Дорогой мой человек

      Память странная штука. Вся прошлая счастливая жизнь меркнет, становится сизым туманом, растворяясь под напором страданий. Боль оставляет на душе уродливые шрамы, которые ноют с завидным постоянством, а радость исчезает словно мираж в пустыне.       Ты пытаешься удержать ее, но все твои попытки тщетны.       Однако сейчас Джин чувствует что-то помимо раздирающей нутро боли. Ему страшно за другого человека, и этот страх как будто бы возвращает в ту другую его жизнь.       — Лекарство? — тихо спрашивает Джин, наблюдая, как Тэхен стирает кровь со своего лица.       Кровавые слёзы всегда имели для него какой-то почти сакральный смысл, предзнаменование пришествия злого рока, хотя Сокджин и не верил в Бога. Это было чем-то из детства, когда его мама вставала на колени перед крестом и молилась, чтобы беда обошла их семью стороной.       Джин надеялся, что никогда не увидит красные дорожки на щеках тех, кого он знал. И вот это…       — Увы, до сих пор волчий вирус неизлечим, — спокойно отвечает ему телепат, и от этого тона тело Джина покрывается мурашками.       Тэхен знает, что его ждет. Притворяться нет смысла. Это не поможет. Правда жестока, но от нее не скрыться.        Когда-то и сам Сокджин был таким, равнодушно принимая объективные факты, а потом Намджун подписался на тот суицидальный эксперимент, и все вдруг изменилось.       Любая жизнь стала играть для него значение. И сейчас то, с каким равнодушием Тэ говорит о том, что обречен, вызывает у него дрожь. Потому что это неправильно. Иногда нужно просто верить, как бы наивно и глупо это ни звучало.       — Возможно, я бы смог помочь, — произносит Джин скорее для себя, чем для Тэхена. Потому что это и его шанс хоть как-то искупить свою вину.       Спасти жизнь, а не отнять…       — Не думай, что я умаляю твой гений, но за столько времени никто так и не смог разработать антидот, — Тэхен улыбается ему немного снисходительно и как-то участливо, словно бы это не он заражён, а Джин.       Это дико неправильно, потому что все должно быть наоборот. Даже если Сокджин переломан изнутри, его тело здорово. Ликантропия не убила его, не свела с ума и не превратила в пускающее слюни дикое животное.       Что будет с Тэхеном — неизвестно. Точнее известно, но даже думать об этом кажется кощунством.       — Они просто не знали, где искать. Да и разве кто-нибудь кроме меня смог создать работающую сыворотку суперсолдата? — они оба знают, что Джин прав, но лишь отчасти.       То, что он сделал для Намджуна, не дает никаких гарантий, что он сможет помочь Тэхену. Да и Джин слишком долго был отлучен от привычной деятельности.       Однако он не готов отступить. Только не сейчас. Ему нужен шанс.       — Не стоит давать мне надежду, — все так же спокойно предупреждает Тэ, однако что-то в его тоне неуловимо меняется.       Возможно, это та самая вера в лучшее, которую Тэхен так старательно загоняет в самый дальний угол своего сознания, пряча даже от самого себя.       — Я ничего не обещаю, кроме того, что сделаю все от меня зависящее, — Джин действительно хочет помочь. Для него это важно.       Хотя бы для того, чтобы доказать самому себе, что он все еще человек, и чтобы тот оборотень с ним ни делал, остался им. Даже после всего этого…       — Сколько у меня времени? — вдруг спрашивает Тэ, и Джин немного теряется.       Он отвык от того, что кто-то спрашивает его мнение относительно чего-то. Сколько времени он жил безвольной куклой, пленённый собственным телом, которое слушалось другого. Хозяина…       От воспоминаний по спине проходит дрожь, а где-то в середине живота противно давит, заставляя морщиться.       Он мёртв и больше никогда не вернётся. Так жаль, что Джин не увидел, как Чон Чонгук вырвал его поганое сердце из груди, сломав рёбра.       Ох, как бы хотелось посмотреть в эти вечно смеющиеся красные глаза и увидеть в них ужас. Как было бы прекрасно! Просто стоять и смотреть, как он захлебывается собственной кровью, что клокотала в горле. И улыбаться ему в лицо, как улыбался он, когда творил с Джином все те вещи…       Нет, не вспоминать! Никогда! Он не достоин.       