From the Dining Table — Harry Styles
POV Harry 17 августа 2018 Что со мной не так? Вопрос, который слишком часто адресовал зеркалу, однако ответа не получал. То ли самовлюбленность не позволяла, то ли серьёзные разговоры с зеркалом проводят только в жопу пьяные. Однако я тону в поиске истины. Почему я так быстро перевязываюсь к людям, выжимаю все их соки, пока они не уходят от меня опустошённые? Может, потому что мне всегда мало? Всего: мало любви, ласки, чёрт, даже грёбаного внимания, в котором я порой задыхаюсь, но как истинный эмоциональный мазохист, всё так же пребываю в нехватке, присвоив себе метку обездоленного. Но моя неутолимая жажда получения чувств от других обманчива, ведь я лишь в редчайших случаях готов делиться тем же, отдавать то же, что требую от других. Вампиризм? Кощунство? Небесный эгоизм? Возможно, но я не умею жить по-другому. Однако она, она самое важное исключение из всех известных человечеству правил, она то, что заставляют учеников зазубривать и заучивать на всю оставшуюся жизнь, она разрушительница закономерностей, вершительница новых, ранее невиданных заповедей, и как жалко, что я слишком успешно вызубрил её. Я так хочу, чтобы она ненавидела меня, проклинала, не брала трубки, заблокировала везде, да даже чтобы ходила по интервью и плакалась в жилетку ведущим о тиране, с которым жила. Ведь так я не буду убиваться, видя её сияющую улыбку адресованную не мне, а очередному уроду, который смеет прикасаться к её скульптурному телу, к моему чистилищу, к моему забытому раю. Ведь в реальности её неуловимая натура не позволяет себе подарить даже такое гнусное проявление внимания к моей персоне. Для неё я — фантомное сочетание букв, оставившее шрамы на шёлковой коже от присутствия рядом. Пытаюсь утопить эти мысли вместе с алкоголем, который сжигает внутренности, полагаясь на затупление мозга, обещает помочь с давлением, оказанным на самые хрупкие частички души, пострадавшие при виде сегодняшней фотографии. Виски элиминирует логичные рассуждения, окрашивает щёки в красный, а оставшийся мир превращает в мутное пятно. — Сэр, мы через тридцать минут закрываемся, — грубый мужской голос заставляет поднять опустошённый взгляд с едва видимых следов конденсации на горлышке стекла моего напитка. Его большие, мозолистые руки тщательно протирают пустой стакан, а лицо кривится в нескрываемом раздражении. Мои глаза недолго бегают по морщинистому, усталому лицу, я снова смотрю на содержимое стакана, наблюдая за тем, как жидкость слегка покачивается с стороны в сторону от моих махинаций. — Фрэнк, — медленно тяну, заметив его бейджик только сейчас, — скажи, тебе когда-то разбивали сердце? — голос дрожит, сбиваясь в хрипотцу на последнем слоге. Мой новоиспечённый собеседник и по совместительству заложник своих обязанностей еле сдерживает свою вежливость, кувшин его терпения вот-вот переполнится. — Сэр, мы готовим бар к закрытию, если Вы хотите продолжать, то можете заказать что-то себе в номер или воспользоваться мини-баром, — игнорируя мой вопрос, заученно цедит Фрэнк. Медленно обернувшись, я замечаю, что, действительно, кроме нас двоих и убирающих помещение официантов, в осветимом тусклыми оранжевыми лампочками дорогом лобби-баре никого нет. Лениво ткнув на дисплей телефона, осведомляюсь, что уже практически идёт первый час следующего дня. Зарываю изнеможённое от нехватки сна лицо в дрожащие руки, крепко зажав переносицу между средним и большим пальцем правой руки в надежде на прекращение адской головной боли. — Можно просто Гарри и лучше на «ты», — в меру своего состояния вежливо произношу, — Давай договоримся так, ты отвечаешь на мой вопрос, и я сразу же ухожу? — выдавливаю смесь унылой и пьяной улыбки, нагло мучая бедного бармена, ведь прошло больше трёх дней с момента, как я с кем-то разговаривал, социальный контакт