KARRY. Книга вторая. «2x2» и cлавная игра

      воскресенье, 3 февраля 2013       Дин-дон.       Я перевела взгляд со звонка на золотистый номер «13» на чёрной двери. Надеюсь, я не окажусь самой необучаемой игре на гитаре девочкой.       Замок щёлкнул, и дверь открылась.       — Привет, — сказала я одетому в полосатую футболку и джинсы высокому парню с слегка растрёпанными рыжеватыми волосами.       — Привет. — Тимофей отошёл в сторону. — Заходи!       Я ступила за порог, в ярко освещённую прихожую. Мой будущий учитель потянулся запереть дверь, а с другой стороны раздался звук клацающих по полу… КОГТЕЙ?! Что-то коснулось моего колена, заставив испуганно втянуть воздух.       — Не бойся, — проговорил Тимофей над ухом и почему-то добавил: — Но варежки сними, чтобы… Давай. — Парень сам стянул с моей руки варежку.       Ярко-оранжевыми глазами на меня пристально смотрел серо-бурый пёс с по-волчьи массивной мордой и шерстяным «воротником».       — Вув! — Раздалось снизу.       Не так уж и снизу: он мне по пояс!       И я его знаю.       Этот смельчак спас меня и Гарри от своры обезумевших дворняг. Дело было в моём любимом парке месяц назад, сразу после Нового Года. В тот день я прозвала его «волкопёс», и лишь потом узнала, что гулял он тогда с тем самым очаровательнейшим пареньком из магазина музыкальных инструментов.       — О-о-о! — Протянул выразительный голос — на порядок выше, чем у Тимофея.       Его обладатель — бледнолицый паренёк в толстовке и джинсах — появился в прихожей совершенно незаметно. Лёгок на помине.       — Всё, ты ему нравишься, — заключил он.       Однако пёс всё так же вызывал своим величественным видом страх (вдобавок к уважению) и не показывал ни капли симпатии.       — Он почти никогда не лает. — Пояснил Тимофей слова брата. — Даже Сёме иногда приходится постараться, чтобы добиться от него внимания.       — Иногда. — Не без недостатка скромности подчеркнул Семён, пока я глазела на волкопса. — Но он всё понимает, потому что он умный. И он мой лучший друг!       Пиар домашних животных. Недорого.       Тут послышался урчащий рык.       — Но ты… убери от него варежку, — сказал Тимофей.       Я лишь растерянно попятилась. Волкопёс сделал два больших шага на меня, не спуская поистине дикого взгляда с моей пуховой варежки.       — Сём, — твёрдо произнёс Санкин-старший.       В следующую секунду Семён окликнул:       — Кира!       Пёс отвлёкся, и Тимофей быстро снял вторую варежку и спрятал обе в карманы моей куртки. Самообслуживание здесь не признают.       — Хэй! — Подозвал Семёнволкопса. Тот с клацаньем когтей по полу поспешил к мальчику. Глядя, как сияющий от радости он треплет не менее счастливую собаку по голове, я повесила куртку на крючок рядом со знакомой дублёнкой.       — Идём, — позвал её владелец.       Я прихватила из сумки гостинец и последовала за Тимофеем. Налево, мимо кухни, направо — и мы оказались в большой прямоугольной комнате. Кремовые стены делали её визуально ещё более просторной и светлой, а вместе с чёрно-коричневым ламинатом на полу и светло-песочным ковром задавали главную идею интерьера — контраст.        В зеркальной дверце чёрного шкафа напротив входа волшебным образом отразилась бледная девочка в серых, как и её длинные волосы, джинсах и бирюзовой водолазке.       Почему кого-то бледная кожа красит (намекаю на двух молодых жителей этой квартиры), а некоторые выглядят из-за неё, как вечно больные или напуганные?       Продолжим изучать комнату.       