Она уверяет меня, что вы просто приятели, и она всего лишь пытается заставить Лидию ревновать, но даже представить невозможно, сколько времени она потратила на петлицы. В определённых кругах это сочли бы знаком ухаживания. Стайлз был поражён и совершенно сбит с толку. — Это в каких кругах? Он взял свою новую рубаху и уставился на петлицы для пуговиц, полагая, что они будут в форме сердечек или ещё чего необычного, но они выглядели как самые обычные дырки. В них не нашлось совершенно ничего особенного, что отличало бы эту рубаху от любой другой из его гардероба. Миссис Клэй небрежно махнула рукой: — Ну, в некоторых. Она забрала у него рубаху, аккуратно свернула её и положила на небольшую стопку одежды на столе, перевязывая её бечёвкой. — У неё здорово получается. К тому же Кора неплохо готовит, — добавила она, разыгрывая саму невинность. — Миссис Клэй? — М-м? Стайлз прикусил изнутри щёку, чтобы не рассмеяться: — Вы не настолько хитрая, как вам кажется. Миссис Клэй раздражённо фыркнула и хлопнула ладонью по столешнице. — Я понятия не имею, почему ты восхищаешься этой… этой смутьянкой, когда прямо перед твоим носом находится кое-кто вполне достойный, и к тому же симпатичный. У Стайлза отвисла челюсть. Тот факт, что он якобы всё ещё желал общества Лидии, действительно расстраивал миссис Клэй. — Вы же идеально друг другу подходите, — продолжила она, — ты даже вытащил на свет Божий её брата, так что весь город это обсуждал. Ты не представляешь, как много это для неё значит. Стайлзу почудилось, будто в его груди что-то оборвалось. — Весь город? Это, эм… — Ему стоило больших усилий опереться о стойку и сохранить расслабленный, невозмутимый вид. — Неужели для Дерека действительно не свойственно общаться с людьми? — Иногда я забываю, что ты родом не из этих мест. Может, именно поэтому он с тобой и сдружился. После того ужасного, — её голос понизился до шёпота, — пожара, унёсшего жизни почти всей его семьи, он практически исчез. Можно подумать, что он возложил всю ответственность за произошедшее на свои плечи. Стайлз слабо усмехнулся. — Дерек отослал Кору пожить немного на Востоке, хотя она терпеть не могла это место, — миссис Клэй бросила на него понимающий взгляд. — Даже после её возвращения они вели себя как дикие волчата, не казавшие носа из своего угла. Пока Кора не вернулась в школу, — пристально посмотрела она, — и не начала заводить друзей. Миссис Клэй смотрела на него так, будто была готова задать ему отличную трёпку, если он не сделает нужных выводов. — Когда-нибудь она станет замечательной женушкой. А у такого стойкого и крепкого мужчины, как её брат, будет хорошая семья. Стайлзу почудилось, будто в её словах скрывался намёк; будто сам он не был ни стойким, ни крепким и мог бы взять с Дерека пример. — Тебе следует уделить ему немного внимания, пока там работаешь, — продолжила миссис Клэй, подтверждая его догадку. — Держу пари, ты можешь кое-чему у него научиться. О, он уже кое-чему научился. — Но… Я уезжаю в колледж! И Кора уезжает. Её не будет даже дольше, чем меня! Миссис Клэй фыркнула и небрежно стащила с полки рулоны ткани, чтобы снова их сложить. — Но ты же вернёшься, правда? Стайлз вздохнул, потирая лицо руками: — Понятия не имею, сколько раз я должен это повторять, но я не влюблён в Кору Хейл. А Кора Хейл не влюблена в меня. Миссис Клэй закатила глаза. — Какое отношение любовь имеет к хорошему браку? Я едва могла находиться в одной комнате с моим мужем, упокой Господь его душу, пока не научила его правильно себя вести, — она положила руку на грудь, и её глаза на какой-то момент будто затуманились. — Святые угодники, на него требовалось столько сил, но что такое жизнь без работы? Тем не менее, однажды всё стало так, как надо, и я не могла представить без него свою жизнь. Провести жизнь с человеком, к которому не испытываешь любви… Стайлзу было больно об этом думать. Несмотря на то, что его отец всё ещё тосковал по умершей жене, он всё ещё улыбался каждый раз, когда вспоминал о ней; всё ещё находил поддержку в их, пусть и недолгой, любви. Отец всё ещё носил обручальное кольцо; всё ещё отзывался о Клаудии так, будто она просто была в отъезде и однажды вернётся домой. — Ну что ж, либо ты возьмёшься за ум, либо нет, но свой долг я выполнила, — фыркнула миссис Клэй, подталкивая к нему покупки. Стайлз кивнул, забрал свои вещи и развернулся к двери. Он уже взялся за ум, тут не было проблемы; проблема заключалась в том, что она подталкивала его не к тому Хейлу. Весь город, казалось, был обеспокоен его личной жизнью, пусть и выдуманной; из-за этого он чувствовал себя беззащитным и загнанным в ловушку. Стайлз точно знал, чего он хотел и кого. Он просто не знал, как заполучить желаемое.***
Дерек судорожно хватал губами воздух, пока Стайлз насаживался ртом на его член и изо всех сил стискивал ладонями крепкие бёдра. Он был уверен, что потом проявятся синяки, но этого он и добивался — ему хотелось, чтобы у Дерека осталось напоминание об их близости даже через несколько дней, когда он уедет. Стайлз хотел, чтобы он помнил его прикосновения. Как пробовал его на вкус, как посасывал горячую плоть, доводя до состояния потного, дрожащего нечто, вынуждая сесть на диван и склониться над ним, буквально оборачиваясь вокруг. Хотел, чтобы Дерек помнил, как скользил руками по его спине и зарывался во влажные волосы; как становился всё твёрже по мере того, как Стайлз обводил головку языком и нежно посасывал её, прежде чем пройтись поцелуями к мошонке и обратно. Для них это было в новинку. Они занимались подобным всего несколько раз после того, как Стайлз спросил у Дерека, не это ли он имел в виду, когда говорил, что целовать можно не только губы. Дерек тогда едва ли не рычал, пока тащил Стайлза к своей постели, и чуть ли не срывал с него одежду, чтобы показать, какими ещё способами они могут любить друг друга. Стайлз кончал так сильно, что на глазах выступали слёзы, а тело трясло, пока Дерек обсыпал его щёки поцелуями, гладил по волосам, крепко прижимал к себе и прерывисто шептал его имя снова и снова. Стайлз отстранился с непристойным звуком, прикрыв рот рукой, сел на пятки и прижался щекой к бедру Дерека, глядя на него снизу: — Ты ведь на грани, правда? Дерек зарылся пальцами в его волосы, закрыл глаза и кивнул. — Давай же. Хочу тебя попробовать, — Стайлз поцеловал впадинку на внутренней стороне бедра, переместился выше и уткнулся лицом в жёсткие, но в тоже время мягкие волоски у основания члена, отчего Дерек вздрогнул и тихо заскулил. — Я не хочу, — голос Дерека звучал хрипло и почти болезненно, когда он обхватил основание своего члена и стиснул пальцы. Встревоженный тем, как звучал его голос, Стайлз встал на колени и выпрямился. Он обхватил запястье Дерека и принялся поглаживать пальцами прямо в той точке, где бился пульс. — Не хочешь? Дерек поднял голову и то, каким оказалось его лицо — измученным, опустошённым, отчаянным, — выбило