всё же необходим, а Фрэнк выглядит как человек, которому фиолетового на то, кто я, поэтому именно с ним решаюсь поделиться впервые сказанными словами: — Тебе когда-то разбивали сердце? Он делает глубокий вздох, продолжая натирать стойку, — Нет, никто не разбивал. Я женат уже двадцать пять лет, у меня двое детей и любимая жена, мы вместе со школы, — устало проговаривает ответ, видимо, желая поскорее вернуться к ним домой. Не понимаю почему, но я не могу скрыть своей излишне странной реакции на его ответ. Жена. Семья. Для общества всё это кажется таким, обыденным, естественным, но для меня это сравнимо с экзотикой, что-то такое совершенно неизведанное, чужое, недостижимое. Я практически завидую ему, но если быть честным, я завидую всем, кто хоть как-то счастлив в отношениях. Меня всегда называли хорошим сводником: Митч до сих пор благодарит за знакомство с Сарой, и я всегда делал это от чистого сердца, считал нужным свести две родные мне души, помочь им найти своё общее счастье, ведь тоже получал от этого свою маленькую, но долю. Я был неким сапожником без сапог. Но сейчас всё по-другому: сейчас я готов лишь наиграно улыбаться милым парочкам и сдерживать колкости при одах о вечной любви к друг другу. Скрывая свою гримасу под опрокинутым бокалом, морщусь от последних капель постылого напитка. Ненавижу виски, но всегда его пью, карая себя за попытки впадения в забвение с помощью него, — Рад за тебя, — аккуратно размещая опустошённый стакан обратно на стол, лукаво заявляю, — цени это, не у каждого есть возможность. Мужчина всё также остаётся молчать, не желая продолжать наш разговор. Его густые брови спускаются ещё ниже: то ли от усталости, то ли от оправданной неприязни ко мне, но он всё же продолжает, — А я полагаю, что ты тут именно поэтому, — лишь киваю в ответ. Кажется, он немного меняется в настроении, лицо обретает нотки заботы, а хмурость стирается, — Мы не всегда получаем чего хотим, но это не значит, что это то, что нам нужно, — низкий голос умеренно раздаётся в полупустом баре, натягивая меня на очередную волну минорного настроения. Возможно, он прав и я до сих пор не разобрался в себе, в своих желаниях, нуждах. А может он просто небесно далёк от истины, которая заключается в её дополнении меня как существа. — Спасибо, что уделил своё время, извини за задержку, — подарив ему сдержанную улыбку, выполняю своё обещание и, взяв пиджак персикового цвета от Ив Сен-Лоран с высокого барного стула, незаметно оставляю триста баксов у своего бокала, поджав купюры под него. — Доброй ночи, Фрэнк, — уже со спины прощаюсь с ним, слыша тихое пожелание в ответ. Вставив карточку в специальное отверстие, слышу привычный клик, автоматически открывающий дверь в президентский номер. Ноги, заплетаясь, ведут к мини-бару, к единственному другу, который никогда не оставлял меня в такие моменты. Наполнив потерянный по счёту стакан, не утруждаюсь даже переодеться и безвольно бросаю тело на идеально заправленную кровать, простыня которой отдают приторным ароматом лаванды. Правая рука автоматически тянется к миниатюрному пульту от огромного дисплея, единственным источником освещения номера в данный момент. Картинки беззвучно мелькают, отражая свет миллионов пикселей на моем лице. Невозмутимая тишина пространства отчаянно борется со звериным хаосом в моём сознании. Поднимаю телефон, в котором ни разу не отключался авиарежим с момента моего заселения в отель, открываю приложение, хранящие все мои мысли и переживания за последние несколько лет. Покрасневшие от нескольких ошибок прошлых дней костяшки сгибаются в попытке удержать излишне яркий экран в руках, борясь с лёгким мандражом. What am I now? What if I'm someone you won't talk about? What if I'm someone I don't want around? Пальцы неохотно печатают перманентно терроризирующие меня вопросы в погоне