Дорогой мой человек

      Еще никогда в своей жизни Намджун не испытывал такой сильной, незамутненной жажды мести. Даже в тот момент, когда ему сказали, что Джина больше нет.       Тогда он был убит горем, отказываясь верить в происходящее, и, конечно, ему хотелось отомстить, но Джун понимал, что этим Сокджина не вернешь.       Он не ненавидел вервольфов. Никогда. Просто так сложились обстоятельства. Это была война, которая имела свою весомую причину, и Намджун свято верил, что он сражается на правильной стороне.       Джун не задумывался, что все они, люди и вервольфы, гибнут ради чужих интересов. У него же была цель. Личная и правая.       Сейчас все было иначе. После того, что Тэхен показал, пусть и случайно, ему не будет покоя, пока Бан Шихек жив. Здесь нет другого выхода. За все свои злодеяния Канцлер должен заплатить кровью. Намджун не остановится ни перед чем.       Столько невинных жизней было загублено из-за неуемной жажды власти. Они все оказались жертвами, которых не должно было быть. Никогда.       От осознания того, что Намджун оказался чуть ли не главным пособником кровавого диктатора, которому верил, выводит из равновесия.       Тэхен и сам, наверное, не представляет, на что готов пойти Джун. Это к лучшему, иначе он без сомнений стал бы его отговаривать.       Но теперь поздно. Есть вещи, которые невозможно простить. Себе в том числе.       Джин спит и во сне его лицо кажется таким спокойным и умиротворенным, словно бы с ним ничего и не случалось. Просто он прилег отдохнуть, утомленный летним зноем, и задремал.       От этой обманчивой видимости слишком сильно ноет в районе солнечного сплетения, будто бы там образовалась огромная дыра от разрывной пули.       Нет, это не рана от когтей или зубов, нанесенная в честном бою, это предательский выстрел в спину, который застает тебя врасплох.       И в этот момент вдруг приходит пугающее осознание того, что твой враг всегда стоял за твоим плечом, и война разом лишается всякого смысла.       Это добивает тебя окончательно, заставляя схватиться за фантомную дыру в груди, из которой вместо крови хлещет разочарование.        В голове никак не укладывалось, что человек, который столько лет жал ему руку при встрече и понимающе кивал, изображая сочувствие, все знал. Более того, собственноручно отдавал приказы. Каким монстром нужно быть, чтобы творить такое?       Таким нельзя доверять судьбы других. Ни в коем случае. Если Тэхен говорит, что Джуну нужно стать новым канцлером, он готов пойти на это, хотя сам и считает себя не лучшим кандидатом. Он видел в этой роли совсем другого человека.       Просто раньше Намджун никогда не задумывался, насколько же разрушительна та сила, что заключена в хрупкий сосуд человеческого тела с небесно-голубыми глазами и мягким вкрадчивым голосом.       Тэхен сдерживал так много дурных, черных эмоций, не давая этой темноте просочиться в их мир, хотя она всеми силами искала пути вырваться наружу.       Теперь Намджун увидел это собственными глазами, прочувствовал всем своим естеством, и все те ужасы, что он повидал на войне, не шли ни в какое сравнение с этой парой минут.       Как Тэ справляется с этим, при этом оставаясь таким улыбчивым и светлым? Какой же стержень должен быть у человека, чтобы продолжать радоваться жизни, несмотря на все это?       Он словно русалочка из той старой сказки, где каждый шаг причиняет боль, словно ступаешь на острое лезвие, но об этом никто не догадывается, потому что боль прячется за счастливой улыбкой. Если бы Джун только знал…       Хотя, что бы это изменило? Он никак не мог помочь Тэхену нести это бремя. Никто не может.       Остаётся только надеяться, что этот оборотень действительно тот, кто подарит душе Тэ тот долгожданный мир, который он заслуживает.       Минхо сделал только хуже, и теперь Намджун понимает, насколько это было опасно. Для всех них. Потеряй Тэхен контроль, кто знает, сколько бы людей сошло с ума вместе с ним, не в силах справиться с теми демонами, что Тэ держал в клетке.       Джуну оставалось надеяться, что Джин сможет справиться с правдой, даже такой.       Нельзя винить себя за то, что совершили твоими руками против воли. Сокджин ничего не мог сделать.       