Сокджин трясёт головой, отгоняя наваждение, и пытается сконцентрироваться на заданном ему вопросе. Собраться. Не позволить ему победить. Ни за что.       — Обычно от первых видимых проявлений отсчитывают две недели, но в твоем случае нельзя сказать наверняка. Ты не обычный человек, а, значит, все процессы в твоем организме происходят иначе, — Джин снова ощущает то забытое чувство, которое возникало у него, стоило только накинуть на плечи рабочий халат.       Он был профессионалом в своем деле. Он любил то, чем занимался, и он действительно хотел помочь человечеству. Пусть сначала он и не задумывался о методах, но Намджун заставил его поменять свою точку зрения и на это.       Каждый важен, и нельзя принести в жертву одного, чтобы спасти тысячу, хотя именно этой концепции и придерживается любая наука.       — Значит, нам нужно спешить. У меня есть хороший друг, который располагает личной лабораторией. Думаю, он не откажет, — Тэхен вспоминает о Бэкки и улыбается про себя.       Кто бы мог подумать, что ему придётся обращаться к Бену с таким делом.       Они всегда были близки, однако Бэкхен всегда держался на некотором расстоянии, словно бы наблюдая со стороны. Он был приветливым и часто улыбался, но, как и любой гений, тяготился своими способностями.       Бэкки словно искал кого-то, с кем он мог забыть, что он обладатель самого блестящего ума их анклава. Потому что все ждали от него чего-то выдающегося, а Бен просто хотел жить, как ему хочется. Он, как и Тэхен, не выбирал свои способности, а родился с ними, и это тяготило, накладывая ответственность. В этом они понимали друг друга, как никто.       Но у Тэ был Минни, а у Бэкхена — никого. Родители не понимали его, а сверстники сторонились, чувствуя, какая пропасть разделяет их. Тотальное вечное одиночество, виной которому чертова гениальность, которая не приносит ничего, кроме страданий.       Он не мог перестать быть гением, не мог притворяться, что он глупее, чем есть на самом деле, в угоду людскому самолюбию.       Бэкки старался быть милым и легким в общении, но стоило задеть его, мог полностью уничтожить человека, доведя до истерики всего лишь парой фраз. Безжалостно и беспощадно, каждым своим словом раня в самое сердце.       Связаться с ним рискнул только О, но это закончилось печально для обоих. Они стали наглядной иллюстрацией к известной истине — если тебе плохо от одиночества, это не значит, что, когда ты будешь не один, станет хорошо.       — Ему можно верить? — для Джина сейчас это самый актуальный вопрос.       У него тоже был друг, и именно из-за него он сейчас здесь. Не предай его Джэхван тогда, у него был шанс уйти от Канцлера. Но его уже ждали. Его приговор был вынесен, а участь — решена.       Интересно, как после этого он спал по ночам? Неужели ни разу не пожалел о том, что сделал?       Человеческая жизнь никогда не была в чести в их лаборатории, но ведь они были близки. Выпивали пару раз в неделю после работы, обменивались подарками по праздникам и флиртовали с симпатичными лаборантками. Как он мог так поступить с ним? За что?!       — Да, учитывая, что я умираю, вряд ли он станет читать мне нотации относительно того, с какой компанией я связался, — усмехается Тэхен, ведя бровями.       Бэкхен никогда не был любителем проповедей, однако вряд ли обрадуется, когда узнает, куда же Тэ угораздило вляпаться. Сам он был слишком рассудительным, чтобы попадать в подобные истории.       Хотя, с учетом того, что вервольфы все это время вращались с ними в одном кругу, делает их всех втянутыми в те или иные отношения с так называемым врагом. Даже Хосока.       Бэки бы порядком удивился, узнай, кто на самом деле с восхищением в глазах ловит каждое его слово. В отличие от самого Тэхена, ему хватило бы осмотрительности, чтобы задушить такую симпатию в зачатке.       