Холод и колыбель огня

      Солана прилегла после обеда отдохнуть. Последние две седмины бремени давались тяжело. Всё шло не так, как первые разы. Каждое утро она взывала к милости крылатых посланников небес, чтобы они донесли её смиренную просьбу о маленьком энире в Поднебесье. Неужели так сложно Великим сотворить ещё одно маленькое чудо в их семье? Ведь им это ничего не стоит. Неожиданно она почувствовала непонятное волнение, стихия огня странно заворочалась внутри. Солана села. Только однажды десять циклов назад, проснувшись, она испытала такое чувство. Тот страшный день она не забудет никогда. Уже будучи виримой анора, Солана проснулась от собственных всхлипов. Она, как сейчас помнила, что и тогда сидела на разворошенном ложе, обхватив голову руками, зарывшись пальцами в медные пряди, и раскачивалась туда-сюда, пытаясь восстановить душевный покой. Никто не виноват, что, будучи молодой акбой и имея двух детей от этого союза, Солана нежданно-негаданно влюбилась в дракона, который по возвращении в междуречье случайно увидел драку и помог её отцу отбиться от воинственных золотых гребней. Позже она сама упросила отца сделать предложение чёрному дракону о выгодном для того союзе. Драконы могли иметь три избранника на протяжении всей долгой жизни, и Солана стала второй, но не любимой виримой.       Ей пришлось оставить сына и дочь в родном поселении саганов, — таково было условие Совета стихий, — а самой отправиться в междуречье в крепость Чёрных хвостов с выклянченной возможностью изредка навещать детей. Боевой клан рослых, сильных, выносливых чёрных драконов, которые держали в руках оружие едва ли не с рождения, принял её настороженно. Всё-таки Солана была первой чужой женской особью высокого ранга в их крепости. Их анор Родерик Авейро был признанным справедливым управителем. Он сразу дал понять, что Солана так же неприкосновенна, как и любимый младший анор. Даже закрывая глаза, Солана как наяву видела перед собой смуглого, высокого, статного, широкоплечего мужчину с тёплыми золотисто-карими глазами. Его волосы были чёрные и блестящие, как крылья крумкача, а открытая улыбка заставляла сердце сжиматься в сладкой неге. Правда, эта улыбка принадлежала не Солане, а истинной паре дракона, носящему Диавалю. Если дочь саганов поначалу надеялась обрести в сердце могучего дракона своё персональное место, то вскоре пришло понимание, что сердце и душа Родерика — это исключительно прекрасный Диаваль. Осознание того, что ей никогда не тягаться с истинной любовью, сильно удручало Солану. Анор хоть и относился к ней уважительно — всё-таки молодая вирима в первый же год подарила ему сына, а затем и второго, но… Как можно было так ослепнуть от любви, чтобы не понять, что этой по-настоящему крепкой паре не нужен третий лишний в отношениях? Но она именно такой слепой и была. И как итог — почти всегда одинокая постель. Даже по прошествии десяти циклов, которые Солана провела у драконов, чувство Родерика к своему носящему меньше не стало. Пожалуй, страсть дракона к Диавалю с рождением маленького Ильре стала только сильнее.       В один из дней, не в силах больше выносить пренебрежение Родерика, она собрала вещи и перебралась в дальнее левое крыло крепости, подальше от этой любви. Удивительно, но, завидуя столь сильным чувствам, она ни в чём не винила Ильре. Просто с его появлением Солана лишний раз уверилась в том, что нужно прекратить эту затянувшуюся игру в крепкую семью. Решив больше не рожать и не пускать на своё ложе Родерика, она сосредоточилась на детях, отдавая им нерастраченную любовь и нежность. А после их совершеннолетия она, возможно, подумает о возвращении в свой клан и сведёт на нет отношения с драконом. Солана снова вспомнила, как в её невесёлые мысли ворвались отдалённые крики, и почему-то из щелей плохо заделанных окон потянуло гарью. Сначала она подумала, что шустрые подросшие дети что-то учудили, но быстро сообразила, что они с отцом в тренировочном лагере на горном плато. А это значит — беда! Духи предков!       