Шкаф упирался в угол, где переходил в так же чёрный, но узкий книжный стеллаж; полки в нём оригинально образовывали вертикальный ряд ромбов. Рядом стояла кровать с ярко-красным покрывалом и настенным светильником в форме уличного фонаря у изголовья. Слева шкаф соседствовал с картиной оранжево-розового заката над водной гладью и внушительных размеров зелёно-коричневой собачьей лежанкой под ней, а та — с диваном тёплого оттенка какао. Диван наслаждался видом двух расположенных впритык столов: из тёмного дерева, с компьютером и ровной стопкой учебников, и цвета слоновой кости, с ноутбуком и хаотично разбросанными листами бумаги и карандашами.       Я прошла мимо собачьей лежанки на мягкий светло-песочный ковёр — островок на тёмном полу. Вдоль по узкой стене с большим окном располагалась покрытая клетчатым пледом кровать. Из угла между ней и огромным волнистым растением доносились отрывистые звуки акустической гитары.       Худощавым силуэтом Тимофей стоял там в полуоборота ко мне, привычно держа оранжевый инструмент. Прямо за ним красовались тёмно-коричневая акустическая гитара с двумя электрогитарами — тёмно-красной и белой.       И того четыре гитары.       — Да ты музыкант! — Проговорила я, подходя ближе.       Тимофей внезапно обратил на меня тёмный взгляд — стало не по себе.       — Хотелось бы, — ответил он, дёргая нижнюю струну и поворачивая одну из колок, — играть где-то по-настоящему. Я пробовал собрать группу, но это не увенчалось успехом.       Прежде чем я сформулировала вопрос об этом, парень протянул мне гитару.       Вот так сразу?!       — Может… ты сыграешь сначала? — Предложила я.       Почему-то улыбнувшись, Тимофей поднял прямые брови и, облизывая губы, сел на какао-диван. А я опустилась в большое мягкое кресло у стола напротив.       Ритмичное начало мелодии сменилось красивым перебором. Его пальцы ловко и безо всяких усилий касались струн. Какие сложные аккорды он использует! И как быстро меняет их! На несколько секунд Тимофей прикрыл глаза, но продолжил играть. Лёгкие переходы оттенков звука сочетаются с резкими, и всё это сливается в один гипнотизирующий музыкальный поток… Мой внутренний перфекционист не мог упустить то, как идеально эта гитара подходит его волосам.       Когда мелодия была закончена, я несколько секунд не могла заговорить.       — Вау, — выдохнула я, наконец. — Это было… восхитительно! Я просто не дышала.       — Спасибо, — ответил Черноглазый безо всякой нахмуренности, к которой я уже успела привыкнуть с самой первой встречи.       — Я не смогу так. Ник…       — Посмотрим, — перебил Тимофей. — Это мы ещё посмотрим. — Он поднялся на ноги. — На, возьми.       Я встала с кресла и взялась за гриф гитары. Вместо того чтобы отпустить последний, музыкант смотрел куда-то позади меня: всего пару мгновений, но я успела отметить, что с такого ракурса его взгляд теряет пугающее воздействие.       — Ты принесла печенье! Спасибо.       Наверное, я положила пакет с сырным подарком на стол, когда увидела гитары… и потеряла голову.       — Это я тебя благодарить должна, — отметила я, вновь избегая его глаз.       — Нет. —Тимофей отпустил гриф и сел обратно. — За что?       — Да. — Поспорила я, устраиваясь справа от снова хмурого парня. — Ты спас меня от удара дверью.       Даже его серо-белая полосатая футболка гармонирует с интерьером комнаты — ну надо же. Я положила руку на корпус гитары. Дома, с подарком Гарри, было удобнее.       — Какой дверью? — Спросил любопытный голос.       При входе в комнату на нас взирал бледный шатен с такими же карими глазами, как у его брата. Толстовка мешает убедиться, но держу пари, они одной худощавой комплекции.        — Позавчера перед концертом. — Ответил ему Тимофей.— Лёха выходил из кармана и чуть не зашиб её.       Выходил… ИЗ КАРМАНА?       — Этот удивительный мужчина с множеством имён и голосов! — подхватила я, восстановив мысли после выхода из кармана.       — Да-да-да, — с улыбкой протараторил Семён, — с Заморочкиным надо быть настороже.       Они звали его Кока-Колачкиным, Лёхой и Заморочкиным, а полицейский — Алексеем Валерьевичем и Васей. Интересно, как его зовут по-настоящему.       — Печеньице! — Дирекшионер взял из пакета по-сырному жёлтую и дырявую звёздочку. — Круть!       Ещё одну он протянул Тимофею.       — Где Кира? — Спросил тот.       — Ест. — Сказал Семён, хрустнув печеньем. Он по-хозяйски сел в чёрное кресло, с которого я восхищалась игрой его брата, достал третье печенье и предложил мне.       — Я уже пробовала, это вам.       — Переписывать пришёл? — Задал Санкин-старший следующий вопрос и откусил от печенины. Я же уставилась на гриф его гитары, пытаясь вспомнить хоть один аккорд из тех, что мучила вчера.       — Ага. — Бросил бледный мальчик. — Я люблю больше шоколадное, — он кивнул мне, — но это мне нравится! И я знаю, — с хитрым выражением прибавил Семён, — кому оно нравится больше.       Слева послышались смешок и благодарность Музыканта:       — Да, спасибо. Очень вкусно.       — Тимофей Сыркин. — Крутнувшись на кресле, мальчик отвернулся, и тут же мы увидели его снова: — Где моя тетрадь по литературе?       — Не видел, — ответил Тимофей. Едва он проглотил последний кусочек печенинки, его внимание уже было на моих руках. — Итак… — Он отклонился вперёд, заглядывая за меня: — Нет, не так.       — И так не так, и эдак… — цитирующим тоном пожаловался Семён, невидимый из-за огромной спинки кресла. Судя по звуку, он решил съесть ещё печенья.       — Она… —Тимофей нахмурил брови сильнее, — слишком большая для тебя.       — Или я слишком маленькая, — предположила я.       — Гитара Сёмы должна подойти, — решил Тимофей.       — Ага, она меньше твоей. — Согласился младший брат, развернувшись в кресле. — Берите.       Только повар из пиццерии забрал у меня Идеальную Для Него Гитару, удалившись в музыкальный угол, Семён продолжил:       — А у тебя же своя. С ней приходи.       — Как я её донесу? — Спросила я под повторяющийся звон одной и той же струны; каждая следующая фраза сопровождалась новыми нотами.       — А, тебе без чехла подарили, — понял Дирекшионер.       — Просто в коробке прислали.       Семён продолжал смотреть на меня своими дружелюбными глазами в тон светло-каштановым волосам. Позавчера перед концертом дирики спрашивали меня, как часто расчёсывается Стайлс. Насчёт него я так и не узнала, но этот его фанат явно пользуется расчёской чаще своего старшего брата.       — Как твоё сочинение? — Поинтересовалась я. — По какому произведению?       Из-за того, что мне вчера удалось слепить гитару, Семён проспорил Тимофею сочинение.       — «Ревизор», — ответил солнечный мальчик, проследив, как Тимофей отдаёт мне новую гитару. — Переписываю на чистовик… Начал.       Я положила правую руку на тёмно-коричневый корпус.       Санкин-старший щёлкнул выключателем у стола Семёна, и комната наполнилась белым светом цепочки маленьких лампочек на потолке. Возвращаясь, рыжеволосый пересёкся взглядом с братом, и тот мигом развернулся к столу.       — Удобнее? — Осведомился Тимофей, стоя буквой «ф» и глядя на меня свысока.       — Да! — Произнесла я с облегчением, но оно тут же исчезло от хмурого вида учителя.       — Хорошо. Только рука должна касаться гитары предплечьем. Не локтем. — Он поднял мой локоть, исправляя ошибку. — Вот так.       Рука соскользнула обратно, и когда я попыталась вернуть её в верное положение — снова. Сверху донёсся тихий смех.       — Да-а, рукава могут мешать.       Смеётся тут надо мной, видите ли. Я новичок!       Придерживая гитару, я засучила бирюзовый рукав.       — Ещё… — заметил Тимофей, в один шаг преодолев расстояние до дивана, — будет легче, если выпрямишь спину.       