Именно поэтому он не стал официальным Стражем и вообще не ввязывался ни во что, хоть близко связанное с политикой.       Гениальность убила в Бэкхене веру в человечество, поэтому он был равно далек и от людей, и от вервольфов.       Кровная вражда двух видов никак не трогала Бена, навевая тоску, о чем он всегда говорил без стеснения.       Однако, Тэхен был уверен, что Бэкхен сделает все, чтобы спасти его задницу из того дерьма, в котором Тэ оказался. Потому что из каждого правила бывают исключения, и он точно знал, что является для Бэки одним из немногих близких людей.       Тем более, что волчий вирус всегда будоражил его своей загадкой, которую ему очень хотелось бы раскрыть, чему под любым предлогом мешал Канцлер.       — Он ученый? — уточняет Джин.       — Гениальный, — не комплимент, а сухая констатация очевидного.       С этим не могли спорить даже те, кто откровенно не любил Бена, а таких было немало. Впрочем, справедливости ради, большинство все же заискивало перед ним, желая потешить свое эго благосклонностью выдающегося ума.       Тэхен лучше всех знал, насколько Бэкхен это ненавидел. С ним люди вели себя так же.       — Это обнадеживает, — Сокджин пытается мыслить позитивно, но получается не очень.       Собственный багаж давил своим грузом, не давая возможности мыслить беспристрастно. Вряд ли он теперь сможет полностью довериться кому-то вновь. Сам телепат не в счет, он просто все знает, хочешь ты того или нет.       Наверное, это то, что сейчас ему нужно. Человек, который видел все своими глазами, чувствовал то же, что и он.       Вряд ли Джин когда-то решится сам рассказать хоть кому-то о том, что с ним было. Намджуну в первую очередь. Просто потому что не сможет произнести такое вслух. В этом он уверен.       Наверное, люди все еще заслуживают доверия, хотя самому Джину сложно продолжать в это верить.       В конце концов, у Тэхена все должно быть по-другому. Он же телепат и точно не допустил бы к себе не тех людей. В чем-то его сила должна работать во благо. Сокджин будет в это верить.       — Ты знаешься, где мог заразиться? Пандемия до сих пор активна? — спрашивает он, чтобы составить для себя примерную картину того, как обстоят дела с вирусом на сегодняшний день.       — Пандемия давно сошла на нет. Случаи можно пересчитать по пальцам, — ответ Тэхена удивляет.       Хотя, если так подумать, это вполне логично. Особенно учитывая то, что пандемия имела искусственный характер, довольно легко с ее помощью управлять людьми, вселяя страх перед болезнью, лекарства от которой нет, заставляя ненавидеть ее потенциальный источник.       Управлять таким обществом куда проще.       — То есть шанс инфицирования естественным путем ничтожно мал, — как бы подтверждает свои мысли Джин.       — Стремится к нулю.       Тэхен все прекрасно понимает. В их мире вирус давно стал инструментом борьбы с неугодными, будь то люди или вервольфы.       Сейчас Канцлеру ничего не стоит выставить его пособником врага, который поплатился за свое предательство. Или же, наоборот, жертвой, которая хотела мира, а получила нож в спину.       Его болезнь крайне выгодна для Бан Шихека и поверить в то, что здесь обошлось без него, может только дурак.       — Есть подозреваемые?       — Я знаю, когда и где, но не знаю кто.       Вряд ли Бан Шихек сделал это своими руками. Слишком опасно. Но теперь ясно одно — неизвестный метаморф на его стороне, что значительно осложняет их положение.       Во-первых, канцлер в курсе, что они существуют, так еще и использует, по крайней мере, одного из них, в своих целях.       Плюсом ко всему, неизвестно, как на это отреагирует Чимин. Оба думали, что Минни единственный метаморф, которому удалось выжить.       Выходит, они ошиблись и для Чимина это тоже, может быть, удар. Учитывая, какую роль его собрат играет во всем этом.       — Даже нет предположений?       — Я знаю только, что это был не тот, кем казался.       Ужасно сложно объяснить это кому-то, кто никогда не видел метаморфов. Для всех он пил с Бен Бэкхеном, и именно он, скорее всего, подмешал что-то в бокал. Но это не так.       — Стало еще запутанней.       — Пока у меня нет другого ответа. Когда я познакомлю тебя кое с кем, все встанет на свои места, — Тэхен не хочет сейчас вдаваться в подробности. Это ни к чему.       Куда проще будет предоставить Чимину самому решить, стоит ли демонстрировать свои способности или нет. Тэ всегда считал, что это только его выбор.       — Когда это будет… — качает тот головой.       Тэхен понимает, что Джин не верит, что сможет снова жить среди людей. Теперь, когда он вспомнил все, что с ним было, мир людей казался для него совсем далеким.       — А ты готов вернуться? — спрашивает телепат, прекрасно зная, что у Сокджина нет на это ответа.       Наверное, готов он не будет уже никогда. Другое дело, что рано или поздно ему придется вернуться. Хотя бы ради Джуна.       — Сложный вопрос, на который не мне отвечать. О ликантропах мне не так много известно. Но я знаю, что должен это сделать. Нужно разобраться с этим вирусом раз и навсегда.       Для Сокджина все это — личное. Даже этот вирус.       Его жизнь отдали в угоду сохранения секрета, и Канцлер больше не допустил к изучению вируса никого, кто бы мог его раскрыть.       Закончить начатое теперь для Джина вопрос чести. Тэхен знает это. Дело не в мести, а в справедливости, которую все они заслужили.       — Я поговорю с Гуком. И Джин… пусть это будет нашей тайной. Ни к чему сейчас разводить лишнюю панику.       — Ты хранишь так много чужих секретов, думаю будет справедливо, если один твой будет у меня.       — Спасибо. Вне зависимости от того, как все кончится для меня, я хочу, чтобы Бан Шихек получил по заслугам.        — Уверен, что Чонгук был бы иного мнения.       — Именно поэтому ему не стоит знать.       В который раз телепат удивляет его. Он не строит иллюзий относительно своих перспектив, не поддается панике, не уходит в отрицание. Тэхен как будто бы знает что-то, недоступное обычным людям. Возможно, что смерть — это действительно не конец, а просто новое начало или что на самом деле смерти и вовсе нет.       Может быть, все мы продолжаем жить в той или иной форме.       — Тебе страшно? — глупый неуместный вопрос срывает с губ прежде, чем Джин успевает одернуть себя.       За это время он, видимо, почти утратил чувство такта. Такое не спрашивают, это табу. Есть перечень тем, которые все избегают. Перспективы при смертельном диагнозе входят в первую пятерку.       — Да, но я не могу позволить ему взять верх надо мной, — но телепат все также спокоен и уверен в себе, ни один мускул не дрогнул на его лице. Слова Джина никак не задевают его.       — Кто же ты такой, Ким Тэхен? Разве такие бывают?       — Я совершенно обычный. Просто мне есть, ради чего жить, и есть, ради чего умереть. Не знаю, что в итоге меня ждет, но я не отступлю.       Джин отчасти завидует телепату. Ему в жизни так и не удалось испытать такого чувства. Он готов был умереть ради Джуна, но это были почти кровные узы. Они были семьей друг для друга, и Джин всегда считал Намджуна своим братом. Даже больше. Но вот той, которая бы заставила его сердце учащённо биться, то и дело пропуская удары, так и не нашлось.       У Сокджина было немало интрижек, но они так ни к чему и не привели. Ему нравились многие, и он нравился многим, но настоящей любви в его жизни так и не случилось. И теперь уже вряд ли случится.       А ведь ему так хотелось, чтобы у него была жена и двое очаровательных ребятишек. И чтобы Намджун с семьей жили на соседней улице, и они дружили бы семьями. Может быть их дети даже влюбились бы друг в друга, и они бы смогли официально породниться.       Не судьба. Увы.       — Рядом с тобой я и сам верю, что все получится, — кивает Джин, прикрывая глаза.       — Все мы верим, таков уж Тэ. С ним всегда так, — они оба улыбаются, слыша теплый голос Джуна. Видимо, тот больше не мог находиться вдали от вновь обретённого друга.       Было в его тембре что-то такое успокаивающее и родное, от чего на душе как будто бы становилось легче. Так умел только Намджун.       — Чхве Минхок бы предал бы тебя анафеме за такие слова, — усмехается Тэ, представляя себе перекошенное гневом лицо Архиепископа.       — А его внук бы подписался под ними, — от упоминания Минхо Тэхен вдруг меняется в лице, что не остается незамеченным.       Джин интуитивно понимает, что речь идет о ком-то, кто оставил в душе телепата глубокий след. Обычная интрижка со временем не вызывает ничего, кроме снисходительной улыбки. Здесь же все иначе. Рана все еще свежа, хотя в жизни уже появилась новая любовь. Значит, все было по-настоящему. Именно так это и проверяется.       — Теперь это уже не имеет значения, — произносит Тэ, закусывая губу.       Почему Минхо — это до сих пор больно? Ведь есть Чонгук, и Тэхен любит его взаимно. Тогда как объяснить, что сердце каждый раз сжимается в спазме, стоит только вдруг упомянуть о нем?       Неужели это никогда не пройдет? Неужели Минхо никогда его не отпустит?       Даже после того, что он сделал, Тэхен все равно не может забыть то, что было между ними, не может начать ненавидеть так, как должен. Чертов замкнутый круг!       Он больше не любит Минхо, теперь Тэхен знает наверняка, но отпустить прошлое не в силах. Возможно потому, что это именно его воспоминания, его любовь и боль тоже его. Не чужая, которой так много в его голове. Отпустив, он будто бы потеряет часть себя, отдав еще больше места другим. Тем, что потом становятся голосами, которые сводят Тэ с ума.       — Думаю, все еще имеет.       Ненужный разговор, начатый в неподходящее время. Хотя будет ли когда-нибудь это самое подходящее? Учитывая, что Тэхен не уверен, что у него вообще есть будущее, это хороший вопрос. И как у всякого хорошего вопроса, здесь не будет простого ответа. Если он вообще будет…       Ситуацию спасает Сокджин.       — Чхве Минхок это же тот дикий проповедник, что нес несусветную чушь на одном из кабельных каналов? — его вопрос словно бы впускает воздух в образовавшийся вакуум. Всем становится легче.       — За прошедшее время все немного изменилось. Он стал Архиепископом собственной церкви, которая продвинула свою религию в статус основной, — ведет бровями Джун, внезапно вспоминая, что раньше Минхок действительно был рядовым пастором, которых было в избытке.       За столько лет он успел забыть об этом. Человеческая память удивительно ненадежна. Со временем воспоминания исчезают, заменяясь другими или вовсе искажаются, уже не имея ничего общего с тем, что было на самом деле.       Вот почему нельзя верить истории. В описании прошлого не может быть правды.       — Просто поразительно! Религия все еще самый простой способ сколотить себе головокружительную карьеру из воздуха. Сколько бы ни прошло времени, люди все так же жаждут награды и боятся наказания. Жалкое зрелище, — презрительно морщится Джин.       — Вы с Бэкхеном определенно найдете общий язык, — улыбается Тэ, слегка приподнимая брови.       — Думаешь, посвятить его в это? — вдруг спрашивает Джун.       Он не знает, что теперь без Бэкки у Тэ нет шансов.       — Да, выбор у нас не велик. Нам нужны ресурсы и нужен его гений, чтобы наконец-то разобраться с этим вирусом. Джину нужна помощь.       — Минхо?       — Ты задаешь мне вопросы, ответ на которые я не знаю.       И Тэхен действительно не знает. С одной стороны, Минхо осведомлен, пожалуй, больше всех, потому что знает о Чимине.       Однако знать и помогать — не одно и тоже. Тэхен был уверен, что Ми не выдаст их и не встанет на сторону Канцлера, но это не значит, что они могут на него рассчитывать.       Минхо пытал Минни, разве после этого речь может идти о доверии? Даже учитывая то, что между ними было, Тэхен больше не мог на него положиться.       — Не доверяешь ему? — Джун несколько удивлен его сомнениями.       — Он наследник Минхока, что бы нас ни связывало, — Тэ не хочет говорить Джуну о том, что случилось.       