за ответом которых я готов выть на луну и выдирать волосы на голове. Экранные буквы расплываются, теряя свою чёткость из-за накапливающейся солёной жидкости в моих глазах. Голые, бесколечные пальцы отпускают телефон теряеться в нескончаемых простынях, размазывая скупые слёзы по безжизненному лицу. Выдыхаю долгую струю отравленного воздуха, выходящего из раненых от нахождения рядом с сердцем лёгких. По очереди опускаю стопы на дорогой ковролин, ощущая всю агонию от хождения по этой земле. Лениво сбрасываю с себя атрибуты одежды, следуя по направлению к просторной ванне. Голое тело переступает ограждения белоснежного материала ванны, опускаясь в ледяную воду. Вздрагиваю от бьющего по нервным сплетениям ощущения, но также остаюсь лежать. Воспоминания того вечера водоворотом кружатся в голове, всё глубже и глубже погружая меня в ту же боль снова. Я не разговаривал ни с кем из своих близких с того дня. Грейс наплёл про срочный отъезд в Лондон, Джеффу заявил о необходимости побыть с Грейс, Митчу с Томом о творческом кризисе, маме с Джеммой о плотном графике работы в студии. Ложь, ложь, ложь и ещё раз ложь. Я не знаю чем руководствуюсь и чего добиваюсь, но нахожусь в своём собственном барьере, выстроенным из лжи и недоговариваний, с приезда из Италии. В тот вечер я не мог сомкнуть глаз, заявившись после этого к Грейс, отвратил бы самого себя, отправиться в уже выставленный на продажу дом, как и находиться там, я попросту не мог. Поэтому единственным логичным выходом показалось запереться в очередном дорогущем отельном номере. Закрыв глаза, мне мерещится улыбка Грейс, её полное надежды лицо, тёплая ухмылка Джеффа, такие же яркие демонстрации радости со стороны родных, но они словно гаснут, поглощаясь сиянием одних зелёно-голубых грустных глаз. Резко открыв глаза, опускаю взор на свои вытянутые конечности: въевшиеся в кожу чернила отравляют кристальность воды, мурашки бегают по недавно загорелой коже. Не желая видеть части себя, снова поддаюсь её чарам, разрешая векам вновь опуститься, и постепенно погружаюсь глубже, давая волю ледяной жидкости накрыть меня с ног до головы. Безупречная тишина, лёгкое биение сердца, невозможность набрать воздух — покой. *** Капая на постель, взъерошенные кудри охлаждают заднюю часть спины, мокрый торс продувается от неприкрытого состояния, махровое полотенце с эмблемой пятизвёздночного отеля низко красуется на бёдрах, передавая свою влажность от моего сидячего положения на покрывало. Нижняя губа белеет от её длительного удержания передними зубами в моменте колебания. Я больше не могу быть один, это слишком невыносимо, я пытался ограждать себя от неё, не навредить, но я не могу. Она единственная, кто может забрать хоть частичку моей ноши. Нажимаю на вызов и жду ответа звонкого голоса на другом конце.Honeymoon — Lana Del Rey
POV Grace Я дико волнуюсь. Знаю, что, скорее всего, зря и это просто моя очевидная привязанность к нему дурманит мозг, но от него ничего не слышно уже несколько дней. Даже в свои самые загруженные дни он умудрялся хотя бы написать короткое сообщение или отправить улыбающуюся мордочку, состоящую из двоеточия и незакрытой правой скобки, самым необъяснимым образом передавая черты его уже родной улыбки. Однако сейчас в переписке гробовая тишина, которая обдувает противном холодом при её открытии. Я до сих пор караю себя за отсутсвие смелости уточнить истинную причину его странного поведения, ведь наши последние дни в Италии хоть и были сказочными, многие моменты всё же затмевались его словно татуированной на лице хмуростью, что разбивала мне сердце каждый раз. Я всячески пыталась к нему нежно прикасаться: обнимать сзади, сводя руки у талии, которая тоньше, чем у Джаггера, что является причиной его самовлюблённой гордости, запускать пальцы в дорогой шёлк его шоколадных локонов, дарить