Butterfly’s Repose — Zabawa
Вторник. Такой гнусный и бесцветный день, он не так ужасен, как начало недели, однако меркнет на фоне детского ожидания последующих дней, ведь он не является даже серединой. Блеклое пятно — не более. Замена, момент выжидания, нежеланная, но безисходная часть наших жизней. То, что никто не ждёт, а через что выживает. Ненавижу вторники, но он их любит, считает их опытным садоводом, который бережно и с изумляющим мастерством сеет плодородные зёрна воображения в его мозг. Ах да, вторники и галлюциногенные грибы. Практически уверена, что причина сочных плодов кроется только во втором из перечисленного, но допустим ему нравится произносить слово «вторник» из-за его акцента. — Грейси, Грейси, Грейси, — трёхкратное взывание моего имени лениво и крикливо нависает в воздухе, отвлекая от готовки ужина, — твой малыш устал, — он мямлит себе в руки накрывая лицо, а незамысловатая улыбка растягивает мышцы нижней части его лица. Состояние Гарри в последнее время действительно заставляет желать лучшего. Наркотики — дьявольская искусительница, заигрывающая с границами падкого человеческого рассудка, аккуратными коготками впиваясь в спину и воодушевлённо нашёптывающая приятности, с особым талантом отравляя мозг ложными надеждами своей искренней любви и подлинностью намерений. Однако получив полный контроль над очередной жертвой своего магнетизма, разрушает возлюбленного, лишь клочьями вырывая остатки стоящего из него. А Гарри всё соглашается и соглашается на свидания с ней. — Мой малыш просто под таким кайфом, что сейчас видит всё в 2-D, — продолжаю кусочками нарезать помидор, ускоряя удары ножом об деревянную доску, поцарапанную в предыдущих столкновениях с острым лезвием. Хриплый смех громогласно разлетается по гостиной, отличаясь от его искреннего и привычного, будучи пропитанным нотками неадекватного дуризма, — Ты так хорошо знаешь мои глюки, — он в блаженстве откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза, плавая в лучах гипертрофированной реакции на любое прикосновение кожи к поверхности. — Тебе не кажется, что я уже слишком хорошо их знаю? — не устраиваю церемоний, а смысл? Словно он сможет вспомнить хоть какой-то отрывок сегодняшнего дня завтра утром. Неделя после его спонтанной пропажи и такого же неожиданного появления прошла по всем канонам любимого десятилетия Гарри. Секс, наркотики и его практически рок-н-ролл песни. А точнее их неистовое написание, ради которого он истощает себя, занимаясь творческой анорексией. На мои замечания и открытое беспокойство лишь шутливо отмахивался и затыкал мне рот всем, чем мог, опьянёно вскрикивая: «Не порть мой поэтический оазис, женщина!» Что было сказано, конечно же, в его своеобразной попытке пошутить, но всё больше и больше склонялось к окончательному проявлению другой, более грязной и нежеланной для глаз, отнюдь не глянцевой стороны отношений с креативной персоной, которой не только являлся, но и собирал в себе все стереотипы Гарри. Начинаю посыпать ингредиенты ароматическими переправами, тщательно стараясь не переборщить с пропорциями. Во время нашего совместного обитания пострадали даже мои плохие кулинарные способности, которые улучшаются с каждым днём в надежде удивить его гурманский желудок, однако он всё же готовит лучше меня, не давая мне установить первенство даже в этом. По его мнению, незаметно подкрадывается сзади, медленно начав проглаживать верхнюю часть моих ног, которые мало прикрывают короткие домашние шорты. Я не даю ему никакой реакции, продолжая готовку, ведь в таком состоянии с ним бесполезно вести хоть какой-то диалог. Он усиливает свои действия, начиная сжимать мою плоть в своих ладонях, попутно оставляя поцелуи у плеча, что больше щекочет и отвлекает меня, нежели заводит, — Почему ты сегодня такая зануда, м? — озадачено шепчет, заправляя мои волосы за ухо для более успешного проникновения смысла в мой слух. Отодвигаюсь в сторону для комфорта и свободы в моих действиях, в крови загорается враждебность, когда кто-то мешает мне делать свои дела, как он там говорил? «Убирайся с моей кухни!» Да, определённо так, особенно в наркотическом опьянении, ведь это в первую очередь опасно, — Гарри, я готовлю тебе ужин, из-за которого ты ныл, а сейчас мне мешаешь, — окончательно вырываюсь из его неожиданного порыва нежности, чем вызываю громкое вздыхание в проявлении недовольства. Он наконец-то отстраняется от меня: — Я хотел пойти прилечь, реально что-то переборщил сегодня, пойдёшь со мной? — этим заявлением ему получается развернуть меня к себе, мгновенно встречаясь с моим озадаченным взглядом, он словно не замечает неладного: лениво тянется и запускает пятерню в волосы, больно впиваясь в корни. Зелёная сетчатка не видна, затмением перекраиваясь зрачком, который вырос в трижды, на склере переплетаются полопанные сосуды. — Гарри, ты издеваешься? — пытаюсь как можно мягче донести до него причину своего недовольства, — Я готовлю это исключительно для тебя, ты сам сказал, что ты проголодался. — Да, это так, но это было до того, как меня резко начало вырубать, — он сонно хлопает ресницами, — Прости, — быстро тараторит, а