Солана моментально оказалась на ногах и, как и была, в ночной сорочке, бросилась вон из своих покоев. Страх гнал её в крыло Родерика и Диаваля, а в голове крутилась навязчивая мысль о нападении чужаков, ведь за маленькими носящими велась настоящая охота во всех драконьих землях, и Солана боялась, что весть о рождении энира в клане Чёрных хвостов достигла нужных ушей. Прознали-таки, оглоеды, несмотря на всю скрытность и осторожность. Солана фурией влетела в покои Родерика в том самый момент, когда два сцепившихся в смертельной схватке дракона вывалились из разбитого окна наружу, и уже в воздухе их битва закипела с новой силой. Тело Соланы стало терять очертания, расплываясь и превращаясь в живой огонь. Она в ярости обернулась к новым противникам, появившимся в проёме двери.       — Пошли прочь! — зашипела она.       — Нас больше, стихийница. А твой огонь не вечен, — усмехнулся молодой дракон.       — Верно. Но прежде чем сгинуть, я заберу в небытие двух выродков, что вижу перед собой, — и она яростно атаковала, окончательно теряя человеческую суть.       Оружие саганам было без надобности, ведь их тела превращались в саму стихию. И тело Соланы — это скрытый огонь, уничтожающий всё на своём пути. Она осталась здесь, в стенах крепости, которую собиралась отстаивать ценой жизни, зная, что там, за её толстыми стенами, ведёт свой бой Диаваль. Ей отчётливо был слышен рёв драконов, которые в ярости кромсали чешуйчатые тела друг друга, разрывая когтистыми лапами плотную шкуру, пытаясь низвергнуть другого на землю. В воздухе стоял запах серы, горелой плоти и свежей крови.       Когда всё было кончено, Солана пришла в себя, нагая и на груде камней, что остались от некогда богатых покоев. Она поёжилась и обхватила себя руками.       «Ильре!» — вспыхнуло в голове. Замирая в душе, она вспомнила мысленный посыл умирающего Диаваля: «Солана, сын под полом, спаси его!»       — Да что б тебя! — ругнулась она, тут же забыв о своей наготе, и метнулась в угол, где стояло огромное ложе, а ныне лежал толстый слой пепла.       Ломая ногти, Солана стала разбирать образовавшийся завал из камней и дымящихся углей. Расчистив пол, она облегчённо выдохнула: тайник уцелел. Аккуратно разобрав каменную кладку, она заглянула в образовавшуюся темную пустоту и увидела мелкого мальчонку на тёплой шкуре чёрного мунтжака, таращившегося на неё большими испуганными глазами. Огонь очищающий, жив! Даже находясь на волосок от гибели, Диаваль позаботился о сыне. Слёзы облегчения выступили на глазах Соланы, когда она вытащила маленького носящего из подполья. Вдруг ей на плечи опустилась шёлковая накидка. Солана резко повернула голову.       — Это я, килим, ваша верная Катина. Мы одержали верх над захватчиками, но…       — Я знаю, Диаваль погиб.       — Боюсь, эта страшная новость убьёт анора Родерика. Младший анор Диаваль был для него всем.       — Даже думать об этом не смей, Катина, — разъярилась Солана. — Анор Родерик — истинный Авейро. А это древний и сильный род. Он знает свой долг и будет жить. У него есть ради кого нести это бремя. А ты не плачь, маленький дракон, — Солана нежно покачивала на руках Ильре, прижимая к груди, — ведь ты у нас самый чудесный подарок. И второй отец тоже об этом знал, когда отдавал жизнь за тебя. Всё у нас будет хорошо.       Вернувшийся с молодняком Родерик был оглушён свалившейся тяжким камнем на голову новостью о нападении на крепость и гибелью пары. Он рвал и метал несколько дней, но потом взял себя в руки и успокоился, отгородившись от всех холодной стеной безразличия, избегая любых привязанностей долгие циклы. Диаваль был его сердцем, а теперь ему предстояло научиться жить с образовавшейся пустотой в груди. И анор учился. Поддержкой и опорой ему стала она — Солана. Понемногу они сблизились, восстанавливая утраченное добро и растя сыновей. Родерик и Солана научились разговаривать без упрёков и не припоминать обиды, стали понимать и доверять друг другу. В их союзе взаимоуважение и тёплая дружба стали во главе угла. Тем более Родерик дал понять, что больше новых уз не будет.       