ему удовольствие, позволяя желаемые действия с моим телом, целовать нижнюю часть его шеи, прямо там, где находятся еле заметные родинки, составляющие словно новое уникальное созвездие, такое, под которым я готова проводить самые трепетные ночи своей жизни. Ведь его язык любви состоит из прикосновений, ласки, но ничего кроме обязанного принятия моих жестов я не получала. Я знаю, глупо, наивно, но я скучаю, чертовски скучаю. Прошло всего несколько дней, но это дикий контраст по сравнению с прошлым месяцем, когда мы были практически неразлучны. Позднее возвращение с очередного мероприятия, на котором должна была присутствовать Алекса преследуется быстрым принятием душа с использованием уже нашего общего геля для душа, чей запах теперь напоминает мне только его. Среди громкого звука струи слышу, как звонит телефон, но я не в состоянии его взять. Через полчаса выхожу из ванной, судорожно замечая пропущенный от Гарри. Телефон высказывает из мокрых рук, падая на кафель. Тело пробирает электрической взволнованностью, выругавшись, быстро поднимаю его, наплевав на трещину посреди экрана, быстро захожу в контакты. Я только набираю номер, как слух распознаёт тихое отбивание на двери. Поправив полотенце вокруг своего тела, через глазок замечаю стоящего на пороге недавнего абонента и по совместительству причину моих счастливых бессонниц, однако даже через старый глазок видно, как красивое лицо морщится в непонятном настроении. Но не став разглядывать его на расстоянии, сразу же открываю дверь, наконец-то встречаясь с ним вживую. — Привет, — напряжённо выдыхает, его волосы мокрые, а глаза тяжёлые и всепоглощающие. — Привет, — чуть ли не мурлычу от его присутствия. — Впустишь? — Гарри выдавливает заученную ухмылку, слишком хорошо зная, как она влияет на меня. Многие бы стали его опрашивать, утончать причины столь долгого молчания, даже злиться на него, но я просто рада его видеть, к тому же, он выглядит довольно-таки уставшим и без моих опросов. Гарри наконец-то вернулся, и мне этого достаточно. — Конечно, проходи, — на одном дыхании произношу я, лучезарно улыбаясь. Он садится на диван кофейного цвета и, пробежав глазами по белоснежному потолку, трёт переносицу. Только сейчас замечаю настораживающую красноту его глаз. Внутренности мучительно сжимаются от этого зрелища, я непроизвольно хмурюсь, а улыбка мгновенно испаряется с лица, не оставляя ни единого следа счастливого выражения. — Что случилось? — тихо произношу, аккуратно приближаясь к нему и садясь рядом, опускаю руку на бедро парня. Впервые вижу его в таком состоянии. Он делает глубокий вдох и пару секунд молчит, пристрельно изучая моё лицо самым болезненным и рвущим на кусочки взглядом. Под прежде манящими, но уже поникшими глазами красуются мешки, неаккуратная щетина бегает по нижней части лица, вишнёвые губы обрели блеклый розовый оттенок, глазные сосуды полопаны, создавая тот самый эффект устрашающе красных глаз, ресницы мокрые от недавних слёз, а руки венистые и трясутся. Мне физически больно лицезреть его в таком состоянии, мои глаза с бешеной скоростью бегают по нему, с каждой секундой подмечая всё больше и больше деталей его раненой души. Я жажду ему помочь, утешить, если понадобиться забрать все эти терзания себе, только чтобы не видеть его таким. — Что со мной не так? — он шепчет с практически неуловимой тихостью, заглядывая в самые глубины моих глаз. Его вопрос окончательно убивает меня, я готова рыдать, проклинать любую причину, которая сотворила это с ним. То как он это произнёс, словно проткнуло его нежную плоть сотню лезвиями, что я чувствую, как мое тело покрывается мурашками. — Гарри, о чём ты? — отчаянно шепчу в ответ, обхватывая его лицо своими холодными ладонями. Он лишь на секунду задерживает свой взгляд на моем лице, игнорируя вопрос, а потом, словно стесняясь