***
— Повторяю ещё раз: кто из вас, мрази, покушается на жизнь Его Величества? , — ну что ж, по-хорошему идти на контакт они не захотели, а значит, будем по-плохому. В темноте при дворце, словно в подземных катакомбах: темно, сыро и холодно. Так ещё здесь водится большое количество различных насекомых. Пыточная находится здесь же, смежная к одной из камер. Небольшое помещение, в котором с одной стороны находятся стол и несколько стульев, а с другой — ещё один стол, но на нём отнюдь не канцелярия. В центре этой комнаты подставлен очаг, в котором уже получают огонь разгораются угли, и кочерги в нём. По сторонам расположены несколько кресел, к которым привязаны определённые люди, подозреваемые в государственной измене. Около них, на полу имеется несколько вёдер с водой, на случай, если один из них потеряет сознание. К каждому из этих заключённых представлено по стражнику. Они здесь всего ничего, но уже сейчас их просят о милости. Когда это просьбы о освобождении на пустом месте были исполнены?! — Так и продолжите строить из себя святых мучеников? Я вас умоляю, так вы ничего не добьётесь. Мне, знаете ли, находиться здесь тоже особо не прельщает, — ни слова, лишь учащённое дыхание, рыдания, вздохи… Ну что ж… — Ещё раз, — сразу же, по его приказу, сотрудники достали по кочерге, конец которого являлся изображением метки преступника. Разгорячённой частью металла соприкоснулись части тела испытуемых, что сопровождалось криками, слезами и истерикой с их стороны. До тех пор, пока не был получен указ об остановке, эта сумятица не утихала. — Господа, я жду ваш ответ, повторяться более я не намерен, как и уходить с пустыми руками. Разве это того стоит? Вы просто станете очередными жертвами, лишь пешками в этой масштабной игре. О вас даже не вспомнят, и ваши изувеченные и изуродованные тела будут закопаны где-то в лесу в общей яме, которую даже могилой не назовёшь: таков ваш конец. А ваши семьи? Ведь вы понимаете, что и их после будут пытать. Я даю вам право выбора: я не могу оставить в живых виновного, но я обещаю оказывать помощь его семье, дабы они вели безобидное существование, вам же — мгновенную смерть и достойное погребение. Ваше доброе имя также не будет затронуто — разве это не лучший вариант, друзья мои? Повисла тишина. Он продержался глазами по каждому из присутствующих, поняв, что это переломный момент. Сейчас или никогда? Крыса уже сомневается в своих действиях, осталось всего ничего. — Никто не хочет высказаться? В таком случае, про… — Ваше Величество, прошу вас пощадите. Разрешите выговориться, прошу вас, — он повернулся назад, взглянув на заговорившего. — Разумеется, господин Чхве. Я вас внимательно слушаю. — Это я, Ваше Величество. Этим посредником и шпионов при дворе был я. Я смог договориться с неким головорезом, который за большую сумму согласился отдать нам голову Его Величества, но он не смог выполнить свою часть договора, деньги также не вернул. Я заслуживаю смерти, Ваше Величество, — было видно, что слова даются ему с трудом охрипшим голосом и израненным горлом, сопровождаясь придыханиями, паузами и кашлем. — Прошу Вас, продолжайте. — Ваше Величество, я занимался сбором сбором информации о Его Величестве на протяжении последних пяти-шести месяцев. А после, мне был отдан приказ убрать вас, так как вы препятствовали осуществлению нашего плана. — Кто? Кто отдал приказ? От кого ты получал указания, говори! , — он подошёл к господину Чхве, ухватившись за его плечи и тряся его. — Главным заговорщиком и моим хозяином была госпожа Её Высочество — герцогиня Тан Суа. — Наконец-то! Господин Чхве, вы сможете повторить свои слова при всех, на суде? Есть ли у вас доказательства? — Да, да есть. Письма… Я сохранял письма, которые содержат её подпись и почерк, а некоторые и её собственную печать власти! Если я не ошибаюсь, то в замке лишь я один. Про остальных же я не интересовался. Ваше Величество, мне нет пощады! Казните меня, Ваше Величество! — Отпустите всех заключённых и отведите в лечебное крыло, к придворным лекарям! Все вы восстановлены в своих должностях, а вы господин Чхве… Я сдержу своё обещание, можете не сомневаться во мне. Стражники и надзиратели вывели всех заключённых, направляясь к врачам. Успокоив своё сердцебиение и дыхание, и решив не радоваться раньше времени, Чимин также покинул темницу, здешняя атмосфера угнетала его.***