Между тем их дети подросли, возмужали, и сейчас у них на диво крепкая семья. Солана поднялась с ложа. Нет, определённо что-то случилось. На душе было неспокойно. Она поспешила в малый зал, где обычно Родерик принимал просителей. Там всё и встало на свои места: подросший Ильре десяти циклов отроду, владел оружием не хуже старших братьев, и тайком умудрился просочиться в испытание воли, где участвовали только драконы, достигшие отрочества. Но самое интересное, что он пришёл к окончанию испытания сразу после старшего брата Даная и его закадычного друга. За это геройство Ильре и был наказан, получив двадцать ударов розгами, вымоченными в солевом растворе.       Солана проскользнула в зал через боковую дверь и тихо замерла в сторонке, жалея несчастного Ильре, но при этом понимая, что отхватил мелкий проныра за дело.       — Великие духи! — орал Родерик. — Где это такое видано, чтобы носящий-энир вёл себя как дарующий-альфир!       Ильре стоял перед отцом, шмыгая носом, вздёрнув острый подбородок и плотно сжав губы, всем видом показывая, что не считает себя виновным. Солана прикрыла платком рот, чтобы анор ненароком не увидел на её лице едва сдерживаемую улыбку. Юный дракон пошёл в отца. Характер у Ильре был далеко не покладистый. Утончённой красотой в погибшего Диаваля, он не обладал его мягкостью и умением сглаживать острые углы. Упрямый, гордый, норовистый — он был истинным сыном Чёрного дракона, впрочем, как и его старшие братья, которые сейчас явно стояли за дверью в ожидании младшего. Так было всегда.       — Ну, как там? — спросил Тит старшего брата.       — Ругается, — тихо ответил Севрил, старший единоутробный брат Ильре.       — Растудыть твою направо, а ведь у нас завтра стрела на реке с синекрылыми. И этот мелкий муфлон, — кивнул Данай на дверь, — не отцепится ведь. Точно знаю, следом пойдёт.       — А ведь верно. Не возьмём — сам явится, а возьмём — получим, — поддержал брата Тит.       — По-хорошему, дать бы вам всем по шее за запретные вылазки на реку, — сказал Севрил. — Да ладно. Сделаю вид, что не знаю о вашей стрелке. А брата лучше взять. Так или этак получить придётся. Сколько наших будет?       — Девять, — важно кивнул Данай. — Мы договорились, что с каждой стороны участвует не более дюжины поединщиков.       — Неплохо. Тогда удачи, братишки. Сами понимаете, мне, как окончившему школу, нельзя зря кулаками махать.       Все разом замолчали, снова прислушиваясь к происходящему за закрытой дверью.

***

      Междуречье. Следующий день. Песчаный берег реки в низине.       — Эх, славная была драка. И не вмешайся этот венценосный, то ещё и с полной нашей победой, — произнёс, разминая спину Данай. — И кто ж знал, что у синекрылых гостит этот белый.       — Вожжа мне под хвост! — воскликнул Ильре, разглядывая своё отражение в воде. — Этот фингал до вечера не сойдёт. Не избежать мне порки.       — Не только тебе, братец, а всем, — заметил появившийся из-за кустов Севрил. — Отцу уже шептуны донесли.       — Да плевать, не впервой! Если бы ты видел, как я венценосному врезал, — скакал вокруг брата Ильре.       — Молоток! Но нам пора, герой. Меня за вами послали.       — Погоди, Севрил. Я попробую холодной водой уменьшить отёк, а ты с братьями в тенёчке поваляйся, — и с этими словами Ильре запрыгнул на мостик, вдающийся в реку, где замковая челядь через каждые пять дней полоскала бельё.       — Хорошо. Ждём твоего возвращения, — крикнул Севрил вслед босому мелкому пострелу.       Ильре добежал до края дощатого настила и опустился на колени. Набрав полную грудь воздуха, он нагнулся, погрузив тёмную голову в воду по плечи. Когда воздух закончился, он, отплёвываясь, дернулся вверх. Отдышавшись, Ильре снова наклонился вперёд, как нежданно-негаданно прямо перед ним показался лик утопленницы. Одежда мёртвой девы зацепилась за острый обломок доски старого помоста, и тело остановилось, не имея возможности плыть по течению дальше. От неожиданности Ильре шарахнулся назад и больно шлёпнулся на попу, в немом удивлении моргая длинными чёрными ресницами, но быстро опомнился и снова подполз к краю дощатого настила, чтобы рассмотреть несчастную поближе.       