из Стайлза весь дух. Он обнял Дерека за талию и, прижавшись лицом к груди, спросил: — Почему? Что случилось? Стайлз чувствовал руки Дерека буквально везде: в волосах, на лице, плечах, спине. — Я… — Дерек затряс головой и попытался притянуть его ближе. — Скажи мне. Ты можешь сказать мне что угодно, — взмолился Стайлз, покрывая поцелуями его живот, скользя ладонями по бёдрам, туда и обратно. — Чего ты хочешь? Дерек погладил его по щеке, приподнимая лицо. Он выглядел таким же расстроенным, таким же растерянным, таким же нуждающимся в ответах, как и Стайлз. — Не хочу, чтобы это заканчивалось, — сказал Дерек взволнованно. Стайлз будто задыхался. Будто кто-то дотянулся до его груди и безжалостно стиснул сердце. Он закрыл глаза, не в силах видеть на лице Дерека отражение всего того, что он чувствовал, — тревогу, что его забудут; что будут двигаться дальше без него; что он просто исчезнет из ещё одного города, ещё одной семьи и жизни. Стайлз схватил Дерека за руку и крепко сжал, будто их в любой момент могли разлучить. — Я тоже, — Стайлз сел ему на колени, зарылся носом в мягкие волосы за ухом и вдохнул его запах. — Я тоже не хочу, но я должен уехать. Руки Дерека обвились вокруг его спины, крепко стискивая; пальцы впились в кожу почти до боли. Стайлзу было всё равно, что он так же отчаянно вцепился в него в ответ. Тёплое дыхание Дерека щекотало его шею, губы касались кожи. — Ты уезжаешь послезавтра, — напомнил Дерек. Стайлз смог только прижаться лбом к его шее и кивнуть. — Я не могу... Не могу попрощаться с тобой. Стайлз поднял на него взгляд, и земля будто ушла из-под ног. Дерек держал его лицо в ладонях, поглаживал большими пальцами скулы и смотрел на него так, будто видел в последний раз, и это убивало. — Я не собираюсь это говорить. Стайлз несколько раз открыл и закрыл рот, не в силах вымолвить и слова: — Но... — Потому что ты вернёшься, — Дерек несильно встряхнул его голову в своих руках, стиснул челюсти, сжимая на мгновение губы, и вымолвил: — Ты вернёшься ко мне. Стайлз не сдержал тихого стона. Его тело обмякло, а руки беспрерывно касались Дерека везде, где только можно. — Вернусь, я просто… Не знаю как. Не так, как хотелось бы. — Мы выясним как, найдём способ. Стайлз, я… — Дерек схватился за его плечи, отстраняя назад, и наклонился, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Он смотрел на Стайлза так, будто тот не разделял тех же чувств. Будто его не захлёстывала паника; будто он не испытывал острой необходимости быть вместе и не желал этого больше всего на свете. — Я не могу постоянно прощаться с теми, кого люблю. Всё, что происходило за последние недели, что сжимало грудь болезненными спазмами и наполняло душу страхом потерять всё, — без следа растворилось в словах, сошедших с уст Дерека. Стайлз подавил смешок и обхватил его затылок, прижимаясь своим лбом к его. — Ты любишь меня? Чувствовать это — одно. Знать, что он любит Дерека, — просто потрясающе, но слышать, что его любовь взаимна? Стайлз знавал годы без любви, но лет, когда он жил в немилости — набралось куда больше. Почти всю свою жизнь он был или одинок, или, столкнувшись с насилием, пренебрежением и банальным игнорированием со стороны приёмных семей, хотел быть одиноким. То, что его отправили в Бикон-Хиллз, стало величайшим событием в его жизни. Он встретил шерифа — человека, который заменил ему отца во всех смыслах этого слова; обрёл друга в лице Скотта — лучшего друга, о котором только можно мечтать. И он встретил Дерека. Дерек фыркнул: — Конечно люблю. Он мягко повёл губами по щеке Стайлза и легонько поцеловал в подбородок, туда, где темнела одна из многочисленных родинок. Стайлзу с самого детства внушали, что пятна на его лице — знак неудачи, знамение ужасных событий. На фоне того, как складывалась его жизнь, вся эта суеверная чепуха, к сожалению, казалась слишком реальной, но до недавнего времени, конечно. Пока он не повстречал Дерека, который, кажется, считал их очаровательными. Каждый раз, когда они коротали послеобеденное время вдвоём, он прослеживал их кончиками пальцев и губами; проводил от одной к другой, соединяя нежными касаниями. Он вёл по лопаткам, вниз по спине, целуя одну родинку за другой, нырял в ямочки на пояснице, переходил на правое бедро, после чего переворачивал смеющегося Стайлза на спину, ухмылялся и начинал выцеловывать каждую родинку на животе, груди, небольшие россыпи на челюсти и щеках, под ухом. И так до тех пор, пока каждый сантиметр его тела не был укрыт, защищён и обласкан Дереком. Дереком, который видел в нём Стайлза, а не недостатки. Который любил его, несмотря на все его недостатки. Любил. Стайлз толкнул его на спину, лёг сверху так, что их ноги остались болтаться на краю кровати, и принялся целовать его в лицо, губы, шею. Сегодня был обычный полдень среды; они всего лишь тренировали Морганов для продажи, и не было в этом дне совершенно ничего, что сделало бы его особенным… За исключением ошеломляющего подтверждения того, что их чувства друг к другу были такими же реальными, как у его отца и Клаудии. Как у родителей Дерека. — Я тоже тебя люблю, знаешь, — молвил Стайлз, прижимаясь к его губам в жарком поцелуе. — И я сделаю это. — Сделаешь что? — ахнул Дерек, когда тот прикусил его ухо. — Вернусь к тебе. Мы найдём способ. Дерек кивнул. — Ты будешь мне писать? Стайлз обхватил его лицо ладонями и коснулся заалевшей щеки губами. — А ты хочешь? Дерек закатил глаза и запыхтел, выражая негодование: — Конечно хочу. Если тебя не будет рядом, то не лишай меня хотя бы этого. Я и по ним буду скучать. — Ним? Дерек медленно расплылся в улыбке; от того, какой нежной она была, перехватывало дыхание. — По твоим словам. Твоим рассказам. Так мне будет казаться, что ты всё ещё сидишь рядом со мной. Стайлз боялся, что его сердце не выдержит. На него свалилось сразу столько всего: боль от предстоящего расставания; уверенность, что Дерек тоже его любит; радость от осознания, что Дерек нуждается в нём; вселяющее надежду обещание оставаться на связи даже после того, как он уедет. Он застонал, ощутив, как Дерек просунул руку между телами и обхватил их обоих, принявшись медленно водить ладонью, принося больше муки, чем наслаждения. Стайлз распахнул рот, хватая губами воздух, и бездумно толкнулся в ласкающие пальцы, скользя по мокрому от слюны члену Дерека, но быстро опомнился и откинул его ладонь. — Я хочу тебя вот так, — сказал он, опускаясь на колени рядом с кроватью, обвил пальцами ноги Дерека и притянул его к себе. Тот откинулся назад, прикрывая лицо руками, кивнул и обмяк, подкидывая бёдра так, будто противился этому, но никак не мог сдержать себя в узде. Стайлз медленно поцеловал внутреннюю сторону его бедра, намеренно не касаясь губами там, где Дерек хотел ощутить их больше всего, и усмехнулся над тем, как тот заворчал, застонал и потянулся пахом к его лицу, прося прикосновения. Развернувшаяся перед взором картина лишала речи: распростёртое тело — прекрасное, напряжённое, извивающееся; перекатывающиеся под кожей мышцы; всё ещё припухшие от поцелуев и укусов губы; небольшие отметины на бёдрах в тех местах, где Стайлз крепко впивался пальцами. Дерек раскинулся перед ним в ожидании, и по его лицу было прекрасно видно: он верил, что Стайлз позаботится о нём. Что вернётся к нему обратно, потому что знал — Стайлз тоже его любит. — Я хочу тебя вот так, — повторил Стайлз, снова обхватывая Дерека губами.***