Нежиться в объятиях любимого человека, разве может что-либо доставить большее умиротворение? Последние тёплые деньки перед осенью Тэхён решил проводить в компании Чонгука. Тэхён доверил Чонгуку самое дорогое, что он имел: он поделился воспоминаниями своего детства, которые уже весьма смутно сохранились в памяти, но улыбку своей матери он просто не способен забыть. Она очень быстро замерла морщины, коими было испорчено её лицо. Загорелый оттенок кожи, словно медный; глаза, у Тэхёна её глаза, добрые, усталые, вечно не выспанные; её улыбка, измученная и лёгкая, тяжёлая, обременённая тяготами жизни. Он никогда не обижался на своих родителей за то, что его пришлось сдать во дворец — это был лучший выход. Он уверен, что мама скучает по нему и также вспоминает его, своего маленького Тэ-Тэ. Она называла его мишкой, говорила, что он самый милый медвежонок на свете, из-за чего Тэхён загорался энтузиазмом ей помочь. Услышав слова Тэхёна, Чонгук понимал, что так он выражает своё доверие, таким не делятся с каждым. Он не знал, что же ответить омеге до тех пор, пока Тэ не начал описывать свою мать, тогда его голос был наполнен любовью по отношению к ней и сожалением. Было видно, что он из последних сил пытается не плакать, стараясь казаться сильнее этого. Чонгук сильнее сжал его руками, уткнувшись голову в свою грудь и говоря, что выражать свои эмоции совсем не стыдно, герцог также временами скучает о своих близких, своей семье. А после того, как вечер сменился ночью и всё вокруг погрузилость во мрак, Тэхён же смог успокоиться, альфа дал ему обещание разыскать его маму. Тэхён был безмерно благодарен, он так долго желал кому-либо выговориться, что даже почувствовал облегчение в душе. Возможно желание Чонгука продиктовано нахлынувшими эмоциями и уже завтра он забудет об этом… Возможно, он всё-таки он и попробует, но не сможет выполнить задуманного… А если… Вряд ли…***
«… Указ Его Величества, Императора Юнги династии Мин четвёртого этого имени. Слушайте и повинуйтесь же. Завтра, первого числа десятого месяца сего года будет собран императорский высший совет для проведения следствия и выведения решения Его Величества. Уже завтра, в десятый час утра Верховный суд вынесет решение. Указ Его Величества, императора Юнги… ", с самого утра, который раз глашатаи повторяли уже выученный текст, но всё же доставали указ, подписанный тем самым Его Величеством. То тут, то там можно было услышать их голоса, а придворные были очень даже заинтригованы и удивлены спонтанным проведением решением проведения суда. Над кем? А что вообще случилось? Скорее бы наступил завтрашний день, замок уже на ушах, каждый пересказывает свою точку зрения, подозрительно разглядывает приближенных и дальше занимается созданием теорий. Чимин был рад тому, что Юнги согласился провести это собрание как можно раньше, дабы виновная не смогла предотвратить собственную казнь. В том, что именно такое наказание достигнет её, он не сомневался. Его мучило иное: Сокджин, папа императора и словно родной родитель Чимина — брат этой хитростной чертовки. Как он воспримет эту новость. С ним нужно поговорить, он последний, кому хотелось бы причинять боли страдания. Нужно направиться к нему. Сокджин также был во дворце, получив письмо о судопроизводстве заранее. Направляться к нему с такими вестями омрачало чело супруга императора. Дойдя до дверей в покои первой омеги государства, он приказал слугам сообщить о нём. Получив разрешение, он вошёл и встретился взглядом с несколько взволнованным Сокджином. Чимин решил первым делом усадить его, а после запросить ромашковый чай. После того, как чай прибыл, слуги оставили их, а напиток разлит по чашкам, Джин сразу и прямо спросил, что случилось, кто виновен и что произойдёт на самом суде. Чимин вздохнул и рассказал, что он самолично занимался поисками охотников на голову Шуги, что пришлось изучить каждого приближённого Его Величества, воссоздать само преступление, найти виновных, а после искать вещественные доказательства в их виновности. Он до последнего не хотел называть Суа, оттягивая этот момент. Последним, что он произнёс, была исповедь господина Чхве. Отпив глоток, Джин произнёс: — Я так благодарен тебе, Чимин. Ты не поверишь, как я испугался в начале и понял, что опасность миновала лишь благодаря тебе. Ты провёл колоссальный труд, но так и не назвал главного зачинщика: Кто же это? — Чимин вздохнул и выговорил:» Это… это Тан Суа, Ваше Величество. Это ваша сестра. Простите меня, прошу вас», — он до последнего верил, что ему не придётся отвечать на этот вопрос. Сокджин замер на несколько секунд, а после прикрыл глаза и произнёс: — Нас с Суа даже нельзя назвать братом и сестрой. Мои родители и дедушки Юнги уже при моём младенчестве подписали соглашение о том, что спустя восемнадцать зим обручат нас. Они не желали того, чтобы я и бывший император были друг другу незнакомыми, соединёнными лишь какими-то печатями и в семь я переехал в замок. Мои родители часто навещали меня. Суа младше меня, гораздо младше. Я и не виделся с ней толком. Она вечно сторонилась меня. А теперь… Да, возможно, мы не то, что кровные брат с сестрой, так даже на знакомых тянем с натяжкой, да, я очень редко с ней не разговаривал, да, у меня практически нет с ней воспоминаний и, казалось бы, я даже не должен думать об этом, но мне тоскливо, ведь какой бы она не была, она всё равно оставалась моей сестрой. Не стоит так переживать за меня и мои чувства, Минни. Она совершила государственную измену, за что должна понести наказание в полной мере.