Лицо незнакомки было прекрасно и спокойно: глаза плотно закрыты, словно она спала. В длинных распущенных светлых волосах запуталась трава. На ней было дорогое парчовое одеяние: дева явно была не из простых и принадлежала к богатому роду. Внимание Ильре привлекло необычное украшение на бледной открытой шее в виде застывшей капли солнечного камня. В его прозрачной глубине будто танцевал живой огонёк. Заворожённый этой необычной пульсацией, Ильре наклонился, опасно балансируя на грани падения, и протянул руку к подвеске. Однако едва он коснулся камня кончиками пальцев, как был перехвачен ледяной рукой. Глаза мёртвой вдруг распахнулись, и она неожиданно сильно дёрнула руку Ильре на себя. Не удержавшись на помосте и громко вскрикнув, Ильре плюхнулся в холодную воду горной реки. Забившись в истерике, он пытался освободиться из крепкой хватки утопленницы, которая утягивала его на дно. Мёртвые губы коснулись лба Ильре, а вторая рука девы легла на мальчишескую грудь и засветилась ледяным голубоватым светом. И в это миг произошло странное: Ильре вдруг почувствовал умиротворение и лёгкость в теле. А затем резко всё прекратилось. Хватка утопленницы ослабла, и он был снова свободен. Ильре видел, как дева с лёгкой полуулыбкой закрыла глаза, раскинула руки в стороны и стала медленно опускаться на дно реки, а вот его самого кто-то с силой потянул вверх. Откашливаясь и дрожа всем телом, Ильре оказался в окружении взволнованных братьев. Они услышали его крик, потом последовал сильный всплеск воды. Не увидев Ильре на помосте, братья ринулись его спасать. Сейчас же, когда первое волнение улеглось, наступила звенящая тишина.       — И чего вы так пялитесь? Ну, упал. Бывает.       — Ильре, — начал говорить после непродолжительного молчания Севрил, — как ты себя чувствуешь?       — Эм, а что?       — Твои волосы… — вмешался Тит.       — А что с ними? — Ильре перекинул длинную косу на грудь. — Ой, они же…       — Совершенно белые, — тихо закончил Данай.       — Посмотри на его глаза, Севрил… — пробормотал Тит. — Они теперь разного цвета.       — И что нам делать? — испуганно спросил Ильре, переводя затравленный взгляд с одного старшего брата на другого.       — Идти домой, конечно, — уверенно ответил Севрил, снимая свою сорочку. — Давай, братец, разоблачайся. Ты насквозь промок. Надень пока мою.       — Да я же в ней утону!       — Тит?.. — Севрил обернулся на младшего брата.       — Ах да, я сейчас. Вот, лучше надень мою, Ильре.       — Да уж, — пробурчал Ильре, натягивая согретую телом и пропахшую потом сорочку Тита. — Я сейчас на дворовую девку похож. Виктя вот так же одета, когда на конюшне в ночи с Марином забавляется.       — И когда ты всё успеваешь увидеть? — подивился Севрил. — И порка после твоих выкрутасов как дохлому припарка. Ничему не учит.       — Идём отсюда, — сказал Данай. — Как-то не по себе мне здесь.       Шли молча, каждый думал о своём. Ильре немного отстал от братьев, остановившись, чтобы отжать мокрые волосы. Он не подавал вида, но в душе сильно беспокоился о том, что скажут родные, увидев столь разительные изменения его внешности. Засунув руку в карман потрёпанных штанов, Ильре тут же вспомнил прекрасную и страшную утопленницу, потому что нащупал и извлёк на свет подвеску на тонкой цепочке, которая неизвестно как попала к нему. Он нахмурил брови, сжимая в руке гладкий солнечный камень, решив оставить все выяснения до дома. А вот в крепости, представ перед изумлёнными и взволнованными родными, ему пришлось выложить всё как на духу.       — Ильре, мальчик мой, — спокойно сказала Солана, выслушав сбивчивый рассказ приёмного сына, — покажи мне украшение той утопленницы.       Ильре посмотрел в непроницаемое лицо отца, нехотя вынул руку из кармана и разжал кулак. В свете горящего камина солнечная капля, казалось, заиграла как-то по-особенному ярко.       — Огонь предков! — охнула Солана. — Это камень рода правителей стихии огня. Он принадлежал пропавшей двенадцать лун назад дочери сына главы саганов Алуэтт. Как же так? Где она так долго была? Как умерла? И как вообще тело попало в горную реку?       — Одни вопросы, и пока ни одного ответа, — задумчиво произнёс анор Родерик. — И вряд ли они вообще появятся, учитывая то, что вода поглотила тело этой Алуэтт.       — Один ответ, мой анор, всё же есть. Наш Ильре более не просто энир. Близится сезон дождей, и в этот раз он обязан отправиться со своими братьями в закрытую магическую школу, только его дорога лежит в крыло для одарённых детей. Прими, что ему нельзя более оставаться на домашнем обучении в крепости. Вместе с амулетом ему перешёл прекрасный, но редкий дар исцелять холодом. А вкупе с его огненной стихией и драконьей вспыльчивостью — это гремучая смесь. При недостатке самообладания он непременно наворотит дел. В школе его научат разумно и с пользой прикладывать свою силу, не причиняя вред невинным. Наш Ильре — действительно сокровище, Родерик.       — И как после сказанного тобой оставить Ильре без нагляда? — недовольно сложил руки на груди Родерик.       — Но ведь драконы подписали мирное соглашение и отказались от нападений и бессмысленных смертей. Теперь развлекаться боем вам только на арене и до первой крови, в пору цветения адонисов. К тому же школа находится на нейтральной территории под охраной мощных артефактов добра. Сам посуди: любой, кто попытается проникнуть на территорию школы со злым умыслом, будет немедленно выдворен за её пределы. Артефакты крылатых хранителей небес невозможно ни обойти, ни перехитрить.       В срединном мире все знали, что всевидящая небесная рать теневой стороны наблюдала, но никогда не вмешивалась в дела драконов, позволив или сгинуть, или найти мужество признать, что без соблюдения мира драконий род обречён кануть в небытие. Школу же для разных рас и одарённых детей крылатые возвели подальше от неспокойных мест: на земле Анёльского круга, полностью свободного от кровопролития и войн, дабы избежать возможных проблем. Дальновидно.       — Солана, я не верю, что все драконы сразу сложат крылья и остепенятся, но, убедила. Под всевидящим оком крылатых хранителей Ильре ждёт тишина и покой.       Родерик признавал, что верные долгу стражи-гаргульи неусыпно следят за порядком на вверенных им для охраны территориях. Он как-то был в тех землях с Диавалем. Его возлюбленный всегда хотел жить под безопасной сенью небес. Но увы, как избранный анор клана Чёрных хвостов, Родерик не мог позволить себе роскошь жить как простой дракон. У него были, есть и ещё долго будут обязанности перед кланом. Наверное, предложение Соланы и есть самый лучший выход для Ильре. В школе крылатых он будет под надёжным присмотром. Да и братья рядом.       Ильре слушал родных и едва не пританцовывал на месте от нетерпения поделиться радостной новостью с братьями. Теперь и ему будет позволено покинуть междуречье, сбежав от скуки закрытой жизни в стенах крепости.       — Сын, — обратился анор Родерик к переминающемуся с ноги на ногу Ильре, — ты всё слышал. Тебе предстоит сразу после праздника сбора урожая отправиться со старшими братьями в школу.       — Да, отец.       — Ты понимаешь, что в свете произошедшего по-другому никак?       — Понимаю. Я согласен.       — Тогда ступай. Ты свободен.       Ильре склонил голову в лёгком поклоне и чинно вышел из зала, тут же срываясь на бег, едва за ним закрылась дверь. Он был безмерно счастлив: и наказания избежал, и какой-то там дар приобрёл.       — Это хорошо, что он будет под охраной, ведь до полного смирения драконов с мировым соглашением ещё далеко, — сказал, вздохнув, анор.       Солана легонько поглаживала большой живот, спокойно улыбаясь Родерику.       — Ты же понимаешь, что я права. За нашим Ильре нужен глаз да глаз. Он ведь ведёт себя совершенно как дарующий жизнь альфир.       — Так тут нечему удивляться. Диаваль погиб, носящих драконов в крепости раз-два и обчёлся. Да и увешаны они малыми детьми, как бусами. Зато задиристых альфиров на десять шагов по три. Некому наставить Ильре на путь истинный, — пробурчал анор.       Солана едва не рассмеялась. Ильре рос чересчур самостоятельным и тянулся к дарующим жизнь сильным альфирам. Его бойцовский характер не укладывался в уготованную ему природой жизнь носящего. Она понимала, что у маленького дракона с белоснежными волосами будет своя собственная судьба, но расстраивать Родерика такими рассуждениями не хотела. Может, повезёт, и вскоре Великие подарят им нежного и ласкового энира, пожелающего для себя тихой и спокойной жизни.