Намджун никогда не забудет это ужасающее ощущение бессилия, когда твое тело тебе не принадлежит и словно бы живет своей жизнью, а ты словно со стороны наблюдаешь, как твои руки ломают чьи-то кости.       Что еще Бан Шихек успел сделать его руками и нужно ли им это знать? Тэ прав, это не принесет мира никому.       Намджун знает, что бы ни случилось в прошлом, он никому не позволит винить в этом Джина, ему самому в том числе. Бан Шихек только этого и ждет.       Он убирает со лба друга выбившуюся прядку, чувствуя пальцами прохладную кожу.       Ужасно хочется воровато осмотреться по сторонам, чтобы убедиться, что никто не видел его вольности. Потому что нельзя. Табу.       Джун сам так решил, чтобы было проще. Нельзя давать себе никаких шансов. Надежда слишком страшная сила. Даже ее призрак способен заставить сердце ждать того, что никогда не случится.       Поэтому он решил — мечта останется мечтой. Точка. Никаких «но» и «если». Слишком многое поставлено на карту, и Намджун не готов рисковать. Просто иметь возможность быть рядом — уже счастье.       — Джуни… — в очередной раз слишком сильно уйдя в свои мысли, он пропускает появление Тэхена. Или тот научился передвигаться бесшумно, или же Джун теряет хватку.       — Тэтэ, — Намджун смотрит на него и пытается улыбнуться.       Тэхен всегда был таким худым? Он почти прозрачный, с настолько острыми ключицами, что кажется, можно порезаться.       — С тобой хочет кое-кто поговорить. Это важно, — он бросает взгляд на Джина и вздыхает.       — Но я не могу оставить…       — Ничего, я побуду с Джин-ши, — Юнги тоже возникает из ниоткуда, оказываясь рядом с клеткой.       — Спасибо, — Намджун не может понять природу такого отношения этого оборотня к Джину, но видно, что ему действительно не все равно.       Джуну нравится этот вервольф, внутреннее чутье говорит ему, что Мину можно доверять, несмотря на то, что они едва знакомы.       К примеру, к Чонгуку он не испытывает таких чувств. Но Намджун верит Тэхену, а это определяющее. Если тот уверен в Чоне, значит, и у него нет повода ему не доверять.       Они уже собираются уходить, как вдруг Тэхен резко останавливается, словно бы решаясь на что-то.       — Тэхен?       — Дай мне минуту…       Он заходит в клетку и садится на колени напротив Джина. Делая глубокий вдох, Тэ обхватывает его виски ладонями, и закрывает глаза.       Намджуну почему-то вдруг хочется убрать его руки, потому что он каким-то шестым чувством ощущает, сейчас для Тэхена это слишком.       Он безумно хочет вернуть Джина, но не ценой потери Тэ. Так быть не должно.       Оборотень рядом с ним напрягается, тоже ощущая, что Тэхен ходит по тонкой грани.       Если все выйдет из-под контроля, и телепат не справится, пострадают все, кто находится рядом.       Секунды тянутся ужасно медленно, Намджуну кажется, что кто-то остановил время.       Тэхен морщится, закусывая губу, и не замечает, как в уголке рта образовывается алая струйка.       — Тэ, — зовет Джун.       Он хочет положить руку на его плечо, но Юнги отрицательно мотает головой, призывая его этого не делать. Никто не знает, к чему сейчас может привести простое прикосновение. Возможно, это окажется тем самым пресловутым взмахом крыла бабочки, что вызовет разрушительное цунами.       Вдруг Тэ резко распахивает глаза, и Намджуну кажется, что он видит в них отголоски чужой боли.       — Теперь мы можем идти… — тихо говорит Тэхен, собираясь с силами, прежде чем подняться на ноги.       Они переглядываются с Юнги, но ни один из них так и не решается спросить у Тэ что-нибудь.       Оборотень просто остается со все еще спящим Джином, а он просто молча идет за Тэхеном. Тот словно не совсем здесь, так до конца и не вернувшись из того места, что недоступно для понимания обычного человека.       Намджуну страшно за его Тэтэ, который вдруг стал пугающе взрослым, хотя всегда был для Джуна маленьким мальчиком с квадратной улыбкой и смешно торчащими из-под копны непослушных кудрей ушами.       Все давно уже не так. Тэхен не по годам мудрый, а еще сильный. Сильнее Джуна и кого-либо еще. Ноша его тяжела, неподъемная для обычного человека. Но ведь Тэхен никогда не был обычным. Гибкий тростник выдержит ту бурю, что сломает вековой дуб.       