Юнги мой сын, он важнее всего для меня, –с грустной улыбкой, тихо, словно боясь спугнуть момент, говорил Джин. Чимин и вправду смог успокоиться и собраться. — Ваше Величество… — Не называй меня так, прошу тебя. Зови по имени. — Джин… ты говорил, что провёл детство здесь для того, чтобы сблизиться с Его Величеством, покоится он с миром. Это значит, что вы его любили? — Не совсем так, Чимин. Мы были лучшими друзьями, самыми близкими людьми для друг друга, возможно мы и чувствовали что-то к друг другу, но это не назовёшь таким громким словом, как любовь. Это было скорее горячей привязанностью и я до сих пор скучаю по нему. Я уехал из замка, потому что всё здесь напоминало о нём, меня охватила глубочайшая скорбь и тогда это было единственным верным решением. Даже спустя столько лет, я вспоминаю его с лёгкой грустью: рана затянулась, но шрам остался. — То есть, вы никогда не любили? — Почему же? Я люблю Юнги, тебя, своего супруга я тоже любил и… — Нет, не так. Я говорю о той истинной, очаровывающей любви, столь искусно воспетой многими поэтами, — на долю секунды Чимину показалось, что щёки Джина покраснели, а его улыбка стала шире. — Даже не знаю, Минни, даже не знаю. А ты, Минни? , — Чимин запониковал. И что сказать? Люблю? Но он ещё сам не уверен. Точнее, он любит, но чтобы говорить об этом кому-то… — Я… Я не знаю… Я люблю, то есть… Я просто… Юнги, он… ну, он… — молодец Чимин, яснее некуда. Ни одной мысли в голове. В ответ на лепет, Джин улыбнулся снисходительно и сказал, что может и не отвечать, если того не хочет. Он и так всё понял. Тут один из стоящих у двери подошёл к беседующим особам и, отвесив поклон, сказал, что господин Намджун просит разрешения войти. Глазки Сокджина блеснули, он удивился и затараторил, что разрешает войти, пытаясь неким образом выпрямить несуществующие складки на одежде. Чимин удивлённо рассматривал эти изменения в поведении Его Высочества. Кажется, не только Джин понимает всё. Господин Намджун вошёл, также поклонился, взглянул на императора-папу таким знакомым взглядом… На него также смотрит Юнги! Юный сыщик понял, что ему пора и, попрошавшись с оставшимися, покинул их. Всё-таки Его Высочество сможет стать счастливым.***
Главный императорский зал был полон, присутствовал каждый причастный ко двору. В конце залы, на троне восседал император, а по сторонам Джин и Чимин. Чуть дальше находились члены основного совета, а после и Джихё с Суа. Судя по всему, Ли будет единственным, кто понесёт траур, да и то не факт. Он быстро найдёт себе кого-то. Установив тишину и, отдав глашатаю приказ читать указ, Юнги был весьма хладнокровен. Как гласит документ, обвиняемый в желании покончить с жизнью Его Величества императора поднебесной, будет выслушан, а после вынесен вердикт. Чимин, как и обещал, подготовил всё необходимое, дабы никто не смог узнать господина Чхве. Он был введён в зал на передвижной решётчитой лестнице с мешком на голове и прикованнами кандалами руками. Получив разрешение говорить он признался во всём, также, как и Чимину. После того, как была названа обвиняемая, Тан Суа выбежала с криками в центр и обвиняла всех в заговоре против неё. После её слов, были доставлены письма, которые также были показаны всем присутствующим и прочтены во всеуслышание глашатаем. Главным было это письмо последнее, которое чётко гласило:"… Сколько мне ещё ждать прикажете? Я обеспечила вас людьми и деньгами, а вы не можете убрать одного человека?! Если я примусь за это сама, я не покажу вас и вашу семейку, Чхве! Мой дорогой племянник не вынесет тяжести короны, я должна быть на его месте. Я и только! Обдурить этого идиота Джихё оказалось проще, чем я думала. Дело за малым: смерть императора. Он, козлина, себе и муженька нашёл! Мы должны убрать его раньше, чем он заделает наследничка. Так что не смей медлить...". Поняв, что она загнана в ловушку, Суа упала на колени и просила милости Его Величества. Юнги даже бровью не повёл, дожидаясь окончания этого театра одного актёра. Джихё отварачивался, обиженный её словами. После он приказал схватить её и объявить своё решение он решил тут же – тянуть с этим совсем не было желания. Все притихли и были крайне заинтересованы решением. Император решил собственноручно прочесть свой указ и, встав и раскрыв пергамент, произнёс: – Я, Юнги из династии Мин четвёртый сего имени, император поднебесной, оглашаю своё решение. За поиски и передачу информации о Моём Величестве, за предательство и продажничество за деньги, я велю казнить, а именно отсечь голову сему чиновнику. Завтра, с первыми лучами солнца, он будет обезглавлен, – закрыв этот приказ, Юнги ухватился за следующий, решающий судьбу Графини...