Стайлз посмотрел на платформу и тяжело вздохнул. Миссис Макколл поправляла Скотту воротник и наверняка советовала, как следует себя вести в обществе. Стайлз был уверен, что так она маскировала свою грусть от его отъезда. Джексон с натянутой церемонностью пожал руку отцу, отдал багаж носильщику и уже устроился в первом вагоне. Кора и Эллисон уехали накануне, чтобы иметь больше времени на обустройство в общежитии для девочек. Дерека тут не было. Стайлз не ждал его появления, и пусть одна его часть радовалась возможности избежать ещё одной душераздирающей разлуки — в их последний совместный день Дерек настоял, что они не будут использовать слово «прощание», — он всё ещё хотел увидеть Дерека, услышать его голос, прикоснуться к нему ещё раз, прежде чем уехать. А вот отец, конечно, пришёл его проводить. Он пытался выглядеть суровым и уверенным, но настоящие эмоции всё равно проступали наружу, и Стайлз едва держал себя в руках. Отца выдавало то, что он беспрерывно засыпал его вопросами: взял ли он с собой то и то; не забыл ли положить билет во внутренний карман пальто, чтобы его не украли; есть ли у него четвертак на чаевые носильщику; достаточно ли он упаковал с собой исподнего. — Серьёзно? — возмутился Стайлз, покраснев до корней волос. Он притянул отца поближе к поезду, чтобы заглушить их разговор, и огляделся на предмет наличия случайных слушателей: — Нижнее бельё, пап? Отец слабо рассмеялся, но улыбка быстро сошла с его лица. Он часто заморгал и притянул Стайлза для крепких объятий. — Я буду скучать по твоей болтовне. Всё это вдруг показалось Стайлзу огромной ошибкой; будто его отъезд стал самым худшим решением в жизни. Его отец был здесь, в Бикон-Хиллз, и Дерек тоже, а большего ему и не надо. Стайлз вцепился в отца, чувствуя, как тяжело вздымалась грудь от недостатка кислорода. — А теперь послушай меня, — горячо зашептал ему на ухо отец. — Сейчас же перестань. Ты можешь это сделать. И ты сделаешь. Учёба пройдёт быстрее, чем ты можешь представить, — он отстранился и обхватил лицо Стайлза ладонями, растягивая губы в грустной улыбке. — Поверь мне, время летит, когда ты хочешь этого меньше всего. Стайлз закусил губу и кивнул, ощущая, как на глаза навернулись слёзы и скрутило живот. — И когда это всё закончится, ты сможешь всем сказать, что ты — студент колледжа, — улыбнулся отец. — В конце концов ты будешь рад, что решился на это, сынок. А потом ты приедешь домой и останешься жить здесь до тех пор, пока мы не покроемся морщинами и поседеем. Стайлз подавился смешком и зашмыгал носом, пытаясь не расплакаться. Над платформой раздался свист и уже знакомое «Заканчивается посадка!», заставив небольшую толпу провожающих прийти в движение. — Ты отлично справишься. Напиши мне, как приедешь, чтобы я знал, что ты цел и невредим, — сказал отец, притягивая его к себе, чтобы снова обнять и поцеловать в висок. — Люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, пап, — еле выдавил Стайлз сквозь большой горячий ком, вставший поперёк горла. Отец прокашлялся, кивнул и отступил назад. Стайлз сделал глубокий вдох и забрался в поезд, устроившись рядом со Скоттом. Он заметил, что глаза Скотта покраснели; он молчал и постоянно смотрел в окно, где на платформе в одиночестве стояла миссис Макколл, сжимая в руках носовой платок. К ней подошёл шериф, что-то сказал, и уже в следующее мгновение она смеялась, промакивая от слёз глаза. Поезд тронулся с места. Мальчишки вытянули шеи, не вставая с мест, чтобы видеть машущих им вслед родителей, и не упускали их из виду до тех пор, пока те не скрылись за горизонтом. Стайлз откинулся на спинку сидения и закрыл глаза, пытаясь совладать с эмоциями. Он почувствовал, как Скотт коснулся его руки, крепко стискивая пальцы, и сжал его ладонь в ответ, благодарный за то, что тот всё время был рядом. Несколько минут они ехали в абсолютной тишине.***
Шерифу Джону Стилински Бикон-Хиллз 3-е сентября 189— года Дорогой отец, Мы со Скоттом благополучно добрались до пункта назначения и без происшествий доставили свои вещи в общежитие. Несмотря на то, что наши комнаты соответствуют самым высоким стандартам и обладают всеми удобствами, они всё равно не могут заменить домашний покой и комфорт. Я познакомился со всеми своими инструкторами и кураторами, и ты будешь рад знать, что среди них нет ни одного «Харриса». Они без утайки объяснили мне, как трудно придётся тем, кто хочет окончить учёбу за один год вместо двух, но мне показалось, что это будет не сложнее, чем возиться с шестью близнецами миссис Хаммонд и младенцем с коликами в придачу. Ты будешь мной гордиться. С наилучшими пожеланиями, по-прежнему Твой верный сын, Стайлз Стилински Куинс-Колледж~
Дереку Хейлу Бикон-Хиллз 7-е сентября 189— года Дражайший Дерек, Даже не знаю, как можно выразить, с какой силой я жажду твоего общества после недели, полной холодных взглядов, недружелюбных студентов и учебной нагрузки, от которой подохла бы и свинья. Я пишу тебе это не для того, чтобы ты начал обо мне волноваться, а чтобы проиллюстрировать, на что похожа здешняя жизнь, какой она будет весь год и почему я не смогу писать тебе так часто, как хотелось бы — то есть ежедневно. Краткость этого письма должна послужить тебе доказательством того, насколько мы заняты. Ведь ты, как никто другой, прекрасно знаешь, каков объём моего словарного запаса и что я не боюсь его применять. Если честно, я с большим нетерпением жду, когда меня завалят заданиями по самую макушку, чтобы и свободной минутки не выдалось на то, чтобы тосковать по одному компаньону. Обещаю тебе — я сделаю всё, что в моих силах, чтобы то время, которое мы проведём в разлуке, того стоило. Я прошу прощения за формальность этого письма, но сегодня в моём распоряжении скрипучее перо, и я просто не могу изложить им все те чувства, что к тебе испытываю. Можно сказать, что это перо годно только для эксцентричных очерков о достоинствах (и их отсутствии) различных философов, для составления списков и занятий математикой. В особенности — геометрией. Когда у меня будет подходящее перо, могу обещать, что ты будешь единственным человеком, в общении с которым я буду его использовать. Скажи Скипу, что моей ноге лучше и что его предложение насчет того, чтобы Аргайл устроил ловушку, нелепо. Он поймёт. По-прежнему Искренне твой, Стайлз~