пока я нахожусь в обескураженном ступоре, оставляет мимолётный поцелуй на виске и также резко удаляется в спальню. Долгая струя воздуха выходит из меня в каком-то подобии разочарования и своеобразной обиды. Отправляю уже никому не нужное блюдо в духовку и безинициативно держу путь в сторону дивана в надежде найти пульт. Когда поиски на мягком текстиле заканчиваются поражением, уже в раздражении начинаю судорожно выискивать его на маленьком столике рядом, который тонет в нескончаемых бумагах и текстах Гарри, но не смотря на свою чистоплотность я смирилась с его хаосом во время работы. Вроде, нащупываю желаемый предмет под маленьким скоплением вырванных бумажек, но перед тем, как их убрать глаза предательски вникают в текст, не сумев подавить наглый интерес к причине таких жертв Гарри. Don't you call him baby We're not talking lately Don't you call him what you used to call me (Chorus?) I, I confess I can tell that you are at your best I'm selfish so I'm hating it. I just miss your accent and your friends. Did you know I still talk to them? Does he take you walking round his parents gallery? (Too much??) С каждой буквой сердце потихоньку трескается в растерянности. Неразборчивый почерк словно ножом выскрибается по коже. Акцент, друзя, новый партнёр — это набор слов, который категорически нельзя применить к описанию чего-то, что происходит между нами. Не то чтобы я ожидаю каких-то любовных од от него, чёрт, у нас даже толковых отношений нет, но почему от этих строк внутри происходит воцарение холодного поражения, словно я застукала его с кем-то другим в одной постели, прервав такой интимный и трепетный момент. Писать о прошлих отношениях — абсолютно нормальная практика, но его строки, они больше чем грусть, больше, чем простое воспоминание — всё, что он описывает кажется настоящим, не простыми моментами из прошлого, то, чем он делится — это всепоглощающая любвь, которая терзает его по сей день, это крик души, которая осталась без своей половинки. Мы не разговорили насчёт причины его странного поведения и повторения мантры «Прости меня.» неделей ранее, но неужели он находится в таком состоянии именно из-за этого? На глазах стремительно наворачиваются слёзы, утяжеляя контроль над собой, который было трудно сохранить ещё с раннего утра, однако это словно последний и самый сокрушительный удар.***
Сухой разговор завершился неохотным поцелуем и обоюдным пожеланием о приятном сне, однако мой организм впадать в сон напрочь отказывается, ведь в районе груди все внутренности всё ещё сдавливает этот непонятный груз, который решил без приглашения поселиться там после прочтения поэзии Гарри. Он мгновенно засыпает, оставляя меня одну в ночной тишине и криках разума. Аккуратно встаю с тёплой постели, охлаждаясь от прикосновения с полом, который не разделяет теплоты воздуха даже в такую солнечную пору. Океан кажется загадочной жидкостью, похожей на чёрную смолу, в которой утопают несчастные и безнадёжные. Если хорошенько прислушаться, можно даже услышать их крики, которые подавляются шумом карателя, столкновением его волн с прибоем. С приходом темноты даже самые яркие уголки города превращаются в пейзажи из книг Эрнеста Хемингуэя, в мрачное, вселяющее безнадёжность подобие себя, вид из моего дома не является исключением. В темноте дома горит лишь надкусанное яблоко на ноутбуке, а в строке поисковика висит, так и не содрогнувшись, ненавистная надпись: «Гарри Стайлс и...», внизу раскладываются варианты для дальнейшего копания в себе и саморазрушения, тут и Кендалл Дженнер, Сара Сампайо, Надин Леопольд и Джорджия Фаулер. Почему-то резко в голове всплывает скепсис Кида по отношению ко мне в первый день нашего знакомства, который в конечном итоге оказывается абсолютно оправданным. Я религиозно внушала себе, что меня не должны заботить его прошлые отношения, и это поистине было так, до сегодняшнего дня, ведь я не могу продолжать носить эти грёбаные розовые очки, которые он надел на меня несколько месяцев назад. Среди множества красивых имён в его списке Казанова одно поражает больше остальных, всё же выделяясь своей больной фамильярностью. Гарри Стайлс и Камилль Роу. Стеклянные глаза не смыкаются в колебании, а палец безжалостно нажимает на тачпад, отправляя на подробную статью их отношений и конца. Картина усугубляется с датой публикации новости. Июль 2018. Это какой-то жалкий месяц назад: именно тогда наши отношения с Гарри начинали приобретать серьёзный тон, именно тогда я окончательно позволила себе поддаться его чарам, именно тогда я распрощалась с логикой и рассудком, именно тогда самая сокровенная частичка меня поняла, что безвозмездно любит его. Набирать в лёгкие воздух становится всё мучительней, а колкие слова бездушного редактора пронзают всё глубже, а затем шаткостью своей нервишки подводят меня, до конца сломив с прочтением следующего: «Стайлс и Роу впервые были замечены вместе на шоу Fleetwood Mac в The Classic East в Нью-Йорке в июле 2017 года, и, согласно Us Weekly, достоверный источник подметил, что они «не могли оторваться друг от друга». Сообщается, что их познакомила их общая подруга Алекса Чанг.»