показывать такие эмоции, быстро отворачивает свой тяжелый взгляд. Внезапно уголки его губ жалко тянутся вверх, кривясь в гнусном подобии ухмылки. — Можешь не отвечать, — парень делает длительную паузу, отчаянно пытаясь потушить бушующий огонь внутри себя, — просто поцелуй меня, — закрывает опухшие глаза, перебиваясь в обрывистых вздохах, — Пожалуйста, — бархатистый голос ломается на последнем слове. Я очень хорошо помню эту просьбу в Италии, после того раза он окончательно закрылся от меня, словно судорожно избегая нас с Джеффом всю оставшуюся поездку. Вставая с восходом солнца, под предлогом утренней пробежки, потерянно блуждал по окраинам поселения, днём не выходил из своей комнаты, а в какой-то вечер просто ушёл в дорогущий ночной клуб, даже не позвав ни меня, ни Джеффа. Я не хочу повторять это, слишком много слёз было пролито от такого же инцидента, но как бы я не опасалась, понимаю, что не в состоянии не выполнить его просьбу, я не могу видеть такую отчаянную мольбу средь нескончаемых изумрудно-золотых оттенков его глаз. Ни минуты больше не задумавшись, я приближаюсь к нему и вдыхаю его манящий аромат, а затем нежно накрываю его губы своими, ощущая незабываемый вкус. Я не знаю, как могу ему помочь в такой момент, но надеюсь, что хоть так он почувствует мой трепет, который готов зашивать его эмоциональные шрамы. Несколько секунд вкушаю лишь нежность его небесных губ, но Гарри резко углубляет поцелуй буквально со звериной силой, выводя дурманившие узоры своим языком, он жадно берёт моё лицо двумя руками и лишь усиливает действия, а я чувствую, как он попутно покусывает нижнюю часть моей губы, больно оттягивая её. Однако он резко обрывает поцелуй, лихорадочно отдаляя своё лицо и оставляя закрытие веки всё также дрожать, углубляя складку выше переносицы. Меня напрягает такая резкая смена настроя, но я не смею возмутиться. Руководствуясь своим влюблённым рассудком, мгновенно обволакиваю его шею в субтильном объятии. Зная как это успокаивает его неспокойную душу, запускаю пальцы в его локоны. Спустя какое-то время он расслабляется и позволяет тяжелой голове опуститься на мои покрытые каплями ключицы, оставляя пальцы моей второй руки переплётными с его. Мы уже долго молчим, не знаю сколько, но я не прекращаю умиротворяющих действий, иногда выпуская руку из океана кудрей на острую скулу, поглаживая плоть, покрывающуюся мурашками с каждым моим прикосновением. Словно первый запевший птенец после дикого ливня, первое слово нежно вылетает из его уст, — Прости, — мягкий акцент отмывает грустный подтекст, позволяя произнесённому отдаться приятной вибрацией в районе моего сердца. Он ещё глубже зарывает лицо между моей шеей и выпирающей ключицей, однако не с целью оставить заветный поцелуй, лишь чтобы продолжить изнеможенно нашёптывать одно и то же предложение по много-много раз, — Прости меня.Angels Like You — Miley Cyrus
POV Camille 12 августа 2018 Ночное безмолвие и лёгкое колыхание недавно обстриженных деревьев среди салатовых кустов — флора моей неизменной беседки вдыхает никотин вместе со мной, одновременно с лёгкими падая жертвой моей аддикции. За поистине долгое время впервые осознаю, что я действительно живу без привычной тревожности: не шарахаюсь от подростков, как от самой заразной болезни, не прячусь при демонстрации камер и не переживаю, что чья-то фанатская любовь сможет заменить мою в порыве благодарности после очередного выступления, ведь прежним мыслям больше нет места в моей голове, она забита совершенно другими, более уравновешенными и здравыми. Теми, которые и должны присутствовать у молодой девушки в начале стабильных и комфортных отношений. Сейчас я гораздо часто задумываюсь над тем, куда сходить с ним, что надеть на свидание или как расположить к себе его маму, которая со скепсисом, но приняла меня. Хоть и