Шерифу Джону Стилински Бикон-Хиллз 24-е октября 189— года Дорогой отец, Хочу от всего сердца поблагодарить тебя за то зимнее пальто, что ты прислал мне в последней посылке. Здесь, на побережье, по ночам значительно холоднее, чем в Бикон-Хиллз. Это чем-то напоминает Хоуптаун. (Только из-за температуры и холода; то, как со мной тут обращаются, — совершенно не при чём. Так что нет необходимости сгонять сюда техасских рейнджеров, чтобы раздать всем по заслугам. Другие студенты говорят, что профессор Брук — самый суровый из всех преподавателей, и получить на его экзамене девяносто три балла — настоящее достижение.) Отвечая на твой вопрос — да, я отблагодарил миссис Макколл за то одно печенье, которое, как клялся Скотт, было единственным угощением в её посылке. Однако ничто не может ускользнуть от моего внимательного взора и обострённых чувств, так что я углядел и проблески вины в его глазах, и то, что его торс уже не выглядит таким плоским. Возможно, будет лучше, если ты передашь ей, что она может отправлять нам посылки раздельно, пусть даже мы живём в одном общежитии. Рискну предположить, что ты съедаешь всё, что приносит тебе на ужин миссис Клэй, в том числе и овощи. Мне бы очень не хотелось начать нервничать из-за того, что кое-кто — скажем, кто-то, кто заправляет Центральным Универмагом и испытывает по отношению к тебе «огромную озабоченность» (не мои слова), — обеспокоен компостной кучей возле нашего дома, которая с каждым днём становится только больше. Ведь это может служить признаком того, что кое-кто готовит себе сам. Кхем. У меня глаза повсюду. (Учусь у лучших.) А ещё я тебя люблю и с нетерпением жду возвращения домой на Рождество. Твой самый любящий, Стайлз~
Дереку Хейлу Бикон-Хиллз 26-е ноября 189— года Дражайший Дерек, Во-первых, хочу сообщить, что сегодня вечером я сижу в своей тихой комнате совершенно один — Скотт ушёл, чтобы «прогуляться» с Эллисон по тёмным углам кампуса, и у меня нет никаких сомнений в том, что они будут именно гулять, просто я чувствую, что они остановятся в этих тёмных и укромных местечках не раз и не два; и нет, я не осуждаю их за это — и у меня в распоряжении как раз подходящее перо. Во-вторых, позволь поблагодарить тебя за столь вдохновляющее письмо о том, как долго и упорно ты работал. (Я действительно часто думаю о том, как долго и упорно² это было.) Твоё практически бездумное (в том смысле, что ты так сильно сфокусирован) стремление к достижению своих целей достойно восхищения, это так. Но, помимо прочего, оно также пробуждает во мне то волнение, которое я познал только в твоей компании. Рискну сказать, что подобный грандиозный подвиг с твоей стороны заставляет моё сердце качать кровь ещё быстрее, благодаря чему особый ассоциативный орган начинает распирать, и не только от гордости. В эту игру двойных смыслов могут играть двое. Но я могу найти слова, чтобы выразить, как сильно я скучаю по тебе, твоему остроумию, твоей силе, твоей заднице, — как вообще Господь Бог умудрился вылепить её такой, что она идеально помещается в мои ладони? — как я с нетерпением жду конца семестра, чтобы снова оказаться в твоём обществе, растерять академическую формальность и воспользоваться возможностью взаимодействовать с тобой как можно более неофициальным образом. (Это я так пытаюсь сказать, чтобы ты очистил последнее стойло на северной стороне конюшни, дабы никто не услышал нас, когда я снова возьму у тебя в рот. Ты действительно издаёшь самые чудесные звуки, Дерек. Краткие вздохи и выдохи, стоны и хрипы. И я никогда ещё не слышал, чтобы моё имя звучало слаще, чем в момент, когда ты выдыхаешь его, толкаясь в мой рот, задыхаясь и хватаясь за мои волосы, будто боишься, что я однажды исчезну, не удовлетворив твою потребность целиком и полностью. Будто я вообще на такое способен! Я мечтаю об этих звуках уже несколько недель. Ты же обеспечишь меня ещё одним опытом, о котором я мог бы фантазировать в последнем семестре, правда?) А ещё мучительно хочется быть рядом с тобой и заниматься тем, что я только что расписал. Но очень скоро я приеду и покажу тебе, насколько глубока моя тоска. Лишиться твоего общества весьма мучительно, но, как мы уже давали друг другу слово, — это не навсегда. Ты просил, чтобы я описал наше жилище, хотя я никак не возьму в толк, почему тебе интересна эта тесная комнатушка. Но так как спросил об этом именно ты — я не могу отказать. В комнате две кровати, для меня и для Скотта. Два письменных стола — по одному на каждого, один общий шкаф, общий умывальник и несколько грязных пар носков и ботинок Скотта, разбросанных то тут, то там. Как ни странно, среди вещей также числится перчатка, подозрительно похожая на ту, что носила мисс Арджент; днём она покоится под подушкой, а ночью — у Скотта в руке. Я пишу это тебе для полноты картины, не надо присылать мне свою грязную нижнюю рубаху. (В этом нет никакого прока, если она не испачкана нами обоими.) Кроме того, на полу валяются странные элементы специализированной одежды и спортивного снаряжения, которые принадлежат Скотту; пустая коробка с крошками — угадай чья; несколько аккуратно рассортированных стопок бумаг, книг и учебных пособий на моей стороне комнаты, карта на стене, усыпанная заметками, упорядоченными по определённой системе — и довольно понятной, если разобраться, что к чему; и даже если Скотт не возьмёт её в толк, то она понятна мне. Как тебе прекрасно известно, я высокоорганизован и располагаю более совершенной сортировочной системой, чем большинство людей, — поэтому постороннему человеку так трудно в этом разобраться. У них нет моего интеллекта, понимаешь ли. Но Господь ведь создал нас всех уникальными, верно? В нашей комнате есть довольно приличного размера окно, выходящее на городское кладбище — идеальное место для прогулок, когда на это хватает времени. Скотт пришёл в ужас, когда услышал о такой перспективе, но у него просто нет такого простора для фантазии, как у меня. Честно говоря, думаю, Скотту просто не нравится мысль о том, что все когда-нибудь умрут. Учитывая, что он учится на врача, полагаю, это приводит его в сильный шок. Возможно, цель его существования — найти эликсир вечной жизни. Если ему удастся его найти, я обязательно заставлю его припасти для меня две порции. А лучше три, чтобы отец тоже был всегда рядом. Или четыре. Получит Кора этот эликсир или нет — решай сам. (Мне нечасто удаётся видеться с ней, так как она занята своей бурно развивающейся общественной жизнью, но я нередко слышу, что она многим нравится, что её компания довольно востребована и что она едва ли удостаивает первокурсников своим вниманием. Кажется, ни один из них не соответствует её критериям.) Но вернёмся к потенциально заселённому призраками клочку земли за моим окном. Я заставил Скотта пообещать, что в следующий свободный от дел час мы спустимся вниз, чтобы осмотреть надгробия на предмет наличия интересных имён и рода занятий. Никогда не знаешь, когда в рассказе о Далримпле могут пригодиться капитан Арчибальд Маккомбер или Батильда Макассар. О, и большое спасибо, что ты вернул мне мой черновик с твоими «полезными» заметками. Возможно, тебе стоит чаще читать детективные истории, чтобы понять, что язык, на котором говорят Далримпл и компания, — не просто «высокопарная абракадабра», как ты искусно выразился. Однако я взял на заметку твою идею о том, чтобы они говорили на «повседневном английском», хотя мои здешние преподаватели вздёрнули бы тебя за большие пальцы, если бы услышали, как ты оскорбляешь литературную манеру разговора персонажей. Хм. Я подумаю об этом, когда перестану дуться. (Я жду, что ты загладишь свою вину передо мной. Выбери любой способ, который включает в себя горизонтальную поверхность.) Я ужасно по тебе скучаю, всё ещё Твой и только твой, Стайлз* * *
