Холод и колыбель огня

      Время неумолимо шло вперёд. Летень почти закончился. Для жителей срединного мира он стал настоящим испытанием силы воли, ведь сражения в жару изматывали, а потеря жилья, родных и близких лишали последних душевных сил. Героические попытки спасти урожай и сохранить его превращали каждый день в битву, как на поле боя. Псы делали всё, чтобы заставить народ голодать. После них не оставалось ничего живого, только смерть и разорение.       Сила Ильре росла. Неожиданно он обнаружил, что его холод может распространяться на большое расстояние, а лютый гнев способен вызвать ледяную бурю. Так, в битве за переправу в пески Азароса на узком перешейке, который находился между двумя частями суши, Ильре умудрился заморозить и отпугнуть не только псов, но погрузил нагов и горгонов в спячку. Псы отступили, не понимая, откуда среди летнего зноя вдруг взялась холодная зимь. Магам, лекарям и саганам огня пришлось постараться, чтобы без серьёзных последствий для организма разогреть уснувших хладнокровных и разбудить их кровь. Не менее ожесточённые бои вели на своих землях эльфы, оборотни, драконы и люди. Все силы были брошены на вытеснение врага на нейтральные территории. Воевали все от мала до велика. Пока взрослое население отстаивало право на свободу с оружием в руках, дети без устали трудились на полях, обеспечивая воинство пропитанием.       С полудня шёл бой за Серебряный кряж. Псы атаковали саганов с земли, а крылатые отступники, присоединившиеся к Аббадону, больше не скрывались в облаках и помогали им с воздуха. Поэтому драконам пришлось перевоплощаться и вместе с горгонами встать на крыло. Саганы воздуха направляли ветряные потоки так, чтобы создать неудобство крылатым отступникам, при этом находясь в безопасности за спинами своих воинственных защитников. Ильре находился в гуще сражения и поливал из пасти шквальным огнём неприятеля, а на его спине находился Хельви, ловко посылая огненные шары в цель.       Настроение у рыжего сагана было отвратительным. Последние три седмины он плохо спал. Хотя и до этого в его снах были странности, но сейчас дело приняло скверный оборот. В одну из душных ночей Хельви сквозь сон услышал голос. Он словно оглаживал со всех сторон и вкрадчиво сулил все блага жизни за переход на тёмную сторону, увещевал, манил, создавая в голове Хельви чудесные образы и показывая, что ждёт его и его семью, если он откажется сражаться на стороне Братства. И соблазн был велик, вот только саган, будучи от природы тщеславен и не в меру горделив, всё же отличался преданностью своему народу и тому делу, в которое верил всем сердцем. И как только помыслил этот кто-то залезть в его голову и предлагать такое?! Род Калента за всю его историю не взрастил ни одного предателя! Тогда саган буквально заставил себя проснуться, сбрасывая оцепенение и очарование сна. Выглянув из палатки, Хельви удостоверился, что наступило полнолуние. Именно в эти ясные ночи любой житель срединного мира наиболее открыт внушению. Лагерь пребывал в сонной неге, а вспотевший и злой Хельви вынужден был сражаться с внутренним злом. Обучение в двух школах не прошло для него даром, и Хельви небезосновательно предполагал, что кто-то чужой знает о его слабостях и проникает в сознание во время сна, пытаясь навязать свою волю. Он потёр пульсирующие виски и осмотрелся. Как он и предполагал, рядом никого не наблюдалось. Этот кто-то, что под покровом ночи оказывался в его голове, находился далеко, а значит, был сильным магом разума. А кто является самым сильным действующим магом разума, Хельви прекрасно знал. Потому и никому не сказал об этом. Но в следующий раз на попытку проникнуть в его голову саган ответил барьером из огненной стены. Пламя искрило и потрескивало, танцуя и переливаясь. Оно то устремлялось вверх, то опадало вниз, чтобы снова взмыть ввысь. Чужеродный голос не мог пробиться сквозь барьер и вскоре оставил попытки найти хоть какую-то лазейку. Довольный Хельви ещё не знал, что Аббадон, скрипнув зубами от досады, послал мысленную стрелу с чётким внушением и всё-таки умудрился пробить барьер. Она достигла цели, и внушение затаилось в голове Хельви, ожидая своего часа, чтобы в нужный момент расползтись ядом по жилам, исполнив предназначение.       Совершая привычные, отточенные множеством циклов движения, Хельви жалел, что не додумался установить барьер ранее. Всё же хороший сон играет важную роль в отдохновении тела.       — Ильре, возьмись ближе к Титу! — крикнул саган, отодвинув воспоминания в сторону. — Ага, вот так, хорошо!       Теперь Хельви находился на выгодной позиции и сразу же выпустил несколько огненных шаров в крылатого отступника, не давая ему возможности перестроиться. От двух шаров противник проворно увернулся, но третий, выпущенный с расчётом позже, попал прямо в бок. Лёгкий и прочный доспех спас его, но крылатый от силы удара потерял равновесие и утратил бдительность, и чёрный дракон, оказавшийся прямо за его спиной, откусил светловолосую голову.       «Ашур, — мысленно обратился Ильре к внутреннему зверю во время боя, — осмотри своим особым зрением пространство. Где прячется та тварь, что управляет псами?»       Ильре вдруг почувствовал, как успокоилось сердце, как усилился слух и обострилось зрение и чутьё. Дракон слегка приглушил человеческое сознание, выпустив на волю животную суть, но не входя в боевой транс.       «Его здесь нет. Или Аббадон настолько силён, что направляет псов и держит вокруг себя отражающий щит».       «Вот же! Ладно, прорвёмся».       Солнце клонилось к закату, а сражение всё продолжалось, поливая землю кряжа кровью раненых и павших. Потерь было не счесть как с одной, так и другой стороны. Крики, лязг мечей, огонь и дым были повсюду. Всё смешалось в сплошной кошмар наяву. От запаха гари першило в горле, едкий дым разъедал глаза воинов, а от жары, казалось, плавились кости, но защитники срединного мира стояли насмерть. Наконец псы дрогнули и двинулись далее в том направлении, как и хотели управители Братства. Эта битва на Серебряном кряже далась множеством потерь. Вся земля была устлана трупами, негде яблоку упасть.       Пока Ильре и другие целители и травники, которые следовали вместе с войсками освободителей и рисковали жизнями наравне со всеми, занимались ранеными, Хельви решил повидаться с семьёй, раз уж выпал такой шанс. Риэль и Валир были не в лучшей форме, но храбрились. Оборона форта отняла у всех много сил.       — А дальше что? — спросила Риэль, одёргивая рукава платья.       — А дальше мы двинем за ними, — сказал Дирек Калента. — С востока псов гонят оборотни, с запада — драконы и эльфы, с юга — наги и горгоны, а на севере им делать нечего. Теперь им один путь — в нейтральные земли.       — Всех всё равно в одном месте не соберём, — отозвался Валир. — Многие псы за это время были остановлены ранениями, да и самки с потомством могут прятаться где угодно, пока щенки не подрастут.       — Всех и не нужно. Важно большинство и их управитель, а с остальными будет уже проще разобраться.       — Какая же страшная эта война, — обняла себя руками за плечи Риэль. — Сколько смертей, сколько покалеченных судеб… Ещё недавно никто и предположить не мог, что псы, вырвавшись на свободу, так быстро расползутся по всему миру. Долго они ждали своего часа, теперь берут всё с лихвой.       Валир, видя, что его ожидает один их собратьев, неловко переминающийся с ноги на ногу у входа в дом, отошёл от семьи. Они перебросились парой слов, и он снова вернулся к родным.       — Отец, мы потеряли три воздушника. Среди них мать Ниэль. Больше дюжины саганов земли, семь воды и два огневика. Остальные представители других рас.       — Много, — нахмурился Дирек. — Для нашей расы, способной преображаться в саму стихию, это очень много.       Риэль закрыла глаза и прижалась лбом к груди своего анора и главы всех саганов. Дирек сжал её в крепких объятиях, поддерживая и делясь силой и уверенностью.       — А где все дети? — вдруг спросил Хельви, молчавший до этого.       — Они в потайной комнате подземного храма вместе с Ниэль и с другими стихийницами, которые на сносях, — ответила Риэль. — Это бремя даётся твоей килим нелегко.       — Ничего удивительного. Она любит и ненавидит Хельви. А ребёнок как таковой ей нужен был лишь для удержания брата, — сказал сурово Валир.       — Сейчас не время разбираться в семейных дрязгах, нам ещё трупы собрать и уничтожить, иначе через день в форте нечем будет дышать, — сказал, как отрезал, Дирек Калента.       Хельви, слушая родных, скривился: он не желал видеться с Ниэль, но хотел обнять дочь. Однако одно без другого не представлялось возможным. Выходя из дверей дома, Хельви заметил уставшего Ильре, умывающегося у колодца в одних штанах. И, как всегда, его дыхание прервалось от мощной стати белого дракона. Ручейки холодной воды стекали по полуобнажённому телу, и Хельви едва устоял на месте, чтобы не дёрнуться к нему, словно конь на поводе.       