Я села ровно.       — Итак. — Полосатый опустился слева от меня. — С чего начнём?       — С «Что попроще».       Тимофей улыбнулся. И кардинально изменился. Я заметила это явление ещё вчера. Вот, значит, как это работает вблизи.       — Зажми пятую и четвёртую струну. — Сказал он. — Они нумеруются снизу вверх. — Парень коснулся каждой струны, продолжая: — Первая, вторая, третья, четвёртая, пятая и шестая.       Развернувшись к нему, я прижала указательным пальцем вторую сверху струну:       — Тут?       — На втором ладу, да.       «Второй лад» — новый термин.       — Этот аккорд называется «Em». — Повествовал повар из пиццерии, когда я поставила средний палец левой руки на третью сверху струну. — Сыграй его.       Я провела большим пальцем по струнам и услышала противный дребезжащий звук.       — Да-а-а, надо сильнее прижимать… — Тимофей заглянул за мою руку, — и ближе к порожкам.       — К чему?       — К порожкам. Вот эти металлические перегородки называются ладовыми порожками. — Музыкант повернул рыжеватую голову и сменил тон голоса: — Пиши давай!       Тем временем я сделала вторую попытку в отношениях с аккордом «Em».       — Вот так! — Оценил Тимофей услышанное.       — Ты очень интересно рассказываешь. — Очаровательно объяснился Семён, пока я проверяла звучание каждой струны в аккорде.       — Как будто ты не знаешь про порожки, — ответил ему брат.       — А я нет, — призналась я. — Знаю только гриф и колки.       — Поэтому урок у тебя, — подчеркнул Тимофей, — а не у него.       Пожимая плечами, Семён невинно парировал:       — Ничего не могу с собой поделать.       Я лишь улыбнулась.       А Тимофей не спускал с паренька острого взгляда, пока тот не выдохнул «Ладно-ладно!» и не отвернулся. Хорошо, что на его месте не я.       — Смотри, — Старший показал на корпус гитары, — это передняя дека, а та, что ближе к тебе, — задняя. Их ещё называют верхняя и нижняя. У грифа есть голова, — он взялся за верхушку грифа, где крепятся колки, — и пятка. — Тимофей стукнул пальцами там, где гриф касается корпуса гитары, добавив: — Или каблук. А то, что соединяет деки, это обечайки.       — Обе чайки. — Эхом повторил Семён, в сотый раз разворачиваясь на кресле. — Обе они, чайки.       — Так сейчас и напишешь в сочинении.       — В одно слово. — Солнечный мальчик кивнул брату. — Чтобы повеселить Татьяну Владимировну.       — Она в ответ тебя повеселит тройкой. — Тимофей повернул свою слегка растрёпанную голову ко мне: — Кстати ещё, это верхний порожек, — он провёл пальцем по линии, где удерживаемые колками струны касаются грифа, а затем — по линии перед рядом кнопок со струнами, — а это нижний порожек. — Он коснулся деревянной пластины с креплениями струн: — Подставка или подструнник. А вот это, — он обвёл пальцем половину контура резонаторного отверстия, — называется обводкой.       А ведь действительно — слушать его очень интересно. Помимо предмета разговора, наверное, из-за того что его низкий голос обладает некой многогранностью.       — Ты запомнила «Em»? — Спросил Тимофей.       — Вроде бы.       — Указательный на пятую струну, — говорил он, пока я ставила непослушные пальцы на позиции, — средний на четвёртую, да!       — Ура! — Порадовалась я; учитель улыбнулся.       А со стула хмыкнул Семён:       — Самый простой аккорд! Как нечего делать!       — Пиши, самый простой! — Усмиряющим, но добрым тоном ответил Тимофей, и Самый Простой вернулся к своему сочинению.       Я провела пальцем по струнам — оранжевая гитара отозвалась дребезжащим звуком. Снова.       — А ты не так ставишь пальцы, — заявил вдруг парень.       — Разве? — Я вовсе убрала руку с грифа.       — Нужно касаться струн кончиками пальцев, а не подушечками. Самыми кончиками, — Тимофей для примера зажал одну из струн, — вот так.       — Ладно. — Я повторила аккорд «Em». — Так, да?       — Да, теперь так. Хорошо. Давай попробуем следующий аккорд, «E». Эти две струны остаются, и ещё зажимаешь третью указательным пальцем на втором ладу.       Но указательный палец занят. Что ж… Я переставила указательный палец на третью струну, а затем неуклюже зажала средним и безымянным предыдущий аккорд.       — Подушечки, — напомнил хмурый Тимофей, а я боковым зрением заметила движение чёрного кресла впереди. — Не зажимай подушечками.       — Подушечек захотелось… — послышалось печальное.       — Ставь пальцы перпендикулярно грифу, — сказал учитель, перехватывая моё желание посмотреть на Семёна, — Да-да, вот так!       — С молочком… — продолжал Дирекшионер.       Как и Тимофей:       — Отлично. Далее.       — Шоколадных…       В конце концов, я не смогла не поднять на него взгляд. Ему нравится шоколадное печенье, шоколадные подушечки. Да у этого нарисованного мальчика даже глаза шоколадного цвета.       С улыбкой я переключила внимание обратно на Тимофея.       — Аккорд «Am» почти такой же, как «E». — Говорил он. — Он такой же. Только все пальцы спускаются на одну струну вниз.       Ещё одни глаза цвета шоколада. Эти — горького.       — Давай, попробуй.       Я убрала пальцы со струн и зажала указательным пальцем не третью, а вторую струну.       — Зачем ты…       — Тимох. У меня вопрос.       Музыкант перевёл взгляд на брата. Подумав, тот прибавил:       — Извини, что перебил.       Тимофей кивнул и спросил:       — Что за вопрос?       — Послушай, нужна ли запятая: «При том что чиновники организуют некоторые положительные изменения из-за приезда ревизора, они по-прежнему продолжают обманывать».       — Так. — Любитель сыра нахмурился.       — Нужна, да? Перед «что».       — Нет. — Ответил Тимофей.       Семён нахмурил брови вслед за ним.       Они похожи больше, когда хмурятся. Но тогда как Семён всегда остаётся милым, Тимофей чем сильнее хмурится, тем сильнее меняется, становится как будто другим человеком. То же с ним делает улыбка.       — Нет? — Младший удивлённо поднял брови раза в два темнее чёлки. — Нужна! Перед «что» ведь ставится запятая, но здесь… странное предложение.       — Ставится, — согласился Тимофей.       — Ага! — Победно воскликнул Семён.       — Но не всегда.       — Всегда! — Заспорил Светящийся. (После стольких лет? Всегда.) — Это же «что»!       — Подожди.       Внезапно Тимофей перевёл чёрный взгляд на меня.       — Давай разберёмся с этим аккордом? — Спросил он.       Кажется, я закивала немного перепугано.       — Итак, «Am». — Напомнил парень. — Нужно спуститься вниз.       — То есть?..       — На одну струну вниз. То же положение пальцев, что в «E». Указательный палец был на третьей струне — теперь на второй, остальные спускаешь так же.       Именно так я и делала. О чём он?       — Да. — Зачёл гитарист мою очередную попытку нового аккорда. — Это «Am».       — Тимох, — окликнул его шатен.       — Подожди, Семён! — Попросил он и, снизив напор, прибавил: — Пожалуйста.       — Окей. — Угомонился мальчик.       — А если от «E» перенести вниз только указательный палец, то будет другой аккорд, «A/B».       Отталкиваясь от стола, Дирекшионер принялся крутиться на кресле. При каждом круге оно издавало щелчок.       Щёлк… щёлк…       Я вернулась к аккорду «Em» и, следуя инструкции Тимофея, переставила указательный палец на вторую струну.       Щёлк… щёлк…       — Потом объясню, как переходить с одного на другой. — Быстро проговорил учитель, вставая с дивана (щёлк…). — Пока запомни их и постарайся играть с чистым звуком.       