Стайлз натянул тяжёлое пальто, чтобы защититься от холода. Его отец устроился в мягком кресле и принялся читать. — Значит, ты передумал насчёт костра? — Нет, — ответил Стайлз, надевая перчатки. Он старался выглядеть равнодушным, чтобы скрыть нарастающее волнение. — Но я решил, что могу заехать к Хейлам передать подарки к Рождеству, пока есть такая возможность. Стайлз находился дома несколько дней и до сих пор не провёл ни одного из них в компании Дерека. У него было несколько обедов для только что вернувшихся с учёбы друзей, работа с отцом (признавшим, что в его организационной системе, возможно, есть кое-какие плюсы) и вездесущие задания по учёбе. У студентов, которые решили пройти двухлетнюю программу за год, было катастрофически мало свободного времени даже на каникулах. Стайлз не имел нормального отдыха несколько месяцев, так что он остро переживал нехватку и оного, и компании Дерека. Отец сверлил его пристальным взглядом. — Подарки для обоих Хейлов, м? Стайлз держал в руках два небольших свёртка-доказательства, радуясь тому, что успел надеть перчатки, потому что ладони тут же начали потеть. Мысль, что он снова увидит Дерека; воспоминания о полных тоски и желания письмах, полученных от него, гнали Стайлза прочь из дома, чтобы он мог быстрее оказаться в желанных объятиях. Но то, что отец, возможно, принимал его природу, вовсе не значило, что он хотел бы столкнуться с тем, чтобы Стайлз этим активно пользовался. Стайлз старался это уважать. — Смотри, не задерживайся допоздна. Роско не привык отправляться спать позже своего положенного времени, — улыбнулся отец и вернулся к чтению, пока Стайлз выходил из дома, плотно закрывая за собой дверь. Стайлз засунул свёртки в сумку, висевшую на задней луке седла, взобрался на Роско, несколько раз похлопал старого друга по шее и поскакал к особняку Хейлов сквозь сумерки и морозный воздух, на котором дыхание коня походило на клубы дыма. Когда они свернули на уединённую аллею, ведущую к дому Дерека, Роско навострил уши, а сердце Стайлза принялось биться в два раза быстрее. Возвышающиеся по обе стороны хорошо утоптанной дороги сосны были похожи на выстроенных в линию солдат, которые сопровождали их вплоть до поляны перед домом. Стоило им попасть на расчищенную площадку, как Роско заржал, объявляя об их прибытии, и Стайлз рассмеялся — он был рад, что снова оказался в этом месте, и тот факт, что даже его конь приходил в восторг от возвращения на ранчо, веселил его ещё больше. Входная дверь распахнулась, и в проёме, окружённая светом, показалась хорошо сложенная фигура, побудившая Стайлза заставить Роско прибавить шаг. Дерек вернулся в дом, показался уже с пальто, надел его и закрыл дверь. Когда Стайлз оказался в зоне слышимости, до него донеслось: — Иди в пустое стойло и заведи его туда. Встретимся там. Ухмыльнувшись, Стайлз наклонился и похлопал Роско по шее: — Ты слышал, что он сказал. Почти сразу же, едва положив на подставку седло и подушку, он ощутил, как две сильные руки стиснули его в медвежьих объятиях, отрывая от земли. Стайлз засмеялся, встал на ноги и развернулся в тесной хватке к Дереку лицом, чувствуя, как от улыбки заболели щёки. Он успел заметить, что Дерек улыбался так же широко, как он сам, после чего его губы накрыли чужие, целующие с тем же голодом, что преследовал его уже несколько недель. Они буквально вцепились друг друга, крепко, отчаянно. Стайлз без остановки бормотал, пытаясь выразить, как сильно он скучал по Дереку; как счастлив теперь его видеть; как было потрясающе снова заполучить в свои объятия того, кого любишь. Дерек нежно обхватил ладонями его лицо, целуя всё медленнее и медленнее, пробуждая в Стайлзе воспоминания о том, как невыносимо было ощущать на протяжение всего семестра тоску по дому, принося тем самым почти боль. — Я надеялся, что ты приедешь сегодня, — сказал Дерек, проведя кончиком носа по его щеке, и прикусил мочку уха. — Мне нет дела до костров, — выдохнул Стайлз, чувствуя, как голова пошла кругом. — Узнал, что Кора хотела бы туда пойти. Дерек отступил назад, не отнимая от его лица ладоней, и долго, оценивающе рассматривал его с головы до пят, давая Стайлзу возможность сделать то же самое. В конечном счёте Дерек подался вперёд и снова поцеловал его, мягко, почти благоговейно, и Стайлз скользнул руками ему под пальто, чтобы впитать тепло его тела. — Я скучал, — Дерек притянул его ближе. — На свете больше нет такого человека, с которым я могу быть самим собой. Не так, как с тобой. Стайлз уткнулся лицом в его тёплую шею, вдыхая знакомый аромат уличного воздуха, сладкого сена и чего-то неуловимого, чем пах сам Дерек. — Я тоже по тебе скучал. Было в характере Дерека что-то успокаивающее, умиротворяющее. Конечно, Стайлз приходил в восторг от всего того, что они могли делать друг с другом физически, но Дерек был таким уверенным, непоколебимым и сосредоточенным на своих желаниях, что это усмиряло поток жужжащих мыслей, постоянно бурлящий у Стайлза в голове. Дерек отступил назад, держа лицо Стайлза в ладонях, и нежно улыбнулся. — Давай позаботимся об этом старике, — кивнул он в сторону Роско, — а потом я поприветствую тебя как следует. — Как следует, да? — Стайлз старался звучать непринуждённо, хотя внутри всё так и кричало, чтобы он не переставал касаться Дерека, держаться за него и никогда не отпускать. Дерек быстро почистил Роско и накинул на него новое одеяло, оставляя на Стайлза задачу набрать несколько горстей люцерны и угостить коня. Не успел Стайлз отряхнуть ладони от угощения, как Дерек подхватил его, закинул на плечо и понёс через просторный амбар к пустому стойлу. Стайлз рассмеялся и притворно заколотил по его спине, даже не пытаясь высвободиться. Дерек бросил его на мягкую охапку сена, навис над ним, хищно улыбаясь, после чего наклонился, поцеловал в губы и уткнулся носом в шею. — Помнится, ты говорил в своём письме что-то про амбар и горизонтальную поверхность. Стайлз со свистом втянул губами воздух, стоило Дереку немного отвернуть его лицо и мягко укусить за подбородок. Стайлз снова нырнул ладонями под пальто и рубаху Дерека, чтобы ощутить тёплую кожу под пальцами — чтобы действительно чувствовать её, а не довольствоваться