Он будет верить в это, но если Тэ понадобится помощь, то Джун будет рядом, чтобы подставить свое плечо.       Они заходят в шатер, где находятся Чонгук, незнакомый ему статный мужчина средних лет, и, к большому удивлению, Намджуна, Кон Джихоль.       — Это Пак Дейю, глава «Мягкой поступи», — произносит Тэ, представляя незнакомца.       Тот протягивает ему руку, сдержанно улыбаясь.       — Наслышан о Вас.       — Взаимно.       Намджун отвечает на рукопожатие, отмечая для себя, насколько же манера поведения Дейю похожа на человеческую. Хотя стоит ли удивляться, если он не смог вычислить вервольфа, с которым встречался с завидной регулярностью.       — Ну, а Джихоль в представлении не нуждается, — в голосе Тэхена слышна легкая усмешка, и Джун чувствует себя немного уязвленным.       — Я должен сделать вид, что всегда это подозревал, чтобы попытаться спасти свою репутацию, — хмыкает он, на что Джихоль чуть виновато разводит руками, мол, прости, но какой у меня был выбор?       — Не думаю, что Ваша репутация способна пострадать, — примирительно отвечает Дейю, демонстрируя свои способности дипломата.       — Вы мне льстите, — отмахивается Джун.       — Если бы. Призрака знают все.       — Я бы не хотел быть Призраком.       — А кем хотели бы? — задает провокационный вопрос Дейю.       Джун чувствует, что его ответ крайне важен для оборотня, поэтому решает не говорить прямо.       — Это неважно. Всем нам уготована своя роль, и нам нужно будет ей следовать, — обтекаемо отвечает Джун, избегая конкретики.       — Например стать новым канцлером? — но Дейю настаивает, сам конкретизируя то, что хочет знать.       Намджун ухмыляется про себя.       — В том числе.       — Тогда буду с Вами откровенен — я не хочу быть пешкой в чужой игре. Слишком много поставлено на карту. Я точно должен знать, на что иду.       — Думаю, этого Вам сейчас никто не скажет. Мы все идем на риск.       — Тэхен заверил меня, что люди пойдут за своим лидером. Если им станете Вы, то я хотел бы иметь представление о том, что получим мы за то, что рискуем своими жизнями.       — Возможность наконец-то жить мирно.       — Слишком размытое понятие. Сейчас мы тоже не ведем военных действий, — с неким раздражением парирует оборотень, явно недовольный его туманными формулировками.       — Разве? Именно поэтому армия боли до сих пор существует, а за укрывательство оборотня предусмотрена смертная казнь?       — Вы не хуже меня знаете, кто спонсирует эту армию.       — Снабжает оружием, но не является ее создателем.       Сейчас их диалог вряд ли можно назвать дружелюбным. Дейю пытается вывести его на нужные ему ответы, а Джун не уверен на сто процентов, что готов их дать.       — Вы готовы пойти против… друзей? — от этого вопроса Джун, сам того не желая, бросает на Тэхена быстрый взгляд.       Тот складывает руки на груди, чуть хмурясь. Они прекрасно знают, о ком идет речь. Все присутствующие, исключая Гука, пожалуй.       Тэхен выдыхает, опуская глаза. Ему сложнее, чем им. Потому что именно Тэ связан узами с Хосоком. Именно его Чон признал своим другом перед парой сотен глаз, впервые будучи так откровенен в чувствах. И именно его Хоби возненавидит больше всех, поскольку любил сильнее.       — Я постараюсь их переубедить, — отвечает Джун, прекрасно понимая, что это почти что невыполнимая задача.       — А если не получится?       — Значит, это их выбор. Я не отступлю.       И он правда не отступит. Даже если придется пойти против всех. Джун всегда был готов на это ради Джина.       — Другого от Ким Намджуна я не ждал. Что ж, надеюсь, Вы действительно осознаете, во что мы все ввязываемся.       Видно, что Дейю получил то, что хотел. Джун не осуждает его. Когда ставки так высоки, играть вслепую просто самоубийство.       — У меня нет выбора. Впрочем, Вы, наверное, и так об этом знаете.       — Мы узнали позже Вас. Личность лика… его личность была для нас тайной, — говорит Дейю, и Джун кивает ему. Он знает, что Тэхен бы не привел его к тем, кто хоть как-то был замешан в случившемся с Сокджином.       — Я не собираюсь винить Вас за чужие ошибки. Мы не рождаемся априори плохими или хорошими, это определяют наши поступки.       — Если бы все считали так.       — В наших силах показать и людям и вервольфам, что неважно какой ты расы, главное, какой ты внутри.       — Звучит так же пафосно, как в кино, что люди так любят.       — Именно поэтому это сработает.       Дейю фыркает, приподнимая брови, однако на губах играет легкая улыбка. Видимо, он доволен услышанным. Джун знает, что свое решение вожак принял и без его пламенных речей, но ему было важно удостовериться в чем-то. Например, что Намджун с ними заодно. Для них обоих это странно.       Они были врагами, потому что каждый отстаивал то, что было ему дорого. Только вот в итоге все оказалось наоборот.       Дейю оставил любимых в мире людей, а самый близкий Намджуну теперь живет среди оборотней. Это ли не ирония.       Они все уже давно живут бок о бок с друг другом, отлично ладя. И это такая злая, черная ирония, что хочется смеяться, словно умалишённый.       Ведь на самом деле нет никакого конфликта. Он выдуман и раздут до неимоверных размеров по прихоти горстки никчемных существ, которые мнят себя властителями мира.       Джуну настолько горько от этого, что он физически ощущает ее привкус на языке.       Каким же беспросветным идиотом он был. Все они.       Нужно покончить со всем, и как можно скорее. Люди заслуживают правды. Ее заслуживают вервольфы.       — Мы вас оставим, Дейю. Думаю, вам есть что обсудить с Чонгуком, — Тэхен кладет свои руки Джуну на плечи, слегка сжимая пальцы.       Чонгук бросает на них тяжелый взгляд, но Тэхен улыбается ему, и тот сразу как будто светлеет. Удивительно. Тэ действительно магически действует на вервольфа, и Джун на сто процентов уверен, что дело здесь не в телепатии.       — Это мягко сказано, — поджимает губы Дейю, кидая в сторону Чона многозначительный взгляд.       Тот пожимает плечами, пропуская колкость мимо ушей. Тем более, что ее нельзя назвать несправедливой.       — Я думаю, что мы всегда найдем возможность связаться с Вами, — кивает Джихоль Намджуну.       — У тебя есть мой номер, — с нескрываемой усмешкой говорит он Джихолю, в этот раз первым протягивая руку. Оба вервольфа скрепляют их рукопожатие. Намджуну это кажется хорошим знаком.       Им всем нужно привыкать работать вместе. Теперь они в одной лодке.       — Я провожу тебя, — шепчет Тэхен, бросая на Чонгука быстрый взгляд.       Тот словно бы понимает его без слов, слегка кивая.       Намджун не знает, заметили ли это Дейю и Джихоль, но для него это было достаточно красноречиво.       — Ты так действуешь на него. Одного взгляда достаточно, — замечает Джун, когда они оказываются вдвоем.       — Я же телепат, — шутит Тэ, смотря под ноги.       — Мы оба знаем, о чем я.       — Мне самому до сих пор странно это, но со мной никогда не случалось ничего более правильного, — говорит он, улыбаясь чему-то своему, о чем Джуну не дано знать.       — Признаюсь, что со стороны это кажется по-другому. Что вы абсолютно не подходите друг другу, и это какой-то сюрреализм. Однако, чем больше ты всматриваешься в эту дихотомию, тем больше понимаешь, что именно это и есть гармония.       И это действительно так, хотя сам Намджун понятия не имеет, как же все могло так сложиться. Ведь Чонгук действительно кажется на своём месте рядом с Тэхеном.       — Юнги говорит, что это все нити небесного пути, что связывают нас всех уже не одну жизнь, — Тэ проводит пальцами в воздухе, будто бы касаясь этих фантомных нитей, которые он видит, и Намджун, вопреки всему, вдруг верит в их существование.       Они ведь с Джином тоже связаны. Душами, чувствами, жизнями. Всем.       Без него Джун просто существовал, оставив настоящую жизнь там, на пожелтевших страницах их общего прошлого.       И вот теперь всё вдруг изменилось в одночасье, выдернув его из привычной меланхолии. Потому что Красавчик жив, и теперь Намджун не отдаст его никому. Никогда.       Возвращаясь назад к Джину ставшим уже привычным маршрутом, он только укрепляется в этом решении.       Как только в зоне видимости появляется клетка, оба вдруг замирают на месте, словно вкопанные.       Джун видит, как Сокджин переговаривается о чем-то с Юнги, и чувствует, как сердце проваливается куда-то вниз, заставляя шумно выдохнуть.       