Никому не хочет. Если быть честным, то он бы и сам с удовольствием забыл все, как страшный сон, но это ничего не изменит. Теперь, глядя на Минхо, Тэ будет видеть Архиепископа за его спиной, и так будет всегда.       — Но он любил тебя, — для Джуна это действительно весомый аргумент. Он сам был готов на все, ради того, кого любил. Никаких «но» не существовало.       Возможно, в чем-то они с Минхо были похожи. Тот тоже считал, что сделал это во имя любви. Но ужасные вещи нельзя оправдать благородной целью. Тэхен верил именно в это.       — Да, но он сделал свой выбор, — Джун не спорит, потому что это действительно так, и все то, что Минхо сотворил, лишь подтверждение этому.       Тэхен проиграл Чхве Минхоку и признает это.        — Мы уйдем, как только представится возможность. Нам нужно выяснить, сможет ли Джин контролировать свое обращение. Было бы безопаснее, чтобы Чонгук был рядом, — Тэхен переводит тему, ему больше нечего сказать по поводу Минхо.       — Ближайшее полнолуние через три дня.       — Не думаю, что у нас есть выбор. На карту поставлено слишком многое. Нам нужно обдумать безопасное место, где Джин может находится подальше от любопытных глаз, — у него нет этих трёх дней, но они не могут позволить себе рисковать.       В их ситуации нужно быть как можно более осторожными и не допустить к себе даже малейшего внимания. Бан Шихек наблюдает за ними, а значит любое движение может стать роковым.       — Если ты расскажешь все Бэкки, то возможно его дом — самое подходящее место.       Тэхен тоже думал об этом, но в любом случае нельзя будет втягивать Бэкхена вслепую. Придётся все ему рассказать, и неизвестно, захочет ли он в это ввязываться. Спасти жизнь — одно, а участвовать в госперевороте — уже совсем другое.       — Возможно, а возможно и то, что за всеми Стражами уже следят, — Тэхен много думал об этом. За его поместьем не следили. Людей он не почувствовал, а при установке каких-нибудь дополнительных устройств сработала бы система, которую разрабатывал сам Хосок.       Однако не мог Канцлер вдруг просто так решить убрать именно его. Таких совпадений не бывает.       — В таком случае, Канцлеру все уже известно.       — Не все, но многое.       — Я опасаюсь, что он решит настроить Хоби против нас.       Тэхен хмыкает. Знал бы Джун, как боится он. А ещё больше Тэ пугает, что у него не будет выбора, и придётся снова стереть Хоби память.       — Вполне вероятно. Нужно поговорить с ним, но мне кажется, что он не сможет адекватно оценить ситуацию. Для него это было слишком больно.       — Ложь ранит ещё сильнее.       Намджун не понимает. Он не чувствовал того, что пережил Хосок, поэтому ему кажется, что правда излечит Хоби, но так не будет. Тэ знает, потому что пережил с Чоном его боль, и даже ее отголосков хватило, чтобы точно знать, что правда сделает лишь хуже. Хосок никогда не простит.       — В любом случае, нам нужно все обдумать. В том числе и то, что мы будем делать с Джином. Никто из нас не имел дело с подобными проблемами, — Тэ не спорит с Намджуном. Сейчас у них есть вещи поважнее, чем что-то доказывать друг другу.       — Ты считаешь, то, что он снова обрёл контроль над сознанием, ничего не изменило? — Намджун выглядит растерянно, ведь ему казалось, что самое страшное осталось позади.       — Мы можем спросить у Юнги. Думаю, что он не хуже Чонгука разбирается в этом, — Тэхен оборачивается на вервольфа, который все это время тактично стоял в стороне.       — Решение все равно принимает только вожак, — пожимает плечами тот.       — Знаю, но сейчас мы не разрешения просим, а совета.       Юнги подходит ближе, не отрывая взгляда от Сокджина. Тэхен чувствует тень дружеской привязанности, что связывает этих двоих, и удивляется про себя.       Мин не похож на того, кто легко сходится с кем-то новым, не спеша пускать в свое личное пространство. Но что-то роднило их с Джином, поэтому Юнги относился к нему с явным участием.       