одними воспоминаниями. — Говорил. Дерек отстранился; взгляд его потемнел и наполнился озорным блеском. — Как думаешь, мы можем внести корректировки и переместиться внутрь? У меня есть отличная… — Дерек поцеловал Стайлза в местечко за ухом, отчего у того подогнулись пальцы на ногах, — …уютная постель, которой хотелось бы напомнить, каково это — когда мы вместе. Стайлз зажмурился, ощутив, как в штанах заинтересованно дёрнулся член. Он скользнул кончиками пальцев под пояс брюк Дерека и впился ими в тёплую округлость его зада. — О, я скучал по тебе. В ответ Дерек задвигал бёдрами вверх и вниз, медленно вращая ими, прижал Стайлза к своей груди и жарко выдохнул: — Я планировал показать, как сильно я скучал по тебе. Голодные интонации, звучащие в его голосе, заставили Стайлза вздрогнуть. Он толкнул Дерека грудью, желая вернуть любезность, и затараторил: — Наверх, наверх. Пошли. Стайлз попытался выбраться из кучи сена, чувствуя себя опрокинутой черепахой. Дерек рассмеялся и подал ему руку, помогая подняться, но ладони так и не выпустил. Они так и шли до самого дома: прижимаясь боками, поглаживая друг друга по груди, периодически целуясь, спотыкаясь и смеясь. От одежды они избавлялись не спеша. Стайлз наслаждался тем, как блестели глаза Дерека; как его кожа отливала золотом в свете свечей; как темнота, опустившаяся на город, укрывала их от всего мира, будто защитной стеной. Он впервые был с Дереком не при свете дня, без жёстких временных рамок и вероятности, что их кто-нибудь увидит. Дерек скользнул под одеяло, чтобы быть рядом с ним. Стайлз почувствовал, как жёсткие волоски на ногах Дерека коснулись его кожи, как сильное тело томно прижимается к его, потираясь; ночные тени заиграли на теле и лице напротив. Всё это ощущалось так ново — будто они возлежали на своём брачном ложе в собственном доме. В горе и радости, в болезни и здравии. Они были здесь друг для друга. Были и будут. Под кожей растекался зуд, грудь сжимало желание стать ещё ближе, оказаться внутри Дерека — чтобы Дерек оказался внутри него — так, как происходит у других пар, мужа и жены. Стайлз лежал без сна в своей постели поздней ночью, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не разбудить спящего Скотта, когда его тело поддалось мысли быть с Дереком самым интимным образом. То, как они выражали друг другу свою любовь руками и ртом, было чудесно — Стайлз никогда не испытывал ничего прекраснее, — но он не мог контролировать свои желания. Он хотел того, что почти боялся произнести вслух. Людей, которых обвиняли в совершении подобных действий, могли судить и заключить в тюрьму, или ещё хуже. Могли — и действительно исполняли приговор. О том, что это может произойти и с ними, что их могут поймать, страшно было подумать. В конце концов, он знал, что Дерек попадался. Знал и боялся напомнить ему о том, что произошло после того, как Кейт застала их с Лукасом в подобной ситуации несколько лет назад. — Что такое? — забеспокоился Дерек, моментально замерев и отстранившись. Стайлз хотел совсем не этого. — Нет, нет, — застонал он, притягивая Дерека обратно, и затряс головой, пытаясь отогнать дурные мысли. — Я просто… Ты нужен мне. Дерек. Тот внимательно изучал его лицо, что-то выискивая, и поглаживал по боку. — Больше? Тебе нужно больше, чем это, — он положил ладонь Стайлзу на грудь, провёл по животу, бедру и снова по боку. — Так? Стайлз выгнулся дугой, пытаясь соприкасаться с Дереком каждой клеточкой своего тела. Он кивнул, прикусив губу, когда тот коснулся его соска, обводя ареолу пальцем. — Не подумай, что мне не нравится и так. Мне действительно нравится. Я мечтал об этом, снова быть с тобой. Дерек сел ему на бёдра, уперевшись руками в грудь. От холодного воздуха кожа Стайлза покрылась мурашками; он вздрогнул, но не предпринял ни единой попытки, чтобы прикрыть свою наготу. Только не когда Дерек смотрел на него сверху вниз, будто завороженный, и с лёгкой улыбкой оглаживал самыми кончиками пальцев волоски на его груди, животе и более густую поросль у основания члена. — Но ты хочешь этого? — поинтересовался он, наблюдая за движением собственных пальцев. — Не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным только потому, что… ну, что я делал это прежде. Стайлз несильно обхватил ладонями его запястья. Во взгляде Дерека читалось спокойствие и любовь; он не давил на него, не пытался подчинить своей воле, но и сдерживался сам. Возможно, он даже отказывался от того, чего хотел, в угоду желаниям Стайлза. Предвкушение и неизвестность ощущались в животе миллионной стаей бабочек. — Я действительно этого хочу, — выдохнул Стайлз. — Очень сильно. Он повёл ладонями вверх по сильным рукам Дерека, плечам, запустил пальцы в тёмные волосы, притягивая ближе, чтобы сладко поцеловать и успокоить собственное сердце. Стайлз не знал, понравится ли ему и будет ли больно. Обычно юноши говорили одни гадости о том, чего не понимали, а обитатели приюта — самые грубые и невоспитанные мальчишки города — только отшучивались. Возможно, эти шутки не были необоснованными. Стайлз просто этого не знал. В отличие от Дерека. — А ты? Ты хотел бы этого? — спросил Стайлз, оглаживая пальцем его бровь. Дерек кивнул. Его губы приоткрылись, по лицу пробежала тень, будто он хотел что-то сказать, но передумал. Мгновение спустя он лёг на бок, приобнимая Стайлза, потянулся рукой и переплёл их пальцы: — Ты спрашиваешь, потому что считаешь, что должен об этом спросить? — Нет, — твёрдо сказал Стайлз и тихо рассмеялся, когда озабоченность на лице Дерека буквально за секунду сменилась вожделением. Стайлз завозился, устраиваясь удобнее, притянул его для ещё одного поцелуя и прошептал прямо в губы: — Значит ли, что ты этого хочешь? — Господи, да, — выдохнул Дерек. Он уткнулся в шею Стайлза лицом, поглаживая ладонями всё его тело. — Только… — он приподнялся на одной руке, посмотрел на него сверху, склонился и повёл кончиком носа по его пухлым губам, щеке, к уху. — Ты сделаешь это? Ты возьмёшь меня? — прошептал он. От того, как восхитительно противозаконно прозвучали эти слова из уст Дерека; от осознания, что Дерек хотел этого, хотел с ним, Стайлз застонал. — Ты это… серьёзно? Дерек кивнул и, прикрыв глаза, принялся осыпать его лицо нежными поцелуями: — Только так у нас будет что-то впервые; что-то, что делали друг с другом только мы. Только наше. О, как же Стайлз хотел этого. Хотел, чтобы призраки прошлого, преследовавшие Дерека, исчезли; чтобы их тела и сердца принадлежали только друг другу. Дерек привстал и потянулся через Стайлза за небольшой металлической баночкой. Стайлз с трудом заставил себя сесть, не желая лишаться тепла, исходящего от Дерека, и прислонился к спинке кровати. Дерек снова сел ему на ноги, взял за руку и нанёс на пальцы немного вязкой жидкости, пахнущей тёплой кожей: — Тебе надо меня подготовить. Дерек привстал на колени и направил руку Стайлза между своих бёдер, заводя назад. Едва Стайлз