Он пришел в себя. Смог вернуться из небытия. К нему…       Воздух вдруг кажется обжигающе горячим, и Намджун жадно втягивает его ноздрями, почти срываясь на бег.       Джин смотрит ему в глаза, и Намджуна прошивает электрическим разрядом с ног до головы, оставляя покалывание в кончиках пальцев.       Этот тот самый взгляд. Он ни с чем его не спутает. Тот самый старый добрый Ким Сокджин. Его Сокджин…       — Меня снова не было рядом в нужный момент, — горько замечает он.       Печальная закономерность. Он же обещал, что защитит ото всего и не смог. Подвел в который раз.       — Нет, Джуни, так лучше. Я смог немного привести мысли в порядок, — Джин ободряюще улыбается ему.       Точно так же, как и всегда, когда у него в очередной раз что-то не получалось. Потому что, в отличие от него, Сокджин был лучшим во всем.       Намджун был болезненным неуклюжим рахитом в ужасающих очках в роговой оправе, а Джин — идеальным. Красивым, умным, общительным. Вокруг него всегда крутилось столько людей, жаждущих завладеть его вниманием. Они всегда пытались как-то оттеснить Джуна, относясь с нескрываем пренебрежением к некрасивому парнишке, который всегда был рядом с объектом их обожания.       Сокджин такого не прощал. Никому не позволял говорить о нем плохо, сразу прекращая любое общение. Без шансов что-то объяснить.       Джун никогда не мог понять, чем же заслужил такое отношение. Почему из всех Джин выбрал именно его, хотя в нем и не было совершенно ничего особенного?       Да, они дружили с детства, но ведь сколько таких товарищей потом расходились в разные стороны, изредка вспоминая о существовании друг друга?       Почему же с ними не случилось того же? Джун знал ответ для себя, но Джин… он совсем другое дело.       — Боюсь даже представить, что ты успел себе надумать, — Намджун треплет друга по плечу, всеми силами пытаясь сделать вид, что ничего такого не произошло.       Потому что так проще ему самому. Потому что из Джуна хреновый утешитель, и он совершенно не знает, что должен сказать.       — Ничего такого, — хмыкает Джин, задумчиво закусывая нижнюю губу.       Сейчас Намджун сожалеет, что не знает, о чем он думает.       — Пытаешься мне врать?       — Как будто я был когда-нибудь в этом замечен, — и на это Джуну нечего возразить.        Намджун теряется. Мысли сами собой возвращаются к тому, что он видел, но нужно ли вспоминать это, или подождать пока Джин сам решит, что готов это обсудить.       — Я хочу поговорить с Тэхеном, — вдруг говорит Джин, порядком его удивляя.       — Хорошо… — соглашается Джун, не смея возразить.       Он кивает подошедшему Тэ, отходя в сторону.       — Не хотите ли немного прогуляться по окрестностям? — тактично предлагает ему Юнги, чтобы дать возможность пообщаться двоим с глазу на глаз.        Он все ещё был здесь, наблюдая за ним с Сокджином.       — Это безопасно? — скорее для проформы интересуется Джун.       — Думаю, нас никто не увидит, — слегка улыбается оборотень, и его лисьи глаза наполнены каким-то иррациональным сочувствием и пониманием, что Намджуну вдруг становится неловко.       Оборотень способен сопереживать ему, Призраку, убившему не один десяток его собратьев. Что может быть человечнее? Как вообще такое возможно?       — У меня все равно нет особого выбора, так что… Почему бы нет. Какая-то пугающая закономерность, — произносит Джун, отворачиваясь.       Ему все еще не по себе от того, что здесь происходит. От жестокости людей и сопереживания вервольфов. Это слишком.       — Случайности и совпадения в жизни могут быть чаще, чем закономерности, — говорит ему Юнги, поднимая голову вверх и смотря в небо.       — Слишком философски для такого, как я, — фыркает Джун, наблюдая, как быстро плывут облака.       Интересно, когда он в последний раз смотрел на небо?       — А для такого, как я? — саркастично замечает Юнги, и Намджун не может не улыбнуться.       — Туше, — пожимает плечами он, чувствуя какую-то странную дружественную связь, что вдруг возникла между ним и этим странным оборотнем с лисьими глазами.       