Быстро темнело. Трупы всеобщими усилиями убрали с горы, перетащив вниз к ручью. Там всех погибших предали очищающему огню. Детей вывели из храма и тут же увели кормить в большой зал.       Ниэль медленно шла по двору, положив одну руку на спину, а второй поглаживала выпуклый живот. Она только что узнала о смерти матери и не могла прийти в себя от потрясения. Беспомощно озираясь по сторонам, она не могла ни за что зацепиться взглядом. Повсюду были незнакомые лица. Ей непривычно было видеть вокруг столько чужаков, снующих туда-сюда по форту. В поисках знакомых лиц она случайно наткнулась на Хельви, спокойно беседующего с одним из драконов. Ниэль даже остановилась, не поверив своим глазам, ведь после отъезда Хельви впопыхах из дома они больше ни разу не виделись. Тем временем рыжий саган закончил разговор и направился прочь. Ниэль сорвалась с места, догнала его и повисла на шее.       — Живой!       Хельви замер на месте. Ему нестерпимо захотелось сбросить вириму с себя, но он помнил о её положении и остался недвижим.       — Как видишь, Ниэль, со мной всё хорошо, — холодно проговорил он. — Где Адена?       — Наша дочь с моей младшей сестрой.       — Прими мои сожаления по поводу гибели твоей матери. Я разделяю твою печаль, Ниэль. Мне искренне жаль Лирию. Она была отзывчивой и доброй, но при этом сильной стихийницей. Эта битва для многих стала последней.       — И это всё, что ты можешь сейчас сказать? А обо мне ты спросить не хочешь? А ведь мне всё это время было тяжело. Я никому здесь не нужна, кроме сестры, — шмыгнула носом она. — На меня косо смотрят да за спиной кости перемывают.       — Не преувеличивай. Как только расторгнем узы, сама убедишься, сколько появится желающих создать с тобой пару.       — Значит, ты так, да… — Ниэль вздернула голову вверх и распрямила плечи.       — Не начинай. Лучше проводи к дочери и держи себя в руках, — резко осадил её Хельви.       — Я хочу увидеть его, — сказала Ниэль, поджав губы.       — Кого? — Хельви сделал вид, что не понял.       — Того, кто разрушает нашу связь.       — Ни к чему. И он не может разрушить то, чего на самом деле никогда не было. Наши узы временные, и ты, моя прекрасная вирима, знала это изначально. Так что выдохни и успокойся. В твоём положении нельзя сильно переживать.       — Только заметил? А это, между прочим, твоё дитя я ношу под сердцем, однако ты о нём до этой встречи не вспоминал.       Хельви неприятно усмехнулся и пристально посмотрел в глаза Ниэль.       — Тебе не хуже меня известно, как это дитя в тебе зародилось. Так что больше не нужно давить на совесть, — сказал саган, уходя вперёд.       — Да её у тебя никогда и не было, — пробурчала Ниэль, тяжёлой походкой шагая за Хельви.       Едва они скрылись из вида, как две пары глаз отвели взор.       Ильре, исходясь ревностью, с силой пнул лежащий на траве камень. Он понял, что Хельви разговаривает со своей виримой и та на сносях. А к детям здорово привязываешься. Это он знал по себе. Его мальцы сумели за короткий срок слепить из него вполне сносного отца, при этом ничего особенного не делая, только требуя положенное внимание с его стороны.       Ещё одни глаза принадлежали закутанной в тёмный плащ фигуре, притаившейся у боковой стены дома, застывшей живой статуей.       Геба была ранена, но не могла двинуться с места, пока саганы выясняли отношения. Восстановление уже работало в полную мощь, но присутствовала сильная слабость в ногах, и тело бил мелкий озноб. Ох, как же Аббадон просчитался. Он рассчитывал на быстрый захват срединного мира, погрязшего в междоусобицах, ненависти и алчности, а в итоге на подходе урожайник, а войне не видно ни конца, ни края. Все расы отодвинули вражду в дальний угол и встали стеной против неожиданной напасти. И, надо сказать, бились они до последнего. Даже те, кто слабее, не прятались за спины сильных, а стояли рядом, готовые сложить головы за свободу. Сегодня в небытие отправилось много разных существ, в том числе и крылатых, а форт так и не покорился псам. Аббадон в желании скорейшей власти оказался слеп и сильно недооценил гордость, честь и достоинство обитателей здешних мест. Да, они гибли, но гибли во имя веры в лучшее будущее для своих родных и близких, друзей. Геба