коснулся его сфинктера и принялся поглаживать дрожащими пальцами, как Дерек выдохнул и упёрся лбом ему в плечо. Стайлз запустил в его волосы пальцы свободной руки, перебирая пряди и притягивая ближе. Он увеличил напор, принявшись поглаживать и потирать Дерека чуть интенсивнее, пока в какой-то момент не осмелел и не попытался протиснуть палец внутрь, срывая с уст обоих гортанный стон. — Сильно больно? — прошептал Стайлз. Кончик его пальца медленно двигался туда-сюда, едва проникая. Дерек мотнул головой, показывая, что всё нормально, и подался бёдрами на ласкающую ладонь, насаживаясь сильнее. — Боже, Дерек, это… Ты такой… — Стайлз прижался губами к его виску и сполз немного ниже, чтобы не затекала рука. Чем быстрее он двигал ладонью, чем глубже проникал — тем греховнее становились звуки, срывающиеся с губ напротив. — Зачерпни ещё, — выдохнул Дерек, пытаясь открыть банку, и тихо заскулил, стоило Стайлзу вынуть из него палец, чтобы помочь с мазью. — Тш-ш-ш. — Стайлз вернул ладонь обратно. Дерек был напряжён. Стайлз чувствовал, как мышцы обхватывают его, чувствовал пульсацию, и невольно задумался, как же восхитительно будет ощущаться эта обжигающая теснота на его члене. — Может, мне попробовать добавить ещё один? Дерек вцепился в спинку кровати по обе стороны от его головы и жадно поцеловал, имитируя языком всё то, что им только предстояло сделать. — Пожалуйста, — выдохнул он. Стайлз скользнул средним пальцем рядом с указательным и зашипел, стоило мышцам плотно сжаться. Он старался не представлять на месте своих пальцев член; как горячо и потрясающе это будет. Стайлз повернул запястье, чтобы найти более удобное положение, и Дерек ахнул, вцепившись ему в плечи. — Да, вот так… — Дерек выгнулся, обнажив длинную линию шеи, и откинулся назад, насаживаясь сильнее. Стайлзу пришлось сжать основание своего члена свободной рукой, чтобы не кончить раньше времени. Кажется, он нащупал местечко, которое доводило Дерека до исступления и едва не заставляло рассыпаться на куски каждый раз, когда он касался его пальцами. Стайлз задыхался от ощущений. Он прижался раскрытыми губами к груди Дерека и слизнул каплю пота, когда тот изогнулся дугой, держась за его голени. Дерек раскачивался, извивался и крутил бёдрами, погружая Стайлза в себя; ноги его были напряжены и широко раздвинуты, несмотря на позу. То, с каким рвением Дерек получал удовольствие, как распутно это выглядело, ощущалось для Стайлза сродни погибели. — Боже, я едва выдерживаю, — выдохнул Стайлз, крепко обнимая Дерека за талию. Другая его рука почти онемела, но ему было всё равно — не тогда, когда Дерек так откровенно наслаждался тем, что они делали. — Давай же, — выдохнул Дерек так, будто ему совершенно не хватало кислорода. Он наклонился вбок, потянул Стайлза за собой и усадил на колени между своих бёдер. Тот вынул пальцы с влажным звуком и помог ему лечь на спину. — Смажь себя, — выдавил Дерек, тяжело дыша, и махнул рукой в сторону банки с мазью. — Подожди, дай я. Он взял открытую баночку, щедро плеснул мазью на ладонь и вернул её обратно. Стайлзу почудилось, что он умер прямо на месте, когда Дерек обхватил его пальцами, окутывая тугим влажным жаром. Он зажмурился и, не сдержавшись, толкнулся навстречу несколько раз, найдя силы открыть глаза, только когда Дерек наконец убрал ладонь. Стайлз нависал над ним и во все глаза смотрел, как тот, держась за него одной рукой, другой наносил остатки мази на влажную кожу за мошонкой. Стайлз сделал глубокий вдох. Он обхватил себя ладонью, наклонился, опираясь на локоть, и нежно поцеловал Дерека в губы. Он направил себя ко влажному входу, надавливая на с трудом поддающиеся мышцы. В какой-то момент Дерек выдохнул, и Стайлз ощутил, как его окружило тепло. Он нетерпеливо напирал бёдрами, погружаясь всё глубже, ища больше контакта, и это было изумительно. Дерек сжимался вокруг — горячий, мокрый, тугой; рука его вплелась в волосы Стайлза, притягивая ближе. Это было так прекрасно, так ошеломительно, что Стайлз вскрикнул, когда вошёл до основания и прижался к шелковистой, покрытой тёмными волосками коже на внутренней стороне бёдер Дерека. Из оцепенения его выдернул тихий болезненный стон. — Ой, Дерек, прости. Я увлёкся. Тебе больно? Он хотел уже выскользнуть из него, но Дерек остановил его и закачал головой: — Просто дай мне минутку. Мысль, что он сделал Дереку больно; что единственный получал удовольствие от того, чем они занимались, отрезвила Стайлза и отсрочила слишком стремительный оргазм. Он принялся осыпать Дерека поцелуями, гладить по волосам, шее, касаться носом разгорячённой кожи везде, куда доставал. В скором времени Дерек начал немного раскачиваться и мять ладонями ягодицы Стайлза, понукая двигаться. Стайлз опёрся на оба локтя и коснулся губами местечка за ухом — он знал, что Дерек любит, когда он целует его туда. Он выгнул спину, медленно отстраняя бёдра назад, упиваясь удивительным ощущением трения, и толкнулся вперёд, медленно, не торопясь, прислушиваясь к любым возможным проявлениям боли. — В тебе так хорошо, Господи Боже, ты… Стайлз снова толкнулся, неспешно двигая и вращая бёдрами. Он млел от того, как Дерек касался его то тут, то там; как рвано выдыхал его имя и как подавался навстречу каждый раз, когда он до конца входил в его тело. Стайлз наконец понял, почему люди считали этот акт чем-то сакральным. Постель Дерека; тёплая комната, которая принадлежала только им двоим, скрытая от посторонних глаз холодной тьмой; тихий, ритмичный стук железной кровати; звуки, предназначающиеся только для них — вздохи, вскрики, стоны удовольствия; то, как нежно и интимно они выдыхали имена друг друга; то, как его сердце наполнялось почти всепоглощающей любовью. Стайлз впервые в своей жизни чувствовал что-то настолько священное. Всё тело пылало. Каждое нервное окончание горело и искрилось прямо под кожей, пока он двигался в Дереке, всё больше наращивая темп. Его лоб, шея и грудь Дерека были усыпаны капельками пота. Стайлз наклонился и провёл языком по увесистой капле, поблёскивавшей в ложбинке у ключицы прямо под ним. Он хотел впитать каждую эмоцию, каждое ощущение, что давал ему Дерек: как он пах, каким был на вкус, каково это — быть с человеком, которого он любил, который верил, что он сбережёт это чувство, как нечто бесценное. Стайлз хотел, чтобы оно пронизывало каждый сантиметр его существа, чтобы они были сплетены с Дереком во всех возможных смыслах. Дерек провёл рукой по его груди, глубоко поцеловал, приподнял бёдра навстречу, немного изменив угол, и простонал: «Пожалуйста». Стайлз едва мог дышать. Сейчас его заботили только две вещи: как надо было двигаться, чтобы Дерек продолжил настолько благоговейно выдыхать его имя; и как продержаться самому, чтобы тот кончил первым. Дерек будто почувствовал, что Стайлз на грани, и принялся поглаживать себя, просунув руку между телами. Стайлз изогнулся и упёрся лбом ему в грудь, желая видеть, как Дерек