наши отношения эскалируют, возможно, слишком быстро, я ни чуть не сожалею. С ним все этапы настолько органичны, настолько естественны, что оглядываясь на прошлый год моей жизни мне просто хочется обнять прошлую себя, погладить по голове и тихонько нашептать: «Беги.» Я чувствую гармонию, получаю все прелести нормальных, здоровых отношений и не делю возлюбленного с миллионами других, ненавидящих меня людей. Сказали бы мне о такой возможности годом ранее, я бы рассмеялась этому человеку в лицо и крепко прижалась к кудрявому парню в блестящем костюме, продолжая всё глубже и глубже тонуть с ним в нашем общем несчастье. Однако теперь всё по-другому: всё легче, проще, всё снова хорошо, а не «не переживай, я справляюсь» Выдыхаю густой серебристый дым, куда-то в звёздное небо, подставляя лицо под его лёгкое сияние. Тео отъехал в Париж на важнейшую сделку по поводу редкой картины Эжена Делакруа, как бы я не хотела воссоединиться с родиной, у меня непереносимые съёмки, поэтому я осталась жариться под диким солнцем Калифорнии. Убив остатки окурка об практически переполненную стеклянную пепельницу, я встаю, чтобы отодвинуть раздвижные двери в форме понорамных окон, пока в поле зрение не попадает освещаемые чьими-то фарами кустарники у входа в мой дом. Учитывая поздние часы, я непременно настораживаюсь, а затем слышу шуршание ключей и шаги, направленные к входной двери. Быстро захожу внутрь, оказавшись по внутреннюю сторону двери, чувствую, как сердце начинает ускоряться от страха. Звонок в дверь вырывает меня из лёгкого мандража, наконец-то додумываюсь посмотреть в глазок. Это какая-то шутка? На моём, уже нашем с Тео, пороге стоит никто иной, как тот самый кудрявый парень в блестящем костюме, только вместо костюма сегодня на нём хлопковая футболка от Christopher Kane и свободные бежевые брюки, любовь к которым привила ему я. Терзая нижнюю губы в колебаниях, желаю услышать подтверждение именно от него, иначе мне это мерещится. — Гарри? Через деревянную дверь слышится робкое откашливание, а затем и он решается наконец что-то сказать. — Да, Камилль, мы можем поговорить? — он пьян, должен быть, иначе я не могу найти причину его наглого заявления сюда, однако звучит абсолютно трезвым. Медленно открываю дверь, переминаясь с ноги на ногу от холода на голых стопах от мраморного пола. Он не мог подобрать другой момент? Я стою в домашних, еле прикрывающих что-то шёлковых шортах и в старой рубашке Led Zeppelin, волосы прибывают в не лучшем состоянии. Как только я встречаюсь с ним пристальным взглядом, он замирает, словно вкушая момент и уверенна, непроизвольно хмурится. — Ты как раз вовремя, — с саркастическим намёком заявляю, оттягивая край шорт ниже. Казалось бы, чего он там не видел? Но всё же я чувствую себя немного некомфортно под его тяжелым взглядом. Он словно ищет доказательства моей занятости, глазами пробежав по моей шее в поиске засосов, встречается с нетронутой кожей. Любителем портить для меня открытые вещи был исключительно он сам. — Прости, знаю, как всё выглядит, я не подумал и... — он теряет прежнюю уверенность, с которой зашёл, начинает делать длительные паузы между каждым словом и произносит всё ещё более медленно, но я беру инициативу в свои руки, ничего не меняется. — Я бы предложила тебе кофе, но тебе ли не знать каким оно у меня получается, поэтому чай? Он тихо соглашается, еле заметно кивнув головой. Чёрт. Чёрт. Чёрт Что я творю? Кто в своём здравом уме устраивает чаепитие с бывшим в одиннадцать часов вечера, после того как он внезапно появился на пороге дома? Видимо, я. — На веранде лучше, погода шикарная, — краем глаза замечаю, как он оставляет ключи и телефон на столе в гостиной. Он не проронил ни слова, однако я не собираюсь мучать его. — Понял, — направляется к выходу на веранду, захватив свои вещи. *** Я присоединяюсь