Щёлк…       Прежде чем идеально играть аккорды, научиться бы пальцы на струнах удерживать: они так и норовят соскользнуть да отзываются болью.       Щёлк…       — Ещё раз, что там у тебя, Ураган? — Обратился Тимофей к Семёну. Тот открыл рот, чтобы заново зачитать сомнительное предложение, когда Старший опередил: — Лучше я сам прочту, ладно?       Он взял у паренька тетрадь.       Вчера я прозвала нас троих привидениями: из-за бледности. Теперь, когда эти двое рядом (не в темноте зимнего вечера), вижу разницу. Бледная кожа Тимофея имеет тёплый персиковый оттенок, а Семён же своей бледностью буквально источает свет — в ней нет голубоватого оттенка, в силу которого я выгляжу мертвенно-бледной.       Музыкант опёрся одной рукой о стол, объясняя жующему моё печенье брату, почему запятая перед союзом «что» в данном случае не нужна.       Учи аккорды, Лена. Учи!       Я сбивчиво, болезненно, но старательно зажимала аккорд за аккордом. …Что-то я не припомню, как называется четвёртый.       Тут дверь открывается сама собой. Огромный мохнатый пёс заваливается в комнату и, шевельнув серым хвостом, направляется прямиком ко мне.       — Вув!       — Кира пришёл! — Обрадовался Семён.       Устрашающий зверь ткнулся своей большой волчьей мордой в мою коленку, и я в мгновение ока встала с дивана.       — Не бойся его, — успокаивающе произнёс мистер Очарование, так же быстро вскочив с кресла.       — Легко тебе говорить! — Удерживая гитару за гриф, я поставила её на ковёр между мной и волкопсом. Ты живёшь с ним!.. Как ты только живёшь с ним?       — Эй, Кира. Кира!       Тут я заметила кое-что интересное. Его толстовка! На ней красно-белая надпись: «Lokomotiv». Это же любимый футбольный клуб моего одногруппника Вани — самого переменчивого, но время от времени мощно поднимающего настроение (а я вынуждена окружать себя всем, что так влияет).       Семён опустился на светло-песочный ковёр, и волкопёс стал радушно облизывать и без того светящееся бледное лицо.       — Хватит пугать нашу гостью, Кира!       Я села на краешек какао-дивана и принялась ставить пальцы для аккорда «Am» — его звучание из всех четырёх изученных сегодня самое интересное.       — Она пришла учиться музыке, — продолжал Дирекшионер эксклюзивную лекцию для волчьих. — Музыке.       Я пришла учиться играть на гитаре! А не музыке как таковой.       — Му-у-зы-ыке-е-е.       Боковым зрением я заметила, как Тимофей сел в чёрное кресло брата. После моей (не очень-то успешной) попытки сыграть «Am» послышался характерный шум включающегося компьютера.       — Му…       — Сём, ты не научишь его говорить, как ни пытайся, — заметил мой учитель.       — Му-зы-ке! — Не сдавался Санкин-младший.       — Вув!       — ДА! — Победоносно воскликнул паренёк, продолжая беседу со счастливым волкопсом: — Тому, что больше всего любит наш добрый брат.       — Вув!       — Которого твой хозяин любит меньше, чем тебя, — дополнил Тимофей.       — Нет, — заверил Семён.       Повисло молчание… c гудящими звуками плохо зажимаемых струн… и работающего компьютера.       — Зато мне удалось его разговорить, — высказался Семён, словно приободряя самого себя. Вау, это у него веснушки?       — Он снова поздоровался с Леной, ты заметил? — Спросил Тимофей.       Один светло-рыжий, у другого веснушки — я попала в дом к солнечным братьям.       Младший улыбнулся.       — Да! — Ответил он с долей удивления, а затем вдруг неоднозначно усмехнулся, прибавив: — Разумеется. Посмеяться на это слово из его уст я постаралась бесшумно. Не вышло: Тимофей внезапно бросил на меня чёрный взгляд (моё сердце ухнуло в груди), и тут же обратился к мастеру подбирать слова:       — Я нашёл правило, Сём. Иди, посмотри.       — Да ну, я верю тебе, — парировал тот.       — Ты же сказал…       — Я пошутил. Ты знаешь намного больше меня. Особенно, в этом.       Тимофей задумчиво глядел на то, как брат треплет пса по загривку, а затем развернулся к компьютеру и стал что-то печатать в поисковике. Моё зрение не позволяет рассмотреть: даже в линзах я вижу далеко не идеально. Но скоро все четверо в комнате услышали, что это было.       — «Завершающий штрих — это собственноручно выполненная часть подписи властителя на средневековом документе», — здесь музыкант оставил заметку: — говорит Википедия. — Он протянул руку к пакету с моим печеньем и продолжил читать: — «Обычно монограмма властителя на документе практически полностью рисовалась писцом (составлявшим документ). Только малая деталь опускалась, с тем чтобы быть дополненной властителем для вступления документа в законную силу».       Я ничего не поняла, но как же его приятно слушать!       — М-м-м, — проговорил Семён с ковра, — ясно.       Уже один. Куда подевался наш с Гарри устрашающий спаситель?       — Это ты вчера говорил. — Пояснил сырный парень, пока я осматривала комнату в поисках волкопса. — «Завершающий штрих» имеет другое значение: не как «последний штрих».       Он с хрустом откусил от печенья.       — Окей. — Ответил мальчик в толстовке. — Буду знать.       Тимофей убрал медного оттенка волосы со лба. Те медленно заняли прежнее положение — шевелюра стала только более воздушной. Похоже на художественный беспорядок. Прямо как на соседнем столе из светлого дерева.       Движение двери отвлекло моё внимание: в проёме появилась волчья морда с куском каната в зубах, а затем и весь гордый питомец Семёна.       — Ну как? — Спросил низкий голос Тимофея. — Запомнила?       — Не уверена. — Я на мгновение посмотрела в чёрные глаза и перевела взгляд на гриф гитары. Это превращается в привычку! — И, кстати, как называется последний аккорд? Который «Em» плюс вторая… — я замешкалась, ещё раз подумав: — да, вторая, струна на первом ладу.       — Эй! — Окликнул Санкин-младший своего огромного питомца, забирающего у него канат.       — Куда? — Семён разлёгся на ковре, протягивая руку к волкопсу, а тот увильнул и описал вокруг Бледного круг. — Отдай!       — Давай-ка я тебе зарисую их все, — Тимофей встал с кресла, — и дома ты ещё раз повторишь.       — Кира! — С весёлым возмущением позвал Дирекшионер, когда его «лучший друг» отпрыгнул (задев хвостом мою ногу) при попытке мальчика забрать из его пасти канат. Я бы держалась от этой пасти подальше.       Тем временем Тимофей, порывшись в куче листков на соседнем столе, быстро что-то черкал на одном из них.       — Это Я купил тебе этот канат! — Воззвал Семён к собачьей совести.       Мой учитель поднял рыжеватую голову от своего занятия и дополнил:       — В день, когда Тимофей получил зарплату.       Уходя из комнаты, Младший признал:       — В день, когда мой любимый братец получил зарп… — Уже далеко за дверью он воскликнул: — Кира, не жуй их! Мне их ещё носить! Ки-и-ира! … Так-то лучше!       Не успела я попрощаться с гитарой, как Тимофей протянул мне листок с подписанными (и на удивление аккуратно зарисованными) аппликатурами:       — Вот. Это твоё домашнее задание.       — Ага-а!.. — Донеслось радостное из прихожей, а затем сразу: — Эй! Чем намазан этот канат?       — Четыре аккорда, — подвела я итог. — Ладно.       С неохотой я отдала Тимофею гитару и потёрла большим пальцем левой руки четыре остальных — красно-синих и никогда больше не желающих касаться струн.       — Болят? — Понимающе спросил учитель.       — Угу.       — Ну и хватит на сегодня.       Но я не хочу уходить.       Парень пошёл вернуть инструмент в музыкальный уголок, а я машинально двинулась за ним.       — Тебе идёт, — недолго думая, признала я.       