Все с каждой минутой становится запутанней. Все-таки жизнь — странная штука…              Дождавшись, когда Юнги и Джун отойдут на приличное расстояние, Тэхен решается наконец-то прервать молчание.       — Как ты? — спрашивает он, тревожно вглядываясь в его лицо.       Джину непривычно видеть такое беспокойство от незнакомого человека. Может, это оттого, что Тэхен видел и чувствовал то, что с ним сделали, а возможно, потому что он просто хороший друг Намджуна.       Джину хотелось бы верить во второй вариант, но правильным, скорее всего, был именно первый.       — На удивление, неплохо. Я не знаю, как вернулся, хотя подозреваю, что без твоей помощи не смог бы, — делает предположение Джин, уверенный в его правильности.       — Это была моя ошибка, я не справился со способностями, — Тэхен не собирается отрицать очевидное.       Это не далось ему легко, но по-другому он не мог. Сомневался до последнего из-за своей нестабильности, но глухая тоска в глазах Джуна оставила все доводы рассудка позади.       Тэхен должен был рискнуть ради близкого человека. Иначе, зачем ему вообще была дана эта сила? Отец говорил, что он знает все, и сейчас Тэ уверен, что поступил верно.       — Разве ты виновен в том, что эти воспоминания — мои? Мне трудно смириться с этим, не уверен, что вообще когда-нибудь смогу это сделать, но стало легче. Словно бы что-то заглушило боль, делая ее менее острой.       — Боль никогда не уходит. Просто меняет одного носителя на другого, — Тэхен криво улыбается, и Джин словно видит отголоски своих чувств в глубине голубых глаз.       — Ты забрал ее себе? — неверяще спрашивает он, прикладывая ладонь ко рту.       — Теперь она — часть меня. Я не чувствую ее так остро, как источник, но избавиться от нее мне не под силу.       И эти слова заставляют Джина посмотреть на телепата новыми глазами. Если это правда, тогда зачем он это делает? Ради Джуна? Кто в здравом уме согласится добровольно взваливать на себя груз чужой боли, которая запросто может лишить разума?       — Как ты живешь с этим? — Джин правда не понимает.       — Со временем, привыкаешь.       За последнее время Тэхена слишком часто об этом спрашивают. Он уже и сам поверил, что к этому можно привыкнуть.       — Значит, и я научусь, — с дрожью в голосе произносит Джин, хотя он и пытается ее скрыть.       Тэхену хочется сказать, что перед ним не нужно. Он знает, что нельзя всегда быть сильным. Особенно после того, что произошло.       — Ты не виноват, Сокджин. Это был не ты.       — Знаю. И все же я.       Наверное, именно это самое страшное. Сомнения, сделал ли ты все, чтобы не допустить того, что случилось, или же где-то в глубине души сам хотел этого.       Тэхен знает, что именно это сейчас терзает Джина сильнее всего.       — Они ответят за то, что сделали. Обещаю.       Тэхен намеренно акцентирует внимание на том, что это не вина Джина. Найдется еще достаточно людей, которые скажут обратное. Это неважно. Главное, чтобы сам Сокджин верил в то, что был бессилен. Без всяких «но».       — Может прозвучать странно, но меня не интересует месть. Я просто хочу спросить: «Почему?», — от этих слов Тэхен чувствует болезненную пульсацию в самом центре груди, которая сдавливает его ребра, словно тисками.       — У такой жестокости не может быть причин.       Они оба знают, что сейчас говорят не о канцлере. Он отдал приказ на все то, что творили с Джином, но руководил экспериментом совсем другой человек. Тот, кто хорошо знал Сокджина, тот кому он доверял.       Страшно, когда тебя предают. Потому что сделать это могут только друзья. Нельзя предать знакомого.       Джин поделился своим открытием с тем, кому верил, а тот сдал его. Ради выгоды или из зависти — роли не играет. Все это теперь уже история. Мерзкая, отвратительная в своем цинизме и бесчеловечности.       Никто не в силах ее исправить. Тэхен может стереть ее из памяти всех, кто знал о ней, но не из своей, а, значит, она так и продолжит существовать.       — Его жизнь сложилась? — зачем-то спрашивает Сокджин.       — Наверное. Он был главой исследовательского центра при центральном аппарате канцлера, и на этом, пожалуй, все, — Тэхен чувствует, как к горлу подступает ком.       