Словно прочитав в глазах Сокджина разрешение, вервольф повернулся к Тэхену лицом и сказал:       — Я видел не так много ликантропов на своем веку, и все они, кроме Джин-ши, имели достаточно короткую жизнь. Несмотря на то, что вожак может контролировать действия обращенного, они все равно рано или поздно сходят с ума, полностью утрачивая человеческий облик. Становятся просто животным, которое в отсутствие своего «хозяина» может внезапно напасть без особых на то причин.       Эти слова повисают над ними, словно грозовая туча, которая вот-вот разразится сильнейшим, дьявольски холодным ливнем.       — Что происходит с Джином в полнолуние? — спрашивает Тэ, внимательно следя за вервольфом.       — Ты видел… — уклончиво отвечает Юнги, явно не горя желанием вдаваться в подробности.       Все прекрасно это понимают, но сейчас по-другому никак.       — Лишь часть…       Юнги обреченно выдыхает, смирившись, что рассказа ему не избежать. За это время он успел проникнуться симпатией к Джину и не хотел причинять ему лишних страданий, особенно после того, что увидел.       — Он превращается в чудовище, так наверное бы охарактеризовал это человек. Его тело трансформируется в нечто отдаленно напоминающее то, как изображает вервольфов ваша пропаганда. Что-то человеческое угадывается, весьма смутно, но это и не волк, в которых превращаемся мы на последней стадии обращения. Вроде бы вы говорите «антропоморфный», если я правильно помню.       После слов Юнги наступает тишина. Никто не решается что-либо сказать. Слишком тонкий лед.       — Что ж, значит меня возьмут сниматься в фильмы ужасов. Всегда мечтал быть звездой, — с напускной легкостью произносит Джин, откидывая назад волосы, на рекламный манер.       — Звучит так себе, — даже не пытаясь скрыть печаль, говорит Намджун.       — Да брось, Джуни! Учитывая, сколько я пропустил, это был бы неплохой вариант. И всегда при деньгах.       Тэхен знает, что это бравада. И Намджун тоже. Просто Джину так проще, спрятавшись за маской иронии. Всем им. Даже Юнги это далось нелегко, хотя казалось бы Сокджин для него никто.       Существует такие вещи, о которых не получается говорить без эмоций, потому что слишком больно. Но можно перевести все в шутку, облачившись в саван из деланного равнодушия. И вроде бы даже становится легче. Правда, это тоже обман, но иногда ложь все же бывает во спасение.       Для Тэхена это никогда не работало, не работало и для Джина, но остальным об этом знать необязательно.       — Юнги, Джину лучше переждать полнолуние здесь? — он задает главный вопрос, чтобы больше не заставлять Сокджина разыгрывать весь этот спектакль.       — Определенно. Да и Чонгук ни за что не станет так рисковать тобой. Лучше переждать.       — Я поговорю с ним.       — Но я бы особо не рассчитывал, говоря по правде.       — Думаю, что на многое из того, что здесь произошло, я мог бы не рассчитывать.       — Справедливо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.       — И я.       Тэхен не может сказать Юнги, что Джин, возможно, его единственный шанс. Да, Бэкхен гений, но ему понадобится время, которого у Тэ просто нет. Сокджин уже имел дело с вирусом, а это дает им небольшое преимущество. Вдруг получится хотя бы замедлить течение болезни, чтобы у него хватило времени… Дальше развивать мысль не хочется.       Тэ не тешит себя надеждами, просто не имеет права на такую роскошь, и все же ему отчаянно хочется верить, что у него есть шанс. Потому что не может уйти сейчас. Только не теперь.       Ему действительно нужно найти Чонгука и просто поговорить. Внутри ужасно муторно, и Тэ до одури боится. Сейчас его волк необходим как никогда.       Чонгук каким-то шестым чувством понимает, что сейчас должен быть рядом. Иначе как объяснить, что, стоит Тэхену только подумать, как он подходит со спины, обнимая за талию.       Тэхен не может сдержать судорожный вздох.       — Давай отойдем, ладно? — шепчет он, и Гук кивает ему, оставляя легкий поцелуй в районе седьмого позвонка.       Они идут в тишине, взявшись за руки. Тэхену так важно сейчас чувствовать тепло, исходящее от Чона. Потому что ему кажется, что смерть уже где-то рядом, и он может ощутить ее холодное дыхание на своей щеке. Это лишь игра воображения, но себе он не может приказать перестать об этом думать. Сила здесь не работает.       — Впервые вижу, чтобы ты не решался начать разговор, — Гук переплетает их пальцы, улыбаясь уголками губ.       Его улыбка тревожная, покрытая тенью сомнений. Что-то не так, как было до сих пор, и это не ускользает от него.       — Читаешь мысли, — хмыкает Тэ, пряча лицо в изгиб шеи Чона.       Ему сейчас и правда сложно говорить. Хотя бы потому, что внезапные слезы буквально душат его, норовя вырваться наружу истерикой.       — Просто чувствую тебя кожей. Говори, я слушаю, — от его слов тело телепата покрывается мурашками.       Близко так, что больно. Чон Чонгук внутри него, под слоем кожи, мяса и костей. В самой середине, где бьется неспокойное и неразумное сердце. Это невозможно выразить или объяснить, да и не за чем.       Тэ знает, что это взаимно и это чувство одно на двоих. Такое ни с чем не спутать. Он видит это в золотых глазах его волка.       — Я прошу отпустить Джина с нами, — говорит он не то, что хочет, а то, что должен.       Чонгук не должен знать, иначе сойдёт с ума и абсолютно точно будет винить себя.       Когда тебя всеми силами убеждают в том, что ты источник губительной заразы, сложно поверить, что ты не виноват, если твой близкий оказывается заражен.       Тэхен не хочет, чтобы Чонгук накручивал себя. Он здесь ни при чем. Абсолютно точно.       — Пришел за обещанием, значит, — от Чонгука веет горечью. Словно бы волк внутри него чувствует, что его дорогой человек умирает, и всеми силами пытается предупредить Чонгука, что их любимый в опасности, но Чон не понимает.       Его терзает непонятное предчувствие, и это никак не дает покоя, но что же это, он не знает.       — Зачем ты так? Все что было тогда — не в счет, — Тэхен проводит рукой по его щеке и тот льнет к ладони, словно ручной пес.       Тэ уже успел забыть, что действительно взял с Гука слово. Это было так давно и так глупо.       — Но слово есть слово, — хмыкает он, пытаясь отстраниться, но Тэ не дает.       Чонгук в смятении. Он понимает, что ему придется вновь отпустить Тэхена, но с каждым разом это дается ему все труднее. Оборотень видит, в каком состоянии находится его человек, и пусть он не знает всех причин, чувствует, что тот в опасности, и это чувство рвет его изнутри.       — Мне не важно, что было. Тогда я искал для себя оправдание, чтобы сделать то, что хотел. Спасение Джина отлично подходило. Но это был лишь повод. Мне было чертовски страшно признаться в своих чувствах даже себе самому. Я боялся боли, не хотел больше проходить через все это снова, а то, что ты — вервольф, делало и без того трудную ситуацию просто патовой. Но сейчас все иначе.       — И что же случилось?       — Ты случился. Такой искренний, прямой, напористый. Из-за тебя я верю. Из-за тебя не могу проиграть. Потому что я уже не могу без тебя. Не могу и не хочу.       — Тэ…       Он больше не может сдерживать слез. Он чертовски боится повторения инцидента с Джином, но в этот раз по его щекам текут прозрачные капли. Чонгук ловит их губами, покрывая лицо щемяще-нежными поцелуями.       — Плевать, что ты обещал мне тогда. Я освобождаю тебя от этого. Сейчас я просто прошу тебя поверить мне. Тому, кто хочет прожить каждую оставшуюся минуту рядом с тобой.       — Даже если бы ты сейчас попросил меня бросить все и уйти, чтобы жить твоим рабом, я соглашусь без раздумий, — шепчет Чонгук, и Тэ громко шмыгает носом.       — Мне не нужен раб. Мне нужен мой вожак стаи «Песнь войны», мой волк, мой любимый…       — Говори, пожалуйста, еще! Я хочу слышать это, — в этом голосе столько мольбы, что у Тэ щемит в груди.       — Любимый, — выдыхает Тэхен ему в губы, и Гук прижимает его сильнее, как будто пытаясь впитать его в себя.       Тэхен не может позволить себе умереть от какого-то вируса. Если ему суждено в скором времени покинуть этот мир, то только сражаясь бок о бок со своим любимым, и никак иначе.