KARRY. Книга вторая. «2x2» и cлавная игра

      пятница, 1 марта 2013              — Я так хотела оттолкнуть Антона, — говорила Кэт, — чтобы остаться с ним, а он в меня вцепился.       — Он там так на тебя посмотрел… — вспомнила я.       — Как?       — На всех так не смотрят: такими яркими светящимися глазами, с оттенком доброй задумчивости, осмысленно, глубоко и внимательно.              Вот как сейчас. А Катя не замечает.       Я же боюсь моргать: моргну — и он переведёт свои мистически синие глаза. Наидобрейший и запредельно нежный взгляд; самый заботливый, какой только может быть.       — Где Санкин? — Спросили с задних рядов.       Вот и всё. Это снова осталось в моих воспоминаниях, а вечером будет в Катиных сомнениях.       — Санкин опоздает с работы, — ответил Точкин, отворачиваясь от нас. — Готовьте сцену с родителями!       — Привет, Лена! — Произнёс справа самый эффектный голос.       — У тебя приятные духи, — сказала я, обнимая Фею в ответ. — Околдовывающие.       И ты тоже, Алёна, но давай сегодня без этого. В честь первого дня весны и всё такое…       — Спасибо. — Под моим шокированным взглядом, Черноволосая села рядом. — Я тремя пшикаюсь, смотря, какие ко мне ближе стоят. Вообще думала, они выветриваются быстро, сама не чувствую их…       Преврати меня в принцессу, фея. Мне даже не нужна карета — я просто хочу быть лучше.       — Света, ты идёшь к нему, как в магазин за колбасой. — Заметил режиссёр на сцену. — Это у Даши сейчас травма ноги, — он повернулся к Любвеобильной, чтобы совершенно другим тоном сказать: — молодец, что посещаешь все репетиции. А ты, Свет, ходи от бедра, ты же пришла к тайному бывшему раскрывать правду, в конце концов!       — У неё красивая походка, — прошелестела Алёна над моим ухом.       — У тебя тоже, — не стала скрывать я.       — Правде уже семнадцать лет, и она болтает сидит! — Точкин резко развернулся и стрельнул глазами в нас с Алёной.       Мне семнадцать.       — Тебе семнадцать? — Спросила я Безупречную.       — Он про героиню, — пояснила она и пожаловалась: — У меня вообще пластика ни в какую не идёт. Смотреть смотрю, всё просто, а повторить не могу.       — Что? У тебя же великолепно идёт!       Одни только её движения пантеры чего стоят!       Она посмеялась.       — Спасибо. Но мне надо заниматься конкретно пластикой, растяжкой.       — У тебя получится, — заверила я, — всё будет шикарно.       — Лена, спасибо, ты меня захвалила. Получалось бы, как требуют, было бы шикарно.       — Будет!       — Правильно, надо быть оптимистами, — Алёна накрыла мою кисть своими пальцами всего на пару секунд, а по руке будто растеклась электрическая волна.       Разбейся моя кружка! Что ещё за спецэффекты?              Это моя остановка, и мне нужно выйти.       Это даже не проблема.       Была. До твоего: «Лена».       Это неверно.       Но я не говорю об этом.              — Да ладно, снова? — Вопросил Антон после звука хлопнувших дверей.       Между рядов шёл мой гитарный учитель, с контрастирующими чёрной одежде волосами и плоской коробкой.       Дальше мы с режиссёром выдали хором:       — Тимофей!       — Пицца! Это нам?       — Сразу видны приоритеты, — оценил полицейский. — Точкину лишь бы пожрать.       — Это вам, да. — Тим поставил коробку на сцену, и представил улыбающегося спутника. — Это Семён, кто не помнит.       — Отлично, — обрадовался Главный явно не младшему Санкину. — Перерыв десять минут!       — Хватит пичкать нас горелыми пиццами! — Шутливо сказал Антонов, пожимая музыканту руку.       — У кого есть нож? — Спросил режиссёр.       — Она правда горелая? — Я перешагнула сапоги притихшей Алёны.       — Тимофей у нас повар, — пояснил Точкин уже с ножом, — нам достаются бракованные пиццы.       — Нам — только по пятницам, — поправила его Даша с первого ряда.       — Что с этой? — Поинтересовался Антон, наблюдая разрезание театрального ужина.       — С дымком, судя по запаху! — Быстро заметила Лариса.       — Соус вытек и сгорел, — объяснил Тим, и я лицезрела невербальный диалог между ним и Алёной: красноречивый обмен взглядами всего несколько секунд.       — Нет, спасибо, — ответила Безупречная по его завершении.       — Приступим! — Алексей вернул нож Анечке-заечке. В тихом омуте…       Музыкант оставил кожанку на кресле, и я не смогла не заметить:       — Ты прямо как мотоциклист в этой куртке.       Смешанные чувства. Меня этот, хоть и незаконченный без шлема, образ пугает, но в исполнении Тимофея он преображается.       — Странно, — с непонятной интонацией заявил подошедший Семён. — Привет!       — Привет. Прости, что не поздоровалась: я голодная после универа.       Семён покивал и сменил тему:       — Не спросишь, почему я сегодня с Тимой?       — Он твой брат, — улыбнулась я, отходя к своему рюкзаку.       — Решил вспомнить старое, — отметил рыжеволосый Санкин.       — Я иногда прихожу сюда, а сегодня!       — Твой день рождения! — Опередила я.       — Откуда знаешь? — Вопросил Семён.       — Да, откуда? — Хитро парировал Тим.       Я раскрыла ладони с маленькой самодельной коробкой, разрисованной красными яблоками. Внутри дирекшионер увидел двойной брелок.       — Эл! — Воскликнул он, сияя ярче обычного. — Твоё имя тоже начинается с «Л», кстати.       — Хм, любопытное замечание, — вклинился уже жующий Тимофей.       — Вообще-то это в честь героев Тетради смерти! Хоть ты и похож на Лайта, а не Эл, и тут, — я указала на стильную надпись с «shall die» в конце, — на чёрной части, есть знаменитое введение.       — Круть! Спасибо! — Семён потянулся для объятия.       — Ты такой тёплый.       — Волчья кровь, — только и сказал он мне, — я сяду тут. Привет, Алён!       — …Там есть чай и стаканчики, Катюш, — послышался слабознакомый шёпот.       Я едва уловила руку Точкина на Катином запястье, как мгновение прошло… вместе с ним — на сцену. Зелёный браслет Гарри всё так же почти не выделялся среди прочего, как для остальных — кричащие своим изумрудным цветом глаза моей подруги.              — Рвёт самооценку на кусочки, — жаловалась я по дороге в универ, — а потом от одной похвалы восстанавливает её до состояния «намного лучше, чем было». И вообще, он меня пугает. Хотя меня многое пугает.       — А представь, каково мне. — Ответила Катя. — Когда он рядом, когда произносит моё имя, когда дотрагивается... И учитывая то, что он для меня не просто коллега по театру. И осознавать при этом, что у нас с ним ничего не может быть ужасно...              — Доедайте и покажи Лене сцену после этой. — Скомандовал режиссёр. — Разведём её сегодня.       Запивающий пиццу Тимофей кивнул.       Сцена после этой, окажись простой.       Уже через минуту партнёр листал свой сценарий.       — Ну как? — Спросил он, бросив на меня тёмный взгляд.       — Эта пицца вкуснее той, что мы ели с Гарри, — Смуглая рука с кольцом-бабочкой дрогнула рядом, и я зашептала: — О, Катя, прости, я не хотела напоминать. Это случайно вырвалось.       — Не то чтобы я забываю надолго, — негромко произнесла подруга. — Тем более, он мне только что написал.       — Про что?       — Про снегопады у нас и в Лондоне.       — Готовы? — Осведомился глас свыше.       — А! Что! Нет! — Я метнулась к Тимофею, пытаясь разглядеть текст. — Что за сцена?       — Интенсивная, — выговорил он с выражением, — напряжённая.       Какая?!       — Котятки пушистые, помогите мне, — выдохнула я на сцене, убеждая себя, что реплики вспомнятся по ходу.       — Не волнуйся. — Успокоил кареглазый. — Я помню текст обоих.       — Я не… — осипшим голосом я нервно посмеялась и прочистила горло. — Ненавижу первый раз проходить что-то.       — Поехали! — Режиссёр преспокойно глотнул колы.       — Они так и сказали? — Пролепетала я.       — Я слышал так, — ответил Рома-Тимофей.       — Пройдись тут, — Точкин что-то показал своим властным пальцем, и следующее цитировал рыжий затылок.       — «Получается, она его сестра. Они родные». Потом они решали, кто тебе скажет.       — Мне? — Переспросила я, следя за его движениями. — Они называли моё имя?       — Нет, но… они говорили про нас: что мы остаёмся вдвоём, как я тебя учу игре и танцам, что у нас общие воспоминания… — Парень сел на зелёное кресло. — Про кого же это ещё?       — Значит, они знают, — подытожила я, а партнёр, словно в забвении, сбросил на пол подушку.       — Твоя мама… — начал Рома-Тимофей после тяжёлой паузы.       — То есть, — я случайно перешла на шёпот, — наша мама.       — …сказала, никто больше не знает.       Текст я тоже дальше не знаю.       — Но сколько это может длиться? — Как под гипнозом подсказал Тим, и я повторила максимально похоже.       Вот и уроки актёрской игры, смотрите, прямо в действии.       — И что мы будем делать, — вопросил Тимофей прямо в мои испуганные глаза, — Когда они узнают? Отец ни за что…       — Никому! ничего! не скажем! — Наверняка неверно, но как можно эмоциональнее вспомнила я свою реплику, а напарник поднялся с места.       — Никому, — вторил парень, сгребая в охапку мои руки. Это так надо так?!?! — Ничего.       В моей голове тоже по этому поводу н и ч е г о.       — Мы должны молчать, Лен, – прошептал Тим.       Он тут меня по имени зовёт, в таких условиях?!       — М-мы должны молчат-ть, — эхом отозвалась я.       У меня зубы сейчас застучали! Кто ещё слышал?       — Нам придётся, — согласился Рома.       — СТОП!       Слава небесам. Я едва стою.       — Хорошо получилось, — Тимофей довольно улыбнулся, отпуская меня.       Если я буду в этой сцене с ним, можно сидя?              — Я не нашла в себе сил оторваться от того, как он смотрел на тебя сегодня.       Оказавшись под фонарём, Катя остановилась. Здесь, ровно между двух наших остановок, она прощалась даже со Стайлсом.       — Это когда я кофту надевала? — Уточнила она.       Кивая, я потупила взгляд в белый снег.       — Я не видела. Блин, ну почему я не видела!       Интересно, как мы можем иногда пропускать самое захватывающее. Оно просто проходит мимо нас: как звёзды, светящие ярче всего в глубокой ночи.       Я подняла голову к небу, но его застилали скучные облака. Сегодня нам нечего пропускать. Или всё уже потеряно.       — Леночка, что же мне делать… — протянула Кэт, — я спокойно справлялась с безответной симпатией в школе.. и с Гарри. Но ведь он не знает всего. Он думает, что я просто хорошо к нему отношусь. Как все.       — Тоже не знаю… — призналась я, — что делать тебе. А вот насчёт меня есть идейка.