Потому что это слишком несправедливо. Променять друга на какую-то жалкую должность, где никто никогда не запоминает имен. Разве это стоит того?       Ни славы, ни власти, ни денег. Ничего. Просто бескорыстная подлость. Тэхену никогда не понять, почему люди так поступают, этому нет объяснений.       — Немного же стоит моя жизнь, — горько усмехается Джин.       Для него это особенно тяжело осознавать. Тэхен чувствует это глухое и безнадежное разочарование.       Джин и вправду как будто бы выгорел изнутри, и даже на злость у него нет никаких сил. Тэ страшно от этого, потому что иногда от человека остается только оболочка, в которой обитает призрак умершей души.       Внешне он ничем не отличается, но Тэхен знает, что внутри уничтоженная болью пустошь, где, тихо кружась, вниз падает пепел, укрывая память уродливым серым покрывалом.       Такие не живут, а существуют, ожидая, когда наконец-то наступит час их избавления.       — Это здесь ни при чём. У тебя есть человек, который готов был заплатить любую цену, лишь бы вернуть тебя, — не нужно произносить имя, потому что все и так предельно ясно.       Тэхену хочется верить, что их бравый лидер сможет вернуть краски в мир самого значимого в своего жизни человека, потому что чудеса должны случаться. Хотя бы в этом случае.       Он знает, что Намджуну абсолютно все равно, что Сокджин больше не человек и уже никогда им не станет. Для него это все тот же Красавчик. Его Красавчик…       — Джун всегда переоценивал меня. В какой-то момент я перестал быть ему нужен, просто он не осознал этого.        — Это ты не осознал, что будешь нужен ему всегда.       И это тоже боль, но уже Намджуна. Застарелая, покрывшаяся плотной коркой из уговоров и увещеваний самого себя. Та самая, на лечение которой потрачено столько сил и времени, и которая дает о себе знать при любом малейшем упоминании. И почему Тэхен всегда оказывается в ее эпицентре?       — Сейчас я — обуза. Я даже не могу вернуться туда, где родился и прожил почти всю жизнь.       — Для Намджуна ты не изменился. Даже после того, что он видел, — Тэхен не может сказать Джину главного.       Потому что это не его чувства и не его тайна, даже если сам он не согласен с таким решением, Тэ уважает чужой выбор.       — Только для него. Для всех остальных я — угроза. Люди уже не примут меня обратно, а для оборотней я никогда не стану своим. Враг и тех, и других.       Джин, несомненно, прав. Такие, как он, остаются на обочине, как ненужные вещи, которые никто не хочет забирать. Куда проще пройти мимо, сделав вид, что тебя это уж точно никак не касается.       Это ужасно неправильно и Тэхен не собирается с этим мириться. Только не теперь. Они могут это исправить. Вместе.       — Но таким ты стал не по своей прихоти, и это нельзя просто так оставлять. Ты можешь не желать мести, но нам всем нужна справедливость, — напоминает он им обоим.       Потому что Сокджин жертва обоих миров. Люди и вервольфы виноваты перед ним, и должны признать вину, а не отворачиваться, сделав вид, что их это не касается.       — Ты не хуже меня знаешь, что это роли не играет.       — Даже если знаю, то все равно не соглашусь. Мы можем все исправить, но ты нужен нам.       Тэхен верит в свои слова. Верит в то, что у них все получится. А уж кто, как не он, знает, что вера в любом ее проявлении — страшная сила. Во имя нее люди с основания времен умирают и убивают.       — Это не имеет смысла.       — Нет, имеет. Потому что я хочу изменить наш мир. И не я один. Нам всем нужен шанс.       Джин смотрит на него внимательно, будто бы пытаясь проверить, чего стоят его слова. Тэхен чувствует это, даже не касаясь сознания. Потому что Сокджину страшно. Потому что он больше не знает, кто он и как ему жить дальше.       Вдруг он резко меняется в лице, пораженно выдыхая. Тэ чувствует, как из глаз начинают течь слезы, оставляя дорожки на щеках. Странно, ведь ему совсем не хочется плакать.       — У тебя кровь… — тихо говорит Сокджин, прикасаясь к его лицу.       Тэхен видит алые капли на чужих пальцах и сердце пропускает удар.       Джин сжимает губы в тонкую линию, но ничего ему не говорит. Они оба знают все без слов.       Гемолакрия — одно из начальных проявлений волчьего вируса.       Он заражен…