к нему, держа две большие кружки в руках. В одной из них чай с мятой и мелиссой, его всегда он успокаивал. Слышу его хриплую благодарность и сажусь напротив, нас разделяет лишь миниатюрный деревянный столик. Он отпивает свой чай, который порождает ямочку, он без слов подмечает одобрение моего выбора, уверена, вспоминая то самое выступление в Лондоне. Почему-то сама непроизвольно улыбаюсь. Он жутко молчалив сегодня, однако его безынициативность позволяет мне разглядеть его получше: уже далеко не короткие волосы, загорелая, скорее всего, от недавнего отдыха кожа, совсем не лёгкая щетина и почему-то уставшее лицо. — Гарри, ты даже представить не можешь насколько это плохая идея, — тихо начинаю и, отпив из своей кружки, устремляю взгляд вперёд, на предполагаемое место обитания сверчков. — Знаю, — его голос ласкает слух, чувствую, как грустные глаза выпиваются в мой профиль, — но ничего не могу с этим поделать. — Почему? — только лишь губами проговариваю в пространство, медлительно отрывая взгляд от темноты передо мной и проворачивая голову в его сторону. — Я люблю тебя, — он произносит это с такой уверенностью, словно это единственная правда, в которой он уверен на все сто. Иронично. Даже очень. Когда-то я жаждала этих слов из его уст, словно странник нашедший оазис в пустыне, проигрывала снова и снова в голове после первого их произношения, тайно ненавидела, когда они так легко слетали с его губ при прощании с фанатами, а мне понадобились месяца, раздражалась и до сих пор раздражаюсь от того, как чертовски хорошо это звучит, как греет душу, эго. — Гарри... — я не знаю, что ответить. Как не разбить его хрупкое сердце, не уронить словно слишком дорогой фарфор? — Камилль, я не могу больше так, не могу, — он отчаянно нашёптывает, обнажая свою душу, — ты снишься мне, мерещишься в местах, где тебя нет, я-я я реально схожу с ума, — он сильно сжимает челюсть, запуская огромную ладонь в локоны, и отворачивает свой взгляд. Я аккуратно мотаю головой из стороны в сторону, прекрасно понимая, какими бы красивыми и душераздирающими его слова сейчас ни были, уже слишком поздно. — Это пройдёт, — зачем-то тянусь за острой скулой и легонько поворачиваю его лицо к своему, — Гарри, послушай, — он шумно выдыхает, а несметные изумруды растерянно смотрят в мои, — ты всегда будешь мне дорог, мы всегда останемся близкими людьми, ведь те моменты которые мы с тобой разделили не угаснут в памяти ни у меня ни у тебя, я тоже по тебе скучаю, — я уверена шла пока не проговорила последние слова, — он мгновенно меняется в лице, и я ненавижу себя за то, что на мгновение, ничтожное, мимолётное, но на мгновение во мне рождается надежда. Я полностью обрываю свою речь. Мы просто смотрим на друг друга, одинаковая пара светящихся от наполненных слезами светлых глаз, мои руки бережно обхватывают былое родное место, а его большой палец нежно проводит по моей губе. Неописуемый вкус родного и чужого, правильного и запретного, его губы мягко располагаются на моих, словно спрашивая разрешения, и я его даю, целуя Гарри в ответ. Абсолютное отсутсвие страсти, похоти. Мы медленно ласкаем друг друга, обжигаясь с каждым прикосновением, его руки аккуратно опускаются на мою талию, посылая тягучее ощущение по всему телу, по спине пробегают холодные иголки. Я блаженно выдыхаю прямо в его приоткрытый рот и побеждая самую кровопролитную битву с собой, оставлю последний след на милом англичанине, который подарил мне одни из самых лучших и худших моментов моей жизни, как бы я не хотела, как бы не желала, чтобы наивность завладела нутром, и я вновь оказалась в его сильных руках, я учусь на своих ошибках. Я знала его, чувствовала на своей коже, он был моим и останется таковым в памяти, этого достаточно. — Гарри, — медленно отдаляюсь, следя за тем, как он прикусывает нижнюю губу, — Прощай.