касается себя, как толстая головка его члена выскальзывает и ныряет обратно в плотно сомкнутые пальцы. Стайлз попытался подстроить ритм фрикций под его движения, чтобы разделить с ним всё то, что ощущал сам, каждую восхитительную секунду. Стайлз уже запереживал, что не сможет больше сдерживаться, как вдруг Дерек под ним напрягся. Тело его подтянулось, спина выгнулась, а голова мотнулась на бок, касаясь щекой постели, когда он застонал и выплеснулся себе на живот. Стайлз почувствовал, как сжались вокруг него мышцы, стискивая ещё сильнее, буквально выдаивая оргазм так резко, так сильно, что он распахнул рот, глотая воздух. Позвоночник прошил раскаляющий добела огонь; пальцы вцепились в простынь мёртвой хваткой. Стайлз вжался в Дерека до упора, ощущая вокруг члена горячую пульсацию. Не обращая никакого внимания на беспорядок, что творился между их телами, Стайлз упал на Дерека, шумно выдохнув. В голове крутилось одно: ему нужно поцеловать Дерека; нужно быть связанным с ним во всех смыслах; нужно, чтобы Дерек знал, как он благодарен ему за то, что позволил сделать с ним подобное. Дерек тяжело дышал, будто только что пробежал с десяток километров. Он сделал глубокий вдох, приоткрыв глаза, и, тихо смеясь, провёл пальцами по волосам Стайлза. Тот приподнялся на локтях, нежно поцеловал его и прошептал: — Я люблю тебя. Дерек сместился под ним, ведя кончиком пальца вверх по позвоночнику и обратно. Тело его было расслабленным и будто лишилось костей. — Я тоже тебя люблю. Они медленно приходили в себя, обмениваясь поцелуями и смущёнными смешками, пока Стайлз окончательно не обмяк и выскользнул из горячего тела. Он привалился сбоку и принялся водить пальцами по лужице пота и спермы у Дерека на животе. — Вот это я наворотил дел. Дерек потянулся — задрал руки высоко над головой, вытянул пальцы ног, — выдохнул и снова расслабленно разлёгся на кровати, сонно улыбаясь. — Не то слово. В умывальнике есть вода и полотенце, — Дерек указал подбородком на раковину в другом конце комнаты и положил под голову скрещенные руки. Стайлз заскулил и спрятал голову Дереку подмышку: — Тут холодно. Дерек принялся тыкать его в бок до тех пор, пока тот не рассмеялся и вылез из своего укрытия. — Ладно-ладно. Стайлз снова поцеловал Дерека, громко чмокнув, и вскочил с кровати, тут же задрожав от холода. — Мы должны развести огонь, — протараторил он, наскоро сполоснул, отжал полотенце и понёс его Дереку. В голове проскочила картинка, как они с ним свернулись калачиком у огня, прижавшись друг к другу, стремясь согреться. Дерек пробормотал нечто утвердительное и снова потянулся, чтобы Стайлзу было легче обтирать его торс и грудь. — Так, а теперь перевернись, — попросил Стайлз, мягко подтягивая его к себе и укладывая на живот. Дерек заворчал, но позволил себя перевернуть, устраивая подбородок на согнутую руку. Стайлз взобрался на кровать, становясь на колени, и повёл рукой по спине Дерека, спускаясь к изгибу поясницы и практически идеальной окружности его ягодиц. Он наклонился и запечатлел поцелуй прямо на одной из половинок, прижался к ней щекой и вздохнул: — Кажется, я узрел лик Господень. Дерек затрясся от смеха. — Выходит, мой зад настолько хорош? Стайлз игриво шлёпнул его полотенцем, после чего аккуратно просунул его Дереку между ног, тщательно вытирая смесь телесных жидкостей. — Нет, но в то же время да. Я имею в виду, — сказал Стайлз, бросая уже ненужную тряпку в сторону умывальника, после чего проскользнул в кровать рядом с Дереком и натянул на обоих одеяло, — это результат того, что мы сделали. Это было... Стайлз закинул руку за голову, глядя в потолок, и улыбнулся. Дерек обнял его за талию и притянул к себе. — Теперь я понимаю, почему это считается сакральным. Дерек пробормотал что-то добродушное, прижимаясь лицом к лицу Стайлза: — Вы, католики… Стайлз фыркнул со смеху. — Католик из меня неважный. Просто… — он повернулся на бок, глядя Дереку в глаза, и ощутил, как сердце затопило любовью. — Я понимаю, почему это так важно. Что делает это таким особенным. Полностью отдать себя другому человеку. — Значит, мы отдали себя друг другу? — спросил Дерек. — Я — да, — ответил Стайлз, прижимая ладонь к его груди туда, где бьётся сердце. Дерек положил свою ладонь поверх его, поглаживая кожу большим пальцем. Лицо его было открытым и искрило теплотой: — Я тоже. Дерек поплотнее укутал их в одеяло, откинулся на общую подушку и закрыл глаза. — Кора сказала, что вернётся только после десяти. Ты останешься со мной до её прихода? — Если бы я мог остаться навсегда, я бы так и сделал, — ответил Стайлз, чувствуя, как болезненно сжалось сердце. Ему снова придётся уйти. Он не останется с Дереком, не проспит с ним всю ночь под боком, не увидит утром его сонного лица, не услышит, как он будет ворчать, пока не выпьет свой утренний кофе. — Жаль, что ты не можешь, — пробормотал тот. — Я ценю те крохи, что у нас есть, но мне бы хотелось, чтобы ты остался. Стайлз коснулся губами волос на его виске; в груди болело. Он просто… не мог придумать, как им быть вместе, чтобы не вызвать подозрений, не подвергать обоих опасности. Он никогда не сделает ничего такого, что бы могло привнести в жизнь Дерека ещё больше несчастья. Дерек снова застонал — это был один из его типичных грудных стонов удовольствия — и почти мгновенно заснул, уткнувшись носом Стайлзу в ухо и держа его за руки. Стайлз уставился в потолок, мечтая, чтобы острая боль в груди прошла. Довольно скоро в парадной комнате зазвонили часы, и ему пришлось заставить себя выбраться из тёплых объятий. Отстранившись, он заметил, как Дерек нахмурился во сне, и прикусил губу. Стайлз быстро оделся, чтобы не успеть замёрзнуть, склонился над кроватью, откинул волосы со лба Дерека и поцеловал его: — Дерек, мне надо идти. Кора вот-вот вернётся. Дерек заворчал, всё ещё сонный, и потянул Стайлза на себя: — Я хочу, чтобы ты остался. Стайлз вздохнул, крепче стиснул ладонь Дерека и прикрыл глаза: — Я тоже этого хочу. Но Кора скоро будет дома. Дерек медленно открыл глаза. Выглядел он так, будто Стайлз предложил оторвать друг другу по конечности. Именно так оно и чувствовалось, когда Стайлз поцеловал Дерека в последний раз и тихо выскользнул из дома. Оседлав Роско, он взял курс домой, пробираясь сквозь холод и чувство одиночества. Уже забравшись в постель, он понял, что всё ещё ощущает на себе запах Дерека. Такое уютное некогда место теперь напоминало ему, что он был один.______________________________________________
ПРИМЕЧАНИЯ: ¹ Морганы — речь идёт о лошадях породы Морган. Одна из первых пород лошадей, выведенных в США; ² Долго и упорно (ориг. long and hard) — игра слов, строящаяся на нескольких значениях оригинального выражения. Long можно перевести как «долгий, длинный», а hard — «упорный, твёрдый». То есть думая о том, как Дерек упорно трудится на конюшне, Стайлз параллельно вспоминал его внушительный стояк и постельные игрища ( ͡° ͜ʖ ͡°).