поморщилась. Похоже, зря она развесила уши и ввязалась в эту проигрышную войну. Псы хоть и многочисленны и сильны, но они лишены изворотливости, хитрости, умения вовремя остановиться и перестроиться. Они ведомы лишь инстинктами. С такой бестолковой армией не видать им победы как своих ушей. Вокруг только разруха, голод, смерть да покалеченные судьбы. Не стоила её месть такой непомерной цены. Вот только после того, что она натворила, ей нет более места среди посланников небес на теневой стороне. Такое не прощают и не забывают. Геба ещё раз глянула в спину быстро удаляющейся пары и облегчённо выдохнула: наконец-то путь был свободен. Ей нужно дождаться полной темноты и выбраться из форта незамеченной, обдумать же подслушанный разговор саганов она ещё успеет. Как знать, возможно, эти сведения ещё пригодятся. Необходимо присмотреться к рыжему сагану повнимательней.       Годрик Шайн получил весть, что псы идут в его направлении, через территорию нейтральных земель. Все мирные жители были оповещены о нашествии псов заранее. Они, не мешкая, собрали нажитое добро и покинули свои дома, уйдя подальше от мест боевых действий. Магуры каждый день дозором облетели округу, ожидая скорого появления псов. И чёрная армия не заставила себя долго ждать, одним прекрасным утром появившись на горизонте, уничтожая на своём пути всё живое. То, как они кидались на редкую домашнюю птицу и другую забытую впопыхах скотину, шныряли по пустым домам, дало магурам ясно понять, что псы голодают. Им нигде не дают задержаться и восстановить силы. А нейтральные земли в своём большинстве не плодовиты, а ближе к горам растительность ещё скуднее и воды меньше. После доклада магур о прибытии псов Годрик Шайн разбудил спящий артефакт защиты от зла, а сам, надев на шею амулет, усиливающий действие иллюзий, оказался вместе с Мунисой впереди псов. Расправив крылья, Годрик набросил на себя полог невидимости и, приложив руку к мерцающему камню, потянулся к его скрытой силе, создавая на месте широкой, высушенной солнцем поверхности степи правдивую и плотную иллюзию большого торгового города с открытыми воротами. Теперь важно было во что бы то ни стало удержать её, пока псы будут спешить к несуществующей добыче, устремляясь всё далее в пустынные земли к горам Карашаш. Завидев вблизи целый город, псы приободрились. Тех, кто вдруг отклонился от цели, магуры немедля убивали, вырастая перед ними, словно из-под земли, на своих крылатых конях. Конечно, псы огрызались и нападали, утягивая некоторых дев к чертогам вечности, но магуры самозабвенно отдавали жизни во имя справедливости и равновесия этого мира.       Псы, предчувствуя лёгкую поживу, бежали без устали, но никак не могли достигнуть желанных ворот города. Вожделенная пища всё отдалялась. Воды на пути чёрной армии не было, а солнце пекло нещадно. Годрик и Муниса видели, что псы постепенно уставали, а догадаться остановиться и всё обдумать — не для них. Неудивительным было и отсутствие крылатых отступников вблизи Анёльского круга. Ведь они прекрасно знали, что на этой земле чёрные крылья их не понесут, повиснув, словно плети за спиной. Артефакты добра оправдывали своё предназначение, обезоруживая зло, и лишали силы любого, даже посланников небес. Так что подсказать, что не так, псам было некому.       Годрик чувствовал, как от напряжения по его спине заструился пот, а перед глазами затанцевали чёрные мушки, но он упорно выкачивал свой внутренний резерв, чтобы увести вечно голодную армию как можно дальше в пустынные земли нейтральных территорий. И, когда сил совсем не осталось, Годрик стал падать, однако был тут же подхвачен твёрдой рукой, привыкшей держать оружие, и перекинут поперёк седла впереди Мунисы. Иллюзия города стала расплываться и таять на глазах, и вскоре перед псами показалась опалённая солнцем равнина. Чёрная река захватчиков остановилась в растерянности. Они хотели повернуть обратно, но вокруг, куда только хватало взора, было одно и то же: сплошная равнина, покрытая скудной пожелтевшей растительностью, и никаких признаков жилья. Поэтому вожак, вглядевшись вдаль, издал боевой клич и ринулся к виднеющейся в дымке тёмной гряде гор. А Муниса, убедившись, что всё идёт, как и задумано, повернула коня и понеслась под облаками, увозя обессилившего Годрика в обратном направлении. Свою часть миссии они выполнили: привели псов в нужное место без потерь для населения.