Тимофей развернулся:       — Что?       — Гитара твоя, — я указала на оранжевый инструмент, а затем свою (не рыжую, к сожалению) голову. — Подходит к волосам.       — Да? — Он поднял прямые брови. — Не думал об этом.       БУМ!       И да воцарилась пугающая тишина на всю землю русскую.       — Вы живы?! — Крикнул Тимофей.       — ДА! — Ответил Семён, с простодушным выражением прибавив: — Я упал.       Я тихо засмеялась.       Но Санкин-младший умудрился услышать:       — Это не смешно!       — Он так забавно сказал! — Поделилась я с музыкантом. — Такой забавный.       Тимофей улыбнулся. Раз, и другой человек. Несмотря на морщинку между бровей. Волшебство вне Хогвартса.       — Ну, — выдохнул рыжеволосый, — всё.       — Всё, — повторила я, словно в трансе.       Ноги сами понесли меня к двери, за которой продолжилась возня и неразборчивые реплики Семёна.       — Смотри-ка, первый урок прошёл без травм и потерь, — подытожила я.       Удивление Тимофея даже повысило тон его голоса:       — А они должны были быть?!       Ведь я могла порвать струны, кокнуть гитару об пол, подвернуть ногу на пути к дивану, стукнуться об него мизинцем…       — Со мной всё может быть, — призналась я. — Спасибо тебе за урок.       — Конечно. Приходи ещё.       — Приходить? — Я развернулась так резко, что поскользнулась и едва удержала равновесие.       — Да, знаешь… Осторожнее! —Тимофей опустил машинально поднятую только что руку (мне бы такую реакцию). — Я решил…       Сопровождаемые смехом и стуком собачьих когтей по полу, в прихожую ворвались Дирекшионер и его лучший друг. Надо ли добавлять, что я стояла с улыбкой до ушей? Ещё бы — между ними и мной стоит Тимофей.       Перейдём к нему.       — Так что ты решил?       Он улыбался и через плечо наблюдал, как волкопёс хаотично бегает по прихожей, преследуемый резвым хозяином, который изо всех сил пытается отобрать у него канат. Разве обычно происходит не наоборот?       — Тимофей, — позвала я.       Он обернулся.       — Что?       — Ты сказал, что решил что-то, — напомнила я, глядя в чёрные глаза.       — Да! Я решил, что ты всё сможешь. Захочешь и сможешь — с моей помощью, конечно.       Впервые вижу человека, который активно использует мимику при обыденных разговорах.       После паузы, я вымолвила:       — Хотелось бы верить.       — Хотелось бы ей. — Повторил Тимофей, округлив и без того большие глаза. — А ты поверь!       Я снова улыбнулась. И вдруг поняла, что источники шума куда-то переместились, и стало непривычно тихо. Почти тихо.       Сняв куртку с вешалки, я стала одеваться.       — Ну что, когда у тебя есть время? — Спросил рыжеволосый. — Часа хватит. — В тёмных глазах блеснуло что-то опасное. — Если не сдашься.       — Сейчас каникулы, так что всегда, кроме раннего утра.       — Счастливая. — Ответил парень. — Я работаю полдня.       — И я не сдамся! — Запоздало встрепенулась я.       Он улыбнулся (привет, Тимофей Второй).       — Тогда… Если ты хочешь заниматься систематически…       — Хочу!!!       Чтобы воскликнуть это, я даже прервала процесс завязывания шнурков.       — Отлично. Тогда давай в понедельник и пятницу… так же в четыре часа.       — Перед репетицией? — Донёсся выразительный голосок из угла у шкафа.       — Да, — коротко ответил Тимофей брату. Тяжело дыша, тот прижался к косяку и то и дело заглядывал в какую-то комнату. И давно этот юноша тут?       — Хорошо, — согласилась я, забирая сумку и лист с домашкой.       — Договорились! Тогда до завтра. — Учитель повернул ключ в скважине.       — До завтра, — попрощалась я.       Дверь закрылась. Я развернулась, а из-за неё донеслось:       — ДАААА! И ПОБЕДИТЕЛЕМ СТАНОВИТСЯ — та-та-да-дам! — СЕМЁН САНКИН!